Гранильщик алмазов

После школы решил, почему бы  ни стать обладателем звучной специальности архитектор. Подумал и сдал документы в Уральский политехнический институт им. Кирова, где когда-то учились Председатель Совмина Николай Рыжков и Президент Борис Ельцин. Был ли готов к этому? Вероятно, нет, но понадеялся на авось, поплыл, как говорят китайцы, по течению. Этому способствовала полнейшая неопределенность в  предназначении.
Все как обычно. Общежитие, кровать с тумбочкой, столовая напротив студенческого корпуса, толпа голодных и злых абитуриентов, шум и гам. Во дворе общежития имелась баскетбольная площадка, и вместо того, чтобы готовиться гонял мяч босиком и сбил ноги до крови. На подготовительные установочные занятия по рисунку, приходил хромая, и долго всматривался в гипсовые лица греческих героев.

 Занятия проходили в одной из аудиторий здания Университета на проспекте Ленина. Рисовал я неплохо, но навыков классической работы с тонами и полутонами не имел. И как я ни старался, голова Аполлона Бельведерского получалась не из белого гипса, а из чего-то более грубого. Настроение от этого лучше не становилось. Так и хотелось плюнуть на все художества и уехать домой. Представился удобный случай. Как-то вечером в общежитие пришел Боря Онищенко, он в это время сдавал экзамены в Свердловский Радиотехникум, и привел с собой  старую знакомую по школе Аллу, которая приехала из Томска в отпуск. Планы, построенные на песке, враз рухнули, так я и не стал архитектором.  Стал скромным учащимся городского профессионального художественного училища № 42.

Не сразу, конечно, а после душевного перерыва, который закончился плачевно - дружба с Аллой прервалась.
Итак, судьба распорядилась не спешить с высшим образованием и предложила вначале получить профессионально-технические знания. Спорить с судьбой бесполезно. Потерпев фиаско на архитектурном фронте, я отклик¬нулся на предложение однокашника Толи Никитина поступать в ГПТУ № 42, которое располагалось на улице Блюхера № 5.
Толя экзамены по рисунку и живописи уже сдал и числился в поступивших абитуриентов, мне же предстояло пройти эти испытания. По существующим правилам, родители написали заяв¬ление в адрес директора училища В.Осипова с просьбой принять отрока Александра в группу обучающихся по специальности гранильщик алмазов. Выбора у меня не было, поступить можно было только в группу огранщиков алмазов с обучением один год со средним образованием Училище также готовило камнерезов, ювелиров, альфрейщиков (специалистов по оформлению стен), специалистов для типографий, но в эти группы набирали после 8-го класса. С директором состоялась беседа, и меня допустили к провероч¬ным экзаменам по рисунку и композиции. С заданиями  успешно справился.
 
В группе упражнялись несколько девчонок, которые так же как и я не нашли места после школьной скамьи и решили пристроиться на чистую работу. После экзамена возник вопрос с жильем. Училище общежи¬тия не предоставляло. Возник вариант проживания у знакомых родителей Харитоновых. Конечно, не у Валерия Михайловича, бывшего учителя физ¬культуры, но тоже еврейских корней. Эти Харитоновы раньше жили в поселке, в доме с Мартьяновыми. Хозяйка Рита заведовала аптекой по месту жительства.  Я с друзьями часто забегал в аптеку и покупал витамин «С» в пакетике из десяти таблеток и гематоген.

Харитоновы жили в двухкомнатной квартире в блочном доме на ВИЗе - в районе Верхисетского завода. Именно с этого завода начинался город Екатеринбург.
Спал на раскладушке в углу детской комнаты, вечером появлялся на чай, который оплачивался в счет проживания. Стеснительность и стесненность создавали некоторую скованность в отношениях. Папа, мама, двое детей, бабушка и жилец шестой, для «хрущевки» многовато. 
Обедал в городе, в столовой № 47 на Первомайской улице по специальным талонам для учащихся училища. Завтрак и ужин стоимостью каждый 30 коп, обед-60 коп. Утром и вечером, обычно, котлета с гарниром, чай и два куска хлеба. В обед можно было себе позволить скушать на закуску винегрет или холодец, на первое борщ, на второе та же котлета и традиционный компот.

Утренние талоны чаще экономил и в конце месяца менял их на деньги, которые использовал на кино, мороженое и мелкие имущественные приобретения. На ВИЗе чаще всего общался с бабушкой Харитоновых. Один раз даже ездил с ней на кладбище с целью поправить памятник умершему супругу, подновить стершие на нем надписи. Старший отпрыск родителей Харитоновых Валера был моложе меня и учился в Автодорожном техникуме. Он располагался рядом с училищем, на Первомайской улице и мы с Валерой частенько вместе выбирались в город на трамвае.
Трехэтажное здание нашего училища на улице Блюхера, дом 5 походило больше на тюрьму, чем на заведение, где готовят ювелиров и гранильщиков алмазов, такое оно было старое и серое. Унылую картину дополняло кладбище, находящееся через дорогу, неухоженный двор с одинокими и забытыми деревьями. Таким образом, обстановка к творчеству особенно не располагала.

