Цветущие Ландыши

Унылая питерская серость въелась под кожу, и даже дыхание, казалось, насквозь пропитано сыростью. Она устало дует на руки, пытаясь согреться и разминая окоченевшие пальцы. Осень выдалась на редкость прохладной.

— А ты знала, что здесь цветут ландыши? — Он очаровательно улыбается, а ветер играет поседевшими волосами, забавно отбрасывая их в сторону. Хочется домой — поскорее в тепло, к уютному креслу и старой потертой столешнице, за которой Она бы уселась с шитьем. Нужно сделать внучке подарок на Рождество.

— Как? В такое время года? — наигранное удивление Он ловит мягкими складками в уголках губ и нежно берёт Её за руку, уверенно сжимая ладонь. Тропинка оканчивается согнувшимся под напором стихии и времени деревом, под которым таится их робкое чудо. Грубо вытесанные из камня ландыши в дальнем уголке полупустого парка смотрятся как издёвка над страдающей природой. И всё же Она улыбается, разыгрывая восхищение. — И вправду ландыши! И как они не замёрзли в такую стужу?

* * *

Реанимация. Исступлённая, Она захлёбывается оскорблениями, требуя немедленно пропустить в палату. Сметает всё на своём пути. Цепляется взглядом за белоснежное покрывало и влажные бинты на сдавленной голове, пока Он цепляется за жизнь. Это неправда. В груди — маятник сбился со счёта. И Его до отвращения уродливое тело, бьющееся в агонии.

Уже не понимает. Не узнаёт. И вяло трепещут ресницы. Она кричит каждый — на дочь, на безрукую медсестру, на равнодушно осклабившуюся в насмешке луну. Почти не спит, согнувшись от боли, и в отчаянии дышит на ледяную кожу. Будто обжигающе солёное клеймо сможет вернуть Его.

Это мучение. Она умоляет. Приказывает. Зовёт. Но Он не откликается, застыв в мире грёз, покинув Её впервые за тридцать четыре года. Врачи сочувственно шепчутся между собой, но место оплачено. Пусть борется до последнего.

"Эти ландыши будут цвести всегда. После нас. Так же, как цвели до нас", — Ей мерещится его голос. Жестокая игра воображения. Ведь это Он сказал Ей в их первую встречу и получил в ответ дерзкую фразу о том, что "нас" продлится недолго, если вообще продлится когда-нибудь.

Она сжала кулаки, не в силах унять дрожь. Его губы иссохли и посинели, а щёки покрылись желтоватым налётом. Но хуже — глубокая вмятина на почти пластилиновом черепе, пугающая своей пустотой. Мир вокруг стремительно тает.

* * *

Он ушёл ровно четыре года назад. Парк утопает под слоем февральского снега. Она не собиралась задерживаться в его лабиринтах — просто сокращала путь, стараясь не смотреть по сторонам, гордо стиснув зубы. На кладбище дочери не было. Теперь их разделяли жалкие 750км. Расстояние извечно проигрывает времени.

На небе ни облачка, и голый воздух остро врезается в лёгкие. Она поскальзывается на повороте, но всё же удерживает равновесие, неловко взмахнув руками. И пусть. В этот день даже упасть не страшно.

— Прошу прощения, вы обронили, — мужчина возникает из-за спины, смущённо поглаживая — точь-в-точь, как у Него, только чуть-чуть — и протягивая истершийся кошелёк свободной рукою.

— Благодарю, — как всегда, серьёзно и с подозрением оглядывает нашедшего. Но тот вдруг улыбается, так невинно и по-мальчишески, что и на Её лбу разглаживаются морщины.

— А вы знаете, что здесь неподалеку цветут ландыши? — в горле пересыхает, и она стремительно сглатывает, чувствуя нарастающее волнение.

— Как? В такое время года? — говорит и не слышит, будто звуки пропали, разом обратившись в единый тяжелый ком, сдавливающий грудь.

— Не верите? А я покажу, — и Он предлагает Ей локоть, ехидно подмигивая.

А ландыши и впрямь цветут. И будут цвести после них. Так же, как цвели до.