Кн 1. Идея. Гл. 26. Конфликт

  Глава 26. Конфликт.

Ему не нужно было ни консультантов, ни помощников. В зале для совещаний было ещё пусто. Штольц не торопясь сел за отдельный столик, попросил работника организационного отдела включить демонстрационный компьютер. Напечатал в поисковике JP-адрес ВЭБ-портала, внёс пароль и, перебирая разделы Программы один за другим, обдумывал особенные моменты, дополнительные её возможности, о которых обязательно надо будет упомянуть.
Люди подтягивались, рассаживались по своим местам. Обычный состав, присутствующий на генеральских планёрках-совещаниях, правда – несколько урезанный. Все, кому положено присутствовать, разместились за общим совещательным столом. Штольц ни на кого не обращал внимания, полностью углубился в Программу.
 
Ждали запаздывающего Генерала. Мережко и Ларчев что-то бурно обсуждали, бубнили неразборчиво голосами. Наконец и он появился, сел во главе стола и сразу же, без обиняков, приступил к делу:
– Где тут Виктор Васильевич? А-а, уже на месте! Ну, давайте, ещё раз покажите нам в Программе ход исполнения текущего ремонта линейно-кабельных сооружений...
Штольцу не трудно. Тему он знает назубок, тем более – с такой «шпаргалкой» перед глазами! Продуманными, связными предложениями освещал он положение дел с текущим ремонтом, обращал внимание на обилие внеплановых работ. На примере отдельных объектов показывал степень оснащённости их материалами; обращал внимание на свежую информацию о сроках их поставки к месту назначения. Сетовал, что исчисляются они не днями и даже не неделями, а гораздо большим временем, и это категорически неприемлемо в условиях короткого ремонтного сезона. Обнажает этот факт полную незаинтересованность логистических служб в достижении конечного результата в исполнении работ в запланированные сроки. И что это далеко не единственный тормоз, крайне отрицательно влияющий на общий ход эксплуатации.

Программа уже сейчас зримо показывает, что планирование ремонта в подразделениях телекоммуникаций явно не на высоте. Из-под контроля ускользает недопустимо большое количество сооружений, даже обследовать которые, хотя бы один раз в год, у эксплуатации «не доходят руки», что запланированный объём ремонта не обеспечен финансовыми возможностями, что явно просматривается нехватка квалифицированных специалистов на сети.
Штольц говорил обо всём этом, подкреплял свои выводы цифрами, черпаемыми из Программы, и чувствовал, что не интересна важная с его точки зрения  информация Генералу. Но Генерал терпеливо слушал его до конца и вот, дождался, что Штольц вроде бы всё сказал и тут же, никак не комментируя услышанное, не делая никаких выводов и как бы приняв ситуацию с ремонтом к сведению, стал излагать свои замечания и предложения.
 
А замечаний-то, собственно и не было никаких. А предложения?.. Предложение было. Одно-единственное предложение – ввести в Программу нормы выработки на каждого работника участвующего в ремонтном процессе! И высказано это было Генералом не в форме пожелания. Высказано это было в форме прямого распоряжения, из которого следовало, что необходимость присутствия норм выработки в Программе, окончательно решённый для Генерала вопрос и даже сложилось у Штольца впечатление, что собственно для того, чтобы громогласно было озвучено это задание, «презентация» и была назначена.
 
Совсем не этого ожидал Штольц от Генерала, от которого многое зависело. Ведь по существу – так! Что для него такая мелочь как – Программа? Он воображал, что ему – управленцу-дилетанту в специфике связистской работы, будет совершенно неинтересно, какими способами профессионалы-связисты добиваются результатов в своём деле. Определил общие направления, дал задание – и флаг вам, в частности – технарям, в руки! Но, чтобы плановые показатели были непременно выполнены и перевыполнены!!!
Да что – Генерал? Даже техническому директору его Программа поначалу была неинтересной: ну, систематизирует начальник Службы свои эксплуатационные заморочки в стройную, по его словам, логически завершённую и изложенную в электронном виде конструкцию, ну и пусть занимается этим, коли считает нужным. Это его личная инициатива, лишь бы общему настрою на достижение конечных результатов не вредила.
 
А Штольц? Что мог Штольц без воли технического директора, и особенно – Генерала? Да ничего! Всё им наработанное, условно обозначенное словом – «Программа», конечно же, предполагалось применять на практике. А для этого нужно было создать соответствующую обстановку в коллективе, довести суть её до исполнителей, сформулировать и подписать соответствующие приказы, и на самом высоком, руководящем уровне, не только не мешать, но принять, дать «добро» на внедрение Программы и поддерживать новые подходы Штольца к организации труда. И, конечно же, высокому руководству надо понимать, о чём, собственно, речь? Особенно Генералу – понимать!
Вот Штольц и старался, просвещал его изо всех сил по мере возможности, вводил в курс дела простым, понятным для восприятия языком во время нечастых встреч в его кабинете.
 