Здание имело историческую биографию. Дело в том, что в начале 1943 г. Свердловск стал центром формирования Уральского добровольческого танкового корпуса. В здании училища формировалась Свердловская танковая бригада – лучшая часть в корпусе, которая сражалась в 1943 г. на Орловско-Курской дуге.
На первом этаже училища располагались типография, просторный спортзал с разде¬валкой и несколько классов. Директор и преподаватели размещались на втором этаже, наша аудитория - на третьем, налево в конце коридора, с окнами на железную дорогу и улицу Восточная. Ведомство, которому принадлежало наше училище, называлось так - Главное Управление профессио¬нально-технического образования при Совете Министров РСФСР. Это я списал из Книжки успеваемости учащегося, которую выдали накануне на¬чала занятий. В серой книжке под № 3113 сообщалось, что я такой-то, такой-то  зачислен приказом от 1-го сентября 1966 года учащимся училища. На первом листе имелась фотография учащегося и большая круглая печать. Книжка предназ¬началась для выставления годовых и промежуточных отметок по предметам обучения, поведению, но использовалась, главным образом, в качестве проездного билета в городском транспорте и на поезде до Асбеста.
Домой с  Толяем ездили раз в полмесяца. Уезжали после за¬нятий в субботу, возвращались в воскресенье вечером или в понедельник утром. В понедельник поезд не успевал к началу занятий, и нам приходи¬лось, не доезжая до железнодорожного вокзала километра за два, когда по¬езд уже замедлял скорость перед станцией, выскакивать на ходу у перекрестка улиц Ле¬нина и Восточная. Однажды такое зимнее десантирование закончилось с последствиями. После неожиданной временной оттепели на снегу образова¬лась плотная корка, и, падая в сугроб, мы расцарапали себе в кровь руки и лицо.


Улица Проезжая

У Харитоновых я прожил не долго. С помощью Толяя нашел себе угол в другом конце города, а точнее за городом в сторону гор. Березовска, в поселке Шарташ по улице Проезжая дом № 213. В этом доме жила семья Пичуги¬ных. Хозяин и хозяйка, обоим лет под 60, с ними сын Толя, мой ровесник. Пичугины периодически изрядно выпивали, на этой почве и от общей неустроенности возникали ссоры. Память же сохранила только приятные воспоминания. Со стариками я ла¬дил, деньги платил вовремя. Чай пил вместе с ними на кухне. В комнате, где спал Саша, возле трубы водяного отопления, которые шла из подвала, стояла раскладушка, возле нее стол и стул.
На учебу и обратно Саша добирался на автобусе и трамвае, станция 20-го трамвая называлась «Бархотка», и была конечной. На все уходило минут 40-50. Толя жил рядом, тоже в собственном доме одного деятельно¬го немца, а может еврея, по фамилии Байер. Немцев на Урале когда-то проживало больше чем достаточно. Петр I, Демидов, Татищев поднимали промышленность России, а без иностранцев-специалистов обойтись было нельзя. Как ни странно, но и первыми историками в созданной Российской академии тоже были иностранцы. К ним относился и Байер разработчик версии нордической государственности на Руси.
 По Толиным рассказам этот Байер прибыл за Уральский хребет  из Польши вместе с отцом и скорее всего не по собственной воле. Жил он по хозяйски и имел серьезный, если не сказать строгий, вид. Я его немножко побаивался и в гости к другу без приглашения не заходил, только иногда на чай с вареньем, когда попадал в очередную финансовую неувяз¬ку.
Ежемесячная стипендия учащегося составляла 30 рублей, и потому денег свободных не водилось. Приходилось экономить. Благодаря этому в ноябре купил осеннюю куртку. Она походила на женскую, приятели стали меня доставать и я ее продал и приобрел теплый пиджак. Когда уходил в армию, особенно трудно расставался со спортивным велосипедом «Спутник», этюдником и этим приглянувшимся пиджаком.
Для родителей затянувшееся образование сына доставалось накладно – как ни как двенадцатый учебный год. По этой причине старался обходиться малым, как китайский хунвейбин. Слово хунвейбин, хотя было и непонятным, но очень ходким. Хунвейбинами называли всех, кто нарушал дисциплину, вел себя дерзко и отказывался от излишеств. Китайцы экономили средства на развитие военной промышленности, производили ядерные взрывы на полигоне Лобнор и запускали свои ракеты. В общем, демонстрировали свои мышцы.
Вспомнился случай приема в торжественной обстановке местного китайца в пионеры. Жил он  в поселке Изумруд, напротив больницы, рядом с семьей Боровских. Я в составе группы пионеров посетил его дом и наблюдал, как ему повязывали под звуки горна и барабана красный галстук. Китаец уже был старенький, седой и худой, напоминал крестьянина земледельца из сказки «Братья Лю». Отношения между странами вскоре испортились, и китайца  в поселке не стало.
 - Интересно, что с ним случилось? - думал я, - сам выехал к себе на родину, или его попросили.
В училище имелся просторный спортзал. Физкультуру вела Гертруда Яковлевна Ароматова. Спорт объединяет. Появились друзья: Кунгурцев, Гизатулин и Муромцев, играли в волейбол и баскетбол. Первые соревнования на «День спорта» проходили на стадионе, на берегу реки Исеть. На 100 метров я показал второй результат и мне, как члену спортивного общества «Трудовые резервы», присвоили 3-й взрослый разряд.
С началом учебы стал не только «трудовым резервом», но и членом профсоюза, по-чему-то, «рабочих коммунально-бытовых предприятий». Получил соответствующий документ за  № 78316503 и платил членские взносы - 10 копеек в месяц. На эти деньги можно было три раза проехать на трамвае.
В свободное время, когда появлялись «лишние» 25-30 копеек, ходил в кино. В то время в Свердловске шли фильмы «Рукопись найденная в Сарагосе», «Призрак замка Мориссфиль», «Приведения в замке Шпессарт». «Великолепная семерка», «Золото Макенны», «Лимонадный Джо». Были, ко¬нечно, и другие, но эти запомнились больше всего. Чаще всего посещал кинотеатры «Совкино» и «Октябрь». В театры не ходил, экономии на них не хватало. Один раз по приглашению Свердловского областного Управления профессионально-техничес¬кого образования посетил областную филармонию, где прослушал лекцию «Как научиться слушать симфоническую музыку». Беседу вел про¬фессор Уральской консерватории Борис Певзнер.

