Глава 10. Ч. 4. Фрейлина Тютчева и няня Вишнякова

ВЕЛИКИЙ ПРАВЕДНЫЙ СТАРЕЦ СТРАСТОТЕРПЕЦ ГРИГОРИЙ

Григорий Ефимович Распутин-Новый


Глава 10. Месть врага рода человеческого

4. Фрейлина С. И. Тютчева и няня М. И. Вишнякова (1910 г.).


В 1910 году на Григория Ефимовича обрушился шквал новых обвинений, суть которых заключалась в попытке разыграть уже опробованную карту «хлыстовства» и связанного с ним «развратного поведения Распутина». Ведущая роль в новом акте предложенного публике спектакля была отведена фрейлине Ее Императорского Величества, воспитательнице Царских Детей Софье Ивановне Тютчевой.

Рассматривая события, разыгравшиеся вокруг имени Григория Распутина в связи с обвинениями, выдвинутыми против него в 1910 году, не покидает ощущение того, что основной обвинитель Тютчева являлась стержнем тщательно спланированной кампании, сама же Тютчева исполняла вполне определенное задание. Так ли это или нет, но на голову Григория Ефимовича вдруг, разом, как по данной кем-то отмашке посыпались всё те же слухи, но на сей раз про купание Великих княжон, а также обвинение в изнасиловании няни Марии Вишняковой. Очевидная абсурдность этих слухов и обвинения превосходит все мыслимые допущения, однако, механизм был запущен.

Из дневника Вел. княгини Ксении Александровны от 15 марта 1910 г.: «Сидели долго после с С. Д. [Софья Дмитриевна Самарина — фрейлина Государыни]. Она под впечатлением разговора с С. И. Тютчевой вчера в Царском и всего, что там тво¬рится: отношения Аликс и детей к этому тёмному типу Григорию, который считается чуть ли не святым, а на самом деле, говорят, просто хлыст! Он постоянно сидит там, ходит в детскую — приходит к Ольге и Та¬тьяне, когда они в постели, сидит, разговаривает и гладит их... От Со¬фьи Ивановны его тщательно скрывают, и дети не смеют ей о нём гово-рить. Это что-то невероятное и непонятное. Все няни под его влиянием и на него молятся. Я была совершенно подавлена этим разговором.

Обедали Ольга и я в Аничкове. Т.к. имела только одну мысль в голо¬ве — то могла говорить исключительно об этом. Но кто же может по¬мочь? Семейству очень трудно и щекотливо. Про него ходят самые ужасные слухи». [62]

В 1917 году на допросе в Чрезвычайной Следственной Комиссии (Ч.С.К.) Софья Ивановна Тютчева ничего не сказала по поводу раздевания Великих княжон. Она не посмела в открытую произносить мерзости, затрагивающие честь ни в чём не повинных, чистых девушек. Это было бы верхом неблагодарности и человеческой низости. Одно дело пустить сплетню, другое — заявить эту ложь во всеуслышание на допросе. Идти против совести не так-то просто — надо быть отпетым негодяем, подобно Феликсу Юсупову, хладнокровно подготовившему и совершившему убийство человека, а затем писавшего письма Государыне о своей непричастности, цинично разыгрывая при этом оскорбленную добродетель. В разряд такого рода личностей бывшая фрейлина Тютчева, по-видимому, не входила.

Чтобы понять, как относиться к распространяемым ею слухам и сплетням, какова степень их правдоподобия, давайте взглянем на фрейлину С.И. Тютчеву глазами людей, чьё мнение для нас является непререкаемым.

А.А. Танеева (Вырубова) (из показаний на допросе в Ч.С.К., 1917 г.): «Вероятно, ему [Григорию Распутину] случалось прихо¬дить и в детскую, но в циркулировавших в то время слухах, что он раздевал Великих княжон, нет ни слова правды. Эти слухи распространяла фрейлина Софья Тютчева...», [которая] «считала его человеком вредным с совершенно опреде¬ленным уклоном в сторону хлыстовской секты». [63]

И далее в книге воспоминаний А.А. Танеевой «Страницы моей жизни»: «Великая княгиня [Елизавета Федоровна], бывшая нашим другом в детстве, холодно отнеслась ко мне, отказываясь выслушать доводы Государыни о нелепых слухах, касающихся Распутина, и я убеждалась, что враги Государыни стараются уронить её престиж, очернив меня, беззащитную, что было им весьма легко сделать. С горестью я замечала возрастающие недоразумения между сёстрами, понимая, что разные лица, вроде Тютчевой и компании, были тому причиной.

