Рукавишников о настоящем космосе

   ...Листаю свой старый альбом с марками, который не брал в руки лет сорок. Вот вожди народа в анфас и профиль. Вот  герои Великой Отечественной. Вот герои Олимпиад и Чемпионатов мира. А вот мои любимые герои – советские покорители Вселенной. С маленьких, пожелтевших от времени, бумажных прямоугольничков мне всё также улыбаются Гагарин и Титов, Николаев и Попович, Быковский и Терешкова. За каждой маркой своя история…

     Сколько я себя помню - всегда бредил космосом. Обычное явление для того времени. Многие мальчишки в конце 60-х на вопрос: «кем хочешь стать?» бойко отвечали: «космонавтом !»
     Помню, как в то последнее моё лето перед 1-м классом мы прогуливались с отцом поздним вечером вдоль нашей новенькой пятиэтажки. Высоко в небе ярче любого фонаря сияла полная Луна. Отец начал красочно расписывать мне как прямо в эту самую минуту там, высоко-высоко над моей головой, где-то в лунном Море Спокойствия, гуляют в скафандрах два американских астронавта. Это показалось мне удивительней любой сказки на свете. «Может быть и я так когда-нибудь смогу !» - наивно, но искренне подумал я.
      И как только в конце первой четверти я научился, наконец, сносно читать, то сразу начал «глотать» десятками книжки о космосе, и мечтать, мечтать и мечтать...   
      На школьный новогодний праздник бабушка Тамара сшила мне костюм космонавта из красивой оранжевой ткани. Я с помощью отца склеил гермошлем из плотного картона и приделал к нему антенну из вязальной спицы. А потом долго красил его серебряной краской, которую принёс с завода отец. К груди комбинезона бабушка пришила полоску из старого болоньевого плаща, на светлой изнанке которой я старательно и без ошибок вывел красной тушью название «своего» корабля - «СОЮЗ-10». Почему именно такой номер ? Потому что только что осенью в космос полетели сразу три корабля – «Союзы – 6,7 и 8». И я посчитал, что в Новом году «Союз-10» точно полетит. Как впоследствии оказалось, название было выбрано мною не случайно. А тогда, помню, мой костюм занял первое место по школе ! Моя довольная гордая рожица сияет на снимке в верхнем правом углу.
    ...Во время первых в моей жизни зимних каникул в нашем городе стояли страшные морозы, и я от нечего делать часами смотрел телевизор. В один из дней в телепрограмме значился документальный фильм о подготовке космонавтов к космическим полётам. Вот он-то, увы, и разрушил мою сокровенную мечту. Сначала в фильме показали, как кандидаты в космонавты лихо прыгают с парашютом в затяжном прыжке. Потом я увидел как они плавают в искусственной невесомости внутри специального самолёта. Дальше их «поджаривали» в термокамере и мучили абсолютной тишиной в сурдокамере. Затем кандидата в космонавты начали крутить на центрифуге. Помните кадр как в процессе вращения на стекле гермошлема быстро-быстро мелькают отражения окон в лаборатории ? «Вот это скорость !» - похолодело тогда в моей груди. А в конце фильма полуголого испытателя привязали ремнями к креслу странного металлического устройства, которое тут же стали вращать на огромной скорости по всем трём осям одновременно. От увиденного меня чуть не стошнило. И, вспомнив о том, что мне жутко страшно даже смотреть на крутящуюся цепочную карусель в городском саду, я печально вздохнул: «Нет, не быть мне космонавтом».
      Мечта моя… нет, не то, чтобы совсем испарилась, но благополучно трансформировалась в  собирание почтовых марок на космическую тематику, любовь к научной фантастике и ещё - в робкую надежду, хотя бы разок увидеть настоящего космонавта и лично от него узнать какой он там, космос, на самом деле.