Свердловск

Город Свердловск был как родной, но, если честно признаться, толком я его не знал. Бывал в нем и раньше, но возможности познакомиться с ним поближе представилась впервые. Смотрел, читал, слушал рассказы, бродил по улицам, посещал музеи, время было предостаточно.
То, что город на берегу р. Исеть в 6 верстах от Уктусского завода построил артиллерийский капитан и в последствии первый русский историк Василий Никитич Татищев, я уже знал. Новостью стало то, что Татищев, оказывается, не мог издать свой труд «История российская с древних времен» на родине и переправил свой труд в Англию, но и там агенты императрицы Анны Иоанновны сорвали ее издание. По этой причине от трудов до России дойдут только его куски. Уже в то время кроме «самиздата» существовал «тамиздат». Татищева не стало 15 июля 1750 года и свой труд в печатном виде он так и нелицезрел.
Екатеринбург родился почти одновременно с Петербургом. Оба города строились с большим размахом. И если Петербург явился окном в Европу, то Екатеринбург – в Азию. А началось с Тобольска, и строили город, как выяснилось,  солдаты Тобольского полка.  В семье одного такого солдата родился будущий знаменитый механик Иван Ползунов и изобрел он, как помнилось, паровоз. Промышленный бум на Урале родил горное ведомство, во власти которого находились многочисленные заводы на огромной территории, охватившей Пермскую, Оренбургскую, Уфимскую, Вятскую, Казанскую губернии и всю Сибирь. Так случилось, что  Екатеринбург стал столицей этого каторжного горного царства, хотя первоначально входил в Пермский уезд. На тот момент Пермь была крупным городом, в нем на 1810 год проживало аж 8 тысяч человек.
В училище, на занятиях по минералогии рассказывали о первооткрывателях знаменитых руд. Одним из них был раскольник Ерофей Марков, что в мае 1745 г. около озера Шарташ нашел кусок кварца с золотом. Благодаря открытию появилась Березовская золотодобыча, а позднее,  только по долине р. Исеть, нашли 85 месторождений золота. Особенно в золотом деле прославился инженер Брусницын, который изобрел способ промывки золотоносных песков и сконструировал для этого машину, и стал новатором в европейском масштабе. Слушал и вспоминал рассказы отца о золотых приисках на Енисее, что злато имелось и возле Изумруда.
-Брусницыны, Брусницыны, где-то я слышал эту фамилию, - пытался вспомнить я. Да, это же наши соседи на Шахтерской! Точно! И дочка их Лариса училась в 11-м классе, вместе с Пургиной и Тимухиной.  Может, и эти Брусницыны когда-то мыли золото, - фантазировал я и решил поспрашивать Ларису.
Преподаватель Алла Ивановна, низенькая и худенькая женщина, больше похожая на студентку,  рассказала такой случай.  В 1764 году возле Невьянска старообрядец Алексей Федоров выжигал лес под пашню и в старом пне случайно выплавил слиток-самородок. За это его не похвалили, а посадили в тюрьму, в которой он просидел 33 года.
Книги, которые я тогда читал, рассказывали, как в 1725 году Татищев, находясь по команде Петра I за границей, взял и нанял в Стокгольме мастера-гранильщика Рефа, и заключил с ним контракт. Реф обязался служить в России пять лет. «Камни аспид, мрамор и подобные тому не только сыскивать, но оные резать и гранить и приуготовлять и русских данных ему учеников в том искусстве совершенно выучить». Ему было положено жалованье 64 рубля в год, бесплатная квартира и дрова.
- Неплохо ему, однако жилось, - подумалось мне. Его бы для начала записать в трудовые резервы, на талоны поставить, а ему еще военное звание поручика присвоили. Чего, спрашивается, ради!
С  помощниками  этот Реф готовил только мелкие изделия: пуговицы, мундштуки, рукоятки для кортиков, табакерки. Для гранения употребляли мурзинский белый и чёрный топаз, сердолик, горный хрусталь и яшму. Так, была создана в Екатеринбурге первая мастерская по обработке камня, от которой и пошла родословная «Уральских самоцветов». 
- Получается, что и училище наше от того корня веточка, - утверждала  Алла Ивановна. Татищев создавал школы и  заставлял учиться под страхом наказания, сам составлял школьные программы, в большом количестве выписывал учебники, книги, приборы, упрямо выпрашивал учителей и специалистов у правительства. Горные школы, созданные им в Екатеринбурге, были особого типа. В них учили не только читать и писать, но и механике, знаменованию, то есть рисованию, токарному, пробирному, паяльному, слесарному и... гранильному делу.
- Алла Ивановна, вы сказали знаменованию, то есть рисованию. Это что одно и то же? – спросила комсомольский вожак Лукина.
- Я не знаю, деточка, одно и тоже или не одно и тоже, просто так в документах архивных изложено. А я хочу, чтобы у вас в головах часть того времени сохранилась. Знаменование! Неправда, хорошо звучит. Мне лично нравится, а вам?
-  Нам больше нравиться, что в горных школах учили не только гранильному делу, но и другим прикладным наукам, например токарному и паяльному делу, - ответил Кунгуров.
 - Это вопрос к нашему уважаемому директору, а пока вернемся к нашей теме. Так вот, еще в 1737 году Татищев ввёл во всех классах в качестве обязательного предмета огранку камней. Почти триста екатеринбургских учеников пытали свои силы в гранильном ремесле! К сожалению, архивные документы не сохранили нам их имена. На пожелтевших листах старых дел остались фамилии только троих уральских камнерезов:  Кирилла Шагова, Ивана Хапакова  и Матвея Несенцова. Вместо убывшего Рефа, прибыл опять иностранец  Яков Рейнер, кажется, швейцарец. 
Разглядывая с высоты возраста учебу в училище, напрашиваются мысли о причинах и следствиях, о первичности и вторичности. Нас школяров, не познавших дела, даже не представлявших что это такое работа с камнем, пытались выучить в мастеров огранщиков. Пустая трата времени. Безусловно, как мне это сейчас представляется, нас вначале следовало приобщить к производству, проверить способности на практике, выявить склонности, а уже потом, делить по группам-специальностям и учить определенным тонкостям в работе.   
Уверен, что на первой камнерезной фабрике с начальниками  Никитой Бахоревым, и Иваном Сусоровым, а позднее на гранильной фабрике генерал-майора Данненберга Якова Ивановича, именно так и было. Раньше время и деньги ценили больше. Экономия и коммерция не допускали варианта: получится или не получится. Ставку делали на людях- самородках художественного склада. Это и дало толчок появлению уральских мастеров и камнерезного искусства.
У истоков мастерства стоял Яков Иванович Данненберг, посланный в 1765 году на Урал Екатериной II в составе экспедиции. Отныне вся добыча и обработка камня на Урале — все камнерезные и гранильные фабрики, мраморные ломки и месторождения цветных камней переходили из-под власти главного горного начальника в руки нового хозяина — экспедиции Даннерберга, который подчинялся «ведомству» Бецкого — президенту Академии художеств и главы «комиссии от строений домов и садов». 
Настали новые времена. С Екатерины II пошла мода на бриллианты и цветные камни, железо и пушки ушли на задний план. Именно это и подтолкнуло горных начальников к поиску драгоценных залежей. В первые десятилетия  XIX века были открыты сотни золотых приисков, а уже к середине столетия Россия обогнала по добыче золота все страны мира. В 1819 году впервые обнаружили «новый сибирский металл», а через пять лет выяснилось, что Урал обладает самыми богатыми на земном шаре платиновыми месторождениями.
В 1823 году впервые найдены уральские сапфиры, в 1828-м — новые и совершенно уникальные месторождения аметиста и аквамарина, в 1829-м — первые уральские алмазы.