Фрейлина Тютчева поступила к Великим княжнам по рекомендации Великой княгини Елизаветы Феодоровны; принадлежала она к старинной дворянской семье в Москве. Поступив к Великим княжнам, она сразу стала «спасать Россию». Она была не дурной человек, но весьма ограниченная. Двоюродным братом её был известный епископ Владимир Путята (который сейчас в такой дружбе с большевиками и ведёт компанию против Патриарха Тихона). Этот епископ и все иже с ним имели огромное влияние на Тютчеву.

Приехав как-то раз в Москву, я была огорошена рассказами моих родственников, князей Голицыных, о Царской Семье, вроде того, что «Распутин бывает чуть ли не ежедневно во дворце, купает Великих княжон и т. д.», говоря, что слышали это от самой Тютчевой. Их Величества сперва смеялись над этими баснями, но позже Государю кто-то из министров сказал, что надо бы обратить внимание на слухи, идущие из дворца. Тогда Государь вызвал Тютчеву к себе в кабинет и потребовал прекращения подобных рассказов. Тютчева уверяла, что ни в чём не виновата. Если впоследствии Их Величества и чаще видали Распутина, то с 1911 года он не играл никакой роли в их жизни. Но обо всём этом потом, сейчас же говорю о Тютчевой, чтобы объяснить, почему именно в Москве начался антагонизм и интриги против Государыни.

Тютчева и после предупреждения Государя не унималась; она сумела создать в придворных кругах бесчисленные интриги — бегала жаловаться семье Её Величества на неё же. Она повлияла на фрейлину княжну Оболенскую, которая ушла от Государыни несмотря на то, что служила много лет и была ей предана. В детской она перессорила нянь, так что Её Величество, которая жила детьми, избегала ходить наверх, чтобы не встречаться с надутыми лицами. Когда же Великие княжны стали жаловаться, что она восстанавливает их против Матери, Её Величество решила с ней расстаться. В глазах московского общества Тютчева прослыла «жертвой Распутина»; в самом же деле все нелепые выдумки шли от неё, и она сама была главной виновницей чудовищных сплетен на чистую семью Их Величеств». [64]

Утверждая, что Григорий Распутин «с 1911 года не играл никакой роли» в жизни Царской Семьи, Анна Александровна всего лишь пытается ослабить, пусть и не всегда удачно, бытовавшее мнение, что именно в этот период (начиная с 1911 года) каждый шаг Семьи Императора был направляем Распутиным. Рассуждая о его влиянии, досужие знатоки-сплетники грязно намекали на то, что Распутин заслонил собою Государя и фактически правил Государством. То, что это не так, что это ложь, и пыталась выразить Анна Александровна в своем утверждении, именно так надо понимать её слова.

Информацию Анны Александровны относительно Тютчевой подтвердила близкая подруга Государыни Ю.А. фон Ден: «Нашлись подлецы, которые смели утверждать, будто Её Величество под влиянием неврастенической, религиозной экзальтации бросала своих дочерей в объятья Распутина! Зная Императрицу, зная Государя и Их Высочеств, как знала их я, я заявляю, что это чудовищная ложь. В обществе ходили слухи, будто бы мадемуазель Тютчева возражала против того, чтобы Распутин благословлял Великих княжон в их спальне, когда они уже в постели, а после того, как её протест был оставлен без внимания, потребовала освободить её от должности гувернантки. Но дело в том, что Тютчева никогда не была гувернанткой Их Высочеств и не могла видеть, как Распутин их благословляет. Да этого и не было. Государь не допустил бы подобного даже в том случае, если бы Её Величество этого пожелала. Да и Императрица не находила, что подобная процедура нужна для спасения душ её дочерей. С.И. Тютчева пала жертвой собственной заносчивости и зависти.

Характер у неё был вздорный. Всякий раз, когда Императорская Семья собиралась в Ливадию, С.И. Тютчева начинала всех изводить своими капризами, поскольку не любила Крым. Вечное недовольство способно вывести из себя даже самых терпеливых и покладистых людей. Её Величество была простой смертной, так что мадемуазель Тютчевой сначала предоставили отпуск, а затем гофмейстерина Двора Её Величества и вовсе уволила её.

