Вирус

Гипократия
   С врачами у меня отношения с детства не сложились.  Медицину я осваивал в походах по разным больницам за справкой в садик. Кроме белых халатов, кафельного пола в коридорах, сотнями слоев краски на столярке ничего существенного. Потом стало разнообразнее, особенно после прививки Манту. Пуговичка неизменно краснела, расширяясь и пугая воспитателей, а позже учителей, пока реакцию Манту я просто перерос. А до этого мать брала отгул на работе и мы шли на очередную экскурсию в медицинские учреждения. Сначала к нашему родному терапевту, незабвенной Галине Григорьевне, которая сопровождала меня от первого осмысления жизни с ангинами, корью, ветрянкой и до самого института. Потом терапевт отправлял в туберкулезный диспансер. Там зимой мама закрывала мне рот шарфом, а летом рукой и на вопрос «а зачем?» поясняла, мол, чтобы галка в рот не залетела. Я рано постиг премудрости бытия людей в кожвендиспансере, где разные дяди и тети грустно выглядывали из-за решетки, а постовой милиционер строго спрашивал: «Мамаша, куда вы ребенка тащите? С подозрением каким вход через другой подъезд!» А позже весело было повторять глупую тираду: «С чего начинается улица Горького? Правильно с ЗАГСа, а чем заканчивается? Венерическим диспансером!» Оба эти весьма необходимые трудящимся заведения располагались на одной улице, одно в самом начале, другое в конце. Ни реакция Манту, ни другие реакции на множество прививок в серьезных заведениях типа туб и вен диспансеров не подтверждались, мать возвращалась на работу, а я на следующий день в садик.
      Как-то мне неслыханно повезло. Все мои сверстники уже имели опыт лежания в больнице, переломов костей, апендиксов или еще чего-нибудь подобного, лишь мне никак не удавалось подцепить что-либо стоящее. Как вдруг соседский мальчишка заехал камнем по моей макушке и на следующий день я гордо светил во дворе чистым бинтом на голове, ну прям как у Чапаева. Счастье мое, однако, оказалось не долгим. Дворовым мальчишкам уже на следующий день моя повязка примелькалась, новеньких, тех, кто не знал бы причину ее появления, и кому я живописал бы страшную историю моего боевого ранения, не было.
   Избегнув переломов, туберкулезов и триппера, на втором курсе института я попал, наконец, в настоящую инфекционную больницу. Судя по перепуганным лицам врачей, вызову родителей за 300 километров и отсутствием диагноза, я вполне мог гордиться, что угодил, таки, в серьезный переплет. В боксированном отделении на троих я узнал историю строительства больницы во времена Екатерины Великой, смог буквально ощутить связь времен, едва пробираясь в бреду в туалет в конце коридора по бугристому полу, Стараясь сохранить равновесие. Соседи по палате пояснили, что пол был конструктивно сделан не из какой-нибудь доски, а положен из мореного дуба брусом 20х20 сантиметров. Мои однопалатники показывали мне бугры, оставшиеся на месте сучков, и с жаром объясняли, как эти бугры проявились со временем на гладкой поверхности пола и кто лично ходил здесь и истирал их, в течение последних 200 лет. При царе, в революцию, Гражданскую и Вторую мировую. Согласитесь, находиться в такой именитой больнице было весьма лестно для меня.
   Это была моя первая госпитализация. Если бы не дневное полуобморочное состояние, в котором я возвращался в действительность только за тем, чтобы предъявить свою задницу  под очередную порцию лекарств, и не ночные бдения с перечитыванием единственного номера «Роман-газеты», то стоило бы снова там полежать, хотя бы ради исторических подробностей состояния прежней медицины. Напротив окон палаты сквозь паутину и пыль давно не мытых стекол угадывался куцый сад с косым входом в подвал, сложенный из красного кирпича и крытый красной черепицей минимум столетней давности. Мои соседи с энтузиазмом пояснили, что в подвале лечили прежде сифилитиков в старые времена. Лечение заключалось в том, что два дюжих санитара по утрам выносили трупы не успевших выздороветь, а остальных, лежащих еще на нарах в сознании, окатывали двумя ведрами карболки. Кто выживал, к утру выползал к двери в подвал, получал кое-что из принесенной родственниками еды и, если показывал стабильное стремление жить дальше, освобождался, как полностью излечившийся. Теперь там был морг и, на мое недоуменнее с усмешкой сообщалось, что покойники инфекции уже не боятся.