 
Алмазы на Урале было отдельной темой, как ни как Сашина группа училась на огранщиков алмазов, и потому интересовали все мелочи.
- Алла Ивановна, с чего началось алмазное дело в Свердловске, алмазы же в Якутии? – спросил любознательный Сергей Востриков.
- Сейчас в Якутии, а были и на Урале. В 1829 году знаменитый ученый и путешественник Александр фон Гумбольдт пообещал императору Николаю I, что не покинет русскую землю, пока не найдет алмазы. Гумбольдт посетил рудники графа Адольфа Антоновича Полье на Койве и заметил, что уральские места схожи с алмазоносными провинциями Бразилии. Он посоветовал внимательно смотреть пустую породу – не блеснет ли где искорка кристаллика. И три дня спустя в отвалах рудника у деревни Медведка на Койве 14 летний крепостной мальчик Павлик Попов нашел первый алмаз – первый не только на Урале, но и в России.
Через три дня другой мальчик – Ваня Соколов – нашел второй алмаз. Граф Полье велел заложить между речкой Полуденкой и рекой Койвой алмазный прииск, который потом стал называться Адольфовским.
Павлику Попову граф даровал вольную, а второй и третий алмаз послал Гумбольдту, и тот продемонстрировал их императору Николаю I. В 1914 г. на прииске было найдено около 160 алмазов; к 1936 году их число увеличилось до 250. Самые крупные достигали 5 каратов. Уральские алмазы были мелкие, но высокого качества.
- А что же случилось с прииском? Он что обеднел, алмазы кончились? – пытал Аллу Ивановну все тот же Востриков.
- Не сразу все случилось. Была экспедиция, имелись пять приисков и обогатительная фабрика,  был даже разработан первый в мире проект алмазодобывающей драги, но, увы, для промышленной добычи реку Чусовую признали непригодной. Если хотите узнать подробности, почитайте Александра Грина, в 1900 г. будущий писатель работал на прииске. О Чусовой много материала в нашей библиотеке. Пожалуйста, читайте.
Время у меня имелось предостаточно, и я увлекся этой темой. Тема алмазная интересная, но достаточно закрытая. В 60-е годы не рекомендовалось распространяться о том, что Управление «Уралалмаз» входило в систему МВД СССР, и все работы по постройке плотин и добыче алмазов выполнялись заключенными. Последствия срочных и непродуманных разработок крайне отрицательно сказались на природе Урала и нанесли урон экологии. Драгами оказались изуродованы речки Тискос и Серебряная. Реки Вижай и Койва местами представляли собой две колеи, разделенные насыпными островами. Сейчас они уже сплошь заросли кустами. На Койве в поселке Кусье-Александровский можно  увидеть заброшенные строения обогатительной фабрики.
Читая дозволенное, открыл, что в 1770 г. верховья Чусовой описал академик Петр Симон Паллас. В 1873 г. по реке совершил  поездку исследователь Тянь-Шаня геолог Иван Мушкетов. Был в наших краях Дмитрий Менделеев и затем написал знаменитую книгу «Уральская железная промышленность».