      Спустя много-много лет, когда я отучился сначала в школе, потом в университете, отслужил в армии, начал работать в серьёзной организации и благополучно женился, судьба вдруг решила повернуться лицом к моей давней мечте. Предприятие отца уже много лет производило телеметрическую аппаратуру для нужд космической отрасли, и он в командировках несколько раз встречался с нашими космонавтами. Ничего особенно интересного они, правда, ему не рассказывали. Их встречи были сугубо деловыми и касались только технических вопросов эксплуатации заводского оборудования в условиях космоса.
       Но однажды, придя вечером с работы, отец торжественно объявил, что завтра к нам в гости на ужин приедет настоящий космонавт. Помню, я улыбнулся, не сразу поверив в своё счастье: «Так уж и настоящий ?! А как его фамилия ? Может из «новых» ?» Отец усмехнулся: «Да нет, не из «новых». Самый что ни на есть старый. Рукавишников !»
         Меня как током ударило: «Николай Николаевич ! Он же в «Союзе-10» летал !!!» Первых космонавтов я знал всех по имени-отчеству. Знал также все номера их кораблей и даты их полётов. Всё, что к нам с детства прилипает, не забывается никогда. От волнения кое-как дожил до вечера следующего дня. Встречу решили провести не дома, а за городом, где родители жили летом на небольшой лесной пасеке.
         Приехала к нам целая делегация – директор завода, главный инженер, секретарь парткома и, конечно, Он. Невысокого роста, скромный, с тихим голосом, в простеньком костюмчике без какого-либо опознавательного знака своей профессии, Николай Николаевич не производил впечатления одного из первых покорителей космоса, космонавта под № 23. Меня поначалу удивил его уставший и печальный взгляд. Я тогда ещё не знал, что буквально за несколько дней до нашей встречи он был отчислен из отряда космонавтов с банальной формулировкой: «в связи с уходом на пенсию по выслуге лет»…
 
     …Рукавишников мог попасть в отряд ещё в далёком 1964 году, когда происходил набор гражданских специалистов для первого полёта на многоместном корабле, но у врачей нашлись претензии к его здоровью. Тогда вместо него в экипаж «Восхода-1» взяли Феоктистова. А через два года, когда врачи всё же сняли свои претензии, Рукавишникова ввели в состав одного из трёх экипажей (в пару к Валерию Быковскому), проходивших подготовку по программе пилотируемого облёта Луны. Как известно, программа эта выполнялась со сбоями - редкие удачные пуски чередовались с частыми авариями. Чтобы опередить американцев все участники, в том числе и Рукавишников, по собственной инициативе написали письмо в ЦК партии с просьбой разрешить им этот полёт, несмотря на то, что вероятность неудачи значительно превышала вероятность успеха. Но партийное руководство решило тогда не рисковать жизнью своих космонавтов ради престижа страны. В декабре 1968 года состоялся триумфальный полёт американского «Аполлона-8». Вскоре все экипажи были переведены на программу высадки человека на Луну, но через три года и она была закрыта…

           Родители и моя молодая супруга накрыли стол под старой черёмухой, рядом с лужайкой, где стояли улья. Мы, как водится, выпили за встречу. Николай Николаевич, наконец, размяк, заулыбался. О работе разговоров не вели. Всем (а особенно мне) хотелось одного: чтобы Он рассказал, как на самом деле летают в космос. Ведь как в советское время обычно сообщали о пилотируемом космическом полёте: «В СССР произведён успешный запуск космического корабля Союз-такой-то. Командир корабля – такой-то, бортинженер – такой-то. Полёт проходит нормально. Самочувствие космонавтов хорошее…».  А после приземления обычно добавлялась фраза: «Программа полёта выполнена полностью».
           Несмотря на то, что в стране уже больше года как была провозглашена «политика гласности», тайны космонавтики власти открывать пока не спешили. Да, сейчас по одному клику «мыши» легко можно узнать подробности «полного выполнения программы» любого полёта. Но в тот вечер передо мной впервые открывалась подноготная космической романтики. Рассказывал Рукавишников своеобразным, немного простецким языком, но очень интересно, эмоционально, упоминая порой такие детали, о которых я впоследствии нигде не читал. Он говорил примерно так:
          - …Ох, ребя-я-яты-ы, ну, ребя-я-ты-ы, натерпелся я там… страсть сколько всего… В космос взлететь ведь не сложно – минут десять потрясёт и поприжимает в кресле, и ты уже там. А в космосе ничего так, ребяты, жить можно. Невесомость так вообще прикольная вещь. Будто ты на гигантских качелях несешься вниз на огромной скорости и... и низа все нет. Минуту нет, час нет, два часа нет, день, два...  ну и так далее. По первости главное -  сглатывать не забывать. В невесомости же плавает все вокруг. И внутри тебя тоже все плавает, выхода ищет. Самый короткий выход из организма один, потому и сглатываешь всё время, непрерывно, каждую минуту. Ничего, день-два проходит и привыкаешь. А кто не привыкает, тот значит и не космонавт. В общем, невесомость это так, мелочь. А вот спуститься оттуда, с орбиты, живым в смысле спуститься, вот это проблема так проблема. Особенно, когда тебе сильно не везёт...