Ну и ещё… Может быть это и не скромно звучит, но он, опытный, высокопрофессиональный практик-управленец, понимал, что его наработки, в целом, Казахтелекому будут очень полезны. А значит, и Центральному руководству не мешало бы довести до сведения, что вот, появился в Акмолинской ОДТ технологический инструмент – Программа, который полезен для применения будет и в других областных дирекциях.

Или, по-другому: ведь существует в Казахтелекоме специальный Департамент информационных технологий, который помимо всего прочего, разрабатывает и современные методики эксплуатации. Ориентируется он, в основном, на зарубежный опыт, ибо считает, что «нет пророков в родном отечестве». Но есть вот, оказывается, в Акмолинской ОДТ специалист, который имеет основанное на практике своё видение эксплуатации казахстанского линейно-кабельного хозяйства. Конкретно, учитывающее современные реалии. Видение это оформлено им в компактной, удобной для применения форме. Может быть, рассмотреть его инициативы там – наверху, принять к сведению и тоже, использовать полезное из его опыта, программистам Департамента в своих разработках соответствующего направления?

Лучше всех Генерал может вытащить «наверх» штольцевскую работу. И ему, как руководителю предприятия, способствующему тому, чтобы неравнодушными, заинтересованными специалистами совершенствовалось реальное производство, тоже от этого – почёт и уважение. В этом, казалось бы – его интерес!
Понимание вышестоящими начальниками,  проводимой по собственной инициативе работы, важно было для Штольца. Только они могли дать разрешение на её применение. И ещё, ожидал он волевой помощи от них во внедрении Программы в практику и, может быть, в продвижении её наверх…

Помощи – да, но… не вмешательства в суть его разработок! В виде советов – да. В виде обсуждения правильности  изложения того или иного механизма исполнения – да. Но не в виде давления, навязывания своих хотелок! И уж тем более – не от Генерала, абсолютного непрофессионала в этом деле, не владеющего даже специфическими терминами и обозначениями, которые несут в себе названия предметов и линейно-кабельных работ.
И вот, – на тебе! Нормы надо довести до исполнителей – нормы! Может быть, и надо. Но почему этим должен заниматься Штольц?!! Да Программа его многое несёт в себе, и может быть, позже, сам собой, возникнет вопрос о нормах, но не сейчас. Рано ещё, очень рано!
А ведь он говорил об этом Генералу! Вскользь, правда, но говорил. Тогда – перед отпуском. Принял идею Генерала за блажь и забыл о ней.

Штольц, действительно, убеждён  был в том, что не дело Службы и не его дело – заниматься нормативами исполнения работ.  Нормы – это забота экономистов. В добрые, советские времена у него на предприятии – Телеграфно-телефонной станции, в плановом отделе, имелась даже специальная должность инженера-нормировщика, в обязанности которого входило фиксировать время затраченное исполнителями на отдельные операции и в целом, на исполнение конкретной работы. Затем, рассчитывалось усреднённое время, утверждались нормативы и это, в конечном итоге влияло определённым образом на расчёт численности штата работников. Правда тренировалась в основном нормировщик – Люда Филяева, на фиксации деталей работы уборщиц помещений. А по большому счёту, целые институты работали в стране над нормами выработки для основных, в том числе и связистских профессий, выдавали их в централизованном порядке предприятиям для применения на производстве, и это было правильно.

Как сейчас рассчитывается штат работников? По каким критериям приводят эти расчёты к тому, что непрерывно сокращается эксплуатационный персонал, занятый непосредственным производством. Почему люди в областных дирекциях и районных узлах телекоммуникаций перераспределяются в сторону увеличения бюрократического персонала, и без смущения, в том числе, и на очевидно высосанные из пальца, экзотические должности, приходят новые, далёкие от профессии связиста люди? Этот комплекс проблем не является заботой Штольца. Он только по факту фиксирует, что обескровливается эксплуатационный персонал на местах. И для того, чтобы в соответствии с его Программой выполнить всё необходимое для ухоженного содержания сети явно не хватает монтёров, кабельщиков и линейных инженеров. И это скоро из Программы по мере отражения в ней полного эксплуатационного цикла будет просто выпячиваться. Фактом – выпячиваться. А доказывать, что необходимо увеличение их числа – пусть экономисты и плановики доказывают. В конце концов, они тоже гипотетически за связь отвечают.  Все исходные данные по объёмам обслуживаемых средств и перечню работ, Служба в любое время может им предоставить. А нормы – пусть они сами их считают!