Отдельный разговор на занятиях шел о гранильном деле. Гранильную мастерскую в Екатеринбурге построили в 1726 г. Работала она, а затем фабрика на царский двор. Ныне это завод «Русские самоцветы». Учащимся было интересно узнать, что в 1935 г. Свердловская гранильная фабрика принимала участие в огранке драгоценных камней для кремлевских рубиновых звезд, изготовила карту Советского Союза, которая позже была помещена в Эрмитаж.
Изучая горное и камнерезное дело, нельзя пройти мимо известного писателя П.И.Бажова. Он проживал в городе более 50 лет. С 1906 и до конца своих дней жил на ул. Чапаева, 11. Похоронен Павел Петрович Бажов в 1950 г. на Ивановском кладбище, рядом с училищем. Кто же он такой был? Родился в Сысерти, жил в Полевском, учился в духовных семинариях в Екатеринбурге и в Перми, но священником не стал. Стал учителем, увлекся рабочим движением, был эсером, большевиком. Воевал и даже сидел в тюрьме. В 1939 г. вышла его книга «Малахитовая шкатулка», благодаря которой и стал известен. Бажов успел написать чуть больше 50 сказок и сохранил для потомков «горнозаводскую цивилизацию» Урала.
А ведь могла быть обречена на вечное забвение страна «дикого счастья», как писал о ней Мамин-Сибиряк:  золотодобытчики - «золотые короли» Расторгуевы- Харитоновы, Севастьяновы, Рязановы и Казанцевы и Козелл-Поклевские мыли лошадей шампанским: сошедший с ума заводчик Любимов умер, подавившись, когда поедал со сметаной бумажные деньги. Даже дедушка Слышко, рассказывавший сказки Павлику Бажову, в молодости, откопав самородок, два года провел в кабаках, до смерти споив любимую жену. Это – «дикое счастье» задело в будущем и уральца Бориса Ельцина. От недр – и самый характер людей. Ведь в России ни одно большое дело не обходиться без народного мятежа. Не зря любили первого  уральского революционера Рыжанко, а точнее разбойника Андрея Степановича Плотникова. Про него еще в детстве читал книгу  «Атаман золотой». Подобные разбойники на реке Чусовой выражали протест заводского населения и превращались в героев.
 Мамин-Сибиряк родился и вырос тоже на Чусовой. С 1978 г. жил в Екатеринбурге, добывал средства к существованию частными уроками. Первый рассказ «В камнях» был подписан псевдонимом «Сибиряк». С этого времени он начал жить литературным трудом. В 1891 г. переехал в Петербург, и жизнь закончил в 1912 году на Никольском кладбище Александро-Невской лавры. В 1932 г. прах писателя был перезахоронен на Волковском кладбище г. Ленинграда.
Оказывается, в городе в 1890 г. был Антон Павлович Чехов. Проживал он в «Американской гостинице», на нынешней ул. Малышева. В той же гостинице в 1899 г. останавливался ученый Дмитрий Менделеев.
Проезжал Екатеринбург американский путешественник–журналист, исследователь Сибири  Кеннан. К тому времени уже действовала, открытая на Урале железная дорога, соединяющая Пермь и Екатеринбург, не зря же отец и сын Черепановы в 1834 году построили первый в России паровоз и первую железную дорогу с паровой тягой. От Екатеринбурга дорога пошла на Тюмень, но журналист следовал на перекладных.
В своем дневнике Кеннан записал: «На второй день после нашего отъезда из Екатеринбурга, когда мы ехали по довольно редкому лесу между деревнями Марково и Тугулымская, наш ямщик вдруг придержал лошадей и, повернувшись к нам, сказал: «Вот граница». Мы выпрыгнули из тарантаса и увидели возле дороги четырехугольный столб высотой в десять-двенадцать футов, сложенный из оштукатуренного кирпича, на одной стороне которого был укреплен герб европейской губернии, Пермской, а на другой – азиатской, Тобольской.
 Здесь сотни тысяч ссыльных – мужчин и женщин и детей, князей, дворян и крестьян – навсегда прощались с друзьями, родиной и родным домом. Никакой другой пограничный столб в мире не был свидетелем стольких человеческих страданий, не видел столько убитых горем людей».
Кеннан во время русско-японской войны был в Японии и написал книгу «Заметки об осаде Порт-Артура». По его утверждению город был назван то ли в честь капитана I ранга Артура, одного из командиров британских кораблей, ранее находившихся в этих водах, то ли в честь полумифического  короля британских кельтов Артура (V-VI вв. н.э.). Эту пустынную гавань впервые использовали англичане во время второй опиумной войны. Затем гавань опустела, точнее, там осталось маленькое китайское рыбацкое селение. Лишь в 1882 г. премьер Ли Хунчжан решил построить здесь две сильные морские крепости. Руководил постройкой германский инженер Ганнекен. Около десяти лет более десяти тысяч китайцев строили крепость и порт.
Читая о горном Урале, открывал для себя историю края. Как оказалось, великий ученый и изобретатель Попов жил и учился в духовном училище города, в здании по ул. 8-го марта, 62. Уже в советское время в Свердловске побывал поэт Владимир Маяковский. Именно тогда он написал: « У вас на глазах городище родится из воли Урала, труда и энергии». Так и случилось, спустя 5 лет состоялся пуск Уралмашзавода.
Большое впечатление произвело посещение Уральского геологического музея, открытого еще в 1937 г. Его создали геологи, участники многочисленных экспедиций, одним из них был и Георгий Зорин, старший брат Олега Бурмакина. Все уральские ребятишки, в своем роде, геологи-разведчики и жители Горного государства. Должность геолога романтична и почетна. Лично для меня надолго запомнилась встреча с геологами на Тургояке в 1964 г. Осталась и песня о геологах и реке Вангыр автора Городецкого, которую мы школьники вместе с таежниками распевали у костра:

                «В стороне от трактов и дорог,
                Где река Вангыр струится.
                Вырос на полянке городок,
                Словно в сказке небылица»
               
                Все перекаты и перекаты,
                Послать бы их по адресу.
                На это место уж нету карты,
                Иду вперед по абрису».