   Болеть, как оказалось, было весьма интересно. Сосед, старый пулеметчик, показывал участок черепа без кости, с одной только шевелящейся в такт дыханию кожей, и пояснял, что пуля пошла рикошетом, пролетев через щель в амбразуре пулемета, пробив каску, зимнюю шапку и снесла бы пол головы, но повезло. До сих пор для меня остается загадкой, зачем его держали до меня и от чего лечили после. Вроде бы была простуда и поставив банки санитарка отвлеклась по каким-то делам, а дедок терпеливо переносил тяготы и лишения лечения, пока спина не превратилась в сплошной ожег и после того пулеметчик продолжал жить лежа на животе, сжимая в руках подушку, словно продолжал строчить из своего «Максима».
   Случалось, в палаты заводили студентов медицинского института, и старенький профессор распределял их по двое с задачей поставить диагноз. В моем случае им корячилась неудача. Стеснительно осматривая и робко задавая вопросы анамнеза студенты старались сопоставить свои знания с наблюдениями и вынести вердикт, но! Диагноз не смогли поставить ни врачи поликлиники, ни врачи областной инфекционной больницы, куда уж каким-то студентам.
   Я выглядел как человек, пребывающий в горячке несколько недель, мокрый от не проходящего жара, с раздувшимся животом и увеличенной печенью, которая не помещается в штаны. Ощупывая меня, один другому говорит:
- Слушай, я у него не нахожу печени.
   И пока второй озадаченно пялился на мой бок глаза, я с серьезным видом объявил:
- А у меня печень в детстве удалили!
   Ошарашенные эскулапы задрали рубашку и стали крутить меня с боку на бок.
- А шов? Шов где? От операции.
- Чему вас там учат,- я хотел уже рассмеяться, но серьезно продолжил,- я же маленький был еще, как-то через рот вытащили или через пуповину, я же не помню.
   Пришло время удивлять профессора.
- Ну-с, что тут у нас?
- Одна ангина, дед с ожогом и парень без печени.
   Беззвучно пожевав губами (я не читаю по губам, но было видно, что профессор знал не только латынь, но и нормальный человеческий язык был ему совсем не чужд) глава миссии приказал:
- Марш на пост, двоечники!
      Спустя месяц меня выпустили, так и не уточнив диагноз. Я какое-то время пожил сомнамбулой от лошадиных доз димедрола, получил освобождение от физкультуры на год, а потом вся эта история забылась, оставив животный страх оказаться в подвале с венерической болезнью.
   Жизнь не стоит на месте, медицина развивается, и очередной контакт с потомками Гиппократа не заставил себя ждать.
   Итак, каждую ночь в чужом городе скрипели ступени вышки в военной части, где в кромешной тьме часовой коротал до утра свой срок. Это бы еще ничего, но в просторном вольере с асфальтированным полом соседская собака яростно откликалась на каждый звук. Часа в три ночи овчарка начинала цепью (ну кто же сажает собаку на цепь в вольере?) гонять по асфальту свою пустую миску. К звукам перекатывающейся миски и звону цепи присоединялся петушок, который картавил и выговаривал из своей сакраментальной реплики только «ку-ка» и только фантазия помогала в этом хрипе различать  первую часть птичьей песни. Затем на сцену выходил кот, который флегматично позевывая, садится у края собачьего вольера. Овчарка выдает очередной заливистый лай, кот медленно удаляется, грохнув листом шифера, солдат скрипит досками на краю вышки в надежде разглядеть не то кота, не то собаку, петух завершает цикл своим двуслоговым хрипом. Так продолжается вне зависимости от сезона года, погоды, фаз Луны, падения цен на нефть и подорожанием проезда в городском транспорте. Спать в чужом городе может позволить себе человек с исключительно крепкими нервами.
   Вдруг, ни с того, ни с сего, под вечер обычного серого будня, у меня поднялась температура, появился озноб, а с ним и сухой кашель. В дело пошли лекарства из домашней аптечки. Становилось только хуже. На следующий день меня снабдили противопростудными, противогриппозными и прочими противо- препаратами из ближайшей аптеки. День прошел без улучшений. Приближались выходные, и пришло решение вызвать врача на дом. Яркая блондинка выслушала легкие и торжественно заявила:
- Двустороннее воспаление легких! Срочно в больницу! Идите сразу в инфекционное отделение, вот направление.
   В больницу, так в больницу, вот она, через три забора. А инфекционное отделение сулило, кроме продолжительного больничного, приятные встречи с разными собеседниками и погружение в очередные рассказы по истории. Взвалив подушку и прочие постельные принадлежности, упаковав одежку, миску, ложку, документы и деньги, я отправился в больницу.
