Сборник рассказов - 2

ЧП


     Шло родительское собрание. На сцене актового зала разместился рабочий и почётный президиум. К тумбе-трибуне подходили учителя и родители, высказывали свои и чужие мысли, задумки, идеи, отчаянно критикуя всяческие недостатки.
     Собрание работало плодотворно. Однако, когда решили «подвести черту», попросил слова ещё один родитель. Он оказался единственным из мужчин, рискнувшим выступить, поэтому его пожелание встретило тёплую поддержку.
     - Товарищи, произошло ЧП. Мой сын учится в первом классе у Настасьи Филипповны. Сегодня он пришёл домой из школы мокрый с ног до головы.
     Пауза несколько затянулась. Перешёптывание смолкло, приподнялись головы, склонённые дотоле дремотой.
     Удивлённые, умилённые и вопрошающие лица устремились к оратору. Учительница первоклашек находилась в первом ряду. Внешне сохранив спокойствие, она немного побледнела и затаила дыхание.
     Завуч повернула широко раскрытые глаза к трибуне.
     - Я случайно находился дома, - продолжил отец, - и, наспех переодев сына, ринулся в школу. Дело, конечно, не в том, что в школьном туалете не работают краны в умывальниках и детишкам негде помыть руки и хлебнуть глоток воды. Это мелочи. Всё оказалось трагичнее!
     Зал вздохнул и выдохнул. Президиум побледнел.
     - В то время, как сын находился в умывалке, поток воды вышиб отвинченный, державшийся на честном слове, кран и обрушился на пол. Смелый чадо ринулся водружать кран на место. Но струи бушевали, брызгая мальчику прямо в лицо, наполняя рот, нос и уши водой. Сын захлёбывался.
     В зале не осталось ни одной безучастной души. Спокойное и милое лицо учительницы выровнялось по цвету с январским снегом.
     - И тут, как гром среди ясного неба, как ангел-спаситель, явилась Настасья Филипповна. Она самоотверженно бросилась к ребёнку, оттащила его от разбушевавшейся водопроводной стихии. Позже она говорила мне, что воды было уже по колено, но я-то понимаю: уровень был значительно выше. Они оба могли оступиться, поскользнуться и, упав, захлебнуться. Но благодаря отваге, находчивости и мужеству учительницы сын был спасён. Это как раз та женщина, о которой писал Некрасов. Предлагаю педсовету и родительскому комитету выйти верха с ходатайством о награждении Настасьи Филипповны медалью «За спасение утопающих». Слава учителям и педагогам! Да здравствует Настасья Филипповна! Ура товарищи!
     Короткая, пламенная речь воодушевила зал. Послышались негромкие возгласы: «Ура!» и робкие рукоплескания, которые всё смелели и смелели, приобретая стройность и насыщенность, увлекая всё новых и новых родителей к участию…
     Вскоре разгорелся настоящий шквал оваций. Задрожали стёкла окон и люстр. А зал всё не унимался, грозя надвинуться последним - девятым валом.
     Директор школы приятно улыбнулась, и все, кто смотрел на неё, тоже заулыбались. Завуч раскрыла глаза ещё шире - подобно Алле Пугачёвой и некоторое время испуганно и удивлённо озиралась. Затем она тоже принялась отчаянно хлопать.
     Председатель родительского комитета, женщина с суровым, но справедливым лицом, чуть заметно растянула губы в попытке изобразить улыбку. Секретарь президиума хлопала восхищённо, широко разводя ладони. Весь президиум радостно хлопал.
     Ликовал и радовался весь зал. Двери растворились, нахлынули родители, которые опоздали или не вошли в зал по своим усмотрениям. Они, не зная истинных причин, хлопали громче и значительно усилили гром аплодисментов.
     Триумф был полным.
     Кто-то выкрикнул: «Браво!». Так продолжалось долго.
     Подруги учительницы упросили виновницу несмолкаемых оваций подойти к трибуне.
     Она сразу начала твёрдо:
     - Товарищи, всё было совсем не так.
     Но её никто не слушал и не слышал, даже молоденькая учительница возле трибуны. Настасья Филипповна покраснела, затем покраснела ещё крепче и уже менее уверенно произнесла:
     - Товарищи, всё было не совсем так.
     Гром не смолкал. Наконец заулыбалась и она, как-то просто, добродушно и весело.
     - Спасибо, большое спасибо! – крикнула она в ликующий зал и возвратилась на своё место, задорно продолжая хлопать, пока всё не стихло.
     В заключительном слове директор заверила, что о медали надо подумать, а премия Настасье Филипповне за сей случай обеспечена.
     Вечером отец сказал:
     - Если меня ещё раз вызовут в школу за твои проделки – выдеру, как сидорову козу.








Командировка



Из нашей местной провинциальной газеты крайне редко профессионального журналиста посылали в иные субъекты федерации.

Именно такой служебной командировкой обрадовал меня главный редактор, выдав задание на выяснение: чем живёт народ и что ему нужно для полного счастья? – Старый пруженный журналюга напутствовал:

- Первым делом полетишь в самый дальний регион – на Чукотку, а оттуда пропылишь по отдельным весям и мегаполисам нашей необъятной Родины, не забывая спросить встреченного гражданина, как он все это видит. Объять всё мы не в силах, но в ряде регионов побывать стоит и попытаться определить: что нам нужно для полного счастья? России нужна основанная на патриотизме национальная идея и, имеются реальные шансы, что с помощью твоего предстоящего вояжа мы сумеем её обнаружить. И, если её преподнести с умом, на внедрение дельной идеи в массы денег могут отстегнуть немерено.

- Думаю, многим интересно посмотреть на многонациональную благословенную страну, но придётся вкладывать и свои деньги и попадать в ситуации подобные фронтовым, - предвидя трудности, посетовал я.

Он пояснил:

- И посылаем-то тебя, а не юную гимназистку Нюшу.



Бывалый гражданский пилот в униформе периодически говорил в ларингофоны и поправлял их. Возможно он мечтал о полете на громадном серебристом Боинге в жаркий Мадрид, а бороздили мы с ним пространство над пустынной и бескрайней Чукоткой на вертолёте оранжевой раскраски, по каковой легче его было бы найти в случае вынужденной посадки или аварии.

Глядя сквозь бортовое стекло вниз, я напрягал зрение в попытках узреть среди низкорослой зелёной растительности какую-либо юркую или статичную зверушку, но все отчаянные потуги оказались тщетны.

Не сразу мне стало понятно, что образовавшееся вдали по курсу тёмное пространство — это море. Оно чётко оделялось от воздушного простора, по которому плыла наша двухместная винтокрылая машина, едва приметной прямой голубой линией горизонта.

Вертолёт направлялся туда, где морское пространство отделялось от суши плавной извилистой береговой линией.

До берега, обиваемого ленивыми волнами, мы не долетели. Пилот изящно посадил чудо-машину на возвышенный над морем длинный невысокий холм, на котором собственно и располагалось людское поселение.

В прибрежном посёлке одноэтажные домики, балки как-то уживались с ярангами, где чукчи долгой полярной ночью ожидали рассвета.

Из грузового отсека винтокрылой машины извлекли мешки с почтой, деревянные ящики, картонные коробки и жестяные диски с кинолентами для местного дома культуры, где вечерами и по выходным и праздничным дням строчила надёжная кинопередвижка, раскрывая местному малочисленному населению все наилучшие достижения и пикантные прелести отечественного и зарубежного кинематографа.

Среднего роста и возраста пышущий здоровьем мужчина встретил меня и представился, как глава местного муниципального образования. Этот ладный уверенный в себе крепыш-боровичок, как видно, обладал физической силой и, судя по движениям, занимался прежде спортивной борьбой.

- Пойдёмте со мной, я расположу вас, отобедаете и займётесь своими насущными делами.

- А лётчик?

- Он знает, где отдохнуть, где найти счастье и любовь. Завтра часов в десять, когда прояснится ситуация с погодой, отчалите в обратный путь.

Мы поднялись по красным ступеням крыльца аквамаринового дома. В прихожей стояло несколько пар разнокалиберной обуви. Главная комната служила кухней, столовой, библиотекой и кабинетом. Здесь хозяйка состряпала обед и выставила его на покрытый лазурной скатертью стол.

- Это моя супруга – Людмила, - похвастался глава.

- Евгений, - представился я и обратил внимание на спокойное без единой морщинки лицо и плавные движения её тонкого стройного хрупкого тела, свойственные натренированным спортсменам.

Муниципальный глава продолжил:

- В нашем доме имеются две спальни. Одна наша, а другая для приезжих гостей. Заходите, располагайтесь, оставляйте портфель, мойте руки в мойдодыре и отобедаем.

- С приятной прохладной водой у вас хорошо, - высказался я и поддел руками вверх металлический штырёк, мимо которого ко мне в расставленные ладони побежали из алюминиевого чуть конического цилиндра прозрачные весёлые, радостные ручейки.
Глава пояснил:

- Летом мы закачиваем воду из близлежащего проточного озерца насосом в водонапорную башню, откуда она растекается по пластиковым трубам самотёком по всему посёлку. Перед холодами мы всю воду из трубопроводов удаляем и консервируем их. А в зимний период прямо с порога вёдрами черпаем чистый снег.

Посреди стола на жёлтой деревянной дощечке стояла и благоухала только что сотворённая в русской печи буханка серого хлеба. Казалось, можно насытиться ею одной. Но хозяйка блестящим половником налила мне в глубокую фаянсовую тарелку ароматный вермишелевый суп с мясом. Когда я справился, хозяйка подала мелкую пустую тарелку, а на стол принесла кастрюльку с горячей картошкой, наполненную с верхом большую тарелку с нарезанной толщиной в сантиметр красной рыбой и миску с красной икрой.

Вспомнив, как Иван Васильевич менял профессию, я, глядя на богатство трапезы, подумал: уж не за царя ли меня принимают.

Благодаря полёту содержимое моих внутренних органов спрессовалось, мой желудок был девственно пуст, аппетит во мне разыгрался нешуточный и пережёвывая красную рыбу слабого посола, тающую во рту, я вспоминал, что вдвое меньший стейк в наших ресторанах стоил от 300 рублей.

Напоследок я налопался красной икры с хлебом и чаем.

- У меня хоть текущих дел и немного, но я займусь ими, а вы можете пройтись по нашему посёлку, спуститься к воде, поговорить с людьми. Если возникнут какие-либо вопросы – всё разрулим.

Мы вместе спустились с трёхступенчатого крыльца, и он пошёл в одну сторону, а я - в другую.

Первоначально я предположил, что местное население предварительно оповещено о прибытие журналиста, хотя в последствие утвердился во мнение, что точно также они отнеслись бы и к любому другому заезжему человеку. – Абсолютно все радушно жизнерадостно улыбались, приветствовали меня. Я отвечал улыбкой и пожеланиями доброго здоровия и хорошего дня. Все звали меня испить чаю.

С переполненным животом мне было легче отнекиваться.

Из-за загородок на меня взирали внимательные и понимающие глаза красивых рогатых оленей и рабочих ездовых собак.

Все-таки где–то в конце посёлка я согласился ради интереса зайти в ярангу, где на столике меня ожидали свежие расстегаи с красной рыбой и миска с красной икрой. В знак приличия я всё попробовал понемногу. Чаем, называемым некоторыми киселём, оказался отвар мха с некой горчинкой.

Конусообразная яранга внутри освещалась несколькими электрическими настенными фонариками.

Поблагодарив любезных улыбающихся хозяев, я решился спросить о самом большом их желание и об отношение к патриотизму. Мне ответил начинающий седеть хозяин яранги:

- Да, с патриотизмом у нас все в порядке. Мы живём и работаем на земле наших далёких прадедов. Мы знаем и любим свою землю и тех, кто проживает на ней. Да, вряд ли кому потребуется наша земля – наше богатство. Мы мирные люди и чужая земля нам не нужна даже даром.

Находящиеся в яранге поселковые жители согласно закивали головами, а хозяин после паузы продолжил:

- В наших краях мужчины в основном становятся оленеводами. С детского возраста мальчиков обучают: что и как следует делать. – Уже в юношестве они знают: что нужно одевать, что есть, что пить. Они умеют обращаться с ездовыми собаками, с оленями. Юноши достаточно хорошо представляют, что делать при встрече с волками или медведем. Чтобы стать настоящим оленеводом требуются многие годы повседневной учёбы. Да, в суровых условиях оленеводы продлевают свой род.

- У нас всё происходит именно так, - подержали слова несколько мужских и женских голосов.

- Когда в Донбассе начали заканчиваться кадыровцы, «умные» головы решили им на замену послать тувинцев и оленеводов Якутии и Чукотки. Да, мы против любой войны и против того, чтобы наших ребят, в том числе оленеводов отправляли на войну, как пушечное мясо.

- Тувинца, обгоревшего в танке, привезли на родину, после чего сибирские леса, да, стали гореть пуще прежнего, - медленно промолвил седой, как белый снег, местный житель.

- Вы меня извините, пожалуйста, но никакая связь мне не видна здесь, - откровенно удивился я.

- Да, искры от него летят по всей необъятной Сибири.

- Если бы он искрил, сразу бы преставился, - предположил я.

- От него брызжут жгучие искры на духовном уровне, вот они-то и поджигают обширные хвойные леса
.
- Что ж, если только на духовном глубинном уровне, - неохотно согласился я, понимая, что данная животрепещущая тема обговорена присутствующими многократно.

- Мы за мир, да, мы против любой войны, - подытожил хозяин яранги.

Женщина с седыми волосами подняла вверх левую руку. – Постепенно все смолкли, тогда она произнесла:

- Нам не нужно никакой войны. Когда кто-то с пулемётами и танками захватывает чужую территорию, это говорит о плохом воспитании и психической ненормальности, как это видно по Гитлеру. Если бы у руководства имелось немного ума, то объявили бы войну хищным зверям. Сей час человек идёт в напряжении с двустволкой наперевес в ожидании: когда на него нападёт затаившийся хищник. Возле крупных городов построили бы большие зоопарки с большими вольерами и посадили бы туда сколько требуется хищников.

Мой сосед добавил:

- И для размножения, и чтоб на опыты хватило, как советовал знаменитый почтальон Печкин.

С мнением пожилой женщины все считались, и она продолжила:

- Тогда бы мы истребили всех оставшихся хищников и уже спокойно ходили бы по тундре и по тайге. А то что получается, задрал медведь оленя, а человек может по нему стрелять только когда медведь нападёт на оленевода. – Это что человеческие законы? – Нет. – Это античеловеческие законы. Повторяю, нам не нужны ни войны, ни убийство даже одного человека.

Все молча кивали в знак согласия, выражая единодушие.

Поблагодарив за содержательную беседу и изысканные яства, я простился добрыми гостеприимными оленеводами и направился к бескрайнему морю, у которого меньше пищали кровожадные комары, зато стаями летали мошки, несмотря на лёгкий ветерок.
Слабый сырой туман скрывал дальние берега.

Белые красивые гребни темных волн роптали, шумели, выбрасывали на берег морские дары: темно-коричневую тину, ракушки, камни. Волны откатывались назад, чтобы собраться с силой и совершить свой девятый вал.

На берегу каждый житель посёлка чем-то занимался, а не загорал.

Вопросы мои все встречали с радужной жизнерадостной улыбкой и отвечали охотно, но как-то односложно, коротко и советовали: вы лучше спросите у главы. На вопрос: какая ожидается погода, большинство рекомендовало поинтересоваться у главы.

Они несколько стыдились своего непередаваемого акцента или употребления слов, не отвечающих назначению.

За время прогулки размялись затёкшие с непривычки к полёту ноги. Я приобрёл много новых незабываемых впечатлений и главное, что стало мне понятным - это единение в безграничном доверие руководителю.

Первоначально я планировал переговорить с главой на темы задания, но после лёгкого ужина я прилёг отдохнуть и забылся крепким сном.

Чаепитие показало, что большим разнообразием меню стола не отличалось. Хлеб оказался вновь испечённым, тёплым. Скорее всего я и проснулся от этого непередаваемого шикарнейшего аромата, отдававшего чем-то деревенским, древним, старообрядческим.

- Каким мясом вы вчера меня почивали? -  Вроде бы не оленина, может быть с Большой земли вам привезли?

- Это мясо кита, - ответила хозяйка.

- Вроде бы только три страны в мире, насколько мне известно, имеют китобойные флотилии.

- Да, - ответил хозяин, - они добывают громадных китов в промышленных либо неких научных целях. Но местному прибрежному населению не возбраняется добывать китов для собственного потребления, коим они занимались веками прежде.

- Мне всё же больше нравятся киты живые на кино- или телеэкранах, - посетовал я прискорбным тоном.

- И нам тоже, - согласилась Людмила.

- Однако киты занимают большое место в нашем жизнеобеспечение, иначе в пищу пришлось бы пустить десятки оленей вместо одного кита. Когда идёт охота на кита с баркаса либо самоходной баржи, кит и сам понимает, что он должен послужить пищей для людей. – Ведь он обладает силой и запросто может перевернуть утхлое судёнышко.

- Пожалуй, - я согласился, вспоминая виденные фильмы о китах с белыми высокими фонтанами и мощными ударами хвоста.

- Когда трактором вытягиваем тушу кита на сушу, в разделке принимает участие все наше население. – Кто режет либо рубит, кто засаливает в бочки, кто катит бочки и поднимает их на гору специальным лифтом, кто катит бочки дальше в общее хранилище. Используем добычу полностью, что не съедаем, то сжигаем в печках, а из костей двое наших умельцев изготавливают предметы обихода, красивые сувениры либо произведения искусства. – Безотходное производство.

- Часто ли вы за ними охотитесь?

- Во-первых – когда позволяет погода, во-вторых – когда есть куда складировать припас, в-третьих – мы не забиваем по два или три сразу, так как и с одним управляемся с большими трудами – все участвуют и стар, и млад. Производством и подносом еды, работающим в это время, занимаются старушки и дети.

- А происходят ли какие-либо непредвиденные задержки в вашем отлаженном производственном процессе?

- Как-то случилось один раз, - вздохнула хозяйка.

- И что же приключилось? Что-нибудь с лифтом?

- Лифт у нас работает от электричества либо на оленьей тяге. – Здесь полный порядок. Просто однажды мы уже зачалили тросом кита за хвост, чтобы трактором вытягивать из воды на берег, а нам радируют: подождать. – Какой-то деятель едет взвешивать кита.

- Неужели вправду взвешивали? – переспросил я.

- Нет. Пофотографировался он рядом с китом, дали ему и его охранникам свежего мяса, и он улетел, а нам-то пришлось более интенсивно вкалывать. Хорошо, что каждый знает: что ему делать.

- Это понятно. А вот скажи, голова, чего вам не хватает, чего бы вы хотели для улучшения жизни в глобальном масштабе?

- Таки и здесь все понятно. – Мы постоянно заказываем, постоянно просим подвезти нам овощей, фруктов, свежей зелени, а нам постоянно присылают просроченную Пепси-Колу. И пишем во все инстанции и говорим всем, и всё, как об стенку горох. Мне лично очень стыдно перед людьми, и нечего не могу поделать.

- От цинги мы умирать не собираемся, но повторяющиеся из года в год гадости должны иметь предел, - сказала Людмила.

- Это не просто бюрократы, это вредители.

- Как-то один милиционер говорил мне, - вспомнил я, - что с вредительством у нас покончено в 37 году.

- В 1937 году репрессии большевиков в первую очередь направлялись на то, чтобы сохранить тайну, что Сталин – главный сатанист того времени - являлся предателем. Тогда, если один человек просто поздоровался с другим, уже это могло служить основанием ареста, пыток либо убийства. В ту пору много честных людей сложили головы, а настоящие вредители сидят сейчас в Думе либо в Правительстве и много занимают чиновничьих мест.

Мне нечем было парировать его слова.

После очередного чаепития глава проводил меня до винтокрылой машины, и мы простились с надеждой на светлое будущее той прекрасной поры, какую видел еще Некрасов.

Вновь под шумными лопастями зияла почти пустынная зелёная земля, за которую люди уцепились и на которой выживают.



Из небольшого аэропорта на аэроплане местной авиалинии после полудня я прилетел в областной город Хабаровск.

Поскольку багаж у меня отсутствовал, я с единственной сумкой-портфелем достаточно быстро очутился в зале аэропорта, где теребенькнул мобильник. СМС-сообщение говорило, что мне забронировано и оплачено место на рейс, вылетающий в Иркутск через два часа, откуда после посадки также через два часа мой очередной лайнер доставит меня в Екатеринбург.

Дорогой я посылал по интернету краткие сообщения по результатам задания. Возможно эти или какие-то иные обстоятельства послужили сокращением времени ответственной командировки.

Конечно, имелся авантюрный вариант прогнать на такси через город и без оглядки шпарить обратно. Но я решил не рисковать.

Уладив дела с билетами, я решил присоединиться к четырём таксистам в рубашках с короткими рукавами, которые, пользуясь летней солнечной погодой, в ожидание пассажиров резались в подкидного дурака на бежевой крышке багажника одного из автомобилей.

- Здравствуйте, уважаемые трудящиеся, - приветствовал я, - извините, что я не еду в город. Я корреспондент областной газеты, вблизи Москвы. Если нужно могу показать удостоверение.

- Бумаги покажешь полиции, - ответил самый низкорослый из них чернявый с пышной вихрастой причёской мужчина.

- Что собственно вам надо? – спросил круглолицый рябой его сосед.

- Мне надобно задать вам пару вопросов, - сказал я, - и обещаю, что ни в коей мере не оторву вас от вашей профессиональной деятельности.

- Он еще и язва, - улыбнулся второй сосед чернявого – тощий парень, на котором бобочка висела, как на вешалке. Его тенорок напоминал птичье утреннее щебетание.

- Если корреспонденту областной газеты не у кого больше спросить, не кому больше задать каверзные вопросы, валяй, спрашивай, - резюмировал басом самый высокий из них шатен с короткой стрижкой и натренированной мускулистой шеей.

- Хотелось бы уточнить ваше отношение к патриотизму.

- Пожалуй мы любому кровь пустим за нашу страну, - сказал чернявый, тщательно тасуя колоду.

- Это точно, - поддержал рябой.

- Хотя кто что называет патриотизмом, - произнёс тощий.

- Что вы имеете в виду? – короткостриженый спросил и его и меня. Его бицепсы говорили о недюжей физической силе.

- Носить лапти патриотично или нет? – спросил тощий и ответил себе, как армянское радио, - тот, кто считает патриотичным носить лапти, оденет их лишь в рекламных целях.

- Это точно, - согласился рябой.

- Тут видишь ли, дело в чём, - пояснил высокий, - приезжал к нам один и рекламировал Ладу, рекламировал Калину, в общем, изделия нашего любимого отечественного автопрома, которые нам в нужны, как корове седло или как зайцу пятое колесо.

- Автопром приписывает себе сборку в России Тойот, Фордов и других иномарок-легковушек, - пояснил чернявый, - но, пожалуй, бесспорным достижением, лидером автопрома все равно остаётся автомобиль Ока.

- Ежели углубиться в прошлое, - сказал тощий, - то Фиатовская Копейка была значительным шагом вперёд по сравнению с Москвичом. Однако с той поры минули десятилетия, а дальнейших серьезных шагов автопром не сделал вообще – здоровья не хватает, а воз и ныне там.

- Мы же покупаем из Японии красивые шикарные автомобили с малым пробегом и малыми царапинами дешевле Жигулей, ну а комфорт, удобства, оборудование у японцев такое, что многим многострадальным нашим автолюбителям даже и не снилось, - пояснил высокий, лихо отбивая козырным тузом бубнового короля.