          Из трёх совершённых полетов Рукавишникову сильно не везло в первом и третьем. В 1971 году на «Союзе-10» вместе с опытными Шаталовым и Елисеевым он должен был работать на первой в мире космической станции «Салют». Стыковка прошла вроде бы успешно. Вроде бы. Но вскоре оказалось, что из-за ошибки в системе управления стыковочный штырь корабля вошёл в приёмное устройство станции под нерасчетным углом. Да что там говорить - просто перекосило штырь и сломалось что-то в нём ! Так как стягивания не произошло, то и люк на станцию открыть не удалось. А дальше - ещё хуже. Из-за поломки стыковочного узла все попытки отстыковаться от станции оказались неудачными. Оставалось последнее средство -  принудительно отстрелить перекошенный штырь пиропатронами, но тогда он остался бы торчать в стыковочном узле, и новая станция была бы потеряна навсегда. Мрачновато было на душе, вспоминал Рукавишников. Типа прилетели, нагадили и бросили… Нет, такого исхода никому не хотелось – ни космонавтам, ни Центру управления. Стали думать. Несколько часов совещание длилось. Придумали перемычку вставить в одно устройство, чтобы ослабить стыковочный замок. Операция нештатная, перемычка не вставлялась. И тут у кого-то возникла светлая мысль молотком помочь этому делу. Стучать вызвался Рукавишников. Николай Николаевич со смехом рассказывал нам, как его придерживали сзади напарники, чтобы он не кувыркался после каждого удара – невесомость же ! В общем, решили проблему чисто по-русски – силой ! (Кстати, подобным образом - ударом по корпусу кулаком - когда-то заставляли работать ненадежные советские телевизоры). После пяти часов мучений расстыковка, наконец, произошла. Удалось сохранить стыковочный узел станции и благополучно вернуться на Землю. Им повезло. А вот кому точно не повезло, так это следующему экипажу «Союза-11», сумевшему поработать на первом «Салюте». Космонавты Добровольский, Волков и Пацаев трагически погибли при возвращении на Землю из-за внезапной разгерметизации спускаемого аппарата. Вечная им память !..

     …Кстати, про молоток в космосе… Спустя десяток лет в американском тупом блокбастере «Армагеддон» был похожий эпизод, когда русский космонавт с многозначительной фамилией Андропов от души дубасил гигантским гаечным ключом по приборной доске. И тоже, кстати, удачно решил проблему ! Наверняка это наш Николай Николаевич поделился своим «опытом» с американцами, хе-хе…
       А что, очень может быть, что так и было ! Ведь Рукавишникова готовили к совместному советско-американскому проекту «Союз-Аполлон». Правда, в составе дублирующего экипажа. Второй его полёт на «Союзе-16» с Филипченко прошёл относительно гладко. Хотя и про него Николай Николаевич тоже что-то интересное рассказывал, но вот память моя проклятая… позабыл я…

     …Зато рассказ о последнем полёте слушал, открыв рот. Это был настоящий космический триллер. Апрель 1979. Старт «Союза-33» по программе «Интеркосмос». Вместе с командиром корабля Рукавишниковым летит космонавт-исследователь, гражданин Болгарии, Георгий Иванов. Вообще-то настоящая его фамилия была Какалов. Но незадолго до полёта высшее партийное начальство решило, что негоже такую «неприличную» фамилию печатать в советских газетах. И болгарского парня быстренько переименовали:)
     В программе полёта значились стыковка со станцией «Салют-6» и недельная работа на ней. Но при сближении со станцией случилось непредвиденное. Главная двигательная установка при торможении отработала нештатно, корабль дёрнулся, нарушив стабилизацию, и автоматика тут же заблокировала работу двигателя. Стали разбираться. Космонавты Ляхов и Рюмин, находившиеся в этот момент на станции и наблюдавшие сближение, сообщили, что факел реактивной струи был виден сбоку от двигателя. На Земле сразу поняли, что у экипажа возникла очень большая проблема. Впервые в истории произошёл боковой прожиг камеры сгорания ! Такого не случалось даже при наземных испытаниях ! Но самым страшным было другое обстоятельство. Огненной струёй, возникшей в неположенном месте могли быть повреждены топливные и электрические кабели резервной двигательной установки. Во всяком случае вероятность этого была очень высокой. А значит, что «Союз-33» мог стать пленником земной орбиты на долгие месяцы. Запасов воздуха в корабле максимум на неделю. Итого на Землю вернутся только трупы космонавтов... Специалисты ЦУПа пребывали в глубоком шоке. Это был один из самых страшных моментов в истории мировой пилотируемой космонавтики. Экипажу смогли дать только единственное указание: «Отдыхать в течение 15-ти часов».

