Занимательная социология

Я родился и вырос в Йошкар-оле, здесь же я провел всю свою жизнь, никогда ее не покидая. Учился, работал, женился и умер. И теперь пишу свое жизнеописание не из горних высот, а отсюда же, потому что даже смерть не смогла разлучить нас.

Я занимал должность профессора на кафедре истории естественных наук. Оказывается, и у них есть своя история. Борьба естественного с неестественным не стихает ни на миг. Одна эпоха сменяет другую с бешеной скоростью, причем, то, что было естественным, занимает противоположную позицию в углу ринга и вновь продолжается бой, и сердцу тревожно в груди, а как же иначе? Иначе – никак, - если не татары, то опричники, если не охранка, то нквд. И каждый норовит размазать по паркету или оторвать что-нибудь еще. Опыт постоянных поражений и воспевания мучителей и мытарств ощущается естественным до одури, до спазма рыданий от одной только мысли расстаться с ним. Все остальные битвы служат лишь ширмой, на которой пытаются изобразить некое жизненное разнообразие, которого нет и в помине.
Например, у нас на кафедре долгие годы служил профессор Эфедрин, с ударением на втором слоге, Павел Иванович. Он не испытывал болезненной склонности к мальчикам и не расчленял невинные тела студенток, осмелившихся зайти к нему на огонек. Тут было другое. Он любил есть мух и был приверженцем теории ненасилия, эдакий непротивленец злу, толстовец в тигровой шкуре. Так, например, когда его супругу Марию Филипповну вычистили с кафедры за непристойное поведение, он голосовал «за». Непристойность заключалась в том, что Мария Филипповна посмела отказать господину Кожевникову, заведующему кафедрой, который возжаждал прелести ее телес.

Немедленно было сфабриковано дело о попытках соблазнения студента Н., двоечника и подхалима. Павел Иванович стоически вынес нелегкую борьбу на своих плечах, вернее, свое представление о той борьбе, когда он, муж и человек, был вынужден поставить общественный долг выше личных интересов. Вранье заключалось в выдуманном существовании оных, кои грезились так же легко и непринужденно, как победа коммунизма, величие России или значимость собственных научных трудов. Долг как таковой отсутствовал напрочь, а вместо него зияло своим зевом отчаянное требование угодить, и личные интересы состояли именно в этом.

Таким образом Павел Иванович являл собой зримый пример достигнутого единства противоположностей, но без всякой борьбы, ибо таковая была противна самой сути явления под названием Павел Иванович. Вы спросите меня, откуда я все это знаю, и как могу доказать все предъявленные описания, более похожие на обвинительный акт, чем на словесный портрет? А я вам отвечу, и, смею заметить, мой ответ не заставит вас сомневаться в истинности моих слов. Дело в том, что Павел Иванович – это я.