Чтобы оправдаться перед обществом, С.И. Тютчева принялась распространять клеветнические слухи. Она была слишком вздорна, чтоб ограничиться изложением подлинных фактов, и поскольку шла кампания против Распутина, решила вымести свою злость на Её Величестве. Я ещё раз категорически заявляю, что сплетня о том, будто Распутин давал благословение Великим княжнам на сон грядущий, совершенно беспочвенна». [65]

Теперь самое время предоставить слово и самой Тютчевой. Давайте её послушаем.
С.И. Тютчева (из показаний на допросе в Ч.С.К., 1917 г.): «Придя на детскую половину, я застала там полнейший пе¬реполох. Вишнякова со слезами на глазах рассказала мне, что она и другие поклонницы приняли участие в радениях. То, что она принимала за веление Святого Духа, оказалось про¬стым развратом. Я поняла из её рассказа, что Феофан, который был их духовником, отсылал их по своему смирению к Распутину, которого считал за Божьего старца. Распутин за¬ставлял их делать то, что ему нужно было, выдавая себя за человека, действующего по велению Святого Духа, при этом предупреждал, чтобы не говорили Феофану, облекая это в со¬физмы: «Феофан — простец, и не поймет этих таинств, осудит их, тем самым, осудит Святого Духа и совершит смертный грех». [66]

Допустим, подобно «Феофану-простецу» иные поклонники Тютчевой примут её откровенные опусы за чистую монету. Что ж, станем на их точку зрения, и предположим на мгновение, что всему этому можно было бы верить, если... если бы не с такой же откровенностью и бесстыдством распускались слухи о купании Великих княжон! Но если последнее ложь, то ложь и первое, т. к. источник обоих утверждений один и тот же — Софья Ивановна Тютчева.

Вот её разговор с Государыней Императрицей Александрой Федоровной и Государем Императором Николаем II:
— Государыня, выслушав мой рассказ, заявила, что не верит этим сплетням, видит в них работу тёмных сил, желающих погубить Распу¬тина, и запретила говорить об этом Государю. В тот же день ко мне при¬шёл скороход и передал мне приказание Государя явиться к нему в кабинет в 6.30 вечера. Когда в назначенный час я вошла в кабинет Государя, он спросил меня:
— Софья Ивановна, вы догадываетесь, зачем я вас позвал? Что про¬исходит в детской?
Тогда я рассказала Государю обо всём, что случилось.
— Так и вы тоже не верите в святость Григория Ефимовича? — спро¬сил Государь.
Я ответила отрицательно, на что Государь заметил:
— А что вы скажете, если я вам скажу, что все эти тяжёлые годы я прожил только благодаря его молитвам?
— Вы прожили их благодаря молитвам всей России, Ваше Величест¬во, — ответила я.
Государь стал говорить, что он убеждён в том, что всё это ложь, что он не верит всем этим рассказам про Распутина, что к чистому липнет всё нечистое, и он не понимает, что сделалось вдруг с Феофаном, который так всегда любил Распутина. При этом он указал на письмо Феофана на его столе.
— Вы, Ваше Величество, слишком чисты душой и не заме¬чаете, какая грязь окружает вас...
Я сказала, что меня берёт страх, что такой человек может быть близок к княжнам.
— Разве я враг своим детям? — возразил Государь...
Он просил меня в разговоре никогда не упоминать имя Рас¬путина. Для этого я попросила Государя устроить так, чтобы Распутин никогда не появлялся на детской половине. До этого царица говорила мне, что после шести я свободна, будто наме¬кая, что моё посещение детей после этого часа нежелательно. После разговора с Государем я бывала в детской во всякое вре¬мя. Но отчуждение между мною и Семьей росло...». [67]

А вот, что думает по этому поводу Вел. княгиня Ольга Александровна: «...какие гадости были написаны о Распутине и моих племянницах! Я знала этих девушек с их младенчества, я была так близка к ним, что они иногда говорили мне свои маленькие секреты, которые, им казалось, они не могли рассказать своей матери. Я знаю до мельчайших подробностей, каким было их воспитание. Малейший признак того, что называется вольностью со стороны Распутина, привёл бы их в полнейшее замешательство. Ничего этого не было. Девушки всегда были рады видеть его, потому что они знали, какую огромную помощь он оказывал их маленькому брату». [68]

В свете приведенных свидетельств не является пустой и беспочвенной оценка, сделанная М.Г. Распутиной (Соловьевой): «Добавлю несколько слов о манерах Тютчевой. Делаю это только потому, что они — пример, если не образец, того, как рождались сплетни, на основе которых закручивались интриги, влиявшие на судьбы многих.