- Так что носить лапти мы уже разучились, - пропел тощий.

- Мы, пожалуй, с удовольствием с радостью поддержим отечественный автопром, когда он будет выпускать машину схожие по уровню с приобретаемыми нами сейчас, - заверил чернявый.

- Только вот жить в эту пру прекрасную не доведётся ни мне ни тебе, - добавил рябой уныло.

- Кто из вас дурак? - спросила подошедшая женщина в розовом платье.

- Зоинька, мы здесь все дураки, - ответил тощий, а мне пояснил, - она у нас за бригадира. – Ведёт все бумаги, все дела, общается с иными организациями, в том числе с крышей.

- Я думал, что с крышами уже покончено.

- Ну, – принялся за воспоминания высокий, - началось еще в восьмидесятых. Тогда ко мне подсел один плюгавый пацан и, когда мы отъехали от магистрали он сказал, что мне придётся платить деньги за крышу. Я уже взял в руку монтировку, чтоб его отдубасить. А он мне сказал, что сам он человек маленький, что можно его покалечить или убить, но тогда мой дом спалят, а родных поубивают. – Неужели ты этого хочешь, удивился он. Я же спросил его, что вдруг милиция начнёт их раскапывать. Так он меня уверил, что с ментами все схвачено и, в крайнем случае, неужели я хочу сделать сиротами ментовских детей. Вот так и живём.

- Зато другие бандиты к нам не лезут, - сказала Зоя и приподняв тонкие брови продолжила, - итак, что-то вы все о грустном.

- Так вот парень попался малосведущий, - кивнул на меня чернявый.

- Просто мне хотелось бы узнать, что вас больше всего беспокоит, в чем наибольшая потребность?

Зоя ответила:

- Нам нужно, чтоб сюда не совался отечественный тупорылый автопром со своими давно морально устаревшими изделиями, у нас итак имеются классные японские автомобили. Кстати японцы и прежде и сейчас готовы построить здесь на Дальнем Востоке современнейший завод по выпуску современных автомобилей при возврате им ихних островов, где наши соотечественники и поныне влачат жалкое существование.

- Интересная идея. Слышал я, что здесь у вас много китайцев. – Не совершат ли они у вас культурную революцию.

- Вообще-то китайцы преисполнены уважения к собеседнику, тем более к иностранцу. Культурную революцию организовала жена Мао Цзе Дуна. В результате этого мероприятия погибли десятки миллионов человек. – Это сродни тому, как у нас большевики-сатанисты заставляли людей заниматься богоборчеством. Кроме служителей культа – священнослужителей, шаманов и иных – уничтожались рядовые граждане даже просто по разнарядке.

- А сейчас последыши этих комуняк заседают в Думе и правительстве и занимают чиновничьи посты, - добавил тощий.

- Китайцы же с глубокой скорбью относятся к жертвам культурной революции, у нас же все еще продолжают прославлять убийц, террористов, предателей, - сказала Зоя.

Я поблагодарил за доверительную беседу и, щурясь от солнечного света, поспешил к стойке регистрации получать посадочный талон.



Иркутск встретил мелким дождём. Только и хватило времени выпить пару чашек мелкорастворимого кофе с пирожками, как в зале ожидания громогласно трижды объявили регистрацию на мой рейс.

В салоне авиалайнера справа от меня возе иллюминатора сидела женщина лет пятидесяти, совершенно спокойно перенёсшая взлёт.

Оказалось, что она живёт и работает в Иркутске. Соседка сообщила:

- Сейчас я лечу отдохнуть и подлечить здоровье на водах в Карловы Вары к чехам, которые сдали Колчака большевикам-сатанистам и умыкнули наше богатство - изрядную часть золотого запаса империи.

- Вы уже бывали в этом замечательном месте?

- Мне нравится этот курортный городок. На меня благотворно влияют и воды, и климат. И меня успокаивают стайки беззаботных тёмненьких форелей, когда я смотрю на них с набережной или моста через реку Огрже. Из Екатеринбурга наладили прямой рейс на Прагу.

- Я вам завидую, - признался я, - а что вы думаете о патриотизме?

Она взглянула на меня с насмешливой улыбкой и произнесла: - Англичанин Джонсон в 1775 году сказал, что это последнее прибежище негодяя. Применительно к нашей стране он то поднимался, то падал. 10 -20 лет назад патриотов шельмовали националистами. Вроде бы он достиг вершины в период Отечественной войны 1812 года, но и тогда кто-то же встречал Наполнена у Москвы, перед тем, как его солдаты словно пожарники тушили нашу древнюю столицу. Если взять проигранную Крымскую войну, там патриотизма явно не хватало, чтобы обеспечить пополнение армии и ее снабжение. Не хватало его и в проигранную Японскую войну, когда крейсер «Аврора» трусливо бежал от Цусимского сражения, а сухопутные войска получали вместо вагонов со снарядами вагоны с шампанским. В Великую Отечественную идейные власовцы считали себя патриотами, намеревавшимися освободить страну от ига большевиков-сатанистов. – Как видно, патриотические воззрения возрастает при тяжёлых ситуациях, при катаклизмах. Сейчас его пытаются поднять, чтобы отвлечь население от все продолжающегося углубляться демографического и экономического кризиса.

- Спасибо за обширное и интересное разъяснения. – А вот чего бы вы конкретно пожелали в Иркутске?

- Уже несколько лет большие проблемы с финансированием детских садиков и школ. Сейчас же встал ребром рыбный вопрос – неимоверно возросли цены на наш байкальский деликатес - омуль. На самом деле все кругом дорожает, а доходы населения падают и падают. Такое впечатление, что нас всех хотят загнать в угол, а когда у кого-то сдадут нервы, развернуть широкомасштабные репрессии. Вот и хотелось бы, чтобы все это не повторилось в нашей многострадальной стране, в том числе ив Иркутске.

- И что же для этого надо?

- Нужно всего лишь навсего немножко разума. – Вот вляпались мы на Украине, в Крыму. – что делать?

- Подскажите.

– У хорошей машины всегда есть реверс – задний ход.

- Похоже, вы правы.

- Тогда давайте отдохнём от очевидных мыслей, - произнесла она шёпотом и прикрыла глаза для сладкой дрёмы.

Уже после приземления самолёта я поинтересовался ее профессией.

- Я чиновница, каких в нашей многострадальной необъятной стране очень много, - ответила она.

- Наверное вы знакомы с коррупцией?

- Отнюдь, - сказала она серьёзно, - я нахожусь внизу иерархии и не имею внешних связей ни с гражданами, ни с организациями. И не собираюсь менять свое рабочее место.

Сойдя по трапу на твёрдую землю аэродрома вечером, мы простились с взаимными пожеланиями успехов и счастья.



Из очередного СМС я узнал, что мне забронирован комфортабельный ночлег в городской гостинице и билет на дневной самолёт в Москву, откуда через полтора часа очередной лайнер заберёт меня в Калининград.

Встав в 6 утра, повторно приняв душ, я спустился в круглосуточное кафе и после лёгкого завтрака попросил администратора вызвать такси.

- Мне надо в Уралмаш, - сообщил я водителю, - надеясь попасть на легендарное предприятие, о котором известно всем в нашей стране с детских пор по знаменитому фильму о войне, где одним из героев фильма являлся Саша с Уралмаша.

В проходной у вертушки охранница в темно-синем берете направила меня в бюро пропусков.

За окошком средних лет молодящаяся женщина в цветастой блузке и летнем лёгком сером костюме в ёлочку словно под микроскопом изучала моё удостоверение. Наконец она взглянула на меня и произнесла:

- Могу вам предложить встретиться с членом профкома, бывшим сталеваром и бывшим фрезеровщиком, который, после того, как здоровье его стало подводить, хотел уволиться, но его всем миром упросили остаться на профсоюзной работе.

- С удовольствием, - ответил я тихо, понимая, что мечты сбываются.

- По лестнице поднимитесь на второй этаж, пойдёте по коридору и найдёте с левой стороны дверь с табличкой профком. Я же, пока вы идёте, позвоню ему, чтобы он вас принял.

Мы встретились в уютном кабинете, уставленном старыми канцелярскими шкафами с книгами и современными стульями.

Он перехватил мой взгляд на книги в шкафах и посетовал:

- Здесь в основном пылятся тома, написанные большевиками-сатанистами, неоднократно их пытались списать и актировать, только руководство пока не даёт на это добро.

Его возраст, светло-русые вихры и добрые васильковые глаза мало что говорили о слабом здоровье.

- Кто впервые в данном кабинете меня видит, удивляются, загодя предполагая встретить старого проезженного профсоюзного хрыча. Однако я попал в непростую переделку и теперь нахожусь на строгой диете и под постоянным контролем врачей.

Он предложил, а я не отказался от чашки горячего ароматного кофе из импортной кофемашины.

- И вас интересует? – спросил он.

- Видите ли, наша редакция озаботилась парой вопросов, какие не привязаны к конкретному предприятию или цеху, а хочет уловит общее настроении и отношение, например, к теме патриотизма.

- Что касаемо патриотизма, так у нас здесь все патриоты, иных не сыскать. У нас профессия сталевара передаётся на генетическом уровне. – Заводы дымят, экология нарушена, здоровье у людей подрывается, а они все равно трудятся на благо отчизны. Да и куда поедешь отсель, разве нас где-нибудь ждут с распростёртыми объятиями? Ездили тут одно время патриоты в Донбасс деньги зарабатывать, чтобы с кредитами расплатиться. Но кого в цинке привезли, а некоторые пропали вообще безвести. Ведь хохлы уже обучились воевать и пленных не берут.

- А как же грушники?

- Тем трём грушникам повезло, наверное, имелось специальное указание на их счёт. Поэтому отчаянные патриоты почти перевились, а осмотрительные патриоты решили проводить отпуска в иных местах.

- Ну, а то что наш нынешний кризис получился затяжным, как это влияет на общее настроение?

- Хреново здесь влияет. Вот захватили Крым, нарушив международные законы. В ответ получили санкции. И недополучили инвестиций – денежных вливаний. – Значит мы не можем выпустить должное количество продукции, значит зарплата меньше ожидаемой, значит и налоговые отчисления меньше. Стало быть, даже смехотворные санкции наделали ощутимые бреши и сократили наши достижения. А Крым всю жизнь являлся дотационным регионом, и сейчас в него вбухали и продолжают вбухивать безответные десятки миллиардов. Будь он не ладен.

- Может быть там все еще наладится.

- Для этого нужны очень большие вложения в течение многих лет. А у нас здесь для заводов денег не хватает. Да и климат там суровее Египта и Турции. И чего стоят четыре ночи – пять дней.

- Это что – пансионат?

- Желающие попасть в Крым на своём автомобили столько времени проводили в очередях на переправу. В общем кто-то наделал, извиняюсь, ошибок, а отвечать здесь всем нам. Зачем нужен был этот остров, который ввёл страну в очередной глубокий кризис, окончание которого не видно. Своих земель у нас полным-полно, даже китайцам в аренду дали. Я до травмы прокатился по Золотому Кольцу и сердце кровью обливалось, когда видел прежде обрабатываемые поля, ныне зарастающие кустарником.

- Вот, скажите, чего бы хотелось Вам для Ваших товарищей по работе, для столицы Урала - для всего города Екатеринбурга.

- Если не видно улучшения, надо ждать ухудшения. Чтобы страна процветала, нам нужен мир. Нужно вывести военных из Украины, наладить взаимоотношения с Украиной и тогда со всем миром. Взаимоотношения добрососедские, партнёрские, взаимовыгодные - в этом ключ к успеху.

Я поблагодарил за содержательную беседу, за уделённое время и простился с профсоюзным деятелем.

До старта самолёта я успел выполнить все формальности.

В Москве я чуть перекусил и без проблем совершил пересадку на рейс до самого западного областного центра страны.



Город встретил вечерней суетой. К моему удивления управляли трамваями и троллейбусами исключительно женщины. На улице часто встречались военные в форме, в том числе моряки.

Поскольку времени до обратного рейса у меня оказалось достаточно, я наконец хорошо выспался, принял душ, сдал номер, позавтракал в кафе и решил просто прогуляться по городу с тем, чтобы в этом процессе найти умного и знающего собеседника.

Уже позже я узнал, что вполне мог на электричке сгонять туда-обратно к Балтийскому морю.

В старинном городе встречались новостройки, но сохранилось много домов, покрытых темно-красной черепицей. Это была кладезь исторического наследия. Один кафедральный собор с органом чего стоил.

Как это случилось, я не понимаю и сейчас. – Ноги сами меня привели к могиле философа Канта.

Из-за чёрной ажурной ограды на меня глядел мальчуган с вихрастой светло-русой причёской в апельсиновой майке, баклажановых шортах и вишнёвых сандаликах.

Поправляя правой рукой свои разбросанные вихры, он совершенно серьёзно спросил меня:

- Ты кто?

Без задержки я автоматически ответил:

- Журналист.

Глядя на меня или сквозь меня, мальчик удивился:

- Для чего ты пришёл сюда?

- Знакомлюсь со старинным городом, с интересными достопримечательностями, с интересными людьми.

 Что тебе надо?

- Больше знаний, больше информации.

И тут совершенно неожиданно, как гром среди ясного неба, раздался сильный и звонкий женский голос:

- Саша, Саша! Ты где?

Мальчик вышел через калитку из чёрной железной ограды, обрамлявшей могилу Канта и молча пошёл к взволнованной матери.

- Просила же тебя далеко не отходить, - причитала та, снизив тон.

А я вдруг отчётливо понял, что это сам Кант задавал мне вопросы устами непослушного мальчика.  И осознал с досадой, что беседа с Кантом неожиданно прервалась и я его ни о что не спросил.

Что-то невидимое словно облако меня обволакивало со всех сторон, а атмосферный столб принялся давить на меня гораздо сильнее, портфель в руке потяжелел, температура воздуха была менее восемнадцати градусов, но моему телу стало чрезвычайно жарко.

Я искал глазами философа, нигде не находил и никак не мог прийти в себя и не понимал: что делать.

Потихоньку я отошёл от захоронения и присел на ближайшую скамью.

- Ну что, приходим в себя? – спросил плотный короткостриженый мужчина, оказавшийся на этой скамье. На нём, как влитая, сидела голубая безрукавка от лётной униформы, полуспортивный темно-синие брюки и видавшие виды коричневые плетёнки.

В ответ я смог лишь посмотреть в его карие глаза.

- Старый немец помогает людям понять - для чего они живут. Обычно возле этого святого места люди говорят правду.

- Я сказал правду, я – журналист.

- Понятно, а я пенсионер, служил военным лётчиком, демобилизовался и уже почитай десяток лет на пенсии, подрабатываю в автосервисах, как специалист по электронике.

- А вы не боитесь, что на этом откровенном месте разболтаете какую-либо важную секретную правду?

- Эх, в нашей стране все секреты от собственного народа. Все же настоящие секреты пока они еще не засекречены уже знают и в западных странах, и там - в братском Китае.

- Как вы относитесь к патриотизму?

- Все военнослужащие – патриоты, если не предатели, каким являлся к примеру сатанист-Сталин.

- Получается из данных ваших слов, что советские патриоты-военнослужащие выполняли во время Великой отечественной войны предательские приказы.

- Что происходило перед войной и результаты начала войны именно об этом однозначно и говорят.

- Но история повторяется, то есть и сейчас возможны подобные вещи.

- Имеется патриотичная песня, какую слышали все. Там есть слова: «…Чужой земли мы не хотим ни пяди…». Именно эти слова высокопатриотичной песни нарушаются сегодня.

- Да, уж, - примолвил я.

- В Донбассе имели место случаи, когда наши целые подразделения отказывались от боевых действий на стороне бандитов.

- Быть может не знают, чем занять армию?

- Когда я еще не ходил в школу в нашем городке возводили дома главным образом силами окрестных воинских частей и тогда солдаты не думали, что кто-то направит их строить генеральские дачи, а теперь строят дачурки и офицерам. И вряд ли это поднимает патриотизм.

- Согласен, что звание патриота как-то надо защищать и отстаивать. Какие глобальные проблемы имеются в драгоценной Калининградской области и как их решать.

- Прежде всего, следует сказать, что многие, несмотря на хороший здешний приморский климат, уехали бы с этой оккупированной территории в Россию, но там ни кола, ни двора. Там тоже ворох проблем и с жильём, и с работой. И куда крестьянину податься? Грабят кругом, грабят самых незащищённых – пенсионеров.

- Слово пенсионер уже не звучит гордо.

- Мафия разрослась при ваучерах, которые первоначально планировали сделать именными, а на деле выдали безымянные ваучеры. – Тогда чиновничество и бандиты имели одну цель – завладеть ваучерами и всей страной. – Эти общие грабительские цели их объединили и теперь это общее целое – кто из них, кто – понять теперь сложно.

- Если же взглянуть все же на Калининградскую область – что здесь более всего беспокоит?

- У нас есть проблема с янтарём. Около трёх тысяч людей не от хорошей жизни вынуждены заниматься незаконной добычей янтаря, и, считается, что их совокупная добыча превосходит то, что добывает легально государственный комбинат со всей необходимой техникой, тогда как у нелегальных добытчиков обычным орудием является лопата. Главное в этой проблеме то, что добытый нелегально янтарь в основном утекает за границу. Вот к примеру, в тайге люди собирают орехи, живицу, грибы, ягоды и сдают государству. Почему бы и здесь не сделать подобное. Можно ведь выдавать лицензии на законную добычу, по которой копатель обязан сдавать янтарь государству, а не на лево. У проштрафившихся можно отбирать лицензии или строже их наказывать. Если бы подобная система заработала, то и государство было бы с янтарём и люди получали бы легальную достойную зарплату. Все оказались бы довольны.

- А вы лично встречались с копателями.

- С виду это обычные люди, работяги – попробуй-ка целый день в любую погоду лопатой помахать. Однажды я побывал на их нелегальном рынке, который утром длился всего менее получаса. Там я видел, как поляк покупал кусок янтаря величиной с кулак.

- Почему же такое не происходит? – Может быть кто-то сверху крышует это беззаконие, подобно тому, как прокуроры крышевали игорный бизнес, что стало известно, когда они попались.

- Опять мы можем здесь говорить о предательстве – предательстве интересов народа, интересов страны.

- Благодарю вас за оптимистическую беседу с ценными конструктивными предложениями, но мне пора собираться в редакцию, где с нетерпением ждут моего полного отчёта по командировке.

Мы тепло простились, и я направился к пешеходному мосту через реку Преголя подышать речным и морским воздухом.


Затем такси увезло меня в аэропорт, далее Москва и родной город.





Чего только не бывает в дороге






Михаил планировал выполнить намеченную работу за два дня, но сложившиеся обстоятельства позволили управиться за день. – Он приехал в далёкий областной центр на новом перламутровом Фолькс-Вагене поутру, везде успел, всё правильно оформил и решил, что сможет за ночь вернуться домой.

В декабре вечерело рано. Благодаря пасмурности ночной морозец стоял лёгкий, а далёкие серебристые звезды попрятались за темными тучами.

Шипованная резина шуршала и позволяла держать хорошую скорость.

За два часа до полуночи Михаил поймал самого себя на откровенном зевании, а вскоре обратил внимание, что утомлённые натруженные глаза принялись самостоятельно слипаться.

- Всю прошлую тёмную ночь крутил баранку автомашины. Все-таки лучше следовало бы заночевать в знакомой городской гостинице. А поутру со свежей головой добрался бы надёжнее, - произнёс он и осознал, что и язык во рту, и губы, и голос тоже устали от напряжённой работы и хотят поспать.

- Каждая клеточка моего организма умопомрачительно хочет спать, - раздумывал он над сложившейся ситуацией, - поэтому для предотвращения аварийного попадалова стоит поспать хотя бы три тысячи шестьсот секунд.

Приближались оранжевые уличные фонари придорожного старинного посёлка, раскинувшегося по обе стороны оживлённой автомобильной трассы.

Выбрав место, где чуть загрязнённая дорожная обочина расширялась, Михаил аккуратно притормозил и подобно Штирлицу поставил будильник часов в рабочее состояние, затем с удовлетворением сомкнул свинцовые веки.

Подремал он от силы всего минут пять. Его разбудил настойчивый стук в окно. – Дед с седой бородой в рыжей ушанке делал знаки опустить стекло.

В образовавшуюся брешь Михаил спросил полусонным голосом:

- Чего тебе надобно старче?

- Хочу предложить ночлег и тебе, и твой машине.

- Дорого возьмёшь?

- За тысячу рублей все удовольствие, ещё и горячим чаем напою.

- Договорились, - согласился Михаил без долгих раздумий.

Когда подъехали к неказистому потемневшему от времени бревенчатому дому с красной кирпичной трубой и шапкой снега на крыше, дед посоветовал:

- Ты сейчас задом подай – поутру лучше будет выезжать из ворот.

Вошли в прихожую, и дед спросил:

- Воды горячей нагреть для радиатора?

- Спасибо, у меня в радиаторе находится антифриз, так что утром заведёмся без каких-либо проблем.

Вошедшие раздевались и разувались в прихожей комнатке. Бабушка с белокурой внучкой налила чай в гранёные стаканы, которые находились в ажурных подстаканниках, созданных из белого зачернённого метала.

Стол ломился от домашней выпечки, печенья и пирогов с капустой и яблоками. Рядом на жёлтой полированной тумбочке пыхтел медный самовар.

После первого стакана и похвалы Михаила пирогам, хозяин спросил:

- Кем ты трудишься, добрый человек?

- Я занимаюсь продажами. Нахожу: кому надо продать продукцию и тех, кто может её купить. Помогаю, как посредник, составлять договора, и живу за счёт процентов и благодарности. Мотаюсь по городам и весям.

- Наверное, помогаешь и тем, кто вот-вот и разорится.

- Случается дедуля всякое.

- Я так и подумал.

- Бывает стоит не большенький заводик на краю финансовой пропасти, и вдруг совершенно неожиданно находится спасительная возможность, что если что-либо продать, то заводик избежит немедленного неминуемого краха.

- У меня к тебе, добрый человек, предложение есть: взял бы с собой нашу внучку Дашу. Тебе может стать замечательной помощницей – она хорошо готовит, стирает, убирает все как следует. – Работящая девка. А коль тебе без надобности, может, в большом городе поможешь где-нибудь пристроить.

- Из твоих выше высказанных проникновенных слов складывается отчётливое определённое впечатление, что ты уважаемый дедуля вроде как хочешь поскорее избавиться от несметного сокровища.

- Пойми, обстоятельства сложились такие. – Хозяин дома закивал окладистой бородой. – У нас тут имеется Нюрка, которая заведует тем, что под дальнобойщиков и бандитов поселковых девок подкладывает. Вчерась изрядно подвыпившая она приходила к нам в дом и потребовала, чтоб Даша готовилась выходить на работу к ней, поскольку внучке только вот исполнилось восемнадцать годков.

- Если ваша внучка выскажется против, что тогда?

- Нюрка пригрозила: ежели заартачится, дом наш спалит.

- А менты с депутатами?

- Все Нюркой прикормлены. Полицаи крышуют и её и бандитов. Сейчас разве разберёшь: где полицай, где бандит?

- Озадачил ты меня хозяин, серьёзно озадачил.

- Возьмите меня с собой, пожалуйста, - тонким слабым голосом, каким просят у всевышнего, произнесла Даша, - я во всем буду вас слушаться.

