Переживания Анатолия

– Ооо! Вот это да! Потолок как отремонтировали, боже ж ты мой!!! Какие узоры красивые! Зашибись ваще! Жалко, Толя не видит! – восторгался Эдуард Мизинкин. Недавно ему сделали операцию по удалению аппендицита. Теперь лежал в кровати, смотрел в потолок и восторгался.
– Мизинкин, ты чего кричишь? Успокойся, – говорила пациенту подошедшая медсестра Галина.

– Галя, да ты полюбуйся сама, какой ремонт зашибонский сделали! – воскликнул Эдуард, – потолок шикарный, нигде такого не видал! Всё по уму!
Медсестра взглянула на потолок, хмыкнула, потом поддакнула больному. Сказала, что ему врач назначил уколы. Эдуард дружил с зелёным змием, его и на операцию привезли в «подвешенном» состоянии. Содружество спиртного и наркоза вызвало у него белую горячку. В этом состоянии Эдуарду привиделись блестящие результаты ремонта, о котором Галина и забыла, в каком году он проводился.

Когда пациент пришёл в себя, рассказала, как он восторгался. Посмеялись дружно. Мизинкин был мастеровитым строителем, потому, видно, и привиделись ему великолепные результаты ремонта. Пагубное пристрастие появилось после развода с женой.

Променяла жёнка его и сынка на богатенького типа. Угнала в областной город из районного посёлка. Отец вначале гневался на неё, ругал всякими нехорошими словами. Однако сын Толя, упрямый подросток, защищал и оправдывал мать. Чтобы окончательно не рассориться ещё и с сыном, Эдуард перестал вспоминать бывшую жену.

Нашёл утешительницу – продавщицу магазина, тоже разведёнку. А что – завидный жених: пусть двое детей, зато квартира с тремя просторными комнатами, большой кухней, сам – мастер золотые руки. Поселилась она у Мизинкиных вместе с маленькой дочкой. Пять лет прожила, утешала супруга и боролась с его увлечением. Однако терпение у неё кончилось, ушла. После того Эдуард сходился временно ещё с двумя женщинами. Простые бабёнки, весёлые, и интересы с ними общие. Да вот не задержались как-то.

Старший сын закончил строительный техникум, отслужил в армии. Настал его черёд бороться с пьянством папани. В конце концов рассорились они в пух и прах. Уехал Анатолий в Москву и в сердцах сказал, что видеть отца не хочет.

Настало время выписываться из больницы, пришёл младший сын. Они отправились домой пешком. Отец младшего звал и полным именем Георгий, и Жорой, как школьники. Мать, которая иногда приезжала в посёлок, звала Гошей. Подарки привозила. Вот и сейчас идёт, уткнулся в смартфон – материн подарок. Эдуард поглядывал сбоку на сынка. Жорик походил на него. Такой же брюнетистый, смугловатый. У Анатолия – материна порода: светло-русый, синеглазый, с длинными ресницами, лоб высокий.

 Эдуард вздохнул. Затем промолвил:
– Смотри-ка, снеговиков наделали, фигуры разные. Через десять дней будет Новый год. Жора, а давай позвоним Толе. Пригласим его в гости. Вместе отпразднуем… А то семь лет не видались. Не дай бог, помру, и не увидимся…
– Папа, перестань такое говорить! А Толя не приедет, бесполезно звать, – ответил Жора.

25 декабря днём во время работы на стройке Анатолию позвонил братец. Срывающимся, охрипшим голосом он проговорил:
– Толя, привет! Приезжай к нам, папа… Голос его прервался. Анатолий стал кричать, спрашивая, что случилось. Брат откашлялся и сказал:
– Приезжай. Папа умер. Сегодня.

На все расспросы Жора отвечал, что не может говорить, горло сдавливает…
Анатолий кинулся в контору. Договорился, отпросился. Взял билет. Всё это сделано было на автомате. В голове билась мысль о том, что он не простил отца, не помирился с ним и теперь… Что теперь, он так и не мог додумать…

Пятнадцать часов в поезде Анатолий клял себя, терзался. Вспоминал дни, когда с отцом были хорошие отношения. Это было в детстве. Подростковый возраст – сплошное противостояние с отцом. Засыпал на короткое время и опять просыпался и мысленно просил прощения. Потом ругал себя: поздно спохватился…

Прибыл днём. Доехал на такси. До боли знакомая трёхэтажка. Взбежал на второй этаж, позвонил. Распахнулась дверь, и братья крепко обнялись. Анатолий снял куртку, сбросил ботинки. Шагнул в зал. Никого.

– Толик, как я рад! – в дверях стоял отец, распахнув руки для объятия.
– Вы что, а?! Этим разве шутят?! – заорал старший сын.

– Прости, пожалуйста, Толик! Но ведь лучше меня живого увидеть, чем мёртвого! – Отец обнимал Анатолия, а из глаз его текли слёзы. Брат стоял рядом и тоже просил о прощении.