Тютчева была одной из первых недовольных появлением моего отца во дворце и, в частности, в покоях Императрицы и детей. Не знаю, какие именно действия отца привели её в ужас, но она начала рассказывать всем, что «Распутин купает великих княжон», «учит их неиз¬вестно чему», и в довершение — «кладёт картуз на их кровати». В её воображении перепутывалось всё. Разуме¬ется, эти глупости достигали ушей [Царя] Николая [Александровича] и [Царицы] Алексан¬дры Федоровны. Царица сначала смеялась, не в силах представить, чтобы кто-нибудь принимал нелепости за чистую монету. Но дальше — хуже. Опасаясь быть оттес¬нённой от воспитания царских детей моим отцом (со¬вершенно беспричинно), Тютчева не унималась в фан¬тазиях. Она стравливала всех вокруг, чтобы иметь воз¬можность интриговать. Перессорила даже нянь. И до та¬кой степени, что Александра Федоровна не желала ка¬кое-то время бывать в детских, и это несмотря на обожание ею детей.

Наконец Тютчева дошла до того, что стала настраи¬вать Великих княжон против матери. Этого Александра Федоровна снести не захотела. Карьера Тютчевой при дворе была закончена.

Однако, таким образом, Тютчева и получила в руки свой главный козырь — теперь она представлялась как невинная жертва Распутина и находила в этой роли по¬кровителей и доброжелателей». [69]

Итог деятельности С.И. Тютчевой превзошёл все ожидания, о чём  пишет в своих воспоминаниях В.И. Гурко:
«Досужая болтовня великосветского, посещавшегося всеми Великими князьями Яхт-клуба — этого центра столичных политических и светских сплетен, где перемывали косточки всех и каждого и где не щадили и Императрицы, действительно, не заслуживала со сторо¬ны Императрицы иного отношения. Распростране¬нию по городу неблагоприятных для Государыни рассказов впоследствии способствовали удалённые от дво¬ра из-за их борьбы с влиянием Распутина князь В.Н. Ор¬лов и С.И. Тютчева. Отнюдь не желая нанести ущерб Царской Семье [? — сост.], они, однако, своими рассказами о близос¬ти Распутина к Царице и о том влиянии, которым он у неё пользуется, существенно содействовали укреплению почти неприязненного отношения к Государыне не толь¬ко петербургского, но уже и московского общества (к коему принадлежала С.И. Тютчева). Переходя из уст в уста, рассказы их, естественно, извращались и, нако¬нец, приобретали совершенно невозможный характер». [70]

Что же касается истории с няней царских детей Марией Вишняковой, то несамостоятельность Марии Ивановны, точнее,  таинственная зависимость от Софьи Тютчевой слишком очевидны.

Вишнякова — фигура, конечно, помельче, чем Тютчева, но и её роль была не последней. Никаких идейных соображений здесь не было. Из дальнейшего изложения событий следует, что Мария Ивановна оказалась слабым звеном. А, как известно, где тонко, там и рвётся. При всех положительных свойствах характера (иначе бы её не пригласили в няни Царских Детей), ей, очевидно, не хватило личного мужества. На неё просто надавили и заставили оговорить Распутина, ведь нужен же был реальный компромат, а не простые сплетни. Всего этого няня не могла рассказать следствию. Ей хотелось, скорее выйти из игры, чтобы от неё отстали, а для этого проще было сохранить за собой роль обиженной добродетели, тем более, что опровергнуть её рассказ было некому — Распутин убит, больше свидетелей нет, ври, что хочешь. Если бы она рассказала правду, то потянулась бы ниточка, её продолжали бы допрашивать до выяснения всех деталей, что не входило в её планы, хотя бы из опасения мести со стороны тех, кто заставил её оклеветать Григория Ефимовича. Но и врать-то она не смогла, поэтому и симулировала на допросе истерику и отказалась сообщать подробности.