Штольц убеждён в своих суждениях, но как бы помягче и грамотно всё это изложить Генералу, да так, чтобы понятно было, почему, сейчас, не будет заниматься он нормами. Не пришло время. Может быть – позже, и то – не факт.
Генерал, по сути, приказывает и значит, не даст спокойно ему работать, надо всё-таки как-то его разубедить. А что? – сейчас идёт «презентация», значит, и в полемику вступить не возбраняется.
На этот раз, как перед отпуском, неуверенных ноток в голосе Штольца не звучало. Он выразил своё несогласие с заданием, привёл аргументы, на основании которых считает несвоевременным проработку вопроса о внедрении норм, тем более – в его Программу. Мосты не сжигал, упирал на «несвоевременность» и прямо говорил о том, что нормы  – это не к нему, это – вопрос экономистов, которые, кстати, в зале присутствовали и… молчали как рыбы.
 
Все молчали. Краем глаза видел Штольц как сидел, уткнувши  взгляд в стол его непосредственный начальник – Мережко, как будто рассматриваемый вопрос его не касался никоим образом, – понимал с горечью, что ожидать от него поддержки не следует, и потому рассчитывал только на себя, на своё умение убеждать.
Не получилось...
– Аскар Бауржанович, – говорил он, –  у меня есть своё, чёткое видение Программы. Она усовершенствуется с колёс, далека от завершения, многое из задуманного ещё предстоит тщательно проработать, и это – первоочередная задача. На всё время требуется.
И ведь это, всё-таки, прикладная работа, и представляется она мне как специфический инструмент, предназначенный именно для Службы эксплуатации. Инструмент, помогающий грамотно организовать работы на телефонных сетях. А нормы… ну, не вписываются они в Программу, – и смягчал позицию, – сейчас не вписываются.
 
Всё вроде бы шло мирно, и он не ожидал от спокойного и даже, флегматичного по характеру Генерала, настойчивой, упёртой твёрдости в отстаивании интереса к нормам, казалось бы, – по далеко не первостепенному вопросу. Внезапная раздражительность в интонациях генеральского голоса неприятно резала слух, возбуждала штольцевскую слишком чувствительную нервную систему, и непроизвольно, раздражаться начал он сам. Нашла коса на камень…

Штольц давно уже вышел из-за демонстрационного стола, ибо неудобно сидеть, когда полемизируешь с Генералом, а он, наткнувшись на упорное сопротивление, вдруг сменил тему, «сел на своего любимого конька»  и заговорил об оценке персонала, о том, что необходимо её совершенствовать. И звучало из уст Генерала так, как будто Штольц препятствует этому. Смотрел на него Аскар Бауржанович, буравил взглядом в упор, и буквально вбивал в душу колкие, язвительные слова с обвинительным уклоном. Опять метнулся в сторону от сути обсуждаемого вопроса, начал говорить о том, что Служба не дорабатывает в своей деятельности, что все проколы и недоработки районных узлов телекоммуникаций в ходе ремонта, это – её вина. Начал допускать непонятные придирки, и получалось, что вот, вскрыла Программа недостатки, так – недостатки работы Службы и вскрыла, и что, конкретно, именно Штольц в этих недоработках виноват. С уничижительной усмешкой бросил Генерал:

– Логистика… ну при чём здесь логистика?! – и этим проявил, что не врубается в процессы, на которых заострил внимание Штольц. Зря старался…
Короче, дал он понять, что очень недоволен упрямством Штольца. Как-то разом потерял Генерал к нему интерес, повернулся в сторону технического директора и стал что-то выговаривать ему. Отчётливо услышал Штольц:
– На контроль возьмите Максим Андреевич моё поручение и не тяните с исполнением.
 На Штольца недовольство Генерала свалилось совершенно неожиданно и по-настоящему, ввергло его в шоковое, лихорадочное, почти полуобморочное состояние.
Нормы… оценка персонала… причём тут они!!! Выходит, вроде как совсем неактуально то, над чем Штольц работает, вроде как бы в игрушки он играет, вместо того, чтобы делом заниматься. И зачем тогда техническому директору брать работу по внедрению норм под строгий контроль?..

Он стоял, запоздало старался представить себя внутри шара, который гасит в защитной оболочке болезненность язвительных слов. Пытался пропускать отголоски их мимо ушей, не принимать близко к сердцу. Но он слишком расслабился за время отпуска, оказался захваченным врасплох, не подготовился к стрессовой ситуации и даже, предварительно, не выпил успокаивающей таблетки. Обилие этих, совсем несправедливых слов, уже напрягло, взбудоражило  его нервы, И они потихоньку начинали вибрировать в голове как когда-то, после нервного срыва, в период переживаемой им длительной и не так уж давно отпустившей его депрессии.
Пользуясь тем, что Генерал переключил внимание на технического директора, он опустился на стул, старался совладать с собой и успокоиться.