   На крыльце инфекционного отделения сидели две санитарки в развевающихся на ветру халатах.
- Куда? Куда?- издали закричали они.
- Ложиться, направление вот, от врача.
- В приемный покой идите, потом сюда, можете сумки оставить, у нас никто не тронет.
   Но вернуться в инфекционное отделение мне больше не довелось. Дежурный врач, зав терапевтическим отделением, выслушав, отправила в свое собственное отделение. Там на сестринском посту у меня отобрали документы и отправили в конец коридора, где фанерная перегородка отделяла тумбочку и две кровати моей палаты. Застелив постель, я прилег, устав от последних событий. Фанера обладала плохой звукоизолирующей способностью, и скрип постоянно закрывающейся и открывающейся двери, стук крышки ведра и музыка сливного бачка разгоняли тучку тараканов, любопытствующих на нового  посетителя. Вскоре они привыкли к неподвижному объекту и без стеснения полезли проверять сумку.
   Заглянула зав отделением и выдала рецепт.
- Аптека внизу круглосуточная, если купите сейчас, то сразу уколем. Только берите импортный, он дороже, но лечит.
   Вдохновленный ясностью положения я отправился вниз в аптеку, где начал тратить свои сбережения. Импортный цефтриаксон вселил уверенность в завтрашнем дне. Еще бы! Он справлялся с золотистым стафилококком, грамположительными и грамотрицательными вирусами и цитомегаловирусными инфекциями. Совсем недавно его прописывали в тяжелых случаях при обширных операциях. Такие же пенициллиновые бутылочки, с такими же синими пластмассовыми кругляшками приносил мой приятель, которому я ставил уколы от последствий беспорядочных половых связей. Дело пойдет на поправку, думал я. Черта с два, думала моя болячка. Кроме антибиотика мне вкололи средство от кашля.   Справедливо полагая, что спать мне тут не дадут, поскольку скрипучая дверь была дверью туалета, я отпросился домой, торжественно пообещав быть завтра на обходе как штык. Практически не очень сопротивляясь, меня отпустили. Самым трудным было удалить тараканов из моих вещей.
   Не знаю, как подействовал на меня антибиотик, но средство от или для кашля изменило мир вокруг. Я так кашлял, что сначала со двора сбежали коты. Петух не проронил ни звука за ночь и всю последующую неделю. Соседская овчарка опасливо ходила по вольеру на цыпочках, стараясь не задевать миску и придерживая лапами цепь. В воинской части совершенно без скрипа нечто тяжелое упало с вышки.
   Через пару дней во время обхода выяснилось, что у меня всего лишь одностороннее воспаление. Но температура не спадала, кашель не унимался.
- А что вы хотите? Воспаление так быстро не проходит!
   Прошло пять дней, неделя, десять дней, а мне лучше не становилось. Импортный антибиотик совсем истощил мои накопления, и я перешел на отечественный препарат.
   Но и он помогал слабо, если не сказать больше. Спустя отпущенное на лечение по стандарту время меня решили выписывать. Я сопротивлялся, как мог, и мне продлили лечение еще на неделю. Но потом все сроки кончились, и я просто обязан был быть здоровым.
- А кашель? А температура? Дайте хоть направление куда-нибудь.
  Мне дали выписку из истории болезни и я отправился в другие учреждения. Справедливо полагая, что мной должен заняться инфекционист, я пришел на прием к нему. Пожилая дама как раз пила чай с пирожками. Вытерев пальцы о бока халата, она запрокинула мою голову назад, осмотрела полость рта и горла и заявила, что по ее части ничего нет.
- Что вы ели утром? Почему язык черный?
   Да что язык, куда мне теперь? У терапевта был, инфекционист послал, хирурги такое не лечат. И тут я вспомнил о сезонной аллергии! Может это аллергия? Это бы многое объяснило, и беспомощность антибиотика, и температуру и многое другое. И как я сразу не вспомнил об этом? Приободрившись таким открытием, я как мог бодро зашагал к аллергологу. Но мой энтузиазм натолкнулся на профессиональный скептицизм.
- Аллергия когда у вас бывает?
- Конец июля - август.
- А сейчас что?
- Так может…
- Не может! Следующий.
   Я побрел дальше по дворику старой земской больницы, в которой мало что поменялось за последние полтора столетия. Некогда красивые стены из красного кирпича, причудливо украшенные пилеными камнями, портики и обрамления окон, всё  выдавало тонкий вкус к прекрасному у древних воителей. Надо же так строить, это совсем не современщина, точка, точка, запятая, вышла рожица кривая. Так, размышляя о стилях архитектуры, я наткнулся на здание бывшей железнодорожной больницы, от которой осталось одно работающее отделение, пульмонология. Постойте! Это же здесь по легким спецюганы работают!