На допросе в Ч. С. К. Анна Вырубова (А.А. Танеева-Вырубова) показала, что Григорий Ефимович, когда бывал в Царском Дворце, «заходил к няньке Марии Вишняковой, очень нерв¬ной особе и в то время горячей почитательнице Распутина. <...> Нянька цесаревича сначала очень преклонялась перед Распутиным, ездила к нему в Покровское». [71]

О добром расположении Григория Ефимовича к няне Царских Детей Марии Вишняковой свидетельствует его письмо о воспитании На¬следника от 12 ноября 1907 г.:
«Мери. Так как живёте во славе и питаете славу великого Самодержавца нашего Алексея Николаевича. Ах! Какое глубокое слово и неоцененная цифра. Не глубокий ли это привет о таком юноше. Показывай ему маленькие примеры Божьего назиданья, во всех детских игрушках ищи назидания. Резвиться ему побольше давай; пущай резвится на всё. Как видел он невестой украшенной Божью Славу, и твой пример глубоко, глубоко останется в душе его. Духовного назидания, потому что из дивных дивный, премудрый мудрец — сей юноша. Наша мать — слава есть на небесах. Наш отец — в вышнем чертоге. Будем надеяться, что там наслаждение без усталости и радости неописанные и за всё это есть благо главное любви, а во-вторых, храм и причащение. Коли бы во всём полюбить, не возгордиться, и будем здесь в славе и на небесах в радости. Конечно, враг лезет, что мы у высоких и высокий, но это его коварность. Но я не нашёл ещё в вас гордости, а нашёл ко мне глубокий привет в твоей душе. И вот в первый раз ты видела и поняла меня. Очень, очень желал бы я ещё увидеться». [72]

Из нижеследующего показания С.И. Тютчевой (Ч.С.К., 1917 г.) видно, что чувства Марии Вишняковой по отношению к Григорию Ефимовичу были не совсем тверды: «Зимой 1908 года Великая княжна Татьяна хворала. Пока её комнаты проветривались, она лежала в комнате Вишняковой, а я с другими Великими княжнами находилась в классной комнате. Обернувшись в полутёмном коридоре, увидела фигуру му¬жика в поддевке. Я сразу догадалась, что это Распутин. Я спросила, что ему здесь нужно. Он ответил, что ему нужно к Марии Ивановне Вишняковой. Я заметила ему, что она занята, и сюда входить нельзя. Распутин молча удалился. Я пошла к Вишняковой, укладывавшей в это время наследника, и сказа¬ла, что её искал Распутин. «Ах, уж эта мне Анна Александ¬ровна!», — сказала Вишнякова. На следующий день Вишнякова при встрече сказала мне: «Уж и досталось мне за вас от Анны Александровны». И пояснила, что Вырубова просила её никогда не говорить о Распутине со мной, так как я не верю в его святость. На другой день Вырубова обедала у меня, и из чувства дружбы я высказала ей свой взгляд на Распутина. К моему крайнему изумлению Вырубова вдруг спросила: «А кто такой Распутин?». [73]

В диалоге явно проступила одна психологическая черта. Мария Ивановна как бы желала угодить и нашим, и вашим. Нетвёрдость и непоследовательность в симпатиях, порождавших некую двуличность, делали Вишнякову удобной фигурой для того, чтобы превратить её в орудие клеветы на Григория Ефимовича, что и произошло в дальнейшем.

Видно, что и Анне Александровне приходится заниматься политесом, умалчивая о многом исключительно с целью не дразнить гусей. Она прекрасно видела и понимала, что у людей, подобных Тютчевой, совершенно нездоровое отношение к визитам Распутина, поэтому соблюдала определённую осторожность и старалась не афишировать эти встречи. Конечно, попытка Анны Александровны скрыть правду оказалась неудачной, но это лишь доказывает её неспособность к лукавству и интригам.

В этом Анна Александровна отличалась от Марии Вишняковой, которая напротив, вдруг объявила Государыне о том, что Григорий Распутин её растлил. Появление такого заявления в контексте всех событий вполне закономерно. Ведь все усилия Тютчевой строились опять же на слухах и чьих-то россказнях. Нужен был, что называется живой свидетель, и не просто очевидец, а участник, ещё точнее — жертва. Она была просто необходима, чтобы придать всей кампании хоть какой-то вес и правдоподобие. И такая жертва появилась в лице Марии Вишняковой.