     … Здесь Николай Николаевич замолчал. Глаза его увлажнились, а пальцы его забарабанили по столу мелкой дробью. Мы все понимали, что даже сейчас, спустя восемь лет после полёта, переживания его не отпускают. Глубоко вздохнув, Рукавишников продолжил:
      - И вот, ребяты.. мои дорогие ребяты… понял я всё, а Георгий мой ни хрена не понял. Хотя вроде русскому языку обучен. Сидит, улыбается, голубок, чуть ли не песни поёт, игрушечным человечком своим, к креслу привязанным, в невесомости играется. А потом и вовсе уснул. Ну, думаю, не стану человеческому счастью мешать. Всё же он так о космосе мечтал. А мне вот не спалось в эти часы. Думу думал свою тяжёлую. И надумал одну простую вещь:  в случае чего… ну, понятно ЧЕГО… Георгию сказать, что стыковка переносится на несколько дней, ну, а когда время подойдёт, то просто открыть клапан перепада давления и дело с концом. Давление упадёт до нуля за секунды – даже испугаться не успеешь… Но это в случае ЧЕГО, а пока надо, чтобы «Земля» разрешила запустить резервный двигатель. Исправен он или неисправен, осталось в нём какое-то топливо или не осталось, не важно – главное попробовать ! Чтобы хоть какой-то шанс был, а то ведь совсем грустно так без боя-то сдаваться…

      «Добро» на включение резервного двигателя ЦУП дал. Для схода с орбиты он должен был штатно отработать в течение 188 секунд. Если отработает менее 90 секунд, оставался бы только «вариант с клапаном». Если менее 188 секунд, но более 90, то можно было попытаться снова запустить установку. Двигатель заработал (ура, кабели похоже были целы !), но дальше случилась другая неожиданность: двигатель продолжил работать и после 188-ой секунды ! На Земле – оцепенение. Но надо было срочно принимать решение. Ведь чем дольше работает двигатель при торможении, тем круче будет кривая спуска. В конце концов, траектория может стать баллистической с предельными и даже запредельными для человека перегрузками, а если протянуть ещё, то угол входа в атмосферу станет настолько крутым, что спускаемый аппарат просто сгорит от страшного трения словно шальной метеор !
      И в это мгновение проявились лучшие качества командира корабля - его высочайший интеллект и абсолютное хладнокровие. Недаром же ВСЕ в отряде космонавтов считали Рукавишникова лучшим знатоком технических систем корабля «Союз». По каким-то тончайшим, только ему одному ведомым нюансам, он вдруг понял, что двигательная установка работает не на полной тяге. И надо не отключать её, а наоборот, продлить её работу ! Но на сколько продлить, на 5 секунд, на 10, на сколько ??!!  Всё решали мгновения. «Земля» здесь была бессильна. Всё решал только сам Рукавишников. Только его опыт и интуиция могли помочь. В мировой космонавтике подобной ситуации не случалось НИКОГДА. На 213-ой секунде, почувствовав, что пора, он отключил двигатель. А дальше…
       Дальше вот что рассказывал сам Николай Николаевич в полутьме июльской ночи своим притихшим и полностью протрезвевшим слушателям:
      - И настала, ребяты, такая звенящая тишина в кабине, аж страшно. Слышу только, как сердце у меня стучит. Громко как метроном. Напарника своего успокаиваю, как могу, улыбаюсь через силу: «Георгий, говорю, вот посмотри на свою игрушку. Если она сейчас вниз начнёт опускаться, то быть тебе скоро дома – маму и папу своих увидишь, жену, детей обнимешь. А если будет она плавать перед глазами, то… тоже увидишь, но не скоро». Он кивнул в ответ и молчит. Ну, и я молчу. Ждём. А что нам ещё остаётся…
     …Игрушечный человечек начал падать вниз. И корабль тоже. Снижение пошло  по баллистической траектории с 10-кратными перегрузками. На Земле лихорадочно просчитывали место приземления. Ещё перед запуском двигателя ЦУП предупредил о вероятности отклонения места посадки вплоть до китайской границы. Поэтому, когда люк открыли, Рукавишников вылезал осторожно – а если «вокруг враги» ?? Но, слава Богу, его лимит на невезение оказался исчерпан…

         За такой полёт полагалась высшая государственная награда. Но, увы, бюрократия проникла и в нашу космонавтику. Рукавишников к тому времени был уже дважды Героем Советского Союза, а «трижды героем» космонавтам быть не разрешалось. Партийные бонзы видимо боялись, как бы покорители космоса своими подвигами не обошли по наградам нашего «самого дорогого» товарища Л.И.Брежнева, хе-хе… Поэтому Рукавишникову присвоили звание «Героя Народной Республики Болгария» и вручили орден Ленина. Но, думаю, что лучшую для себя награду – возможность продолжать жить на планете Земля - Рукавишников вручил сам себе, а заодно и своему болгарскому другу. Да и мне кое-что от этой "награды" перепало – ведь если бы Он не вернулся с орбиты, моя мечта детства так и не осуществилась бы. А то, что она действительно осуществилась, можно легко понять по моему счастливому лицу на чёрно-белой фотографии, которая была сделана в этот удивительный вечер.