   Я угодил как раз на обеденный перерыв. Круглый человек с круглыми ладонями и такими же круглыми пальцами на руках, в старомодном  халате с завязочками на спине, выкатился откуда-то сбоку.
- Что вы хотели?
- Да, вот, ищу, кто бы помог мне с лечением.
- Присядьте, у меня обед, через пятнадцать минут я вас приму.
   Что такое пятнадцать минут, по сравнению с неделями бесполезного иглоукалывания. Я осторожно присел в коридоре, стараясь не беспокоить образовавшиеся под кожей шишки, и тут же втянулся в артиллерийскую перестрелку, доносящуюся из палат. Некто басисто крыл из орудий главного калибра. Каха! Каха! Другой смачно отвечал тоном повыше. Кхе-кхе. Мое скромное покашливание походило на тявканье противотанковых ружей.
   Меня не обманули, и ровно через пятнадцать минут я поведал в кабинете круглого человечка свою историю, подкрепив её листком выписки истории болезни.
- Встаньте, так, руки вверх, голову назад, дышите, глубже. Теперь спиной ко мне, так, глубже. Откройте рот. Что такое черное ели?
- Я… вроде…
- Тут болит? А тут? А здесь?
   Его круглые пальцы ощупывали мое горло и под ними перекатывались увеличенные лимфатические узлы.
  - Так от чего вы лечились?
 - Ну, врач сначала двустороннее…
-У вас не было воспаления легких.
- Может бронхит?- с надеждой спросил я.
- Не было и бронхита.
- Может грипп?
- Вряд ли. Вот такое  купите, я на бумажке напишу, и горло полоскать сможете?
- А что тут…
- Пол литра теплой воды и накапать йода капель пять, десять. Утром и вечером. Можно днем добавить. Если будет хуже, приходите снова.
   Я вышел на улицу и побрел в аптеку. Было странно видеть одну единственную таблетку, по цене двух поездок на троллейбусе, на которую доктор возлагал наши надежды. Ну, ладно, пополощу, не облезу.
   Скептически размышляя о медицине в целом и круглом человечке в частности, я добрел домой и в прихожей автоматически показал язык зеркалу. Язык был черным, будто я неделю жевал битум или черную шелковицу. Но ничего подобного я не ел! Залез в интернет и поискал симптом «черного языка». Прочитанное меня шокировало! Черный язык не сулил ничего хорошего, это было редкое и опасное расстройство, о каждом случае которого рекомендовалось сообщать отдельно. Жажда жизни погнала меня искать банку и йод, не очень-то надеясь на результат. В голове в такт пульсу чеканилось «ацидоз, ацидоз, ацидоз».
   Утром я понял, что проспал всю ночь! Ни собак, ни котов, ни петухов, ни солдата на вышке! Я бросился к зеркалу, затем к банке, набодяжил йода больше необходимого и сел после полоскания размышлять, может купить вторую таблетку? К вечеру спала температура. Вторая ночь была так же тиха, как предыдущая. Со второй таблеткой решил повременить, понаблюдаем еще немного. Особенно порадовало, что края языка стали светлеть. И вот еще, куда-то девался кашель. Температура была стабильно нормальная и через пару, тройку дней я и думать забыл, что болел. Только некая фотография веточки с отростками все еще оставалась на языке.
   Через несколько дней я показался круглому человеку.
- Что, хуже?
- Нет, доктор, пришел выразить Вам мою признательность за лечение. Температура прошла, кашля нет, и язык приобретает естественный цвет. Один вопрос, что это было?
- Да черт его знает, медицина не на все болезни нашла названия.
- Может,  все-таки воспаление?
- Нет, не воспаление, не бронхит, не грипп.
   Не забывая о финансовой стороне вопроса, я отблагодарил, как мог тогда, этого круглого человека и пошел набираться сил.
   С чего вдруг припомнилась эта история? Кто его знает. Пошел по блату зубы лечить, давайте, говорю, сделаем снимок всех зубов, панорамный, и определимся, что в первую очередь, что позже. А мне в ответ, а сколько вам лет, спрашивает стоматолог. Сказал. О, говорит, ваши сверстники уже давно с железными челюстями ходят, или с пластмассовыми, а у вас еще свои. Не надо оно вам…
   Никакие уговоры не подействовали, не надо и все. Я же деньги принес! Нет, не надо.
   Эх, жаль, что круглый человек только пульмонолог.