А еще пели про багульник, где «Трудное счастье, находка для нас, к подвигам наша дорога». Редко, кто из ребят не хотел в то давнее время стать героями таких книг, как «Смерть меня подождет», «Злой дух Ямбуя» Георгия Федосеева.
Самым интересным в музее для огранщиков был второй этаж, где находился отдел минералогии. Здесь можно было увидеть  самые красивые коллекции. Поделочные камни: малахит, яшма, родонит (орлец), лазурит и березит. Знаменитые уральские самоцветы представляли: топазы, аквамарины, золотистые бериллы, александриты, турмалины, аметисты и конечно родные изумруды.
- Рубиновые звезды Кремля и карта СССР, размеры которой 29,5 кв. метров выполнены из различных драгоценных и поделочных камней Урала, - пояснял экскурсовод. Карта в настоящее время хранится в Эрмитаже.
- И как же ее изготовили, - поинтересовалась девушка из соседней группы алмазников.
- Очень просто, - пояснил экскурсовод: из зеленой яшмы выполнена низменность; из желтой и коричневой – возвышенности и горы. Лазурит использован для обозначения рек, озер и морей. Из орлеца и сургучной яшмы сделана линия государственной границы.
- А где же изумруд? - спросил Саша.
- Есть и изумруд. На карте им указаны центры деревообрабатывающей промышленности.
- Вот интересно, подумал я, какая-то деревообрабатывающая промышленность отмечена изумрудами, а сам поселок Изумруд остался, как бы не причем.
Все же было приятно слышать рассказ экскурсовода про Москву и Кремль, что изумруд известен с незапамятных времен. Что еще в труде Плиния Старшего говорилось о драгоценных скифских смарагдах (изумрудах), которые привозили с Рифейских (Уральских) гор.  Историк Карамзин в своей «Истории государства Российского» приводил летописный факт: мол, некий инок Мефодий преподнес Борису Годунову вывезенный им откуда-то с Камня, то есть с Урала, большой смарагд чистого зеленого цвета.
Как нас учили, изумруд ступенчатой огранки, в форме кабошона. Если изумруд предназначался для кольца, в этом случае огранка его была бриллиантовой. Индийские мастера предпочитали кабошоны.
Занятия в училище интереса не представляли. Спец¬технология, минералогия, кристаллография не вдохновляли, чувствовалось, что это не мое. Больше интересовала история края, и я решил познакомиться с историей города. В старых справочниках сообщалось, что улица Декабристов ранее называлась Александровский проспект, а мост через Исеть - Царский.
Знакомясь с городским справочником, на память записал новые и старые названия улиц: Вайнера–Успенская, Челюскинцев-Северная, Малышева-Покровская, Куйбышева - Сибирский проспект, Московская и  8-го Марта – Уктусская, Карла Либхнета-Вознесенский проспект, Белинская-Николаевская, родная Первомайская-Клубная. С улицы Блюхера начинался Березовский тракт, моя дорога на Шарташ. Площадь «1905 года» ранее называлась «Кафедральная», «Труда» - «Екатерининская». На современной площади «Парижской коммуны», ранее торговали дровами, потому она и называлась – «Дровяная».    «Комсомольская» площадь именовалась «Вознесенской». Все переиначено, как будто вещь вывернули на левую сторону. Вроде тоже, но нет, как говорили старики, не тот коверкот.
В 18-ом веке город еще оставался скромным на карте. По описи 1786 года в нем числилось 1696 домов и 9245 человек жителей. Я открыл, что в год рождения отца, в  Екатеринбурге открылся оперный театр. Получается, они ровесники.
Знаменитый Уральский горный институт был первым в городе и открылся чуть позже – в 1917 г, в канун революции. Приходилось бывать на Большаково, где в общежитии института жил  земляк и старший товарищ Володя Пивко. Володя не просто земляк, а сосед по улице Шахтерской, да еще родс¬твенник школьного товарища Володи Чичевского. Что еще можно было пожелать лучшего?  Пивко был тертый калач, так как уже успел послужить пограничником на Курилах, на острове Шикотан.  Многие уральцы служили на границе. В Свердловске есть улица героя пограничника Баранова. Погиб он в 1936 г., при нападении «японо-маньчжурских агрессоров».
Вместе с Володей Пивко участвовал в «халтурах» по разгрузке машин, вагонов на складах, базах и заводах. Высокий, крепкий, скуластый парень Володя, по студенческой кличке «Монгол», внушал доверие и, при слу¬чае, оказывал необходимую помощь. В связи с этим запомнился интересный случай.
Перед армией Алик Бурмакин жил уже не на Шахтерской, а на Клубной улице. Однажды, когда я зашел к нему, он предложил пойти на охоту. Выпал снег, и по мнению Олега имелся шанс выгнать зайца, благо что лес рядом и охотничий пес в готовности. Настроение собаки совпадало с на¬шим. Прошли всего немного, свернули с дороги в перелесок и на одной из полянок увидели заячьи следы. Собака взяла след, заскулила и рвану¬ла в ближайшие кусты. Прошло минут 5-6, мы стояли и слушали все удаля¬ющий лай. Олег, как главный специалист-охотовед решил:
- Ты стой здесь, - поручил он категорически мне, -  и жди, когда заяц пробежит положенный ему круг и снова появить¬ся на поляне. Так положено, сказал Олег, а сам пошел по следам.
- Раз положено, какие вопросы начальник, - ответил ему я и стал ждать.
 Прошло еще минут 15, собака про¬должала вдалеке тявкать. Ни зайца, ни собаки, ни Олега. Устал стоять и решил пойти на лай, но не по следам, а с другой стороны пред-полагаемого круга, как бы навстречу. Пройдя метров 300 по сугробам, увидел вдалеке на пеньке сидя¬щего зайца. Может, это был и не тот заяц, которого преследовали, а совсем другой. Настало время не думать, а стрелять. Прицелился, нажал на курок, раздался положенный выстрел. Когда развеялся дымок от пороха, долго рассматривал пенек,  все что находилось рядом с ним, но зайца не увидел. Когда подошел поближе, в глаза бросились красные крапинки на снегу. Как охот¬ники говорят, попал, да мимо.
Собака продолжала вдалеке лаять, и я двинулся на звук, надеясь найти Олега. Как вновь появился беляк. Он бежал навстречу по тропке в мелком ельнике. Этот навер¬няка бежал от собаки. До зайца метров 20, ничего не оставалось сделать, как нажать на курок. Снова дым. На этот раз попал, да так, что весь заряд дроби вошел в косого.
 Мама, как староверка, отмахнулась обеими руками и отказалась заниматься добычей, и я двинул в соседи к Володе Пивко. Сняли шкуру, а из остального сварили уже в Свердловске в общаге «струх», так студенты называли коллективное варево «из всего что есть съедобного».
После окончания Горного института Володя Пивко трудился в Малышевском рудоуправлении, был начальником 3-го цеха – карьера, а затем сделал партийную карьеру.
Вначале его избрали в местный партком предприятия, а в раздрай перестройки -  секретарем Асбестовского горкома. Вот так! С упразднением партии и прекращением разработки карьера Володя стал рядовым малышевским обывателем, зарабатывал на всем, даже на изготовлении памятников из розового гранита. Фортуна к нему вновь повернулась в 2001 г., когда его выбрали мэром поселка Малышева.
Как увлекающий спортом, я болел за всех городских спортсменов. Это были, прежде всего, конькобежцы. В то время звучали на весь мир фамилии Евгения Гришина, Валентина и Борис Стениных. Раньше блистала Римма Жукова. Отличались наши хоккеисты с мячом Николай Дураков и Александр Измоденов. Известный рекордсмен тяжелоатлет Аркадий Воробьев уже готовил себе смену.
К сожалению, из-за стеснения в деньгах, не удалось побывать в пригородах Свердловска и посетить красивые места, куда часто приглашали местные ребята. Был  только на реке Чусовой, недалеко от железнодорожной станции Коуровка. Спросите, что  там делал? Участвовал в легкоатлетических соревнованиях за Асбестовский леспромхоз и даже получил несколько наград.
Соревнования запомнились происшествием. Один из спортсменов-многоборцев, потеряв при броске ориентировку, запустил диск в трибуну и нанес серьезную травму зрителю, даже вызывали скорую помощь. 
Местные рассказывали, что по преданию, свое название поселок получил от имени татарина Коура, который жил в этих местах. Места, просто замечательные. Главное это река Чусовая, по которой от Коуровки сплавляются туристы. Коуровская турбаза первая на Урале. Ее построили на вершине камня Собачьи Ребра, на высоте 444 метра над уровнем моря. По слухам, во время войны здесь размещался госпиталь.
Весной, близко к выпуску, ходили группой на Каменные Палаты, расположенные недалеко от южного берега озера Шарташ. Ничем этот поход не запомнился, осталась только фотография, что до сих пор лежит в деревенском шкафу