Её широко распахнутые бездонные небесно-голубые глаза умоляли и говорили о надежде, о том, что этот случайный гость, скорее всего, являлся последним шансом на приличную жизнь. - А, быть может, он ниспослан свыше.

- Ну, а если я в городе сдам её в какой-нибудь захудалый бордель?

- У тебя доброе лицо, мы верим, что ты поможешь нашей беде, - произнесла бабушка и размашисто перекрестилась, повернувшись к образам.

- Пожалуй, отложим разговор. – Утро вечера мудренее, да и спать охота.

- Дашенька, иди погрей постель нашему дорогому гостю, а мы пока по пол стаканчика чаю ещё выпьем, - распорядился нахмурившийся хозяин.

Старик со старухой дуэтом умоляли приезжего гостя:

- Возьми, пожалуйста, внучку в большой город, избавь от греха. У непотребной Нюрки девчата долго не живут: часто заражаются срамными болезнями, накладывают руки на себя, или бандиты убивают их, как бы при попытке к бегству. Проклятая Нюрка заставляет девчат делать аборты.

Михаил, войдя в отведённую ему маленькую комнатку, из-за платяного шкафа увидел лампочку под фиолетовым абажуром пятидесятых годов, шкаф с потёртыми книгами, маленький из строганых проолифленных досок столик у окна с белыми занавесками на верёвочках и полуторку, занимавшую большую часть площади. В кровати лежала Даша с закрытыми глазами.  Михаил спросил:

- Кровать уже нагрелась, поэтому ты можешь оставить меня одного?

- Это моя кровать. Куда же мне теперь идти? – тихо и отчётливо произнесла Даша, не открывая глаз.

- А мы уместимся вдвоём?

- Конечно.

Он по-быстрому разделся, потушил свет и осторожно лёг с краю кровати. Тотчас его нежно обволокли две тонкие девичьи ручки. Даша прижалась к нему и на ухо сокровенно прошептала:

- У меня никого ещё не было. Я совсем не знаю: что нужно делать. Подскажите, пожалуйста.

Плечи Михаила самопроизвольно передёрнулись явственно ощутил, что, несмотря на беспредельную душевную и физическую усталость, у него всё пошло в гору, но предусмотрительно надтреснутым усталым голосом спросил:

- Быть может, мы просто поспим?

- Я хочу, чтобы вы были у меня первым, - тихо шептала она, а горячие ладони хаотично массировали ему грудь и живот.


Утром он проснулся от прикосновения к плечу.

- Вставай добрый человек, Даша уже собралась, - пояснял дед.

Прохладная вода из допотопного мойдодыра взбодрила Михаила, а за чаепитием он, виновато улыбаясь, спросил:

- Так вы уже без меня всё решили?

- Не обессудь, добрый человек, сделай, пожалуйста, как мы просим, - повторял дед, периодически собирая седую бороду в кулак.

- Хорошо, я возьму её. Оставляю вам мобильник для связи. Сами вы никуда не звоните. Я буду звонить вам вечером около десяти часов. В остальное время припрячьте его, чтобы не нашли в случае обыска. Много по нему не говорите, так как все разговоры записываются, а то и прослушиваются.

Как правильно пользоваться абсолютно новой и сложной для стариков техникой, какие кнопки и когда нажимать, как подзаряжать аккумулятор телефона Михаил объяснил и продемонстрировал.

Еще он попросил переписать номер счета сберкнижки, чтобы раз в месяц присылать по тысяче рублей.

Дед наотрез отказался брать условленные деньги за ночлег:

- Лучше Даше по дороге купи что-нибудь.

Перед отъездом Михаил посоветовал сказать очень интересующимся, что Даша уехала с дальним родственником, который пообещал отвезти её к знакомому доктору, чтобы тот помог вылечить женскую болезнь. Он также пообещал приехать с внучкой летом в гости.

Машина потихоньку выехала со двора через ворота и направилась в сторону трассы, но затем на первом же перекрёстке медленно развернулась и пошла, набирая ход, в обратном направлении.

Дорогой Даша рассказала, что её родная мать умерла при родах, а отец завёл другую семью, в которой места для Даши не оказалось.

Несмотря на ухабы и виражи, она сделала попытку заняться его хозяйством, но Михаил попросил подождать, так как времени у них очень мало, и надо успеть еще многое.

Часам к десяти они въехали во второй по величине населённый пункт области. Михаил отлично помнил эти добрые места, быстрины на пересекающей город с юга на север относительно широкой реке и прекрасную вкусную сметану, не вытекавшую из обычного стакана при его перевороте кверху дном.

В универмаге они выбрали для Даши комплект розового нижнего белья, длинные черные гольфы, высокие темно-коричневые сапоги на малом каблуке, удобный шерстяной синий спортивный костюм, обширный светло-зелёный пуховик с капюшоном и парик с волосами брюнетки.

Парик с волосами цвета антрацита она примерила и надела в автомашине, а всё остальное загрузили в большую клетчатую хозяйственную сумку, с которой они вошли в вестибюль местной непрезентабельной гостиницы и сняли одноместный номер до утра.

В номере Михаил попросил Дашу принять душ, после чего она переоделась в обновы. Прежние предметы её одежды уложили в полиэтиленовый пакет, который поместили в хозяйственную сумку.

Не прошло и получаса, как они спустились вниз из номера на втором этаже и сдали ключи весьма удивлённой администраторше, пояснив, что надо срочно ехать в обратный путь. В дверях Михаил оглянулся и увидел, как гостиничная служащая кому-то торопливо звонит по мобильному телефону.

У ближайшей помойки автомобиль притормозил, и они оставили пакет с прежней одеждой, таким образом Дашино прошлое ушло безвозвратно. И Михаил, давая крюк, погнал машину в мегаполис - в сторону своего дома.

В квартире на третьем этаже Михаил принял благотворный освежающий душ и лёг в кровать отсыпаться, а вечером они с Дашей позвонили деду. – Тот сообщил, что местные бандиты наведались, разыскивали внучку.  – По постам ГИБДД на трассе сообщили, что в его машине везут наркоту, поэтому водителя и пассажирку следует задержать для полного выяснения обстоятельств.

Опасаясь, что регистрационный номер его автомашины известен бандитам, которые могут невзначай нагрянуть к нему в квартиру, Михаил решился на время уехать в пригород, на дачу. Спутнице он объявил:

- Будем встречать Новый Год на свежем воздухе.

По пути они заехали в универсам «Ленту», где закупили тележку продуктов, в том числе таких, о существовании которых Даша и не подозревала. Здесь же закупили Даше тёплую одежду и вещи, в том числе валенки.

Через неделю они вернулись, соседи по лестничной площадке уверяли, что никто их не искал, не спрашивал.

Михаил отвёл Дашу в подвал соседнего дома, где проводились групповые обучения восточным единоборствам и различным приёмам, которые она отрабатывала на нём в квартире. Он познакомил Дашу с бытовой техникой, подружил с компьютером и интернетом, научил текст на клавиатуре набирать вслепую. – И она действительно стала замечательной бесценной помощницей.

Летом перед отъездом в посёлок к старикам Михаил купил ей компактный бордовый «Рено», и она сама повезла его в родимый посёлок.

Они постарались подъехать к дому бабушки с дедушкой около полуночи, дабы по возможности избежать излишних любопытных глаз. Ворота во двор уже были предварительно распахнуты настежь.

Когда дед закрывал беззвучные ворота с накануне обильно смазанными петлями, в тишине понимающе мяукнула кошка.

Счастье стариков оказалось беспредельным, оно струилось отовсюду.
За ночным чаепитием бабушка, прищурясь, определила:

- Что-то ты внученька поправилась.

- В конце сентября буду рожать.

Старики удивились, заулыбались, затем и этому известию несказанно возрадовались, как малые дети.

Чаепитие подходило к концу, когда дед выплеснул то, что терзало душу:

- У нашего соседа совершенно похожая история, похожее горе. – Нюрка хочет его дочку приобщить к проституции. – Может статься, вы подмогнёте?
 
- Что ж такова, видать, моя горемычная судьба, - сокрушённо вымолвил Михаил. – Давайте, мы хоть часика два поспим, а рано поутру выедим. – Пока мы спим, пусть соседку как следует подготовят.

- Так она уже с вечера вся полностью готовая, - заулыбалась морщинками очень довольная бабушка.

«Рено» утром под звонкое и задорное кукареканье поселковых петухов ехал навстречу алой заре, освещавшей безоблачный восточный небосвод, точно тем же маршрутом, по какому уезжали из посёлка Михаил с Дашей.

Теперь они везли еще одну беглянку – Зину. На этот раз они не заезжали ни в универмаг, ни гостиницу.

Не теряя времени, троица неслась от плохого к хорошему.








Аркадий Иванович Печенкин



Впервые я встретился с ним на работе.

Тогда при тусклом свете и серых стенах обсуждали кто как провел прошедшие выходные, и тут к нам подошел Аркадий худощавый, жилистый, с русыми вихрами. Указательный палец его левой руки был изрядно обмотан белоснежным бинтом.

- Что случилось? Что у тебя с пальцем? – наперебой спрашивали все.

- Да ерунда, - отвечал Аркадий.

- Как все произошло? – не унималась публика.

- Да жена попросила вбить гвоздь в стену.

Все дружно загоготали и многие не скоро остановились. Наконец, улучив некоторое снижение децибел хохота, его крупномасштабный друг Виктор, которого не свалишь одним стаканом, вспоминая, предположил:

- Наверное это для картины.

- Да, - подтвердил Аркадий, тоже что-то припоминая.

Виктор пояснил:

- В пятницу после работы и получения зарплаты нам попался книжный магазин, где Аркадий Иванович и купил понравившуюся картину-подлинник «Охотники на привале».

- Значит последствия покупки на пальце?

- Да, - скромно согласился Аркадий.

- Слышал я, что эта картина, ее сюжет прямо связаны с мистикой.

- Похоже, что так оно и есть, - произнес Аркадий и в подтверждение поднял вверх указательный палец левой руки.

Этим жестом он вновь вызвал взрыв почти утихшего смеха и ликования.


Аркадий Иванович оказался легендарным человеком, побывавшем в бесчисленном числе всевозможных переделок, из которых не каждый смог бы выкарабкаться.


В частности, он рассказывал о тех временах, когда у нас в электропоездах двери открывались не автоматически, а вручную.

В конце января он ехал на работу и вышел из вагона в тамбур заранее, примерно за километр до станции. В тамбуре находились двое парней, лет до тридцати. – Один открыл дверь, а другой вытолкнул из электрички Аркадия Ивановича. – Все происходило в молчание.

Вспоминая, он благодарил судьбу, что во время полета не встретился с одной из зеленых металлических вышек, на которых висели электропровода для снабжения электропоездов.

Как он летел, Аркадий Иванович не помнил, возможно, потому, что потерял сознание от боли на какие-то секунды или минуты.

Он обнаружил себя в сугробе, покрывавшем канаву, которая сопровождала железнодорожное полотно. И попытался встать сразу на ноги, но от боли чуть вновь не потерял сознание. Тогда он сделал попытку встать на одну ногу, в ответ получил боль. Попытался встать на другую ногу – аналогично. И он понял, что проблемы произошли с обоими ногами.

Мороз стоял не очень большой – градусов десять. Все же, чтобы не обморозиться, он принялся сгибать и разгибать пальцы, затем наклонял голову вперед, крутил шею, поводил плечами и даже чуть подвигал тазом, проба сдвинуть колено ответила очередной болью.

Показалась очередная зеленая электричка, и Аркадий Иванович снял ушанку и принялся размахивать ею из стороны в сторону, чтобы на него обратили внимание. Машинист не был виден, возможно, он смотрел только на рельсы да на зеленый глаз семафор. На всякий случай Аркадий Иванович помахал шапкой и во след электропоезда с надеждой, что и в последнем вагоне может находиться сотрудник железных дорог. В последнем окне поезда также никого не было видно, а стекла пассажирских вагонов, в том числе тамбура, покрывали плотные расписные узоры от мороза, отдающие голубизной.

Сквозь кроны вековых сосен пробивались желтые солнечные лучи, безоблачное небо источало синеву. Где-то рядом громко каркнула ворона, ей ответила другая чуть подальше, затем к ним присоединилась и третья.

«Если эти хищные падальщики начнут подлетать с агрессивными намерениями, одену ушанку задом наперед, чтобы обезопасить глаза и лицо", - подумал он.

Вначале он увидел белое облако пара, а затем и сам черный паровоз с красной звездой впереди. Из окна паровоза в черной форменной фуражке с черным блестящим козырьком зорко смотрел вперед машинист с белыми бровями и белыми висками.

Аркадий Иванович вновь замахал шапкой и доже пытался кричать.

Машинист обернулся в его сторону и, улыбаясь, приветливо помахал ему в ответ открытой ладонью. На этом эпизод исчерпался. Товарняк прошумел и ушел.

Прошли еще две электрички. Махание шапкой приводило к охлаждению головы, хотя он продолжал разогревательную гимнастику все же приходило ощущение, что он подмерзает.

Проходило время.

Усилившееся неприятное карканье ворон неожиданно прервалось слабым долгожданным возгласом:

- Вон он, смотрите.

Ко мне подошли трое, последний нес брезентовые носилки. Лица их плохо различались, поскольку они зашли со стороны солнца.

- Сейчас мы начнем тебя вытаскивать, ты сможешь нам помочь? – спросил мужик выше среднего, у которого из-под коричневого зимнего полупальто виднелся подол казенного белого медицинского халата.

- Обе ноги повреждены, а на откосе не за что зацепиться, - сказал я, испытывая прилив счастья оттого, что все-таки подмога появилась.

- Если мы прыгнем к тебе в канаву, то сами увязнем, в снежном сугробе. Поэтому мы тебе кинем веревочную петлю, ты накинь ее себе на грудь, и мы начнем тебя потихоньку вытаскивать. – Если боль прорежется кричи – попробуем потащить с разных сторон.

Боль, конечно, проявилась сразу же. Аркадий Иванович орал. Но так или иначе его выволокли на железнодорожное полотно. Только тогда он умиротворенно успокоился.
Далее его погрузили на носилки, поднесли до машины с красным крестом, погрузили через заднюю дверь и повели в больницу.

Ноги ему подправили, загипсовали, а хирург сказал:

- Тебя спасли от обморожения толстые шерстяные носки.

К нему в больницу приходил с работы инженер по технике безопасности с бумагой, согласно которой он ехал на электричке па своим делам, не связанным с работой. Инженер пообещал, что больничный оплатят полностью и выпишут премию за бумагу.


Аркадий Иванович рассказывал, как впервые по молодости лет повстречался в сибирской тайге с медведем.

После демобилизации со срочной службы Перед Аркадием Ивановичем встал рабом вопрос, что делать? – Крутить коровам хвосты в родной деревне итак хватало кому. Пойти в менты не импонировало. Профессией никакой он не обладал. При этом хотелось ему и страну посмотреть пока молодой и имелись силы и здоровье.
И тут ему подвернулся вербовщик.

- Куда хочешь поехать? – спросил тот.

- Хотелось бы в Сибирь подальше.

- Дальше есть Сахалин, Камчатка и Чукотка.

Аркадий Иванович наотрез отказался:

- Туда заберешься, а оттуда не выберешься.

- Что делать тебе такому худосочному в Сибири. Два комара тебя укусят и за раз всю кровь выпьют без остатка.

- Зря вы так говорите, - отвечал Аркадий Иванович, - на нас на тощих вся Россия держится.

- Разве?

- Не на толстяках же ей держаться.

И поехал Аркадий Иванович в Восточную Сибирь, в район БАМа разнорабочим в составе геологической экспедиции.

Вертолетами их забросили в живописнейшее место на берегу быстрой реки шириной 10-15 метров. Профессионально развернули палатки, рассортировали привезенное имущество, в том числе провизию.

Геологи обсудили чем займутся завтра и в иные дни и решили поспать.
Спозаранку, пока все еще спали Аркадий Иванович вырезал перочинным ножом тонкую рябинку метров 4 длиной и отправился на рыбалку.

Он решил, что вниз по реке могли уйти какие-либо остатки еды после мытья посуды, что могло рыбу насторожить, шумы на стоянке у палаток также могли насторожить чуткую рыбу, поэтому Аркадий Иванович пошел вверх по каменистому берегу реки.

За полкилометра от лагеря он привязал к удилищу леску с причиндалами. Три заброса – поклевки нет, и он переходил на новое место дальше и дальше от лагеря. Наконец, леска натянулась и Аркадий Иванович не сплоховал, а вытянул крупного серебристого красивого хариуса, которого он поцеловал и отбросил подальше от воды на песок.

Наблюдая за поплавком, он заметил, что к нему по берегу мчится медведь, из-под лап которого временами сверкали во все стороны брызги.

Бежать опрометью к лагерю представлялось бесполезным – медведь догнал бы, спасаться в мелководной реке с бурлящими местами перекатами тоже казалось близко к самоубийству.

Что нужно предпринять на самом деле Аркадий Иванович толком не понимал, по инстинктивно поднял руки вверх, заорал изо всех сил и бросился бежать влево в горку, поросшую лесом – на сопку. Подъем на вершину сопки занял минуту или две.
И как же удивился Аркадия Ивановича, когда увидел, что на эту же вершину с другой стороны взобрался тот самый мохнатый медведь.

Аркадий Иванович вновь поднял руки и уже обессиленный что-то прорычал.

Медведь дриснул, повернулся и в таком состояние побежал вдоль по гривки прочь от разнорабочего геологической экспедиции.

Спуск с горки оказался тяжелым и занял не менее пятнадцати минут. Далее не подходя ни к выловленному хариусу, ни к самодельной удочке он ускоренным шагом постоянно оглядываясь особенно вверх по реке поспешил к родным палаткам.

Здесь он сбивчиво рассказал, что с ним произошло.

Двое геологов – один с карабином, другой с двустволкой двенадцатого калибра, заряженной шарообразными пулями – вызвались пойти на место происшествия.

По дороге один из них объяснил:

- Медведь считает, что вся рыба в речке – это его рыба. И, если кто-то вытаскивает из его водоема рыбу, медведь считает, что его обворовывают и строго разбирается с ворами его личного достояния, гораздо строже чем наш «самый гуманный суд в мире».

Другой сказал:

- Продуктов питания у нас пока в достатке и вряд ли стоило добывать в незнакомом месте чужую рыбу.

- Я для спортивного удовлетворения, - оправдывался Аркадий Иванович, - и хотелось свежей рыбкой порадовать коллектив.

Они нашли на берегу удочку, нетронутого никем хариуса и подошли к сопке.

- Попробуй, заберись, - сказал один.

Аркадий Иванович попробовал, вновь попробовал – ничего не получалось.

- Жажда жизни творит чудеса, - пришли к единому мнению геологи.

Тот что таскал карабин сделал наставление:

- С рыбалкой придется завязать, а если хочешь отойти от палаток предупреждай заранее. – Мы здесь друг за друга в ответе. – Сегодня ты отделался легким испугом, поскольку встретился с молодым медведем, а могли быть и жертвы.

- Хорошо. Прошу извинить. Намотаю на ус, - ответил Печенкин.


Работая на нашем предприятие, Аркадий Иванович слыл отчаянным и удачливым рыболовом.

Однажды он с двумя друзьями собрались поехать на рыбалку в пятницу после работы километров за тридцать от стоянки маломерных судов. Слово за слово, дело за дело, но к желаемому берегу они подошли уже в темноте.

Решили заночевать на берегу, а, чтобы при подходе было меньше происшествий, решили идти гуськом: первой лодкой рулил Аркадий Иванович – он светил фонариком впереди своей лодки, за ним ехал Игорь и светил фонариком в корму лодки Аркадия Ивановича и ориентировался на него, замыкал процессию Борис, светя фонариком в корму лодки Игоря. – Получился своего рода кильватерный строй.

Дойдя до берега, рыболовы чуть вытащили лодки на сушу, развели костерок, покушали горячую тушенку «Великая Стена» с хлебом и запили горячим чаем с имбирными пряниками, после чего улеглись спать до рассвета.

Когда же утром рыбаки разбудили друг друга, встали на берегу, глядя в залив с недоумением. – Их лодки стояли полностью на суше, до воды оказалось метров десять. Произошел отлив, залив обмелел и обнажил много хаотично разбросанных серых гранитных больших камней, между которыми, казалось, и днем пройти не представлялось возможным.

 - Аркаха, как мы сюда пробрались? – после затянувшегося молчаливого удивления спросил Борис.

- Так провидению оказалось сподручнее, - ответил Аркадий Иванович.

Ловля при утренней зорьке похерилась окончательно. Компания распалила костер, поплотнее позавтракала, испила чая и принялась одну за другой втаскивать лодки из плена камней, что заняло более часа.


Однажды летней порой после работы со стоянки маломерных судов компания намеревалась отправиться гонять судака.
 
Что-то не заладилось у Аркадия Ивановича с лодочным подвесным мотором.

Как это обычно бывает он снял белый предохранительный колпак с подвесного лодочного мотора и намотал на моховик прочную стартерную веревку с большим узлом на конце.

Дерг раз, дерг другой – мотор не хотел заводиться.

Он и газ прибавлял-убавлял и свечку продувал-прочищал, и все оказывалось бесполезным.

Наконец совершенно неожиданно мотор завелся, но стартерная веревка не соскочила с махового колеса, а, прихватив правую руку Аркадия Ивановича, принялась крутить ее вокруг моховика, брызнула кровь и струей забарабанила по пустому дюралевому дну лодки.

Аркадий Иванович кое-как левой рукой сумел остановить своенравный мотор, но крови утекло уже много.

Борис побежал звонить в «скорую помощь»:

- Пожалуйста побыстрее приезжайте на стоянку маломерных судов, у нас ЧП, человек уже больше литра крови потерял.

- Как фамилия пострадавшего?

- Печенкин.

- Аркадий Иванович?

- Да.

- Тогда не гоните пургу – ничего с ним не случится!

- Приезжайте скорее, просим вас.

На другом конце провода спокойно повесили телефонную трубку. Этот разговор говорил и об известности Аркадия Ивановича и о его высокой способности к выживанию.

Машина «скорой помощи» салатовой окраски с красными крестами со всех сторон прибыла только через полчаса. Он уже был без сознания от потери крови. Его правую рука замотали кто чем: кто майкой, кто простыней, кто полотенцем.

Конечно, Аркадий Иванович выздоровел и многократно радовал своих друзей совместными походами и на летнюю и на зимнюю рыбалку.
















Тысяча девятьсот пятьдесят шестой


Петя


Зима 1956 года выдалась суровая.

Скорее всего и предыдущая зима была ей под стать, но я ее плохо помню.
В эту же зиму почти весь январь трещали морозы более 20 градусов и из всех труб соседских домов сизый дым валил не менее двух раз в сутки.

С началом февраля морозы ослабели, и пошли снегопады, порой снег подал большущими белыми хлопьями. В середине месяца стали задувать ветра, обеспечивая, если не каждый день, то через день вьюгу, которая старательно заметала все тропинки, расчищенные дотоле.

Завывание вьюги я слышал всего лишь раз, зато много раз ветер сопровождал глухой прерывистый свист, что возникал только зимой, и никто не знал откуда он происходит.

Черный конус репродуктора из угла комнаты озвучивал последние известия и различные песни, из которых мне очень нравились сопровождаемые гармошкой. Чудно казалось, что различные звуки резко обрывались и тут же возникали иные, и все вмести они создавали красивую мелодию.