Шар, внутри которого попытался он себя представить, защищаясь от нападок Генерала, сыграл с ним злую шутку. Может быть, и защитил как-то, но также как вовнутрь не пропустил часть язвительных колкостей, также не позволил выпустить через оболочку, наружу, обидой успевший накопиться и жгучей болью сжимающий душу протестный негатив. На Генерала – на кого же ещё!!!
В голове вибрировало, эмоции распирали изнутри. Чувство обиды мутило разум. Стало очень горячо, и его прошиб пот, почему-то холодный и липкий очень. Не помогло.

Штольц вскинул голову, взглянул в сторону Генерала и понял с нарастающим ужасом, что фигура его плывёт и растворяется в воздухе. В голове вибрировало всё сильней и сильней, осознал он отчётливо, что если задержится во враждебной, гнетущей атмосфере зала хотя бы ещё малость, то организм его отключится самопроизвольно от всего, и он просто потеряет сознание, или случится с ним что-нибудь гораздо худшее. И чтобы не лопнула распираемая разрушительным давлением голова, и – пока ещё удаётся контролировать своё поведение, он вскочил внезапно с места, механически, невнятно, пробормотал в пространство, что ему надо выйти и, не обращая ни на кого внимания, устремился вперёд. Заплетающимся шагом, с трудом удерживая равновесие, поспешил к смутно различимому дверному пятну, навалившись телом на створку, распахнул её наружу и, едва удержавшись на ногах, оказался в спасительном коридоре.
 
Исчезли бубнящие голоса, всё исчезло. Навалилась тишина. Шар, в который сам он себя поместил, лопнул беззвучно с одновременно захлопнувшейся дверью, и вместе с его оболочкой испарилось разрывающее душу напряжение. Он вдохнул глубоко воздух и постарался дышать размеренно. Частило, колотилось сердце, гулко пульсировала в висках кровь. Стало легче. Вернулись силы.
Штольц чувствовал себя песчинкой в огромном пустом коридоре, стоял в нерешительности – куда идти? Протрезвевший, освободившийся разом от эмоций рассудок сформулировал самому себе вопрос:
– Ну, и что же это я сейчас натворил?!!

Он был один, совершенно один и теперь, никому не был нужен. С ним случались драматические моменты, когда выгоняли его с совещаний высокие начальники из-за неуступчивой дерзости – но это было ещё в советские времена. Когда был он уверен в себе и полон сил. А вот так, чтобы он сам себя выгнал?!! Нет, такое – впервые…
И что теперь… Мелькнуло раскаянно в голове: а может быть, вернуться назад – в зал, покаяться… объяснить, что стало плохо…
Мятежный дух взыграл с новой силой. Он решительно отбросил этот вариант. Войти с видом побитой собаки, показать прилюдно свою слабость? Нет и ещё раз – нет! Слабых сейчас – добивают. Вновь обрушится Генерал с упрёками и обвинениями, и просто, доконает его. На виду, перед широкой публикой! Каждому присутствующему в назидание, мол, знай, своё место, никогда не перечь власти!
 
Умные люди во взаимоотношениях с властью так и поступают. Но снаружи, перед людьми он и выглядел сдержанным, достаточно уважительным к Генералу, а вот внутри… Изношенный постоянными стрессовыми нагрузками организм мог просто сам взорвать себя изнутри. И потому он по жизни, в последние годы всячески старался избегать стрессовых ситуаций, старался не доводить страсти до каления. Оценивал все события по-философски. И… как там говорил Премьер-Министр России Черномырдин: «никогда не было и вот, опять…»

Только инфаркт получить ещё и не хватало! И казалось бы – из-за чего?.. Есть из-за чего! Встать во время совещания и без разрешения выйти из зала – это вызов Генералу! Но, что случилось – то случилось! Нельзя возвращаться в зал! Нельзя…
А ведь за поступок этот и работы можно лишиться… Жестокие сейчас генералы, безжалостные. И этот, – молодой, амбициозный, вполне может принять демарш штольцевский за личное оскорбление…
Надо что-то делать, но что… Безысходность какая-то. Ощущение, что прыгнул он с обрыва и летит в пустоту… Назад хода нет, а куда идти… и… стоять в коридоре глупо…
Так, проваливаясь в угрожающую неизвестность, и лихорадочно соображая – что же делать? – побрёл Штольц на автомате в, пока ещё – свой кабинет. Чтобы просто посидеть в тишине, собраться с мыслями и окончательно свыкнуться с тем, что случилось.