Новый год


Накануне Нового 1967 года удалось подза¬работать на оформлении магазина на улице Ленина. Разрисовали с Толяем к празднику витри¬ны, за что получили целых 5 рублей. Это новогодний праздник запомнился на всю жизнь. Дома старая школьная компания разбежалась, и на праздник я оказался в гостях у Кузьминых, на сборе бывшего класса 11 «Б». Ребята и девочки знакомые, старый приятель Володя Трофимов. Все шло, как положе¬но, только все равно казалось одиноко. Как в песне поется: «Все ребята с парнями, только я одна». Поэтому решил сменить диспозицию и дви¬нуть в другие гости, куда тоже приглашали накануне. Спустился со вто¬рого этажа, вышел на улицу. Время за полночь и холод просто ужас. Пос¬тоял, подумал и так как был в полном здравии решил не испытывать судь¬бу, не гулять ночью в холод через поселок и возвратиться на второй этаж, где хоть и скучно, но тепло и светло.
Дальше новогодняя история уперлась в проблемы коммунального строительства. В темноте, в незнакомом доме я пе¬репутал двери и вместо той, которая вела на лестничную клетку, открыл такую же, ведущую в подвал. Короче говоря, шагнул вверх по лестнице, ступеньки которой вели вниз. В себя пришел уже в квартире Вали Кузьминых на кровати в окружении напу¬ганных лиц. Мокрое пальто, обожженная левая кисть руки и пробитый пра¬вый висок. Кровь, ахи и вздохи. Вызвали скорую помощь. Оказывается, пролетев десяток ступеней, я упал рядом с трубой отстойника горячей воды и ударился головой о винт крана. Кран бежал, и рука угодил в лужу но¬вогоднего кипятка. От удара потерял сознание. Кипяток не дал зале¬жаться, заставил подняться и даже на второй этаж. Представ¬ляете, какой был вид у веселой компании, когда я пе¬реступил порог.