Люди в марте объясняли друг другу с надеждой на лучшее будущее:

- Солнце на лето, зима на мороз.

Пригретый ярким золотистым светом снег несколько осел, подтаял и образовал твердую искрящуюся корку с черными крапинами от гари прилетевшей из дымовых труб.

Тропинки прочищали реже, поскольку снег, если и шел, то мелкий.

В противоположной стороне от нашего покосившегося дома на участке располагался курятник и тропинку к нему разгребали всю зиму.
 
И вот однажды погожим солнечным днем, посчитав, что я уже достаточно вырос в свои 4 года и 4 месяца, меня отправили с миской желтой крупы покормить курочек.
Я шел на боевое задание в приподнятом настроение и испытывал радость от осознания своей взрослости. Ширина тропы на размер деревянной лопаты меня устраивала, но по бокам я видел одни верхушки деревьев – такой глубокой оказалась для меня траншея-тропа.

Когда я стал подходить к курятнику, мне навстречу в траншею вышел петух.
Из разных детских сказок у меня было сугубо положительное мнение о петухах. Мне и в голову не могло прийти, что петух, охраняя свой гарем, вышел навстречу незнакомому ему противнику.

С абсолютно добрыми намерениями я произнес:

- Петя, я вам покушать плинес.

Далее петух взмыл вверх, клюнул меня в правую бровь, завалил меня и громоподобно заорал, стоя уже у меня на спине:

- Ку-ка-ре-ку!

Я завыл, завопил, заплакал, поднялся и побежал по мерзлой траншее к дому. Больше всего мне было жаль зерна, которое из опрокинутой миски рассыпалось по дну тропинки и которое я не доставил, куда следовало.

Пока мать успокаивала меня и зализывала мне бровь, старший брат пошел, наподдавал разбойнику-петуху.

У меня и сейчас видна та памятка, которая утверждает, что представления о том, с кем имеешь дело, могут оказаться заблуждениями, а добрые намерения могут наказываться.

В начале мая основные сельскохозяйственные посадочные работы завершились. Их провели бы ранее, но из-за нарушенных стоков придорожные канавы стояли переполненные холодной мрачной водой и соответственно в огородах также было полно воды.

Этой порой подходили к концу продовольственные запасы, новых продуктов питания ни сад-огород, ни лес дать еще не могли.

И вот на 9 мая, на праздник решили пустить в расход драчливого петуха. Ему отрубили острым топором голову с красным гребешком, но он вырвался, и стал бегать без головы. Я тогда не понимал, и сейчас не понимаю, как это могло приключиться.

Часть петуха отдали соседям с тем, что они позднее возместят оное съестным. Их огород примыкал к нашему, а жили они втроем в старой финской бане. Через проулок от них также в финской баньке жила и моей старшей сестры крестная Мария Анисимовна, которой отдали потроха петуха, используемые ею для супчика. У крестной и огород-то составлял одну маленькую грядку, где сажались несколько картошин да укроп с чесноком и луком.
 
Не смотря на уговоры и требования я голосистого, когтистого, остроклювого Петю есть не стал и даже не испил бульона. А времена были попросту сказать голодные.

Гораздо позднее уже около 35 годов отроду я стал сознательным вегетарианцем.





Степа


Через дорогу от нашего дома наискосок вправо за канавой полной талой и дождевой воды, за исправным зеленым забором стояло одноэтажное строение, где проживал Степа Воротилов.

Он столярничал. – Делал платяные шкафы, кухонные сероваты, столы, стулья, табуретки и любую другую мебель из материалов заказчика, поскольку о строительных супермаркетах, пособляющих даже в смене пола, в нашем городе не слыхивали. В городке отсутствовал и мебельный магазин.

По существу, Степа являлся искусным мастером, его мебель рекомендовала себя удобством, красотой, прочностью и надежностью. Вполне возможно, что и сейчас изделия его работы стоят в каком-либо доме.

Степа трудился постоянно много и упорно, в результате чего у него водились деньги. И, естественно, по данной причине он оброс друзьями, готовыми в любой момент выпить за его здоровье, помочь ему освободиться от излишних рублей.

Выпивке способствовала сеть шалманов-забегаловок, где предоставлялась возможность допоздна опрокидывать рюмашку, стопочку либо граненый стаканчик и закусывать бутербродами с колбасой или сыром. Самым значительным из подобных заведений являлся «Голубой Дунай», в котором имелась даже небольшая летняя терраса.
Надо сказать, и милиционеры имели представление о сети шалманов и о «Голубом Дунае» и помогали припозднившимся посетителям добраться до места обетования. И наутро, когда глава семьи спрашивал:

- Где же мои деньги?

Разбитная спутница жизни ему поясняла:

- Так тебя же вчера привезли на «Черном воронке».

- Когда я садился в воронок, вроде бы деньги еще при мне были.

- Значит расплатился за экспресс-доставку, разлюбезный.

Таким вот образом возвращался иной раз к своему одноэтажному зеленому домишке и столяр Степа Воротилов.

Городок слыл курортным и имел Парк отдыха и платный «Золотой пляж». В близи имелись сосновые боры с горушками и озерцами, за что данную местность некто назвал второй Швейцарией.

При этом в летнюю страду население городка утраивалось за счет дачников, начинающих искать съемную дачу погожими мартовскими днями, суля задатками и большим размером оплаты за уже сданное на летний период жилье. Иногда город называли летним Биробиджаном.

Зачастую, хозяева сколачивали из невесть чего сараюшки, где и проводили летний период, в том числе закаляясь, поскольку последняя неделя августа обычно отмечалась заморозками на почве.

Местные сорванцы такого не сотворили бы никогда, но приехавшие на дачу отвязанные ребята как-то вечером поставили маленькую бутылку с этикеткой «Московская», наполненную водой прямо из канавы посреди мостика через канаву. Они дождались-таки, когда Степа Воротилов поднял чекушку, понюхал открытое горлышко, бросил бутыль в канаву, смачно выругался и пошел далее к своему домишке, напевая:

                Когда б имел златые горы
                И реки полные вина…

Родители городских шалунов выказали своим смекалистым чадам неудовольствие, так как Степа Воротилов был весьма и весьма уважаемым человеком.

Супруга Степы не имела постоянной работы и занималась домашним хозяйством и огородом – самым низким на всей улице и присыхающим лишь при летней жаре. Любила она послушать пластинки с патефона, который по тем временам являлся предметом роскоши и использовался на днях рождениях или общесоюзных и иных празднествах.

И что ей взбрендило в бестолковку, или какой «доброжелатель» присоветовал, но упекла она своего главу семейства в лечебно-трудовой профилакторий – ЛТП.

Через два года Степа Воротилов вернулся, сразу же пошел в исполком и жилуправление и выписался из собственного дома. Он уехал и устроился на мебельную фабрику краснодеревцем. Его зарплата вчетверо превышала зарплату учителя. Вначале его поселили в отдельной комнате общежития, а затем через год ему выделили и отдельную квартиру.

Супруга трижды ездила к нему извиняться и мириться, на коленях умоляла, но он ее и на порог не пустил.





Света


Возле веранды нашего дома находились сколоченные четыре половые доски в виде квадрата. Это каре заключало внутри себя мелкий речной песок. Если верхний слой подсыхал, можно было чуть копнуть и достать мокрого песка – главного материала для творчества. Над песочницей широко раскинул крону могучий тополь, создавая комфортную тень для тружеников и спасая их от кратковременного дождика. По этой причине днем калитка в наш двор всегда пребывала в отворенном состояние для творческой публики, ваявшей куличи, кексы, торты с помощью формочек.

Порой слышался детский восторженный крик:

- Мама, смотри, какой у меня крендель испекся!

Мать, стоявшая недалече и обсуждавшая с себе подобными глобальные вселенские проблемы, в том числе, почем нынче на рынке красные раки, тут же подходила ближе к зодчим и совершенно искренне восхищалась очередным произведением искусства.

Песочница была оборудована несколькими бесхозными металлическими формочками и игрушками, поэтому скульпторы и пекари могли приходить сюда без личных орудий труда.

В этот день солнце еще двигалось к своей наивысшей точке на небосклоне, когда к песочнице подошла мама с дочуркой. Это были дачники из какого-то дома на нашей улице. Однажды мне довелось видеть их отца в морской форме с чем-то болтающимся возле левого бедра. Позже мне объяснили, что это кортик, который имеют право носить только морские офицеры.

Мать, похоже, спешила и протараторила:

- Светочка, ты уже взрослая, тебе три с половиной года, познакомься с мальчиком, вы поиграйте пока я в магазин и на рынок сбегаю.

Надо прямо сказать, и мать и дочь сияли очаровательными улыбками.

Однако у дочери улыбка привлекала радушием, непосредственностью и неким многообещающим лукавством. На нее невозможно было смотреть, не ответив ей улыбкой. Что-то непознаваемое, божественное, сакральное, бескорыстное изнутри струилось от Светиной улыбки.

Алюминиевая деформированная кружка,  привлекла внимание Светы, и она спросила:

- Это ты ее помял?

Я не знал отколь взялась в песочнице эта изначально приплюснутая кружка, но почему-то ответил:

-Да.

- Значит, то озолник, - она насмешливо улыбнулась.

- Тогда ты озолница, - парировал я тут же.

- Откуда ты знаешь? Меня так папа с мамой иногда называют.

Мы еще не научились выговаривать букву «р», но понимали друг друга.

- А я головастиков видела, - похвасталась она.

- У нас их полно, - сказал я, все восхищаясь ее ослепительной улыбкой.

- Где?

- В канаве вдоль улицы.

- Покажешь?

- Мне со двора без взрослых запрещают выходить, но тут рядом, пойдем-посмотрим.
– Мне тоже интересно было наблюдать, как пузатые черные головастики болтали длинными хвостиками.

Перейдя улицу, мы оказались на дощатом мостике к дому Степы Воротилова.
Несколько головастиков, то подныривали в темную непроглядную глубину, то выныривали оттуда, весело работая своими хвостиками. Они двигались не по прямой, а как-то хаотично, непредсказуемо.

- Сможем лм мы поймать хоть одного головастика? – спросила она.

- Здесь берега крутые, а канава глубокая и, если соскользнешь или оступишься, самое малое промокнешь с головы до пят да будешь грязная по уши, как свинтус безрогий. А, если утонешь, то домой лучше не приходи.

- Быть может, ты знаешь, где они еще водятся?

- Да, но это далеко.

- Дальше, чем идти до рынка?

- Пожалуй вдвое меньше.

- Так пойдем туда скорее и мы успеем до возвращения моей мамы из похода по магазинам!

- Мне вообще нельзя со двора уходить.

- Так я скажу, что это я тебя попросила. – Ее ослепляющая, беззащитная и бесшабашная улыбка сделала свое дело.

Мы прихватили из песочницы баночку из-под майонеза и почти вприпрыжку пошли по переулку вдоль забора нашего участка. Дальше продолжением переулка служила изгибающаяся улица Станционная, упиравшаяся в Разъезжую, по которой мы прошли влево метров сто и свернули вправо на улицу без названия и, пройдя метров тридцать, оказались на месте.

Здесь разлившаяся вода образовала большую лужу, посреди оной на плоту, отталкиваясь палкой ото дна плавал местный пацан без ботинок, так как по кораблю почти после каждого отталкивания перекатывались бушующие волны. Возможно, он видел себя заправским моряком, бороздившим просторы бескрайнего флибустьерского моря. Плот представлял собой оторванную от сарая дощатую дверь, скрепленную тремя досками в виде буквы «И», сверху зияла местами никелированная и облезлая металлическая ручка, с бокового торца виднелись поржавевшие петли. Еще два таких же капитана, снявши обувь, ждали своей очереди порассекать морские дали.

Мы стали разглядывать головастиков, снующих над пожухлой белесой травой на добротно прогретом солнечными лучами мелководье.

- Смотри, какой забавный, давай его поймаем, - предложила мне Света.

- Не трогайте! Это наши головастики! – гаркнул с плота мориман.

Его мнение подтвердили два будущих капитана.

Мне неприятным казалось, что я привел самую лучшую в мире девочку туда, где невозможно реализовать ее радужные мечты.

- Пойдем дальше, - сказал я.

Света безоговорочно пошла за мной. Когда мы отошли метров на двадцать по безымянной улице, я объяснил спутнице, что этих старших по возрасту ребят нам не упросить и не одолеть.

- И куда мы идем теперь?

- Я знаю еще одно место, оно называется первая речка. Вторая – это настоящая ручей, в которой плавают темненькие рыбки. Первая же – это противотанковый ров, и там тоже есть у берега малая глубина, прогреваемая солнцем и водятся головастики.

Наш путь продолжался еще метров двести, из которых последняя половина проходила по настоящему дремучему хвойному лесу с черничником.

- Здесь, наверное, водятся волки и медведи, - осторожно улыбаясь, произнесла Света.

- Это вряд ли, - ответил я, – здесь где-то водится хорек, который забирается в курятники и ворует кур. Еще я тут слышал кукушку, которая долго-долго куковала.
- А хорек этот большой?

- Он чуть побольше кошки, да и за курочками он повадился бегать ночами, так что не бойся, я с тобой.

Мы шли по лесной дороге, и я подумал: хорошо, что она не знает про рысь.

- В первой речке водятся еще и тритоны, я их никогда не видел, но, говорят, что они коричневые и бурые и в несколько раз в длиннее головастиков, - поделился я знаниями.

Наконец долгожданная первая речка предстала пред нами во всем своем великолепии. На валу противотанкового рва проглядывались окопы-ячейки, в месте дороги вал был срыт и образован переход на другую сторону.
Здесь действительно резвились потешные головастики.

Первоначально мы положили банку на бок в воду и ждали пока головастик в нее заплывет. Не дождались. Положили банку в иное место, потом еще в иное. Безрезультатно. Головастики плавали рядом, даже тыкались в банку, но внутрь ни одно животное не вплывало.

Тогда я попробовал ладошкой вместе с водой выплеснуть головастика на берег. После нескольких попыток нас настигла удача. И головастика с земли поместили в банку с водой, где он самозабвенно плавал, выделывая пируэты. Света радостно, восхищенно беззвучно и широко открытыми ангельскими глазами рассматривала загадочное и такое близкое существо.

Я возобновил охоту на головастиков, и вскоре наш трофей удвоился. Света с еще большим удовольствием смотрела на пленников и, сунув в банку пальчик, пыталась дотронуться до мягкого тельца иди хвостика.

- Нам достаточно двоих, - подумал я вслух.

Договорить я не успел, так как расчудесная Света обезоруживающей улыбкой перебила меня:

- Я тоже хочу сама поймать!

- Пожалуйста, становись сюда на более удобное место.

То ли она излишне торопилась, то ли рука ее не слушалась как надо, но кроме фонтана брызг ничего не получалось. Она замочила свои сандалики насквозь, и мне перепали ее брызги.

Я пытался давать ей советы, пытался отговорить ее от неплодотворного занятия, при этом ее охотничий азарт все более распалялся.

Наконец удача развернулась к ней лицом, и головастик оказался на суше.

Она сама своей рукой подняла его и поместила в баночку и стала смотреть за ним. И вначале знала: какой из головастиков пойман ею самой. Затем спуталась, но все равно восхищенно и самоутверждающе улыбалась, глядя на банку и снизу и сверху и с боку.

Вот она осторожно поставила банку на грунт, сделала шаг ко мне, обняла меня мокрыми ручками и поцеловала, будто я был ее мамой или папой.

С одной стороны, я и не мечтал о такой высокой награде, с другой я начал осознавать, что мы очень и очень долго предавались распрекрасному и радостному занятию, что может повлечь за собой санкции.

Поначалу обратный путь проходил на малой скорости, поскольку из банки при ходьбе расплескивалась вода. Я предложил отлить их банки половину воды для убыстрения хода, Света не соглашалась. Все же я переубедил ее, пообещав, что мы добавим воды из канавы на нашей улице.

Движение двух охотников за живностью ускорилась и вскоре мы вышли на морской берег, с которого нас прогнали. Трое капитанов уже куда-то скрылись. Новый капитан на прежнем плоту осваивал искусство кораблевождения. Он вдохновенно упирался шестом-палкой о землю и смотрел напряженно в священные воды своего первого в жизни моря. Вроде бы он, увлеченный миропознанием, нас и не заметил.

Когда мы подошли с победоносным видом к калитке нашего дома из нее навстречу вышли родители Светы.

- Ты где озорница болталась? – грозно налетела на дочурку мать, - мы здесь все дома, сараи, все дворы обежали, и никто вас не видел.

- Мы ловили головастиков, - чуть виновато, но все равно широко улыбаясь ответила моя напарница.

Мать Светы только брезгливо ахнула и судорожно передернула плечами, в ее глазах восторг явно отсутствовал. Отец же спокойным серьезным голосом спросил, кивая головой на банку, удерживаемую мноюрую я держал обоими руками:

- Чем ты озорница собираешься их кормить?

Света ответила пожатием плеч и влюбленным взглядом, на что отец сказал:

- Пойдем сейчас пообедаем, затем ты насмотришься вдоволь на своих головастиков, а ближе к вечеру выпустим их на волю в канаву, где они сами найдут себе провизию.

В общем-то все так и произошло, если не считать головомойки, какую устроила мне моя мать. Поначалу она не поверила, что мы ходили одни без взрослых на первую речку. А когда поняла это, то с еще большей, с утроенной энергией отчитывала меня за происшедшее.

Вечером головастиков с водой из банки выплеснули в канаву с моста Степы Воротилова, они вначале поплавали ближе к поверхности, а затем один за другим, помахав на прощание хвостиками, скрылись от наших глаз в своей естественной среде обитания. Отец Светы пояснил:

- Они пошли ужинать, и нам тоже пора.

Больше я со Светой не разговаривал. Узнав от дочери о второй речке, мать по-настоящему испугалась, что я поведу Свету туда за рыбками. Теперь мать не отпускала ее ни на шаг от себя, даже на рынок обе красавицы принялись ходить на пару. И мне доводилось видеть обладательницу завораживающей бесподобной улыбки лишь издалека.

Позже соседки подтрунивали над моей матерью:

- Твой-то малой жених подрос, уже девчонок по лесам водит.





Кирилл Андреевич


Напротив жилища Марии Анисимовны стоял некогда окрашенный светло-салатной краской большой дом, где жило несколько семей.
Мне вспомнился Кенигсберг, в котором стояли под черепицей двухэтажные дома. Прежде каждый такой дом принадлежавшие одной немецкой семье, а при советской власти в 1990-м году на втором этаже жили несколько семей. То же самое – и на первом этаже трофейного дома.

Вот и в нашем городе в этом доме размещалось несколько семей. В одной из коммунальных квартирок жил Кирилл Андреевич.

Примечательность его состояла в том, что он являлся владельцем автомобиля «Победа», что считалось супер роскошью и редкостью. На нашей улице он был единственным автовладельцем.

На соседней улице фронтовик постоянно ремонтировал свой трофейный лимузин черного цвета. Больше в округе частных автомобилей не упомню.

Кирилл Андреевич также много уделял внимания своему сокровищу, которое он по слухам выменял за трофейную автомашину. Техобслуживание, уход и мелкий ремонт его любимого детища занимали массу времени.

Случилось так, что именно Кирилл Андреевич из окна своей квартиры с одного патрона подстрелил хорька ворюгу. – Потерпевшие от хорька попросили тех, у кого имелись собаки, отвязывать их на ночь, из-за чего проголодавшийся по курятине хорек пошел на разбой среди бела дня. Сосед услышал кудахтанье курицы, какую хорек тащил живьем, снял со стены двустволку и покончил со злым диким хищником. Все, у кого были куры сговорились и принесли соседу по десятку свежих яиц. Холодильников тогда не было не у кого, и Кирилл Андреевич раздал честно заработанные эти яички тем, у кого не имелось курятника.

Как-то раз, когда сосед лежал под своей бежевой «Победой», я оказался рядом и, сидя на корточках, разглядывая его манипуляции, спросил:

- Килилл Андлеевич, а почему едет машина?

Когда он вылез из-под своей ласточки, сказал следующее:

- Если я начну объяснять, у тебя появится еще множество вопросов, поэтому объяснение продлится очень долго. Вот, будешь хорошо учиться в школе, там ты все и узнаешь. А для начала тебе надо научиться выговаривать букву «р». Если научишься правильно говорить фразу «На горе Арарат растет крупный виноград», получишь от меня презент - шоколадку.

На таком условие мы и расстались. Конечно, хотелось и научиться правильно выговаривать букву «р», и получить шоколадку, но мне в тот час все это казалось несбыточными фантазиями.

И прежде мне пеняли на картавость. Дома первоначально предполагали, что ненормальность пройдет сама собой со временем, но оказалось дело в действительности запушенным, а в округе мало кто вообще слыхивал о существовании врачей, называемых логопедами.

Знакомые и родственники принялись учить: чтобы выговаривать букву «р», надо научиться рычать, как трактор. Однако, вместо рычания «р-р-р-р-р», рот мой произносил «у-у-у». Ничего не получалось. Доходило до слез.

Однажды у меня, не знаю как, получилось рычание. Потом опять пошла старая песня. До слез было обидно, что успех улетучился.

И все же через слезы, обиды и терпение желанная буква стало иногда произноситься, затем чаще, и, наконец, я смог произнести заветное заклинание без запинки соседу, который в тот же день одарил меня обещанным презентом.

Вечером за чаепитием мы вей семьей разобрались с этим первым в моей жизни призом, и я узнал горький вкус шоколада.



Тысяча девятьсот пятьдесят седьмой


Психиатрия


Зима выдалась суровая. Морозы лютовали, и мне неделями, чтоб не обморозился, вообще запрещали выходить на улицу.

Развлечения особые отсутствовали. Кроме черного конуса, вещающего с шести утра репродуктора, из игрушек у нас была толстая книга с названием «Белорусские Сказки».

Представление о том, что кто-то может прочесть ее полностью, отсутствовало начисто. В книге размещались картинки, просматриваемые мною весьма часто, что способствовало тому, что первые узнанные и осевшие в моей памяти оказались буквы «Б» и «С».

В марте деревья ночами трещали от морозов, зато днем солнце пригревало уже существенно.

Воскресным теплым днем к матери приехал знакомый ей профессор психиатрии Абрамович с двумя дочерями, младшая из которых оказалась старше меня на год и звалась Женя. Их семья жила в доме на канале Грибоедова в обширной квартире.
Гость просил помочь в снятии дачи на лето.

Пока взрослые обговаривали действительно важные проблемы, решив прихвастнуть перед девицами, по приставной лестнице я забрался на крышу сарая и спрыгнул оттуда в белоснежный сугроб. Хоть и на мгновенье, но дух захватывало.

Момент очередного прыжка видел и профессор, он сказал моей матери, кивая наполовину седой бородой:

- Это не нормально, ведь высота более трех метров.

От матери я получил очередную взбучку в основном за то, что из-за подобных прыжков могла повредиться толь, коей покрыта крыша сарая.

- Профессор сказал, что ты ненормальный.

- Все ребята, кого я знаю, все прыгают с крыш домов и сараев в сугробы, значит все ненормальные.

- Он специалист и поставил диагноз.

- Мог и ошибиться.

С той поры психиатры и психиатрия у меня доверия не вызывали.

Более того отношение к ним у меня сложилось подозрительное по той причине, что крестную старшей сестры Людмилы - Марию Анисимовну -- власти упекли в психиатрическую лечебницу на Удельную исключительно за религиозные убеждения. Через месяц мать, взяв с собой меня и Людмилу, поехала вызволять соседку.