Цитировать её показания мы не будем. Кто желает покопаться в скабрезностях, отсылаем к книге Радзинского. Однако некоторые замечания по их поводу необходимо сделать. Показания Марии Вишняковой Ч.С.К. — красочный рассказ всё о том же, о чём разносила по углам Тютчева: Распутин — развратник.

То, что этот рассказ вымышленный, указывает следующее обстоятельство. В изложении событий Тютчевой и Вишняковой есть некоторая разница. У Тютчевой всё, что случилось с Вишняковой, произошло во время хлыстовских радений, в присутствии других «поклонниц» (надо понимать, был свальный грех), а по Вишняковой всё произошло благопристойно, т. е. ночью, наедине и т. д. Налицо полная нестыковка в показаниях наиболее осведомлённых фигур.

Очевидно, что просто так лгать няне Царских детей не было никакого резона. Так же, как не было резона врать Тютчевой, но та врала. Тютчева делала это осознанно и очень активно. Но какова роль Вишняковой, ведь и она врала. Разница всё же была. Вишнякова врала потому, что её заставили. Как-почему, остается неизвестным. Несомненно только одно, что на неё было оказано давление, и скорее всего, не только со стороны Тютчевой. Упорство же Вишняковой, доказывает, что она совершала всё это под страхом мести со стороны тех, кто принудил её оклеветать Григория Ефимовича. Эта угроза сохранялась и после революции. Вот почему и следователям Ч.С.К. она не посмела сказать правду, боясь возмездия. Всё же история в её изложении по прошествии лет несколько трансформировалась. Вишнякова это чувствовала, поэтому давала показания нервно, затем инсценировала истерику и от дачи дальнейших, более подробных показаний, уклонилась. Но... Бог шельму метит, и над Марией Вишняковой скоро свершился Божий Суд, причем гораздо ранее 1917 года.

Об этом свидетельствует Великая княгиня Ольга Александровна (в записи Яна Ворреса): «Не изменяя своего гневного тона, Великая княгиня рассказала, что дошло до того, что любое отступление от нравственных норм со стороны дворцового персонала относилось злыми языками на счёт Распутина. Одна из таких историй об изнасиловании одной из нянь дошла до Императора. Тот сразу же приказал произвести дознание. Выяснилось, что молодую женщину действительно застали в постели — но с казаком из императорского конвоя». [74]

Марию Ивановну Вишнякову стоит пожалеть. За неимением других доказательств, будем считать, что она оказалась в роли клеветницы по случаю и взялась не за своё дело, вдохновения при этом не испытывала, потому и сработала топорно. Какой же итог её усилий? В плане утверждения лжи — никакой! Всего лишь одно слово правды, исторгнутое из чистого сердца, мгновенно разрушало, рассеивало в прах все нагромождения слишком откровенных в своей лживой, гадкой уродливости обвинений.

М.И. Вишнякова (из показаний на допросе в Ч.С.К., 1917 г.): «Государыня на мои слова внимания не обратила и сказала, что всё, что дела¬ет Распутин, свято». [75]

М.Г. Соловьёва (Распутина) о своём отце, Г. Е. Распутине-Новом: «Всё, что писалось в газетах в революцию про его разврат, — клевета. Отец не знал никаких женщин, кроме мамы, и любил одну её». [76]

Подведём итог. Интрига Тютчевой, которую она пыталась развить в 1910 году, окончилась бесславно для неё самой. Фрейлина С.И. Тютчева была удалена от Двора, а каждый умный человек в затеянной ею истории без труда мог усмотреть скандальность её натуры, недалёкость и примитивность её ума.  Впрочем, в этом можно было бы усомниться, если допустить, что её имидж и поведение явились лишь следствием великолепно сыгранной роли. В этом случае, и ей самой, и её вдохновителям следовало бы принести поздравления, т. к. цель относительно старца Григория Распутина-Нового всё же была достигнута. Отрицательное отношение общества к Распутину было сформировано.

Но поколебать отношение Их Величеств к своему Другу Тютчевой так и не удалось. Как не удалось это сделать и Вишняковой, чьи разоблачённые россказни покрыли несмываемым позором, прежде всего, саму Вишнякову.