Это был второй за год «головокружи¬тельный успех». Таким образом, в первый день нового года оказался на операцион¬ном столе. На височную рану поставили скобки, голову и кисть левой ру¬ки забинтовали. В таком виде появился дома, и, спустя несколько дней, в училище. Когда меня спрашивали, что случилось, пришлось сочинять историю с пожаром, в тушении которого принимал участие. Рука заживала долго, еще дольше оставался от ожога след. Пальцы рук мерзли и на моро¬зе принимали необычный сине-желтоватый цвет.
Учеба продолжалась, Однажды вечером, когда сидел в своей жилой пустой комнате в доме на улице Проезжей, в дверь постучали. Кто бы это мог быть? - подумал я. Хо¬зяин и хозяйка заходили запросто, без спроса. Трудно было догадаться, что неожиданным гостем окажется Борька Онищенко. Сначала, ког¬да увидел высокого, худого в желтом бушлате и кирзовых сапогах военно¬го, опешил. Похож на Бориса, но почему он здесь, а не в Нижнеудинске. Дело в том, что Борис и Олег проходили  летную учебку в Нижнеудинске. Володя Мартьянов вначале был в Челябинске, затем служил в Германии, в зенитных частях и, по рассказам, чуть не женился на немке.
Может быть Борис того, сбежал? Вспомнилась картина из фильма «Максим Перепелица», когда он в драной форме появился на пороге дома родителей. Оказалось все сложнее. Борис заболел, не выдер¬жал солдатского бытия и котлового довольствия. Долго лежал в больнице, прошел обследование и по её результатам был комиссован.
Пили чай, говорили про армию, вспоминали Олега Бурмакина. Боря переночевал и уехал домой на Изумруд приятно удивлять родителей. Интересно, что когда я уйду в армию, Боря поселится на мое место, и я ему буду писать по адресу: г. Свердловск К-33, ул. Проезжая 213. Позже Боря переберется ближе к радиотехникуму, где он учился, на ул. Крауля 67.

Огранщик алмазов

После зимних каникул началась производственная практика. Прохо¬дила она на ювелирной фабрике около трамвайной остановки «Южная». Время на  переезды добавилось.  Теперь я просыпался раньше и передвигался сначала на автобусе,  затем на трамвае № 20 с пересадкой на трамвай  № 5, на котором приходилось долго кондыбать по улице 8-го Марта, мимо Дома крестьянина, горной общаги и автовокзала. Холодный деревянный вагон трамвая больше походил на передвижной холодильник. Замерзал в нем как сус¬лик, особенно после чая без сахара.
Группа практикантов, в которую входил и я, трудилась в отдельном, застекленном со всех сторон цехе. В нем стояло несколько рядов столов с аппаратурой для огранки алмазов. Упрощенно каждый агрегат представлял собой движок с чугунным диском, над диском имелся светильник. На руки выда¬вали лупу и квадрант-прибор для закрепления камня и установления его в нужной плоскости под определенным градусом. На столе, рядом с чугунным кругом, имелось приспо¬собление для плотного установления квадранта, так чтобы он мог двигаться только вперед и назад. Правая рука держала лу¬пу, а левая квадрант.
Первоначальные занятия заключались в выработке навыков уверенно держать квадрант и правильно закреплять кристалл ал¬маза. Часто, почти невидимые кристаллы  алмазов, выскакивали из крепления и улетали в неизвестном направлении. Приходилось долго лазить по бетонному крашен¬ному коричневой краской полу и искать маленькое искристое пятнышко. Каждое утро, под расписку в журнале, практиканты получали белоснежные ха¬латы, кристаллы камней и расходились по своим местам. Затем включались двигатели, и начиналось монотонное гудение вращающихся дисков с двумя кругами алмазной пыли. На первом грубом круге алмазной пыли на кристаллах обознача-лись первоначальные грани, на втором более мелком они шлифовались. Делали «упрощенки» - камни со спичечную головку, на которые накладывали 24 грани. Настоящий бриллиант по стандарту дол¬жен был иметь 54 грани.
Особых способностей в алмазном деле я не обна¬ружил. Помогала усидчивость, но вредила тяга к различным новшест¬вам. Каждый раз один и тот же процесс, однообразная схема движения. Утомляло и тянуло к коллегам ювелирам и камнерезам, где в их работе имелся элемент творческой фантазии. Обидно, что их двухгодичные группы формировалась только из восьмиклассников. Один такой в фабричной столовой демонстри¬ровал мне ювелирные заготовки - разные поделки из драгоценных и полудрагоценных камней.
Во дворе фаб¬рики находилась свалка отбракованных изделий-полуфабрикатов из яшмы, лазурита, родонита, халцедона и даже малахита. После работы имел привычку возиться в груде отходов и выбирать некоторые симпатичные за¬готовки различной конфигурации. Попадались и разрезанные камни, отшли¬фованные с одной стороны. Так, помаленьку собрал коллекцию поделочных камней, которую частично раздал, частично утратил в связи с призывом в армию. Отдель¬ные изделия из камня еще долго возил за собой по многочисленным местам проживания и службы.
Практику учебной группы вел мастер Пыжьянов. Среднего роста, плотный с животиком и легкой отдышкой, он производил впечатление довольного жизнью человека. На него возлагалась ответственность научить нас тачать камни.  Мне же он больше запомнился умением играть в волейбол. На фабрике имелась спортивная летняя площадка,  и после сидячей работы приятно было размяться и попрыгать возле сетки.