Дело оказалось трудным, но все-таки мать победила, а Мария Анисимовна вновь очутилась в своей маленькой финской баньке со своей крошечной овощной грядкой и еще меньшей пенсией на свободе.





Нос


Наискосок от нашего дома влево по четной стороне стоял угрюмый двухэтажный дом, где проживали несколько семей. За домом возвышался небольшой холмик из груды камней местами засыпанных землей. Зимой с этой почти естественной горушки каталась детвора. Кто-то из взрослых подлил поздним вечером несколько ведер воды и горка стала чудесной – с нее катались и на дощечках, и на картонках, и, возвращаясь со школы, на портфелях или просто на ногах. То есть на чем угодно и, как угодно.

Воскресным днем, несмотря на неровности спуска, я пытался скатываться на ногах.

После очередного удачного спуска я карабкался вверх рядом с ледяным полотном, но поскользнулся. Пытаясь удержать равновесие, я расставил руки, как канатоходец, но все равно рухнул. Оказалось, что в это время вниз спускался на санках другой любитель зимних видов спорта – Юрий. И при моем падении моя правая рука зацепила его нос.

Юра съехал вниз и оттуда из санок заорал что было мочи, затем бросив санки, пошел ко мне. Поравнявшись, он спросил:

- Ты видишь, что ты сделал?

У него из носа шла кровь. Выглядело очень неприятно. Я сказал:

- Я нечаянно тебя задел, когда сам падал.

- За нечаянно бьют отчаянно, - выпалил Юра, всхлипывая и растирая кровь по подбородку и пухлым щекам.

- Тогда ударь меня по носу и будем квиты.

Надо сказать, Юра ходил уже во второй класс, так что превосходил меня и возрастом, и весом, и ростом. Он размахнулся, лупанул мне по носу так, что я опрокинулся навзничь. Спасибо зимней шапке, так как я ударился затылком о торчащий из-под снега камень. С носом же моим ничего не произошло.

Подбежала сестра Людмила и повела меня домой.

От матери происшествие скрыть не удалось, потому что вечером в наш дом пришел отец Юрия с угрозами: если я еще кому-либо нос разобью, он напишет заявление в детскую комнату милиции.

С той поры мать запретила и мне и Людмиле ходить на горку.

Мой внешний дыхательный аппарат выглядел, как настоящий боксерский нос, быть может оттого, что частенько я пытался добыть из него полезные ископаемые.

Гораздо позже, когда я уже пребывал в подростковом возрасте, к моему знакомому приехал тренер по боксу с двумя парами черных кожаных боксерских перчаток.  Собралось человек пятнадцать ребят, и все оказались старше меня.

Поначалу тренер просматривал, как махались руками ребята повзрослее.

Когда дошла очередь до меня, спарринг-партнером мне оказался парень на два года старше меня и на полголовы выше.

Кто-то из доброжелателей подсказал:

- Уходи в глухую защиту.

Я же в основном старался увернуться от ударов – нагибался, уклонялся, отпрыгивал. И все-таки я пропустил пару здоровенных ударов, а сам нанес удара три, конечно, менее значительных по силе.

После истечения пяти минут тренер остановил нашу потасовку и поднял вверх мою руку в знак победы. Мой партнер с этим не соглашался. Я тоже понять не мог: за счет чего я выиграл поединок. Тренер же дал каждому из нас по бумажке со своим телефоном и обещал взять в секцию, если мы надумаем.

Матери я даже не сообщил о своей возможности заняться боксом, наперед зная, что она категорически против любых драк.

Годом раньше в школе, где я учился, мастер спорта по вольной борьбе организовал секцию. Три вечера, по одному разу в неделю мы занимались общим развитием, приемами, техникой и правилами ведения борьбы. Затем тренер решил провести спортивные встречи. Мне и тогда достался парень на два года старше и на полголовы выше. Мое пессимистическое настроение усилилось, когда я увидел горящие глаза из-под черных лохматых бровей и снисходительную ухмылку соперника. После минутного хождения по матам вокруг да около и стояния, партнер пошел на меняя, и не знаю какой прием провел – как-то извернувшись я оказался на верху, а противник – на лопатках. Мне была присуждена победа. Но следующее занятие не состоялось. Вначале сообщили, что тренер прохворал, а затем он сам поведал, что секцию закрыли по требованию РОНО из-за отсутствия должных документов на проведение занятий.

В общем во многих перипетиях мой нос меня не подводил и выдерживал значительные нагрузки.




Курзай


Через переулок напротив нашего покосившегося домишки, стоял за темно-синим забором небольшой с виду, но ладный и ухоженный домик.

В нем жил Курзай с супругой. Сейчас я не помню: фамилия это или имя, но все называли его именно так. Он являлся финном, однако, возможно, чтобы не нарушать статистику в паспорте в графе национальность записали, что он – русский.

Курзай столярничал, но в отличии от Степы Воротилова, его изделия отличались большей изысканными и стоили дороже. Иногда надоевшие стоять в очередь к Степе перекидывались к его конкуренту. Воротилов нисколько не обижался, поскольку клиентов у него всегда хватало, а к Курзаю обращались клиенты и из иных населенных пунктов.

Супруга – действительно русская - приехала из Ярославской области и работала в доме отдыха «Энергетик».

Той порой в летнее время не рентабельно было топить кухонную плиту дровами для разогрева чайника, кастрюли с супом и тому подобных дел. Поэтому во всех домах и жилых сараях пользовались керосинками. Раза три в месяц по улице проезжала машина ГАЗ-51 с бочкой керосина вместо кузова. Образовывалась очередь и народ набирал горючее в различную тару. Кроме этого функционировал магазин называемый «Керосинка», где из большого прямоугольного чана ковшом через воронку наливали драгоценную жидкость, здесь же продавали и иные хозяйственные товары для дома для семьи.

Следующим шагом технического развития был керогаз, и из-за дороговизны встречался он мало у кого.

Супруга Курзая как раз пользовалась керогазом и любила с его помощью приготовить интересные пирожки, коими угощала иногда и свою соседку – мою мать.

Однажды она пришла в наш дом с выпученными глазами:

- Мой-то сам себе зуб вытащил.

- Сильно болел?

- Ныл.

- Теперь-то легче.

- Хочешь сходи посмотри на зуб – он лежит на блюдечке на столе.

- Мне некогда. – Пусть сходит сынок меньшой.

- Пойдем, зуб посмотришь, - обратилась уже ко мне соседка.

Мы прошли через две калитки и переулок и оказались у крыльца под навесом. Далее пройдя прихожую, оказались в комнате, где на скатерти перед окном на расписном блюдечке лежал здоровенный ржавого цвета зуб. Рядом лежали обычные стального цвета клещи, какими выдирают гвозди из досок.

Пока я рассматривал зуб-великан, из-за спины послышалось:

- Этими клещами я его и выдернул.


Курзай подошел ближе. Он был выше обычного роста, его рыжая шевелюра уже проросла седыми волосами во многих местах.

- Наверное больно было, - сказал я сочувственно.

- Я пошел в туалет, который во дворе, нацедил в граненый стакан мочи, выпил и теперь – все нормально.

- Он так всегда, - сказала свое слово супруга. – С месяц назад он повредил руку соскользнувшей стамеской, так помочился на рану и также выпил стакан собственного лекарства.

- Да, - подтвердил Курзай, - моча своя самое лучшее снадобье. – Чем дальше от медиков, тем больше здоровья.

Хозяин показал свою мастерскую, где я впервые увидел фуганок, а также множество различного инструмента, какого и сейчас не в каждом специализированном магазине найдешь.

Что касается урины, то мне видится польза лишь в ее наружном применении.




Крестины


За домом Курзая находился участок семьи Мироновых, которые числились семьей репрессированного и сгинувшего безвестно в коммунистическом концлагере ГУЛАГа главы семейства, сами они тоже оказались репрессированными.

Конечно их всех реабилитировали, но ведь мужа и отца не вернуть.

Не взирая на репрессии мать и две дочери Анна и Зоя несли службу в прифронтовом госпитале и по мере своих возможностей помогали ломать хребет фашисткой зверюге.

Их дом находился вдали от дороги, что позволило им сделать пристройку к дому размером шесть на шесть.  На территории нескольких ближайших улиц никакое деревянное строительство вообще не велось в течении ряда лет.

Можно сказать, что это была всенародная стройка. – Кто-то принес гвоздь, кто-то принес кусок пакли, кто-то – доску, а кто-то – оконное стекло.

Большинство соседей участвовали и в заливке фундамента, и в поднятии брусьев на стену. Словом, сооружали пристройку всем миром.

Пристройка была нужна и из-за намечающегося пополнения семейства.

Однажды знойным летним днем мать наказала мне далеко от дома не уходить. Однако увязавшись за ватагой сорванцов, я очутился вначале на Станционной улице, а затем еще дальше, где росла неухоженная никем малина и мы пробовали на вкус: созрела ягода или зеленая.

Вдруг один из нас сдавленным тихим голосом произнес:

- Гляньте-е-е!

Во все расширенные глаза мы наблюдали никем из нас дотоле не виданное явление. – По грунтовой дороге в изобилие усыпанной ямками, наполняемые дождевой водой, шествовал настоящий поп. На нем органично сидела черная длинная ряса, подол оной слегка волочился сзади по пыльной дороге. На груди зиял золотой крест. В левой руке бородатый мужчина держал темно-коричневый саквояж, с каким иной раз ходили докторы. Он шел степенно без всякой спешки.

Как завороженные, мы наблюдали за бесподобным зрелищем. Спустя минут десять прибежала запыхавшаяся Людмила и передала, чтоб я срочно поспешил домой.

Чтоб не нагнать священника я побежал окольными проулками.

Дома мать чуть помыла меня от дорожной пыли, надела мне свежую белую рубаху и черные шорты на лямках.

Затем она взяла меня за руку и повела по улице к дому Мироновых.

Оказалось, что поп приехал именно к ним по приглашению из ближайшей к нам православной церкви, существовавшей при атеистическом коммунистическом режиме, в поселке Парголово.

Надо сказать, что ездила туда по возможности и Мария Анисимовна – крестная моей старшей сестры Людмилы, у которой в паспорте, выданном ей впоследствии, в графе место рождения стояла запись: город Терийоки.

Подошли мы, когда во дворе у сараев уже установили стол с белой скатертью и размещенным на ней большим голубым эмалированным тазом с подогретой водой. Под палящим солнцем горели свечи.

Священнослужитель трижды окунул в теплую воду младенца, тот верещал, пока не оказался в пеленках на руках своей матери Анны.

Дошла очередь до меня, моей крестной стала ее сестра Зоя.

Отец святой покропил меня водицей, помазал миром, зачитал молитву и окончил словом «Аминь».

Вся процедура для меня была крайне волнительной, волшебной.

Уже дома мать сказала мне, чтобы я никому – ни самым близким друзьям, ни самым любимым будущим преподавателям в школе – никогда не говорил о прошедшем таинстве, поскольку могла пострадать и наша семья, и семья Мироновых, и другие люди.

9 мая 2016 года я приезжал в гости к своей крестной матери Зое Степановне Мироновой – Ветерану Войны и мы пели песню:

                …вспомним, как русская сила солдатская
                немца за Тихвин гнала.




Петергоф


Человек часто считает, что побывал в Петергофе, пройдясь по аллеям нижнего парка с фонтанами. На самом деле город Петродворец занимает обширную территорию.

В конце июня мать со мной и Людмилой побывала в Петергофе вместе с экскурсией. Мать, рожденная в Ораниенбауме, вспомнила свою молодость и показала фонтан у какого она сфотографирована в 30 –х годах. Это фото находилось в семейном альбоме. Добирались мы туда и обратно морем на маленьком пассажирском теплоходике «Комарово». Волна нахлестывала внушительная, качало посудину сильно, и многие экскурсанты освободились от утреннего завтрака в том числе в душных подпалубных каютах. Наша семья как-то выдержала испытание глядеть на чужие потроха и вдыхать их амбре.

Вскоре к крестной сестры Людмилы – Марии Анисимовне – приехала погостить Екатерина - супруга ее родного брата из селения в Тверской области, что стояло на берегу реки Волги.

Она ездила в Санкт-Петербург то ли по магазинам, то ли достопримечательности посмотреть.

Затем Екатерина обратилась к матери, чтобы та съездила с ней в Петергоф и показала фонтаны. Мать сославшись, что у нее полно дел, предложила взять в экскурсоводы меня с Людмилой.

- Они недавно видели чудеса, так, что все помнят, - сказала она.

Мы наперебой стали рассказывать и о дереве с дождиком, и о скамейке со струйками воды, и о шахматной горке, и, конечно же, о Самсоне, которого мать почему-то упорно называла «Самсоний».

Следующим утром мы отчалили от дебаркадера на теплоходике «Репино», он являлся копией предыдущего, только имел иное название.

По пути теплоход зашел в Кронштадт, взяв с пристани пассажира.

На сей раз слабый ветерок чуть освежал от испепеляющей жары, слабые волны не создавали никаких серьезных препятствий судну.

Когда подходишь с залива к Петергофу сразу оказываешься на главной аллее и идешь с юга на север вдоль Морского канала в направлении к главному фонтану. Именно на этой аллее мы и купили себе по мороженному. Екатерина, тоже утоляя жар и жажду, достаточно быстро расправилась с трубочкой.

Посмотрев уточек у Самсона, Екатерина собралась пойти вправо от Самсона, но мы сообщили, что главные работающие фонтаны находятся слева и пошли все вместе по аллеям на восток влево от высоченной струи к интересным фонтанам. Здесь тоже функционировал киоск с мороженным, и мы спросили Екатерину: если мы сейчас потратим деньги на мороженное, купит ли она нам обратный билеты, деньги за которые ей вернет наша мать.

Екатерина то ли улыбнулась, то ли ухмыльнулась и лишь сказала:

- Пойдем дальше смотреть: что тут есть.

Когда мы вернулись после просмотра фонтанов и скульптур к пристани с теплоходами и стал вопрос о наших билетах на обратный путь, она сказала:

- Ваша мать мне денег на билеты для вас не давала, нечего было есть мороженное.

Она прошла к теплоходу на пристань, а вахтенный матрос сказал нам, что, если он нас пустит без билета, его могут с работы выгнать.

Я предложил сестре обойти контрольный пункт по колено в воде, но она испугалась, что нас поймают и тогда хлопот не оберешься. У нее текли в два ручья слезы, так как она представляла, какую головомойку устроит ей разгневанная мать.

Мы проводили глазами ушедший в нашу родную гавань белый теплоход, который оказался последним в этом направлении.

- Давай пойдем на железнодорожный вокзал, доедем до города, а там на метро до Финляндского вокзала, и дальше тоже на электричке до дома.

Я ездил с матерью на электричке. Помню, как на Финляндском вокзале у ворот на перрон скапливалась толпа пассажиров. И только за несколько минут до отправления двери открывали и народ бежал занимать места в зеленых вагонах.

Вытирая слезы кулаками, Людмила пошла за мной.

По многоступенчатой лестнице мы забрались к реставрируемому главному дворцу, обошли его справа, далее прошли по тротуару вдоль улицы в сторону от залива, оставляя справа верхний парк, и очутились на главной улице города Петродворца. Здесь сновали красно-желтые рейсовые автобусы.

Оказалось, что и на автобусные билеты у нас денег недостаточно.

Людмила вновь завела свою мокрую песню, а я спросил у молодой женщины:

- В какую сторону идет автобус к вокзалу.

Она показала рукой.

- А какой номер автобуса идет на вокзал?

- Так только отошел третий номер.

И мы пошли вслед ушедшему автобусу до следующей остановки и так дальше, но впереди оказалась развилка, тогда мы дождались следующего рейсового автобуса №3, чтобы тот указал правильное направление нашего пути.

Пройдя таким способом не менее семи остановок, мы оказались у желтого здания железнодорожного вокзала. Нашли электричку, следующую в город и сели в окрашенный в малиновый цвет детский вагон, который находился в середине состава. На стенах вагона изнутри между окнами висели цветные картинки из различных сказок с текстовым сопровождением.

Разместившись в середине вагона, я прошептал старшей сестре:

- Если будешь ныть, начнут спрашивать, отчего плачешь, а потом заберут в милицию. Поэтому сиди и смотри в окно, что бы не случилось, кто бы не подошел.

То ли проводники связываться не желали с мелюзгой, то ли посчитали, что, где-то рядом находятся наши старшие родственники, но к нам они не приставали и мы благополучно доехали в детском вагоне электрички до Балтийского вокзала.

Чтобы попасть в метро, оказалось, надо купить в кассе соответствующий талон и отдать его контролеру. Здесь мимо суровых женщин-контролеров в униформе с блестящими металлическими пуговицами пройти просто так не представлялось возможным. А наших жалких копеек, конечно же, не хватало для приобретения даже одного талона.

- Давай попробуем попросить денег, - предложил я.

Мужчина, к которому мы обратились первый раз взъерепенился и чуть не кричал дребезжащим от возмущения тоном:

- Попрошайки! Куда милиция смотрит!

Людмила тут же погрустнела. Я ее успокаивал, как мог и умел, и сказал:

- Теперь будем просить только у женщин.

Большинство тех, к кому мы обращались действительно принимали нас за обычных попрошаек и давали кто одну копейку, кто две. Наш денежный запас возрастал излишне медленно.

Женщина лет сорока с прядью темно-каштановых волос на лбу, с усталыми глазами и авоськой в руке спросила:

- Зачем вам деньги?

- Нам надо в метро попасть, чтобы поехать до Финляндского вокзала.

Она взяла все наши финансы добавила свои и передала нам в руки два самых желанных бумажных талона.

Мы взошли на эскалатор и, улыбаясь, в знак прощания помахали доброй фее руками, а она глядела на нас и кивнула головой. Она убедилась, что мы ее не обманули. Так мы расстались. Внизу Людмила стала выглядеть повеселее. Нам подсказали в какую сторону ехать до Финляндского.

Дальше нам просто везло. – Эскалатор поднял нас прямо к вокзалу, а у ворот к перрону с электричкой в наш курортный городок уже бурлила толпа. Мы затесались в середину и когда ворота распахнули пошли вместе с обилеченными пассажирами к электропоезду. Привратница в черной железнодорожной форме, обращаясь к нам, спросила:

- Где ваша мама?

- Там. – Ответил я и вытянул левую руку в сторону, в какую и должен отбыть электропоезд. Я действительно сказал чистейшей воды правду и правой рукой тащил старшую сестренку за собой в светлое будущее, поскольку она чуть замешкалась от заданного вопроса.

Вновь нас принял малиновый детский вагон со сказочными картинками, мы вновь напряженно смотрели в окно, особенно, когда мимо проходили контролеры в фуражках и черной форме.

И вот наконец в окне замелькали знакомые дома, знакомые улицы, поезд перед станцией стал притормаживать.

У противоположной стороны посадочной платформы стояла электричка вот-вот готовая отправиться в город. И Людмила увидела идущую к открытым дверям того поезда нашу мать с узелком и сумкой.

В ту пору двери открывались пассажирами самостоятельно. Наш поезд еще двигался, мы кричали:

- Мама, мама!

Но она нас не слышала. Тогда я спрыгнул в открытую нами дверь, упал на асфальт перрона, содрал кожу на коленях до крови, но все равно поднялся и побежал к матери, которая собиралась войти в электричку до Финляндского вокзала.

Лишь, когда я дернул ее за руку она обернулась и удивилась:

-А где же Люся?

Людмила тоже спрыгнула чуть позже, тоже упала и тоже расшиблась, и вся счастливая подбежала к нам.

- Я для вас теплые вещи прихватила и покушать собрала, - со звенящей радостью в голосе повторяла плачущая, обнимающая и целующая нас обоих мать.




Елизавета Антоновна


У матери было много знакомых. Одной из них являлась учительница со знаменитой фамилией – Кутузова. Жила она в двухэтажном деревянном доме, где проживали еще несколько учителей с семьями.

Как-то вместе с матерью я пришел к Кутузовой, и она, зная о моем возрасте, спросила меня в шутку:

- Когда ты пойдешь в школу?

- Осенью, - ответил я, не зная точно – какой именно осенью пойду.

-Знает ли будущий школьник цифры?

- Да, все до десяти знаю.

- А считать умеешь?

Тут я замялся.

- Давай попробуем, - продолжила она и на листе бумаги нарисовала две вертикальные линии, - вот это две птички, а к ним прилетели еще две, - и она нарисовала еще две палочки на некоем расстоянии от первых. – Чтобы узнать сколько всего стало птичек, давай их всех нересчитаем, - она показала карандашом на первую линию.

- Одна птичка, - сказал я, а когда она указала на вторую, - две птички.
И так далее до четырех.

Конечно, ей пришлось изрядно потрудиться со мной, но я всегда останусь благодарен именно ей за все дальнейшие математические успехи.

Смех – смехом. А умея считать, я стал просить мать отправить меня в школу этой осенью.

Предварительно одев меня поприличнее, она взяла меня с собой, когда пошла к еще одной знакомой – Елизавете Антоновне, которая трудилась директором начальной школы.

Елизавета Антоновна также проживала в двухэтажном многосемейном доме не очень далеко от нас - на соседней улице.

Мы поднялись по деревянной узкой лестнице на второй этаж.

Первое, что меня привлекло – ружье-двустволка со свето-коричневым прикладом, висевшее на настенном ковре с изображением оленей.

Это первое виденное мною настоящее ружье заставило затаить дыхание.

- Забудь, что здесь видел, - посоветовала мать перехватив мой взгляд.

- Вот я чай нам принесла, - произнесла Елизавета Антоновна, входя из кухни в комнату с подносом, на котором стояли три стакана тонкого стекла в серебристого цвета подстаканниках.

Она запомнилась высокие лбом, внимательными глазами, темной прической, зачесанной назад, и натруженными руками.

- Спасибо, Елизавета Антоновна, - поблагодарила мать. - Но мы пришли не чаи гонять, а по делу.

- Что случилось?

- Вот сынок в школу проситься.

- Сколько же тебе лет?

- Осенью шесть будет.

- А цифры знаешь.

- Да, - я отчеканил все цифры по порядку до десяти.

- А считать умеешь?

- Да, - ответил я с меньшей уверенностью в голосе.

- Сколько будет: три плюс два?

- Пять, - ответил я, просчитав про себя птичек.

- А если от пяти отнять один?

- Четыре, - ответил я, вновь пересчитав птичек.

- Поразительные познания, - сделала заключение Елизавета Антоновна.

- Так вот просится, - улыбнулась мать саркастически.

- Давайте решим так, пусть он идет в нашу школу со своими знаниями, но, если обнаружатся проблемы с успеваемостью, мы его отчислим и возьмем в школу следующей осенью.

Елизавета Антоновна, дав понять, что разговор окончен, вновь пригласила к столу и достала из серванта конфеты и печенье.

Мать категорически отказалась от пиршества, и мы пошли восвояси.

- Теперь прибавились проблемы – готовить тебя в школу: нужна форма с фуражкой и ремнем, портфель, книги, - ворчала мать, а сама радовалась тому, что я успешно сдал первый в своей жизни экзамен и что скоро стану школьником.




Грибы


В прошлом году меня два раза брали в лес за грибами, и большую часть пути несли меня на себе.

Сей год я уже самостоятельно добирался до наших сокровенных семейных грибных мест, где основными собираемыми грибами являлись желтые и зеленые сыроежки.
Почти каждый день грибной страды мы с упоением поглощали эти дары природы в виде супа или жаркого.