Нелепость обвинений Тютчевой и весьма странное, непоследовательное поведение Вишняковой наводят на мысль, что в раскрутке этих внутридворцовых интриг кто-то был заинтересован. Кто-то влиятельный, обладающий достаточным весом для давления на рядовых исполнителей. Примером решения такого рода задач изобилует история. Орудия интриг и травли во все времена находились и в арсенале спецслужб, и в душах продажных, либо недалёких людей. Весь вопрос, кто дал отмашку и запустил этот механизм. Причём, упор делался не на строгом доказательстве вины Григория Распутина, этого доказательства так никто и не смог предоставить, задача была поднять шумиху, вызвать в обществе нездоровый рефлекс, создать атмосферу гадких слухов и сплетен, что и было достигнуто. И Тютчева, и Вишнякова в этой игре послужили орудиями и одновременно оказались жертвами, поскольку запятнали своё имя.

Всё же подлые, предательские удары в какой-то степени достигли цели, ранив чистые души ни в чём неповинных людей. Об этом пишет М.Г. Соловьева (Распутина): «И сами по себе сплетни делали отца просто больным. Добавьте к этому уверенность отца, что именно в этих сплетнях — причина перемены к нему Мамы [Государыни]. И, конеч¬но же, отец очень переживал, что пусть и невольно, но все-таки причинил боль Александре Федоровне и Николаю Александровичу». [77]
 
Ссылки:
 
62. Мейлунас А., Мироненко С. Николай и Александра. Любовь и жизнь. М: Прогресс, 1998. С. 326.
63. Материалы Чрезвычайной Следственной Комиссии, приобретенные М. Л. Растроповичем на аукционе Сотбис (Лондон, 1995 г.); цит по: Радзинский Э. Распутин: жизнь и смерть. М: Вагриус, 2001. С.146. 
64. Верная Богу, Царю и Отечеству. С-Пб: Царское Дело, 2005. С. 78-79.
65. Ден Ю.А. Полинная Царица. С-Пб: Царское Дело, 1999. С. 68-69.
66. Материалы Чрезвычайной Следственной Комиссии, приобретенные М. Л. Растроповичем на аукционе Сотбис (Лондон, 1995 г.); цит по: Радзинский Э. Распутин: жизнь и смерть. М: Вагриус, 2001. С. 146-147.
67. Мейлунас А., Мироненко С. Николай и Александра. Любовь и жизнь. М: Прогресс, 1998. С. 326.
68. Бэттс Ричард (Фома) Пшеница и плевелы. М: Валаамское общество Америки в России. 1997. С. 52-54.
69. Распутина М. Распутин. Воспоминания дочери. М: Захаров, 2000. С. 208-209.
70. Гурко И. В. Царь и Царица. Сборник «Николай II. Воспоминания. Дневники». С-Пб: Пушкинский фонд, 1994. С. .389.
71. Материалы Чрезвычайной Следственной Комиссии, приобретенные М. Л. Растроповичем на аукционе Сотбис (Лондон, 1995 г.); цит по: Радзинский Э. Распутин: жизнь и смерть. М: Вагриус, 2001. С. 110, 146.
72. Записная книжка Императрицы Александры Федоровны с копиями телеграмм, писем Григория Распутина. С. 61-62; ГАРФ, ф. 640, оп. 1, ед. хр. 323.
73. Материалы Чрезвычайной Следственной Комиссии, приобретенные М. Л. Растроповичем на аукционе Сотбис (Лондон, 1995 г.); цит по: Радзинский Э. Распутин: жизнь и смерть. М: Вагриус, 2001. С. 110-111.
74. Мемуары Великой княгини Ольги Александровны /запись Я. Ворреса/. М: Захаров, 2003. С. 151.
75. Материалы Чрезвычайной Следственной Комиссии, приобретенные М. Л. Растроповичем на аукционе Сотбис (Лондон, 1995 г.); цит по: Радзинский Э. Распутин: жизнь и смерть. М: Вагриус, 2001. С.150.
76. Российский Архив. Т. VIII. Н. А. Соколов. Предварительное следствие. 1919-1922 гг.. М: «Студия ТРИТЭ Никиты Михалкова». 1998. С. 182.
77. Распутина М. Распутин. Воспоминания дочери. М: Захаров, 2000. С. 209-212.