Костры в ночи

    Начало марта. Вечер. Порывистый сырой ветер бьется из тьмы в окна дома. Я вышел на мокрое крыльцо. За деревней над школьным парком чернота неба озарялась красными отсветами, словно за деревьями полыхает пожар. Какое-то врожденное тревожное чувство заставило спуститься с крыльца и шагнуть в промозглую тьму. Я шел по дороге за деревню. Присмотрелся - темнота уже была не такая глухая. Глаза различали черные кусты, заснеженное поле, красноватые тучи над ним.
   За полем и кустами горел большой костёр, слышались голоса. От красного пламени костра через дорогу тянулся темный шлейф дыма. Конечно я знал, что это жгут «масленицу».
   Помню этот обычай с детства. В ту пору я не имел никакого понятия о традициях этого древнего праздника. Не знал даже такого словосочетания - «масленая неделя».
Я просто знал, что когда начнутся оттепели - придет Масленица, такой день когда мать обязательно будет печь блины. А отец всю неделю будет запрягать в сани нашу покладистую лошадь Ракету и мы будем ее наряжать. Привяжем на оглобли цветные ленточки и тряпицы, а на дугу колокольчик. На лошадке со старшим братом и друзьями мы будем кататься по улицам села.
     Лошадей было много, и ребятни было много. Но помимо праздного катания дети попутно собирали основу для "масленицы" - тракторные и машинные покрышки. Собранные за неделю покрышки старшие ребята свозили в поле за деревню, и складывали их в высокую горку которую сжигали поздно вечером - это и называлось жечь "масленицу".
   Этого момента ждали, о нем много говорили, старались собрать как можно больше покрышек. Потом хвастались в школе, у кого, в какой деревне «масленица» была выше, больше, горела дольше. Зачастую после такой "масленицы" мальчишки приходили домой чумазые с головы до ног. За что иным и попадало от родителей.
    Мне как-то не довелось поучаствовать в этом действе. В мои детские годы покрышки свозили в поле, далеко от дороги.
   Раз засветло еще я все же пошел с друзьями посмотреть на «масленицу». Уж очень интересно было. Пошли мы напрямик по полю - по насту. Снежная корка ломалась и неуклюжие валенки проваливались и вязли в снегу. Преодолев путь мы были встречены враждебно настроенной «охраной масленицы» - ребятней, которая почему-то, стала нас мутузить. До сих пор помню лицо напавшего на меня мальчишки в клетчатом пальто и развязанной ушанке. Глаза его блестели, а щеки горели румянцем от того, что он весь день катался на лошади. Иные в таких драках и зубы теряли.
   А когда вечером наконец жгли «масленицу» - мы «мелкотня», хоть нам очень и хотелось поглядеть на это, но обычно уже спали без задних ног. Я так ни разу не посмотрел на горящую «масленицу».
    Будучи постарше я всё же еще раз пошел поглядеть, но сильный пронизывающий ветер и мороз меня остановил, и я посмотрел лишь издали.
    А в последние годы ребятни в деревне мало стало, лошадей ещё меньше. Но всегда кто-то из пацанов постарше организовывал других, собирали немного покрышек да прелых рулонов сена, и вновь жгли «масленицу». За деревней вновь краснело зарево.
    Как и я в детстве эти ребята жгущие ночные костры зачастую совершенно не имеют ни какого понятия о смысле праздника Масленицы. Эти костры из покрышек, отголосок традиций наших пращуров, которые мы жжем по инерции, или по какому-то сохранившемуся в нашей крови долгу.
    В какой-то момент я считал, что сжигание этих масленичных покрышек, это язычество, или поддержка языческих ритуалов. Позже принял масленичный костер, просто как интересную народную традицию, пытался подсказать, привнести осмысленность в происходящее. Теперь же, я смотрю на наши «масленицы» совершенно спокойно, и  даже радуюсь, что этот обычай еще живет.
    В нашей действительности, в действительности среднерусской деревни, эти костры во тьме - это хорошо. Они горят и это значит что деревня еще жива, что мы ещё живем.