Одновременна велась заготовка грибов на зимний период. Мать солила маленькие сыроежки, шляпки которых выглядели шариками с диаметром не более трех сантиметров. В засолку попадали также и моховички и черные грузди такого же размера. В результате на зиму заготавливались два ведра отборных засоленных грибов, которые поражали ни на что не похожим приятным вкусом и смачно похрустывали с теплой картошечкой и лучком.

Мать считала сыроежку самым лучшим грибом, у которого был всего лишь один недостаток: ее надо было чистить – освобождать нижние края шляпки от пленки.

Среднего размера грибы шли на сковородку или в кастрюлю на суп, а большого размера грибы мать вообще не любила собирать.

Редко встречаемые на наших местах белые, красные и подберезовики полностью подлежали засушке, и воскресными днями зимой и весной их аромат благоуханно наполнял наш дом прекраснейшим ароматом.

Горькушки, овечки, красные сыроежки и луговые шампиньоны мы в ту пору вообще не собирали по разным причинам.

Кроме грибов на зиму заготавливались два ведра ягод – одно с черникой, другое с брусникой. Морожки и клюквы в наших местах почти не было, и мы за лето и осень срывали по несколько этих ягод и отправляли тут же в рот, далее в желудок – в самый лучший холодильник.

О холодильниках той порой можно было услышать лишь из репродуктора, и все заготовки хранились под полом в специально оборудованном прохладном месте.

Накануне – 30 августа - кто-то поведал матери, что у Чертова озера еще полным-полно черники.

Поэтому следующим утром мать, взяв с собой меня и мою старшую сестру Людмилу, отправилась в лес на рейсовом автобусе в места, где я дотоле не ходил ни разу.
При выходе из пыхтевшего всю дорогу автобуса на лесной остановке мать встретила дачница Анну, любительницу до грибов.

Восходящее яркое солнышко озаряло высокие стволы вековых сосен-исполинов. Гладкая кора в верхней части деревьев переливалась пестрой гаммой цветов.

- Сегодня здесь кто-то уже прошел, - Анна указала рукой с ножом, - смотрите: порезанные корни.

- Успокойся, Аня, наши грибы останутся, - пошутила мама.

- Мои-то, конечно, останутся, - произнесла Анна утвердительно.

Грибов попадалось мало. За полчаса мы нашли подосиновик с бордовой шляпой да желтеньких лисичек и принялись собирать темно-синюю чернику. Анна же сказала, что ягоды она купит на рынке и лучше просто погулять по лесу, подышать свежим воздухом.

В сосновом бору, по заросшей мхом канаве, были у Анны места, куда она хаживала, как на грядку огорода и, возвращаясь, всегда любила прихвастнуть. Отыскивая боровики, она подолгу не ходила. – Подойдет к примеченной кочке или елочке и быстро находит, а иной раз и оставит подрасти, замаскировав маленькие едва заметные шляпки. Анна берегла свои «угодья», никогда и никому их не показывала и в то утро, уже не боясь, что тайну кочек кто-либо узнает, спокойно направилась к своей канаве.

Черники в лесу видимо-невидимо, но мне не хватало терпения. Я хотел искать грибы и отпрашивался у мамы. Видя мое настроение, она отпустила меня, наказав, не отходить далеко.

- Мама, я белый нашел! – раздалось вскоре в березнячке.

- Погляди рядышком, - посоветовала мать и послала ко мне на подмогу Людмилу.

- Я нашел белый гриб! – делился я радостью с Анной.

- Ищи там же! – крикнула та звонко и добавила тише, - да не шуми слишком громко. Не ровен час, другие набегут, все грибы соберут и тебе не оставят.

Однако я считал, что грибов хватит на всех в таком большом лесу. Я звал маму, желая показать ей бархатный боровик-красавец. Мать ответила, что будет рвать ягоды – пусть он с Людмилой занимается грибами. И я пошел показать находку Анне.

Голос Анны доносился отчетливо и начал удаляться. Мы с Людмилой шли быстро, а голос удалялся. Мы пошли быстрее, но голос удалялся. Мы побежали. Голос удалялся. Вдруг… Анин голос пропал совсем. Мы поняли это не сразу – Анна и прежде медлила отзываться. Людмила и я кричали в разные стороны. Все было напрасно. Мать мы перестали слышать, пока догоняли голос маминой знакомой.

Один шум ветра отвечал на все призывы. Пушистые кроны величавых деревьев чуть раскачивались. Желтый диск Солнца скрылся за приплывшими по голубому небосводу белыми облаками.

На крики и ауканья не отвечал никто. Мы, наконец, понял, что потерял и Анну, и мать.

- Ну и зададут же мне дома жару, - прослезилась Людмила.

- Стоять на месте плохо, надо идти куда-нибудь, - сказал я.

Мы брели наугад в сторону солнца.

Корзинка заполнилась с верхом, когда мы обнаружили множество серо-бурых маслят в противотанковом рве, оставшемся от оборонительной линии Маннергейма. Грибы сыпались через край. Я снял рубашку и завязал рукава. Получилось подобие мешка. Рубашка округлилась быстро. Отягощенные грибами, мы двинулись дальше и вышел на лесную дорожку.

Дорога извивалась, петляла и привела на лесное голубое озеро. Чем ближе дорога подступала к низким заболоченным берегам, тем шире открывался простор водной глади.

- Чертово меньше и берега крутые. - сказала, вытирая слезы, Людмила. - Может быть мы попали на Красавицу? Берега похожие.

Эти размышления прервал человека с берестяной корзиной.

Сухощавый старичок подошел, поприветствовал нас, расхвалил за чудесные грибы и поинтересовался – где и долго ли их собирали. Мы обрадовались встрече, отвечали с охотой. И … устыдились признаться, что заблудились.

Однако бывалый грибник с первого взгляда смекнул – с кем имеет дело. Прищурив веселые глаза, он ждал вопросы.

- Какое это озеро? Красавица? – спросил я.

- Это Щучье, - объяснил старик – любитель природы и, будто бы рассуждая сам с собой, добавил, - ежели идти по дороге, то за мостиком через ручей окажется поворот налево, на поселок.

- А далеко ли до поселка?

- Три километра, - старый грибник говорил степенно.

Мне очень понравилось, что беседовал с ними грибник на равных, по-взрослому, а не как с маленькими и заблудшими. На том мы и расстались. Старик пожелал счастливого пути и спрятал в седые усы улыбку. Он посмотрел на часы. Причем белый циферблат наклонил таким образом, что и я и Людмила увидели: короткая оранжевая стрелка была на двойке.

Мы вышли в поселок Комарово. Уже привычно с железнодорожной платформы сели в детский вагон электропоезда со сказками и доехали до следующей остановки – до нашего курортного городка. Только здесь Людмила вздохнула с облегчением и улыбнулась.

Возле нашего дома стояла «Победа» соседа Кирилла Андреевича, мать с соседями уже собиралась ехать на розыски.

Весь вечер велись разговоры. - Как мать «чистила» Аньку, когда та призналась, что нашла стайку белых, испугалась за свои грибы и отвела детей голосом в сторону. Как мать бросила ведро с черникой и тщетно бегала по бору. Мы же с Людмилой повторяли, как выбирались из дебрей, как повезло с лесной дорогой и какого разговорчивого, доброго встретили грибника.

- Старый дуралей! Мог бы детишек до дома довести, - возмущалась и причитала мать.

- Напрасно ты его ругаешь. – заступался я за старика.

Мне хотелось говорить не о том, что мы с Людмилой потерялись, а о найденных красивых и пахучих грибах.

Вечером после праздничного пиршества я в последний раз перепроверил собранный темно-желтый портфель – ведь наутро предстояло идти первый раз в первый класс.




Школа


Накануне дня знаний, во время него и позже по телеканалам и с радиостанций часто звучат песни со словами «учительница первая моя». Мне всегда нравится, что есть люди органично, как родную, воспринимают эти песни. Более того я искренне доброй завистью завидую морю таких людей.

Все дело в том, что в классе, куда я поступил, до зимних каникул сменилось восемь учительниц, и, кто из них являлся моей первой учительницей, я не знаю.

Одна учительница, не проучив нас и пару недель, уехала с мужем-офицером по его новому месту дислокации.

Другая оказалась весьма болезненной, у нее также побаливал и ребенок, поэтому она, отучив нас неделю-другую, уходила на больничный лист на месяц и более.

Несколько уроков провела в нашем классе тучная брюнетка с длинной коричневой указкой, концом которой она дотрагивалась до темечка излишни вертящегося или не понимающего ее ученика. Иногда подобные достраивания оказывались очень болезненными.

Раза три учителя класса замещала строгая Елизавета Антоновна.

Больше всего нам нравилось, когда уроки у нас проводила отличница-четырехклассница, подменяя учителей. Во-первых, подкупало, что она недавно пребывала в нашей шкуре. Во-вторых, она не ставила ни троек, ни отрицательных оценок.

В те времена в постоянно лежащем на учительском столе классном журнале имелись сведения о дате рождения каждого ученика, и очередная учительница вначале воспринимала дату моего рождения, как ошибочную и требующую исправления, затем, задирая брови иногда вместе с очками, выказывала крайнюю удивленность, понимая, что имеет дело с ненормальностью.

Перед моим поступлением в школу среди знакомых мне взрослых людей в ходу витала теория, согласно которой перед школой ни в коем случае нельзя учиться письму, что в школе поставят преподаватели правильный почерк. Теория оказалась ошибочной, потому что ни единая учительница никакого правильного почерка мне не поставила.

Можно вспомнить, что выводить буквы и цифры приходилось перьевыми ручками. На парте стояла чернильница, в нее окуналось перо и тогда можно было выводить палочки, крючочки.

Когда же перо забирало слишком много чернил, первый значок зачастую сопровождался кляксой. Меня тогда заинтересовал тот факт, что каждая клякса не походила на другую, то есть имела сугубо индивидуальную форму.

Однако теория клякс не трогала учительниц, им даже самые красивые кляксы не нравились.

Существовал и предмет называемый «чистописание», по которому выше тройки для меня оценок не существовало. Конечно, надо было тренировать маленькие пальчики, которых плохо слушалась длинная деревянная ручка с металлическим раздвоенным пером.

Хорошо помню, как на уроках физкультуры я стоял последним или предпоследним в строю. Прыгал я соответственно ниже и ближе. Однако, если случались какие-либо потасовки я спуску никому не давал и со мной никакие даже самые отъявленные школьные хулиганы предпочитали не связываться.

Единственным предметом, радовавшим близких, оказалась математика, по ней у меня случались пятерки. По устной математике вообще проблем не было, по письменной случались.

Помнится, случай с домашним заданием по арифметике, когда внизу тетрадного листа, не ведая причину, я соединил нижние пересечения клеток линиями наискосок и получился гребень, наподобие зубцов пилы. Орнамент украшала традиционная клякса. Мне в общем-то художественное произведение нравилось. Учительница же поставила две оценки – пятерку за решение домашнего задания и единицу за чистописание. Причем единица, нарисованная красными чернилами, оказалась высотой более пяти сантиметров.

Школа показала: учиться придется самостоятельно.



1958 год


Новогодний праздник


Каждый год начинался праздником, а конец года заканчивался подготовкой к следующему.

31 декабря приносили домой пушистую, пахучую лесную зеленую красавицу. Причем вырубали ее в ближайшем леске или вообще где-то рядом с домом. Иной раз новогоднее украшение жилища присматривали летом.

В те времена слышать не слыхивали о елочных базарах, которые появились у нас лет через 5 ввиду роста населения живущего во вновь построенных каменных домах. Государство, в том числе военные строили дома не для 3-х б, а для очередников, и получали квартиры не только многодетные инвалиды с учителями, врачами, полицейскими и чиновниками, а и обычные труженики, в том числе пенсионеры.

Сейчас те дома, чуть ли не с презрением называют хрущевки, но в ту пору квартиры в этих домах представлялись большинству роскошными дворцовыми палатами. Строились белые кирпичные здания с расчетом на 25 лет, однако жильцы в них обитают и поныне.

Обычно ближе к вечеру меня укладывали спать и пробуждали минут за 15 до боя курантов. Но на этот раз меня уложили спать чуть попозже, и я поучаствовал в обряжении елки.

Принесенная в дом свежевырубленная ель оттаивала и наполняла квартиру чудесным ароматом хвойного леса, пармы. Ее ставили в крестовину, выполненную столяром Степой Воротиловым из половых струганных досок с просверленным по центру отверстием для комля.

Елку наряжали стеклянными, покупными и самодельными игрушками, а также конфетами в обертках и квадратными и круглыми печенюшками привязанными на ниточках. Наверху водружали пятиконечную звезду, как на кремлевской башне. Запасную звезду вешали чуть ниже. Довершали украшение серебристым и золотистым дождем.

Наш полосатый серо-черный кот Маркиз, приняв елочные игрушки за свою забаву в несколько приемов скинул стеклянную розовую игрушку-шишку на деревянный пол, отчего она разбилась.

Осерчав, мать сказала домашнему животному все что о нем думала, взяла Маркиза за шкирку и выбросила через дверь на улицу.

Кот, конечно, вернулся, юркнув в кем-то приоткрытую дверь и вновь забрался под благоухающую красавицу. Там отдохнув и отогревшись, он стал барабанить лапой по раздражавшей его обоняние болтавшейся на ниточке желтой печенине. – Мать цыкнула на него и кот успокоился. Но через некоторое время он принялся терзать острыми когтями синюю обертку конфетины. Мать вновь на него цыкнула, и он обиженно свернулся клубочком под елью, где таким образом и встретил Новый Год.
 
Пока я давил храпака мать готовила пироги с черникой, с брусникой и обваленную сверху в сахарном песке сдобу, называемую «Гости на пороге» - фамильный рецепт которой нам передала семья Мироновых.

Если в обыденной жизни мы были рады тюре, батону с молоком, то новогодний стол с лесными дарами представлялся царским пиршеством.

К исходу зимних школьных каникул красавицу разряжали и отправляли в огород, где она пребывала до начала весенне-полевых работ. За это время иголки с нее опадали и удобряли огород. Еловые веточки шли на растопку печи, а ствол, если не пригождался в хозяйстве пилили на дрова для печи. Таким образом, ель использовалась на 100 %.

Мне вспомнился разговор очевидца, который происходил в Восточной Сибири в середине 30-х годов двадцатого века. – Молодой инженер леса, сдававший древесину на вывоз в страну восходящего солнца, спросил у приемщика японца:

- На сколько процентов используете вы наши баланы?

Он ожидал услышать ответ – на 95% или на 96%.

Но узкоглазый и желтокожий коллега ответил:

- На 101%.

- Как это, - удивился наш соотечественник.

- Просто. – Мы же платим вам только за древесину, а используем еще кору, которая нам достается бесплатно.





Школа


В основном дела в школе шли по-прежнему.

За прилежание мне выставляли оценки 3 или 4. - На уроках я излишне крутился – видимо не доиграл чего-то.

Педагоги нашли выход, посадив меня за одну парту вместе с конопатой Еленой, прическу которой украшали две рыжие куцые косички. - Она иной раз опекала меня, толкая в бок локтем, чтобы я более внимательно отнесся к излагаемому учительницей материалу.

Мы ученики сидели за партами, покрытыми сверху черной или темно-фиолетовой краской, дабы кляксы меньше портили внешний вид. Бока парт окрашивали в различные оттенки темно-зеленого цвета.

Парты кроме чернильницы имели еще и крышку, которая откидывалась вверх, позволяя положить на полку парты учебники или тетради и взять с нее оные. Можно вспомнить, что все учебники в ту пору выдавали бесплатно и педагоги, и родители просили учеников не делать отметок в книгах, так как они переходили из рук в руки следующим учащимся. В нормальном сложенном положении крышка парты служила продолжением наклонной части парты, на которой и располагались тетради для письма или книги для чтения. Еще данная крышка служила средством наказания нерадивых учеников. – Учители заставляли стоять штрафников при закрытой крышке парты. – При этом ступни ног оказывались выдвинутыми вперед сидением парты, а крышка отстраняла тело назад. И чтобы не упасть ученик выгибался вперед. – Эта пытка была более действенна, чем просто постановка в угол.

Чистописание мое хромало обеими ногами, и естественное избавление от этой громадной проблемы наступило лишь с исчезновением данной науки из расписания занятий.

На уроках физкультуры я не мог прыгнуть в длину или в высоту, как ребята старше меня на год и более.

Читал я с грехом пополам, но читал поскольку у меня был интерес к смысловому содержанию фразы, абзаца или рассказа. Коротенькие истории из толстой книги «Белорусские сказки» я осиливал.

По устной математике у меня стояло больше пятерок, чем четверок.

С письменной математикой разборки были особые.

Оказалось, что Елена в арифметике не в зуб ногой. – Если учительница что-либо объясняла ей индивидуально вчера и соседка понимающе поддакивала, то на следующий день для Лены этот же материал оказывался в диковинку.

В нашем классе проводилось много письменных контрольных работ, в том числе по математике, что объяснялось продолжающейся сменой учительниц, каждая из которых хотела для себя уяснить знание материала подопечными и иметь документальное подтверждение оставленного ею своего следа в педагогическом процессе.

Задания учащимся тогда давали по колонкам: первая колонка – у окна - решала первый вариант контрольной работы, следующая колонка вместе со мной решала второй вариант, третья колонка – через проход – отрабатывала первый вариант и так далее до дверной стены.

Достаточно быстро решив свой вариант, я принимался за задание Елены – делал его на черновичке, а она аккуратно переписывала в свой листок по контрольной работе начисто.

Тот, кто сидел позади меня в ряду, просил сдвинуть листок с моим решением контрольной работы по арифметике, чтоб ему было виднее. А впередисидящий, улучив момент, оборачивался ко мне и просил развернуть мой листок, чтобы ему виделись понятней мои каракули.

Оказалось, что вся троица получила пятерки за выполненную контрольную работу, а я – четверку. Как объяснила учительница, оценка снижена за неряшливое оформление – за чистописание.

По поводу оценки я не унывал, понимая, что знания у меня имеются.

Контрольную учительница проводила в пятницу, оценки по ней – объявила в субботу. А в понедельник Лена принесла румяный пирожок. Она сказала:

- Мама вчера пекла пироги и прислала тебе в знак благодарности за твою помощь мне по контрольной. Ведь у меня это – первая пятерка по арифметике и мама очень ей радовалась.

Пирожок я брать отказывался, всячески отнекивался. Я не принадлежал к тем, кто, зажав медный пятак или гривенник в кулачке, после звонка на переменку срочно устремлялся в школьный буфет за пирожком или бутербродом, или сладкой конфеткой.

Лена сконфузилась и, взяв рукой свою левую рыжую косичку, сказала:

- Мама очень обидится и сильно отругает меня из-за тебя. Ты хотя бы откуси, хотя бы попробуй.

Она настойчиво просила плаксивым голосам, и я в конце концов, глядя на ее серые готовые расплакаться глаза, не устоял. Я откусил кончик ароматного пирожка, он оказался с капустой и оказался очень вкусным.

Вернув откусанный пирожок соседке по парте, я, пережевывая, сказал:

- Передай маме спасибо и что пирожок мне понравился.

Но пикирование Лены на меня не прекратились:

- Кто же теперь будет доедать откусанный тобою пирожок не на помойку же его выбрасывать.

В нашем доме, в нашей семье всегда бережно благоговейно относились к продуктам питания, как к дару божьему, поэтому я вновь сломался и доел злополучный ароматный яблоневого цвета пирожок.

А во вторник созывалось родительское собрание класса, на котором объявлялись оценки и проблемы всех учащихся. В те времена вместе с родителями присутствовали и их чада, и взрослые знали оценки и своих детей, и их одноклассников.

Вместе с Леной и моей мамой мы сидели в ожидании начала собрания, когда к нам подсела улыбающаяся женщина с радостными глазами, с золотыми кудряшками на голове и в скромном черном пальто. Она сказала:

- Большое спасибо тебе за помощь, оказываемую моей Леночке по арифметике. Я в воскресенье напеку пироги и вновь пришлю тебе.

- Какие пироги? – спросила моя мама и поглядела на меня, покрасневшего как вареный рак.

Лена объяснила.

Моя мать сказала то, что в нашем доме и так являлось законом:

- Чтобы впредь никаких пирогов, пирожков или чего-либо еще ни у кого никогда ни где на брал.

Сейчас я понимаю, что это была борьба с коррупцией на первичном уровне.

Еще более красный я машинально кивал головой, а Ленина мама удивилась и поджала красивые губы:

- Мы живем вдвоем с дочей и не считаем зазорным угостить кого-либо.
Но мать, заканчивая разговор, неумолимо отрезала:

- Я все сказала.

Дальнейшее проведение контрольных работ по арифметике шло проложенным путем, естественно без пирожков. Однажды Лена поцеловала меня в ближайшую щеку и, улыбаясь, пояснила:

- Это мама просила передать тебе свой поцелуй.

Ответный поцелуй я не послал и все шло далее своим чередом.

Подсказки мои, начатые в первом классе, продолжились и далее.

Так при поступлении в академию на экзамене по математике, который проводился на классных темно-коричневых досках, сосед с выпученными глазами буквально умолял помочь решить ему заданное. Его познания оказалась таковы, что он затруднялся сложить столбиком два трехзначных числа. Я подсказал ему несколько раз, что не укрылось от наблюдательной и бдительной сухощавой брюнетки дамы-экзаменатора, и она объявила во всеуслышание, что снижает на балл отметку мне именно за подсказывание. Парень тот в дальнейшем стал комиссаром нашего студенческого строительного отряда и всегда мне любезно улыбался, а у меня всякий раз свербела мысль, что, если бы не мои подсказки, он точно бы вернулся в родной Абакан.

На экзамене по сопромату мой взъерошенный одногрупник, сдающий уже повторно, взывал о помощи. – Я передал ему шпаргалку, он все переписал правильно, но как что называется и откуда что берется не помнил, я ему растолковывал лекции, за что и получил снижение оценки. Далее Толя окончил ВПШ и работал вторым секретарем райкома в провинциальном районном центре.

Придя в школу однажды с парой таких же, как и я алчущих знаний ребят, мы встретили препятствие в виде уборщицы-сторожа, которая объяснила, что начальные школы закрыты из-за жесткого мороза. Пришлось толком не обогревшись возвращаться по трескучему морозу в родные Пенаты.





Мира

 
До поступления в школу мне были знакомы лишь несколько ребят из нашего класса и одна девочка.

Мы познакомились с ней знойным летним днем на пыльной грунтовой дороге, где моя мать встретилась с давней знакомой уже ряд лет работавшей бухгалтером. Они много о чем переговорили, а моя новая знакомая с черными цыганскими глазами в заключении сказала:

- Мы живем вон в этом двухэтажном фиолетовом доме с железной крышей  вдвоем с мамой. Дрова и воду таскаем на второй этаж. Сейчас я готовлюсь к школе пишу крючочки, нолики и даже буквы.

Надо сказать, что учительницы часто показывали, как пример остальным тетради Миры, а по чистописанию у нее стояли лишь пятерки.

Сейчас думается мне, что, если бы школа не загубила ее талант, из нее обязательно вышел бы, если не гениальный или талантливый художник, то высококлассный мастеровой художник – это уж точно.

В марте сильные снегопады отсутствовали. Солнце ощутимо пригревало и растапливало верхнюю часть снежного покрывала. Выпавший дотоле яркий искрящийся от солнечного света белый снег осел и превратился главным образом в грязный от сажи из печных труб наст, по которому детям можно было свободно ходить и бегать.

Возвращаясь из школы с одноклассником, с перекрестка мы увидели, что метров в пятидесяти от нас четверо пацанов остановили Миру и ее подругу и столкнули их в канаву.

Без раздумий я побежал к пацанам. Тяжелый для меня портфель с учебниками я держал обоими руками впереди себя.

Обычно наши бойцы идут в атаку с возгласом «Ура!». Я же на бегу орал:
- А-а-а…

Подбегая я увидел, что самый младший стоит на другой стороне канавы, двое средних чуть отступили на шаг, а старший залез в канаву к лежащим в ней девочкам и, открыв портфель Миры, вглядывался в его содержимое.

Старший даже не обращал внимания, что к ним бежит какой-то карапет.

Я же с разбега прыгнул на него, прицелившись портфелем в голову. Я сбил его с ног, и мы какое-то мгновение лежали рядом, между двух девочек.

Затем он двинул меня локтем по ребрам, и, опираясь на меня, встал.

В этот момент к месту событий трусцой стал подбегать мой приятель и продолжил мой боевой клич.

Встав, старший сказал остальным братьям:

- Надо сваливать, а то пришлепают взрослые на эти крики.

Указывая на меня, один из средних сказал:

- Этот каждый день ходит в школу и со школы мимо нашего лома, так что в глаз он еще получит.

Далее четверка пацанов по-тихому чужими огородами по насту ушла подальше от дороги восвояси, а мы совместными усилиями выкарабкались из грязной канавы и пошли по домам.

Мать дома спросила и о школьных делах и почему я такой грязный?

Слово за слово, но мне пришлось поведать о случае на дороге и о полученной угрозе. – На что мать наказала ходить в школу иной дорогой, путь по которой оказался длине метров на сто.

На следующий учебный день во время большой перемены завуч выстроила все классы в фойе и прилегающем коридоре. Она назвала фамилии мою и того, кто вчера оказался со мной у грязной канавы и потребовала, чтобы мы вышли из строя.

- Посмотрите на этих мальчиков, - сказала она всем строгим голосом.

Я понял, что меня сейчас исключат из родной школы за очередную потасовку и опустил голову.

Завуч после паузы продолжила:

- Внимательно посмотрите на них! – Это наши герои!

Еще ниже опустив голову, глядя под ноги в крашенный красной краской пол, я подумал, что она еще и издевается.

Таким же строгим тоном завуч произнесла:

- Вчера, несмотря на численное превосходство хулиганов эти два мальчика встали на защиту девочек-одноклассниц и победили. От администрации школы им объявляется благодарность. Просим остальных равняться на наших защитников из первого класса. На этом линейка окончена. Занятия продолжаются согласно расписания. Можно расходиться.

Своим ушам я не верил.

В чувства меня привели слова:

- Мы из-за вас в буфет опоздали пирожки купить.

В глаз от пацанов мне не удалось получить, потому что произошло ЧП.

В ту пору следы войны виднелись то тут, то там: много где находились и каски, и проржавевшие стволы винтовок, и колючая проволока, которая валялась по лесам и огородам даже мотками.

Ранним утром нашли разбившегося насмерть мотоциклиста, которого вышибла из седла колючая проволока, натянутая через дорогу.

Пацаны не стали отпираться. Они объяснили, что хотели посмотреть и посмеяться над тем, как какой-либо пешеход соприкоснется в темноте с колючкой. Они долго ждали, замерзли, а прохожих никаких не было. Тогда они оставили проволоку через дорогу и пошли спать.

Их разбудили милиционеры, сообщили о случившемся и арестовали. Старшего отправили в малолетку, а двух средних в спецшколу, из которой после того, как они подрастут, их дорога лежала также в малолетку.

В конце мая один третьеклассник переполошил всех учителей, найдя на территории школьного двора снаряженный крупнокалиберный патрон.

На следующий день к школе подкатил светло-зеленый грузовик ГАЗ-51 с несколькими солдатами в кузове и офицером в кабине. Пока командир гонял чаи с администрацией школы и педагогами, саперы обследовали миноискателями здание, школьный двор и ничего не обнаружили. Когда же они проверяли тропинки вдоль школьного забора, то нашли четыре стрелянные гильзы диаметром примерно 75 миллиметров от артиллерийского орудия.

Так закончился первый класс.





Аврора


Сейчас трудно сказать: был ли хоть один человек, веривший, что я закончу первый класс?

Большинство однозначно считало, что в следующем году я вновь окажусь в первом классе. Многие с интересом наблюдали за моими хождениями в школу, кто с улыбкой, кто с насмешкой.

Однако оное произошло! – Я получил пестрящий тройками табель об окончании первого класса, что повергло соседей по улице в изумление.

На третий день после получения табеля сосед Курзай подарил мне Аврору.

Позже его хозяйка раскрыла тайну: как только он узнал о случившемся, сразу же отставил все заказы и принялся выпиливать и выстругивать корпус их бруска. Вечером он вставил трубы, мачты и пушки, все проолифил, а затем все красил и сушил краску.

Подобных подарков я не получал.

Крейсер оказался длинной с полметра. Его корпус и надстройки сверкали шаровой краской, верхние торцы труб зияли чернотой, этой же краской по обоим бортам в носовой части строгие буквы говорили: «Аврора».

У крейсера отсутствовали винты, рули, было всего две пушки – носовая и кормовая, еще много чего не хватало, но подарок виделся великолепным.

Вручение происходило в нашем дворе у песочницы. Курзай сказал:

- Поздравляю и дарю тебе крейсер не как символ государственного переворота, а как стремящийся в будущее корабль заре навстречу.

Я попытался утащить подарок домой, но мать сказала, что и так никакого мест нет – пусть лучше дети играются с кораблем рядом с песочницей. Надо сказать, она вообще не любила игрушки, связанные со стрельбой или войной.

Кирилл Андреевич направлялся в магазин, остановился возле нашего покосившегося дома и стал свидетелем торжества. Он сказал:

- Красивая вещь. Однако у Нахимовского училища, я видел, стоит «Аврора» с двумя мачтами.

Курзай ответил:

- Мне объяснял бывалый моряк, что, когда «Аврора» трусливо бежала прочь от Цусимского сражения, чтобы сдаться американцам на Филиппинах, запасы угля иссякали и дабы на останавливать паровые машины, руководство приняло решение спилить самую высокую среднюю мачту и сжечь ее вместе с парусами в топках.

Стоявший подле дачник в больших роговых очках и пасший своих двоих детей в песочнице кивнул:

- Мне доводилось слышать подобную версию.

После продолжительной паузы он продолжил:

- В общем-то и в октябрьских событиях крейсер сыграл не благовидную роль паля по Зимнему дворцу. Слава Богу, что канониров обучили хреново. Ведь весь второй этаж дворца тогда занимал госпиталь, где находились на излечение действительно защитники отечества, а не дезертиры, встречавшие вместе с люмпен-пролетариями у Финляндского вокзала немецкого шпиона. Шпион теребил в руках шляпу-котелок и стоял внутри английского броневика без крыши, типа в кабриолете, а не, как изображают, на путиловском броневике, которых в 1917 году и в помине не существовало. Он прибыл для реализации плана генерального штаба Германии под названием «Управляемый шторм». С ним приехали два штатных офицера генштаба Германии. Немецкий шпион сообщил собравшимся дезертирам, что грядет мировая революция и посулил, что двери винных погребов Берлина и Парижа станут для них открыты.

- Для чего ж понатыкали везде памятники немецкому шпиону? – спросил Кирилл Андреевич.

- Чтоб всем понятней стало: какие мерзавцы стоят у власти.

- Но в Великую Отечественную «Аврора» все-таки помогала защитникам осажденного города, - вступился за проштрафившийся корабль Кирилл Андреевич.

- Да, - ответил дачник, - в июле 1941-го с крейсера сняли все пушки и сформировали батарею под названием «Аврора», которая погибла в боях с немецкими танками, защищая Ораниенбаумский плацдарм

При этих словах у моей матери пошли из глаз слезы, она промолвила:

- На Ораниенбаумском пятачке погибли все мои родственники.

Все принялись ее утешать.

Затем дачник продолжил:

- Уже после войны потопленный фашистами вблизи Ломоносова «героический крейсер революции» подняли со дна и отправили на верфь, где его перестроили под легендарный «Варяг» и отдали киностудии имени Горького на съемки фильма. Полученное поставили на прикол к Нахимовскому училищу в 1947 году.

Слушая взрослых, я продолжал с восхищением разглядывать подарок.

Многие дети успели поиграть крейсером возле песочницы, но в середине лета моя «Аврора» пропала при так и невыясненных обстоятельствах.

Забегая вперед можно сказать, что останки действительного корпуса «крейсер революции» в настоящее время - в 2016 году - разграблены и догнивают у поселка Вистино. А у Нахимовского училища пришвартован, созданный в 1986 году на Северной верфи, муляж, которым и дурят народ.





Вера Георгиевна


В начале июня я с матерью и ее знакомая пошли в лес. – Пройдя до конца улицу Хвойную, мы перешли стальные рельсы, по черным шпалам уходящие в даль, и оказались на опушке соснового леса. Здесь в левой стороне поляны у кромки леса находились два холмика, где, как считалось, покоились бойцы, павшие во время войны.

Летали и чирикали пестрые птицы, трещали зеленые кузнечики.

Тропинка пересекала поросшую свежей изумрудной растительностью опушку наискосок, и справа от нее подрастали небольшие сосенки, усыпанное почками. Вера Георгиевна пояснила:

- Эти почки можно есть и сейчас, а можно засушив их заваривать вместе с чаем или вместо чая. Почки полезны прежде всего при легочных заболеваниях, в том числе при туберкулезе. Все почки с грозди срывать не следует, надо оставлять две-три почки для дальнейшего развития дерева.

Далее Вера Георгиевна рассказывала матери о корешках различных растений и их полезности для питания и оздоровления.

Не знаю, была ли Вера Георгиевна колдуньей или знахаркой, но ведуньей она являлась точно. С настоящей колдунье я познакомился гораздо позже в Комарово – она лишь повела рядом ладонью, и я оказался полностью обездвижен. – Я не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, ничего не мог произнести.

Когда среди лета моя старшая сестра Людмила оступилась и еле-еле с великой болью могла наступить на подвернувшуюся ногу, Вера Георгиевна посоветовала набрать в наволочку березовый лист и спать, засунув поврежденную ногу в эту наволочку. Через три дня Людмила уже ходила почти свободно, а еще через пару дней бегала, как ни в чем не бывало.

Надо сказать, что часть самодельных игрушек для нашей новогодней елки создавались именно Верой Георгиевной.

Ее сын закончил войну в Берлине в должности переводчика диверсионной разведывательной группы полка. Он часто находился на передовой, иногда ходил и в тыл противника. Имел боевые награды.

Возвращаясь из Германии, победители везли с собой, кто аккордеон, кто различные тряпки, кто ковры, кто вагонами вывозил мебель, посуду, картины, а сын Веры Георгиевны привез из Берлина два больших чемодана вырезок из немецких газет.

Я видел часть этих вырезок и больше всего меня поразили то ли открытки, то ли буклеты на тонкой лощеной бумаге размером примерно восемь на двенадцать сантиметров. – На цветных открытках четко вырисовывались фотографии атлетов – мужчин и женщин. – Видимо, это были победители или призеры предвоенной Олимпиады. На обратной стороне открытки средним размером шрифта размещалась информация на немецком языке, поясняющая достижения атлета. Подобного качества буклеты, как мне кажется, появились у нас лишь в 1990-х годах.

Сын Веры Георгиевны как-то систематизировал вырезки из газет и занимался написанием, возможно, какой-то научно-исторической работы.

Он трудился на заводе «Арсенал» вблизи Финляндского вокзала и каждый лень добирался туда на электричке, но однажды зимним утром кто-то столкнул его под колеса надвигающегося вдоль платформы состава, и он погиб. Органы посчитали, что он сам поскользнулся и упал на рельсы. У Веры Георгиевны забрали все записи ее сына и так и не возвратили.

Когда мы бывали на кладбище, то заходили и к могиле ее сына и при входе, и при выходе у кладбищенской калитки она крестилась и повторяла: «Царствие небесное, легкое лежание всем сродственникам».





Ломоносов


Воспоминания детских лет побудили мать решиться навестить город, где она родилась - Ломоносов.

Тогда от нас регулярно дважды в неделю ходили маленькие пассажирские белые теплоходики в сей замечательный и несокрушимый город, славный своей историей и дворцами.

Взяв с собой меня, мама оставила старшую сестру Людмилу на попечение крестной Марии Анисимовне.

Солнечным утром теплоход отходил при полнейшем штиле и легком тумане.
По пути пассажирское судно с названием «Репино» взяло с причала в городе Кронштадте с дюжину людей и отправилось в конечный пункт рейса.

Обшарпанный купол Никольского морского собора города Кронштадта гигантски возвышался над зданиями и сооружениями. Он мало пострадал в период войны, так как немцы специально его оберегали, потому что купол служил ориентиром фашистским артиллеристам и бомбардировщикам.

Когда мы отошли от острова Котлин подул встречный освежающий ветерок и образовалась незначительная волна.

Мать достаточно быстро нашла дом, где прошло ее детство и жили ее знакомые и родственники. Она присела на возвышение у ближайшего подъезда и дальше идти просто не могла: ее душили воспоминания и предположения. – Этому способствовали многочисленные, так и не залеченные раны здания времен войны.

Более получаса мы просидели на каменной скамье. Мать вытерла беззвучные слезы мокрым платком, но в квартиру мы так и не пошли. - Посещение представлялось слишком тяжелым мероприятием.

Потихоньку мы брели вдоль зеленой магистрали города и зашли в ресторан, который функционировал и в период девичества матери. Она сказала:

- Это тебе мой подарок за успешное окончание первого класса.

В зале ресторана на столах сверкали белизной скатерти, стулья также щеголяли белоснежными чехлами. Живописные картины на стенах дополняли изысканный интерьер.

Нам подали солянку, в какой я впервые выловил черную маслинину, и на вкус она мне не понравилась.

В нашем овощном магазине продавались такие маслины на вес, и считалось, что их употребляли по назначению докторов, и покупали их в основном дачники. В ту пору в этом же магазине, да и в лавке на рынке также на вес продавали не менее семи сортов селедки, а вдоль прилавка за стеклом в ряд стояли банки с натуральной черной икрой, которую вообще почти никто не брал из-за дороговизны.

На второе нам подали курицу, а на третье – компот и золотистым инжиром.

Так произошло мое первое посещение ресторана, после чего мы погуляли по городу, зашли на рынок и возвратились на пирс, где нас ожидал теплоходик.

При попутной волне и попутном ветре мы быстрее вернулись на родную пристань, при этом теплоходик не забыл остановиться в Кронштадте для высадки пассажиров.






Второй класс


В те суровые времена первые заморозки ударяли в последнюю неделю августа, возможно, поэтому никто в округе на сажал помидоры. У нас в огороде имелся парник, в котором мать пыталась выращивать огурцы без особых мичуринских достижений.

По утрам в школу приходилось идти по подмороженным узорчатым лужам, а обратно по мокрой грязи.

Учебный год начался в другом здании, в совсем другой стороне от дома, так как в нашей школе делали текущий или косметический ремонт, который не могли осуществить летом из-за того, что в здание школы летом размещался пионерский лагерь. – На средства, вырученные за летнюю аренду здания школы и производился ремонт.

Это двухэтажное здание, куда я пошел во второй класс, напоминало усадьбу. Во дворе, отгораживая ее от улицы, вытянулось в длину одноэтажное длинное здание, которое служило усадьбе или подсобным помещением для инвентаря, или помещением для скотным. В годы же моей учебы в этом длинном здание жило несколько семей, в том числе здесь находилось и жилье Веры Георгиевны, которая считалась сторожем здания усадьбы-школы.

Знаю, что и в 21 веке в нашем курортном городке одна женщина проживала в бывшей финской конюшне.

В школу я тогда ходил в форменной фуражке, форменной гимнастерке перетянутой ремнем с медной бляхой и форменных брюках, штанины коих подшили сантиметров на десять, поскольку форму для таких малорослых грызунов науки попросту не выпускали.

Больше половины класса составляли дети матерей одиночек – это было эхо войны. Я тогда подружился с парнем, у которого имелся отец, да не просто отец, а пожарник. Сам парень был на голову выше меня и отличался упитанность – пожалуй он весил вдвое больше меня. Чем-то я ему показался симпатичным, и я ответил взаимность. Вскоре обнаружилось, что школьные предметы ему не интересны вовсе.

Он передал мне слова своего отца:

- Ты только подрасти, потом вместе будем в домино козла забивать.

Мы вернулись в прежнее свежеокрашенное здание с началом октября, и мать впервые отдала меня в школу продленного дня, где домашнее задание проверяла и помогала делать учительница.

Осень стояла слякотная и частенько мои ноги оказывались мокрыми, ввиду чего мать купила мне резиновые сапоги.

Я не долго ими щеголял. – Под горой, на которой стояла школа, имелся пруд размером метров тридцать на пятнадцать. – Его называли пожарным водоемом. Естественно, при морозе в минус пять градусов у берегов он подмерзал. И на перемене в школе продленного дня многие спускались к водоему, где пытались каблуком обуви пробить замерзший лед. Среди оных фигурировал и я. Но видимо удар моего каблука был не силен, а резина каблука смягчала удар. Пробить ледок рядом с берегом мне не удавалось. Тогда я топнул чуть дальше от берега и еще дальше, и еще дальше. Наконец лед под моим резиновым каблуком треснул и каблук провалился под лед, однако вместе с каблуком ломая свежий лед провалился и я.

Сверху сквозь лед виднелось дно, и я предполагал, что высоты моих сапог хватит, чтобы стоять на дне сухим, но я ошибся – глубина оказалась больше моего роста, а берега пруда - обрывистыми.

- Утонул !!! – завопили все и ринулись в гору сообщить учительнице вместо того, чтобы помочь мне выкарабкаться из пучины.

Хватаясь за корешки деревьев и ветви кустарников, я вытащил себя из пруда подобно достославному барону Мюнхгаузену и начал невеселый подъем вверх, предполагая какого жару задаст мне мать за оное прегрешение.

На горе у школьного забора навстречу мне вприпрыжку бежала перепуганная учительница, и она крайне обрадовалась, увидев меня живым.

В свободном классе меня раздели догола, растерли вафельными полотенцами, обернули белой простыней, затем поставили на стол и начали растирать смоченными спиртом салфетками. Учительнице помогала ученица из четвертого класса, самого старшего в нашей школе. Продрогший я стеснялся ее, но учительница сказала, что у ее помощницы такого же возраста брат и она всегда помогает его мыть.

Тем временем мою одежду отжали и сушили прямо в кочегарке при школе.

Уже стемнело, когда невысотного роста учительница довела нашкодившего мальчика до дому и вкратце объяснила матери произошедшее.

Мать действительно сильно осерчала, наказала мне впредь за школьный забор не выходить и посчитала, что с продленным днем эксперименты следует прекратить.
Наутро я вновь пошел в школу. Кто-то откровенно посмеивался, а кто-то сочувствовал всему произошедшему.

Все это было бы пол беды, но на правой ноге с внутренней стороны бедра образовались сверху вниз, как по линейке, семь прыщей, какие сначала просто вызывали неприятность, а затем с разрастанием принялись вызывать болевые ощущения.

Я скрывал прыщи от матери, предполагая, что они сами собой пройдут, но однажды вечером, выясняя причину моего жара, она их обнаружила и вызвала на дом через соседей участкового врача.

Врач, замученная помощью страждущим хрупкая с виду женщина бальзаковского возраста в белом халате и колпаке, провела осмотр и сказала:

- Это чирьи, их мажем зеленкой. Когда они вырастут, мы удалим из них стержни, станем выдавливать гной и продолжим мазать зеленкой. А пока постельный режим с регулярным замером температуры тела.

- Они же могут разрастись до больших размеров, - посетовала мать.

- Что делать, - сказала врач и развела в стороны руки.

- Он же может лишиться ноги? – спрашивала мать.

- Самое главное – чтоб не было заражения крови, - ответила участковый врач, - поэтому чаще замеряйте температуру.

Поблагодарив врача за участие, мать рассталась с ней и помрачнела.

Вечером пришла знакомая мне учительница из другого класса нашей школы. Ее волевое лицо обрамляли кудряшки русых волос. Оглядев добрыми и внимательными глазами мои набухшие болячки, она сказала, что принесет лекарство. Она вернулась через полчаса, передала матери три бумажных полупрозрачных пакетика с белым порошком и пояснила:

- Это гомеопатическое средство называется сульфур-йод. Давать его следует на кончике чайной ложки два раза в день – утром и вечером.

Мать принялась спрашивать: сколько это стоит, да сколько мы должны?

Учительница ответила, что лекарство не дорогое и, возможно, его придется докупать в одной из двух действующих гомеопатических аптек:

- Вот когда купите, тогда мне и отдадите пакетиками.

Уже на третий день бордовые чирьи заметно уменьшились, и мать отправила меня в школу. Через неделю чирьи почти полностью рассосались к удивлению участкового врача.

Таким образом во втором классе я познал, что такое гомеопатия и беззубость родной отечественной медицины.

Далее в школе шли дела своим чередом не шатко не валко, и до зимних каникул я ходил угрюмым из-за того, что меня единственного из класса не приняли в октябрята из-за возрастного ценза.





Спутник


5 октября круглый черный репродуктор с раннего утра до окончания передач вечером в последних известиях и в других передачах сообщал о прорыве в космическое пространство.

Спутник наглядно показал, что, кроме балета, в нашей стране имеется передовая наука и техника.

Многие наши соседи, как и множество людей планеты Земля, задрав в темное ночное небо голову пытались увидеть невооруженным глазом, движущуюся между статичных рассыпанных звезд точку.

Кроме официальных государственных специалистов различных стран, тысячи радиолюбителей по всему миру настраивали радиоприемники на нужную частоту, разворачивали свои антенные устройства в небо и действительно ловили сигналы радиопередатчика спутника.

Для победителей фашизма данной событие оказалось не столь важным, как расписывалось в радиопередачах.

Обычному человеку от спутника не стало и ни жарко и ни холодно.

Только гораздо позже мы узнали, что вывод на орбиту Земли космического искусственного спутника по существу являлся демонстрацией баллистической ракеты, разработанной в военных целях. Спутник переполошил политиков многих стран и стал причиной нового витка гонки вооружений в эпоху холодной войны, которую СССР официально проиграл.

В школе учители призывали радоваться новому достижению страны Советов.





Квартира


На бедре еще лазурным цветом отливали следы, где пытались разрастись чирьи. Я продолжал принимать гомеопатическое снадобье. А нас постиг новый мощный стресс.

В последней декаде октября матери выдали ордер на двухкомнатную квартиру для семьи, которая проживала в доме угрозы. Летом плотники жакта подставили свежеокоренное бревно со стороны куда кренился дом, но это мало помогало ситуации.

Конечно, жаль было уезжать из обжитого дома в светлое будущее.

Весной мы посадили молоденькую яблоню, которая принесла нам одно золотое яблоко, вкуснее которого я не ел ни до ни после.

Яблоньку отдали Мироновым. Весь сельхозинвентарь раздали соседям.

Грузовичок перевез наш жалкий скарб и зимние заготовки к подъезду трёхэтажного дома, к которому еще не проложили асфальт.

Маркиз с нами ехать отказался. Когда его притащили в уже устроенное помещение. ему там не понравилось. Может быть по его тонкому охотничьему нюху сильно бил запах свежей краски или тонкого линолеума. Он сидел у двери и ждал момента ускользнуть. Однажды это ему удалось, но его вновь поймали и притащили в квартиру. Тогда он стал царапаться, взъерепенился, громко мяукал и походил на рассерженного и свирепого полосатого маленького тигра. Он все равно сбежал в места свои обетованные, где каждый кустик был им отмечен, где он ловил мышей, лягушек и даже птиц, где отважно дрался с другими котами.

Года два наши прежние соседи видели Маркиза, но потом он исчез вовсе.

На нашей площадке на втором этаже кроме нас поселились еще три подполковника отставника. Двое с женим получили по однокомнатной квартире, а один с семейством их нескольких человек получил – трехкомнатную квартиру.

В квартире имелась холодная вода и электричество.

На кухне стояла четырехконфорочная газовая плита, на стене висел газовый водонагреватель. Все это было прекрасно. Не было только газа. Во дворе дома еще летом выкопали две громадные ямы для того, чтобы заложить в них большие цистерны для сжиженного газа, запас коих планировали пополнять, подвозящими метан специальными автомобилями.

Ночами температура воздуха на улице часто опускалась ниже минус десяти градусов, но батареи отопления стояли холодными. Конечно, электрические обогреватели в ту пору в магазинах отсутствовали. Надо сказать, отсутствовали и электрочайники.

На привезенной керосинке мать ухитрялась что-то приготовить. Натопить квартиру керосинка оказалась бессильна.

Радиаторы отопления чинно висели под окнами на своих местах, разводка труб по дому – выполнена безукоризненно, трубы по траншеям проложили к кочегарке, кочегарка оказалась выстроенной и стояла на месте. – Не хватало всего лишь одной детали: у кочегарки не было дымовой трубы.

Мы все спали под одеялами, тепло одевшись и в валенках.

Уже в середине ноября громадная машина привезла трубу, а громадный кран поздно вечером в темноте водрузил ее на приготовленное место к радости собравшейся посмотреть на чудо толпы.

Первые три дня вода в батареях только журчала и булькала, еще дня три батареи ощущались едва теплыми и лишь после всех тягостных ожиданий постепенно от труб начало идти долгожданное тепло, способное хоть чуть отогреть промерзшее насквозь здание.

Через неделю стали ложиться спать нормальным образом.

Затем строители торопливо закопали в яму цистерны для газа, и пустили газ по трубам, проверив при этом лестничные разводки и каждую кухню в отдельности.
Новая квартира обживалась, купание в белоснежной ванне, да еще под душем, стало любимым занятием. В большой комнате появилась люстра польского производства и отечественное трюмо.

В отремонтированную школу я ходил теперь с другого адреса мимо бывшей лютеранской кирхи, которая именовалась: кинотеатр «Победа».





Старая книга


Вступил в свои права 1968 год. Дали себя знать, дали себя прочувствовать Рождественские трескучие морозы, а впереди, как и полагалось, всех нас поджидали еще более лютые Крещенские.

На третий день после зимних каникул в классе Николая по расписанию значился английский язык.

Одна половина класса перешла в лингафонный кабинет, где через наушники ученики слышали на только преподавателя, друг друга, но и аудиозаписи по изучению языка согласно общеобразовательных методик.

Лишь через три минуты после школьного звонка белая высокая дверь класса тихо отворилась и вошла завуч Татьяна Михайловна с женщиной.

Завуч по традиции щеголяла в коричневом костюме, с которым сжилась уже несколько лет. Он состоял из пиджака с боковыми клапанами карманов и юбки чуть ниже колен. Гардероб дополняли различные туфли, чулки и блузки. После ее прохода всегда оставался шлейф духов «Красная Москва».

Она преподавала историю о том, как с помощью веревок египтяне под плетьми надсмотрщиков укладывали высокоточные блоки в пирамиды.

С лица Татьяны Михайловны лучезарная натянутая улыбка спадала лишь, если она самозабвенно наставляла и ругала учителей, учеников и их родителей. Ее темно-русые кудряшки на голове временами отличались размерами из-за разного калибра бигуди.

Оглядев оставшуюся половину классного состава, завуч произнесла:

- Как нам всем ни жаль, ваша прежняя преподавательница переехала в иной город и отныне вашим образованием в части английского языка займется Татьяна Андреевна – высококлассный специалист по современному английскому языку. Прощу относиться к ней с вниманием, взаимопомощью и взаимной поддержкой.

Новая учительница изобразила на напряженном лице подобие улыбки:

- Благодарю вас Татьяна Михайловна.

Завуч кивнула кудрявой головой и удалилась в свой кабинет.

Новая учительница в темно-фиолетовом сарафане до колена с яркой синей блузкой сняла с плеча бутафорскую золотую цепь с прикрепленной к ней аквамариновой объемной сумкой. Ее прическа каре напоминала певицу Мирей Матье, которая пела о Петрограде, отчего не у одного Николая мелькнула мысль, что она вполне могла бы преподавать французский.

Татьяна Андреевна положила на учительский стол сумку, присела, раскрыла классный журнал и предложила:

- Нам надо бы познакомиться. – Я буду зачитывать ваши фамилии, а вы по-английски представьтесь: имя, фамилия и возраст.

Когда очередь дошла до Николая, он, отчеканив задание, сел.

- Николай, - услышал он голос учительницы.

Он встал.

- Николай, ведь ваш английский имеет поразительно чистый лондонский акцент. – Вы у кого-то занимались помимо школы или общались с лондонцами? – последние слова произнеслись с насмешливым сарказмом.

- Просто в Лондоне сырой климат и многие горожане страдают от простудных заболеваний, от тонзиллита, и у меня тоже тонзиллит, наверное, отсюда мой акцент.

Он отвечал, глядя на спины соучеников и соучениц. Закончив свое погодно-болезненное объяснение, он взглянул в глаза новой преподавательницы. И увидел черные словно уголь зрачки блестящие, как антрацит. Ее взгляд проник сквозь его зрачки в его голову, затем дух этого взгляда проник в его грудную клетку и остался там навсегда.

- Хорошо, ваша версия ясна, - сказала Татьяна Андреевна и зачитала по классному журналу имя следующего, с кем хотела познакомиться.

Когда Николай садился за парту, по спине пробежал холод.

Закончив знакомства с личным составом, учительница выяснила объем пройденного дотоле материала и провела небольшую лекцию о распространенности английского языка и о его важности, в том числе для ныне обучающихся, а в будущем активных сограждан.

Школьный звонок вернул всех в действительность, которая находилась в том, что иностранный язык мог пригодиться лишь девочкам, которые втайне мечтали выйти замуж за иностранца.

Направляясь к выходу около учительского стола, Николай получил удар локтем в бок. Это привлек внимание Геннадий, или как его все звали Геня.

- Смотри какая цепь! – сказал он с восхищением.

- Она из пластмассы или из дюраля, окрашенного под золото.

- На этой цепи раньше сидела злая собака, - предположил Геня.

- Мне нужна собака, - сказала Татьяна Андреевна. – РОНО выделило мне старенький маленький домик в поселке Песочный. Туда собака и нужна, чтоб облаивала чужих. Кроме того, прошу оказать шефскую помощь в расколке дров, что я делать не умею. На листочке мой адрес, после пяти вечера я всегда дома, заранее благодарна.

- У меня здоровья не хватит, - сказал Геня во след уходящей учительницы.

Действительно у него от рождения имелось заболевание, из-за которого его не вызывали в райвоенкомат. Но с виду он парень оказывался хоть куда. – Как-то в темноте по осени он с Николаем ставили стукалку учительнице физики, что проживала в военном городке.

Николай же переписал адрес на клочок бумаги.

- У тебя высокая температура, как при гриппе, - удивленно произнес Геня.

- Наверное, - Николай сделал паузу, пытаясь понять причину своего жара, -заболел.

В среду проходил ознакомительный урок, а в пятницу Николай решился воспользоваться приглашением.

С одной стороны, его тянуло помочь учительнице, как магнитом. С другой стороны, он понимал, что получит необходимую физическую загрузку для положительного продолжения занятий спортом.

Он помнил о двух членах сборной страны по лыжам, которые проводили лето в том, что пилили по деревням дрова двуручной пилой, разрабатывая мускулатуру. Денег за свой труд ребята не брали – им устраивали ночлег и кормили простой крестьянской пищей.

Форсировав по вмерзшему в берега обледенелому мостику придорожную канаву, Николай подошел к домику ровно в семнадцать часов. Сквозь оконные занавески из тонкого материала мерцал свет.

На стук в окно скрипнула дверь, и вышла черноглазая Татьяна Андреевна в серых спортивных брюках, в полусапожках и зеленом свитере:

- Я очень рада тебя видеть, Коленька. Заходи, чаем угощу.

Уже в доме она сказала:

- Ведь я верила, что именно ты откликнешься на мой призыв о помощи. Давай, перейдем на ты – я тебя буду называю Колей, а ты меня – Таней.

- Хорошо, дорогая Таня. Я действительно не мог не оказаться здесь потому что твои прекрасные глаза при первом же взгляде пронзили меня насквозь и сожгли все у меня внутри.

- Мне еще не было семи, когда цыганки из табора пояснили, что у меня роковой взгляд. Ты же мне сразу понравился и скромностью, и статью, и акцентом. И я знала, что ты придешь меня выручать, как средневековый рыцарь спасешь свою принцессу.

- Что-то здесь дымно, - сказал он, оглядывая в комнату, которая служила кухней, столовой и домашним рабочим местом учительницы.

- Постоянно воюю с печкой: или дымно или холодно.

- Этак можно и отравиться в борьбе за тепло. – Он отодвинул чуть верхнюю заслонку, откуда чуть струился темный дымок. Затем он открыл печную дверку и стал смотреть, как желтые языки пламени облизывают дрова, коими печка была набита полностью.

- Осторожней, как бы что не вывалилось полено и не спалило мои драгоценные апартаменты.

- Здесь дело не в том сколько дров загружается в печь, а в том сколько оранжевых жарких углей останется в печке на момент закрытия верхней задвижки, если оная опять же исправна.

- А я прожигала все угли, и только после того задвигала задвижку.

- Тогда весь основной жар уходил в морозное звездное или пасмурное небо, а печь оказывалась чуть теплая или холодная.

- Коля, подучи меня: как обращаться с этим великолепным изобретением, а то я с детства жила в благоустроенной квартире со всеми удобствами в небольшом городке Поволжья.

Он закрыл дверцу печи, и освещенность комнатки сразу уменьшилась.

- Давайте посмотрим: останутся ли здесь угли. – Если останутся – хорошо, тогда закроем задвижку. А если нет – добавим вот эти три ровные полена, и они дадут жар, только надо на прозевать закрыть задвижку.

- Как-то я закрывала, а у меня дым шел в комнату.

- Такой дым говорит, что не все догорело, не все превратилось в угли. Случаются поленья с крупными сучками, и они просто не прогорают одновременно с остальными дровами. – Такие головешки достают кочергой из печи и топят в ведре с водой из-под рукомойника или по-быстрому выносят на совке на улицу и выбрасывают в снег.

- Пользоваться печью, оказывается, целая наука. Но давай почаевничаем.

Учительница-ученица налила в чашки кипяток из алюминиевого чайника, подогретого на электроплитке, добавила в кружки чая из заварного фаянсового чайничка белого с голубыми цветками по бокам и выставила на стол все свое богатство: наполненную до краев сахарницу, печенье, пряники и три конфетины в красивых блестящих обертках.

- Я готов посмотреть, что нужно колоть, - доложил Николай после чаепития и вновь почувствовал прилив жара.

- Хорошо, пойдем, - сказала Татьяна Андреевна.

Они вышли на улицу и направились к сараюшкам, слабо освещаемым наружной электрической лампочкой.

- Мне неделю назад эти дрова привез громадный самосвал с рыжим кузовом и зеленой кабиной, так я самые толстые чурки прикатила к стенке дровяника, а сверху положил те, что поменьше.

- Здесь и сушинка есть и березка. – Березка ценна тем, что с помощью бересты легче растапливать печь.

- Попробую.

- Что-то здесь положены сверху чурки от вершинок стволов – в них много сучков и их тяжелее колоть, да и топить ими счастья мало.

- И что теперь?

- Начнем колоть с самых толстых.

- Пожалуйста.

- Что это за избушка?

- Банька.

- Пробовала?

- Боюсь угореть, о чем пел Высоцкий.

- Давай-ка глянем.

Тусклый свет зажегся и в предбаннике и самом банном отделение.

- Хорошая вещь, - похвалил Николай. – Давайте глянем в печурку.
Из поддувала он выгреб три полных совка золы и сказал:

- Ее лучше разбросать по грядкам огорода, под кустарниками и деревьями, как удобрение.

 Когда Татьяна Андреевна вернулась, он показал:

- На низ я положил скомканную бумагу, затем бересту, а сверху пучок лучинок. – Задвижка открыта, приток воздуха из поддувала имеется и лучинки начинают гореть, теперь мы сверху подложим пару маленьких дровишек, вон они занялись, и вот теперь положим три стоящих полена, которые дадут угли, если не прозеваем. А теперь надо в чан залить воды. Пока я буду колоть принеси водицы. Лучше носить по полведра, чтоб рукам было легче.

С трех поленьев он снял бересту, наколол дров на пару недель и услышал:

- Коля, вода в чане теплеет.

Он зашел в баньку, открыл дверцу печи, закрыл ее, чуть прикрыл печную заслонку и сказал:

- Минут через десять-пятнадцать заслонку закроем полностью. А что-то творится в домовой печке?

Бегом они кинулись в дом и вовремя успели. Множество углей в печке только и ждали, когда заслонка в печи закроется и они смогут полностью отдавать тепло печи дома. Они только испили чаю, и оба почувствовали прилив теплоты.

- Пойдем, Танечка, закроем задвижку в баньке, - предложил он.
В печи баньки было по объему еще больше жарких углей. Она самостоятельно закрыла задвижку.

- Теперь, Коля, я провожу тебя до станции – ты ведь здесь впервые.

- Хорошо, Таня, я готов, - сказал он, надевая теплую зимнюю куртку.

Они вышли на укатанную автомобилями снежную дорогу, освещенную светом неразбитых фонарей. Легкий морозец позволял желтой почти полной Луне и далеким звездам участвовать в освещении местности. Вечернюю тишину прерывал далекий лай ворчливых собак.

Не дойдя до платформы метров двадцать, Николай остановился и сказал тихим голосом:

- Встанем, пожалуй, здесь, чтоб лишние глаза нас вместе не увидели, а до электрички успею добежать, я же некоторым образом немного спортом занимаюсь.

Засверкала фара электропоезда и Татьяна Андреевна произнесла шепотом:

- Спасибо тебе, Коля!

Положив свою левую руку на его правое плечо, она чуть приподнялась и поцеловала его в правую щеку.

Он слегка развернулся, посмотрел в ее черные искрящиеся глаза и вновь утонул в них. Николай обнял ее за талию, тихонечко привлек к себе и свои сухие губы уткнул в ее левую щеку. Положив руки на его плечи, она прижалась к нему.

Только после того, как хлопнули резиной автоматические двери и поезд пошел к следующей станции назначения, Николай смог оторвать свои губы от теплой щеки.

- Раз на электричку мы опоздали, пока не замерзли, пойдем греться домой до следующей по расписанию.

- Да, Таня, можно и чайком погреться.

Дом встретил желанной теплотой, Николай даже снял куртку. Чай оказался тот же и печенюшки те же, только последние.

Вновь они отправились к станции и остановились на том же месте, и при свете мощной фары, устремленной вдоль рельсов, их уста соединились сами собой. Электричка ушла, и они поняли, что следует возвращаться в дом.
 
На обратном пути Татьяна Андреевна вспомнила, что у нее имеется пять куриных яиц и черный хлеб.

- Ты, Коленька, сегодня изрядно потрудился и следует подкрепиться.

Быстренько на электроплитке, проурчав, поджарилась яичница, которая оказалась горячей и исключительно вкусной.

Когда она в третий раз провожала его к железной дороге, Николай предложил проститься посреди пути на равном расстоянии от станции и от дома. Они обнялись и таким образом проводили третью последнюю электричку.

- По шпалам ты вряд ли побежишь вдогонку.

- Если ты скажешь – побегу.

- Давай. Коленька, пойдем в жаркий дом, а то мороз крепчает. Ты спасал меня, теперь я буду спасать тебя от обморожения.

Когда они подошли к крылечку, которое состояло из одной ступеньки, Татьяна Андреевна предложила:

- Давай, Коля, глянем, что в баньке творится.

- Посмотрим, Танюша.

Она зажгла тусклый свет, прошла в банное помещение, подняла большую круглую из кровельного железа крышку, что прикрывала чан с водой, сунула в воду указательный палец и вскрикнула:

- Ой! Она же горячая!

- А какой ей еще быть?

- Так можно хоть чуть-чуть помыться!

Они в предбаннике сняли верхнюю одежду. Татьяна Андреевна накинула халатик и большой прорезиненный желтый передник и разбавила полведра холодной воды несколькими ковшами горячей из чана. Получилась теплая вода, которой она намеревалась смыть свежий пот с Николая.

- Подходи ко мне задом. Спереди сам помоешься, а я попробую отмыть твою потную спину.

Раздевшись, Николай стал медленно к ней пятиться.

- Смотрю, у тебя ведь и мускулатура имеется, особенно накачены ноги.

- На тренировках иногда более десяти верст отмахивал. У меня случались периоды, в какие бежалось оказывалось гораздо легче, чем идти пешком.

И тут очистительная теплая вода из первого ковша начала медленно литься ему на короткостриженую голову.

Он протер все спереди, она потеребила спину. Затем она скомандовала:

- Обувай свои кроссовки на босу ногу, одевай халат в предбаннике, сверху накинь куртку, все свои вещи сложи в авоську и дуй в дом. Там вещи разложишь на стуле, чтоб они прогрелись, дальше разденешься, разуешься и ложись в кровать под одеяло, прогреешь немного.

- Халат-то женский.

- Откуда ж я возьму тебе мужской. Давай, Коля, двигай. Я тоже помоюсь и приду в дом.

Минут через десять Николай, лежа на левом боку, услышал, как скрипнула двери и лязгнул засов входной двери. Затем после неких манипуляций в главной комнате-кухне он услышал легкие шаги. Одеяло приподнялось, и он ощутил спиной прохладу ее нежного тела.

После школьных занятий в субботу он зашел домой за стареньким рюкзаком, затем направился в городскую баню, где приобрел три березовых веника, три пачки круглого печенья «Мария» и пристроил покупки в рюкзак.

В пять часов Николай растопил печку баньки, принес воды и принялся колоть дрова.

Когда температура в бане дошла до кондиции, он слегка прошелся замоченным веником по ее спине и ниже. Она же, когда настала ее очередь, принялась хлестать его веником от души так, что он запросил пощады.

Днем в воскресенье он колол вершинки, дрова, изобилующие сучками.

После обеда с несравненной гречневой кашей он вновь растопил баньку. Вечером она упросила его уехать домой, чтобы утром он пошел в школу из своего дома.
Она попросила, чтобы в дальнейшем он приезжал только в субботу вечером и уезжал воскресным вечером:

- Я взрослый человек, окончила институт, имею профессию и не могу себя прокормить, не говоря уже о том, чтобы купить какую-нибудь одежду. То, что на мне и сумка с собачьей цепью – это все, что у меня есть.

- В цивилизованных странах учители хорошо, слышал, получают.

- Так - то – в цивилизованных, а не у нас. Учители отмечают пятилетие, семилетие своим платьям, костюмам, поскольку приобрести что-то новое очень проблематично.

- Странно это.

- Дело в том, что однажды Сталину предложили повысить зарплату врачам и учителям, на что сатанист ответил, что хороших врачей и учителей население прокормит, а бездари пусть перемрут от голода. – Вот и нынешняя власть идет тем же путем.

- И что делать?

- Согласна я подрабатывать и уборщицей, и дворником, но вакансий нет. По инициативе родителей и с одобрения завуча со следующей недели начну вести после основных занятий дополнительные. Пока непонятно раскошелятся ли родители или оплату возьмет на себя РОНО. Кроме того, несколько родителей просили у них дома провести уроки, возможно, чтобы и самим контролировать детишек. Поэтому теперь я буду приезжать домой вечером неизвестно когда и наверняка вся накрученная.

- Понятно - сказал Николай озабоченно.

- При этом, если я тебе покажу условный знак, приезжать вообще нельзя.

Татьяна Андреевна четыре раза показывала сигнал. – Однажды к ней в гости приезжала учительница из параллельного класса, скорее всего по указанию руководства школы или даже РОНО, чтоб поглядеть: как устроилась новая учительница. Второй раз Татьяну Андреевну привлекли сопровождать школьников при посещении музея. И еще дважды по иным причинам.

Утром в понедельник Геня спросил:

- Ну как, наколол дров?

- Да я что-то затерял бумажку с адресом, потом подумал, что найдет она того, кто ей дрова наколет.

В дальнейшем Николай переколол все дрова, очищал крыши от снега, подновил калитку, мостик и крыльцо, смазал петли дверей.

Майскими днями на грядках маленького огорода показались зеленые перья чеснока, и Татьяна Андреевна с превеликим удовольствием ела чесночные листья прямо с грядки, благодаря прежних хозяев.

В школе Николай просил не ставить ему пятерок за ответы на уроках, но на госэкзаменах Татьяна Андреевна все-таки поставила ему пятерку, как и многим другим своим ученикам. Геня, который кроме зарасти - до свидания, спасибо – пожалуйста знал лишь «фейсом об тейбл», получил четверку.

На выпускном она отсутствовала. Он приезжал к ней дважды вечерами, но видел лишь черные замки на дверях.

Через три дня Николай съездил магазин «Старая книга», где прибрел за сущие корейки тонкую книжку на английском языке – свою ровесницу, изданную в Англии. Прямо в магазине он оторвал кусок задней тонкой цветастой обложки со штампом магазина, в котором была указана дата покупки. Оторванный кусок он тут де бросил в урну.

Днем он стоял перед секретарем директора:

- Мне надо бы вернуть книгу Татьяне Андреевне, которую она мне порекомендовала почитать для общего развития.

- Это проблематично. – Учитель английского языка -Татьяна Андреевна -уволена от нас с переводом в ее родную школу, откуда пришел официальный запрос, одобренный нашим РОНО. Она буквально в один день оформила бегом все бумаги и вечером улетела самолетом. Попробую связаться с бухгалтером, надо бы узнать ее мнение на этот счет.

Секретарь тут же дозвонилась до бухгалтера и сообщила ее вердикт: во-первых, ничего нельзя отправлять, если отсутствует точный адрес, а во-вторых, школьный бюджет не предусматривает расходы на подобные посылки и бандероли.

- Так что можешь самостоятельно попытаться отправить чтиво. – Вот на листке название ее города, области и номер школы.

Через пару недель вечером дома зазвонил телефон.

- Здравствуй, это – я. Извини, если что не так. Не ищи меня, пожалуйста. Я отправила тебе письмо – до востребования. Прочти. Прощай.

Следующим днем, взяв письмо в почтовом отделение, Николай положил бесценную депешу за пазуху, и только дома в уединенной обстановке вскрыл авиаконверт и прочел:

- Прости, если что не так. Не присылай мне больше ничего. Ведь уже намечен день моей свадьбы. Мой будущий муж, поверь, достойный человек.
Пожелай Нам Счастья!