Жизнь с памятью о прошлом

                2 часть               

         Мама с папой в апреле 1959 года переехали в Белогорье. Для мамы, ранее жившей в городах и военных городках, все было необычно в сельской жизни. Особенно удивили ее высокие резиновые сапоги, в которых ходили по весенней непролазной грязи. Но как только грязь закончилась село стало преображаться. Появились первые листочки на деревьях, запели в садах соловьи, потом зацвели сады. Такой красоты она никогда раньше не видела, а здесь все это было рядом, протяни руку и потрогай. От увиденного кружилась голова, а может она кружилась от любви и внимания, которым окружил ее любимый муж. Еще год назад она и представить не могла такого крутого поворота в своей жизни...Семья маминых родителей совсем немного пожила у сватов, дедушку назначили парторгом в колхоз, дали квартиру временную, пообещав решить жилищный вопрос семьи в ближайшее время. А мама с папой поселились в доме его родителей. Здесь так много было для нее непривычного, мама с трудом понимала, о чем они говорили на своем языке, больше догадывалась. Непривычна ей была и еда, приготовленная в печи, борщ казался распаренным, каша невкусной, но она это списывала на свою беременность. Зато какое из печи было вкусное пареное молоко. В день парили по четыре кувшина, но его почти все продавали. Каждый день после обеда ,бабушка или дедушка, с корзинкой в которой стояло два кувшина, да еще кувшин в авоське, отправлялись разносить молоко своим постоянным покупателям. Коров в селе было много, на окраинах - почти в каждом дворе, а вот в центре держали не все. Не держали коров учителя, врачи. пожилые люди. Большой огород требовал много времени на его уход. Папа работал, многое по дому вместе успевали сделать после его работы. А вечером, не смотря, что до клуба было три километра, родители отправлялись смотреть кинофильмы. Домой возвращались уже за полночь.
         
             А вставали в селе рано. В четыре часа выгоняли в череду коров, а до этого надо было ее еще подоить. Делала это свекровь, мама тоже несколько раз вставала и ходила с ней посмотреть на дойку. Корову так близко она видела впервые, боялась ее и из-за загородки кошары наблюдала как ловко управляется с ней хозяйка. Зайдя в сарай, она ласково разговаривала с Зорькой, давала ей кусочек хлеба, мыла и вытирала вымя и усаживалась доить. Тугие струи молока бились о подойник, молоко быстро прибывало в нем, а сверху поднималась белая, кружевная пена. Закончив дойку, свекровь спешила в дом, там ее ожидал привычный ритуал приготовления завтрака и обеда. А потом она отправлялась на овчарню, где пасла овец. В колхозе ей довелось быть и свинаркой, и телятницей, а последнее время работала на овцеферме, которая была рядом с домом. Овец пасли до обеда, большие отары гоняли в поле чабаны на лошадях, а отары поменьше пасли пешие пастухи. Это кажется, что пасти их не составляет труда, иди в след за овечками да покрикивай на них. На самом деле все гораздо иначе. Но все премудрости пастьбы освоить не трудно, а вот ходьба на десятки километров в день в кромешной пыли, поднятой стадом-испытание не из легких. Возвращалась она домой, снимала платок, вытряхивала пыль с него и рабочего халата и отправлялась на обедешнюю дойку коровы. Только потом могла перекусить и немного отдохнуть на лавочке в тени яблони, чтобы заняться до вечерней работы другими домашними делами. Вечерняя смена на овчарне заканчивалась с наступлением сумерек. И опять свекровь проделывала те же действия по хозяйству что и в обед. Только после ужина отправлялись спать. После работы ополаскивались у бочки с водой. У бабушки Ксени волосы были роскошными, когда она их расплетала, то они спускались до середины бедра. Она их расчесывала, скручивала жгутом, а потом этот жгут волос пришпиливала гребешком к голове .Тяжелый жгут при ходьбе обвисал, упасть ему не давал платок, завязанный вокруг шеи. при возможности она перекручивала его по новой, благо гребешок был всегда в волосах. Маму всегда поражало, что длинную косу свекровь мыла не часто, хоть и покрывала она ее платком, но ведь пыль проникала везде. В селе все женщины на работу покрывали голову светлыми платочками, от солнца и пыли. Но и в выходные и вечерами повязывались   косынками. Маму это удивляло, до конца своей жизни она не могла привыкнуть носить платки, они ей мешали. Также и бабушка, ее мама, после приезда ходила с непокрытой головой, соседки неодобрительно говорили, что женщине в возрасте неприлично без платка. У Бабушки Моти были густые волосы, на которые она делала химическую завивку, что также вызывало недоумение соседок. у которых волосы всегда были под платком уложены в "дулю", и голова покрыта была так, что волос не было видно вовсе. Платочком бабушка стала покрывать голову гораздо позже, лет в 70, когда волосы ее поредели и стали совершенно седыми. Бабушка смеялась "Волос мало, и голова без платочка мерзнет".

         Платья были у женщин в основном выходные, а в повседневной одежде чаще была светлая блузка и темная юбка-так было практично. И, обязательно, фартук. В нем был карман, а то и два. Куда можно положить платочек, семечек горсть или что другое съестное. Летом обувались в тапочки, удобную повседневную обувь. Были тапочки светлые парусиновые, и темные- дерматиновые и кожаные. На разные случаи жизни и тапочки разные. А на торжественные выходы были туфли. Одевались они редко, лежали в сундуках и ссыхались так, что после выхода в них долго на ногах залечивали потертости. С наступлением осени до самой зимы носили резиновые сапоги, были у женщин и резиновые боты на кнопке сбоку и выемкой для каблука. Особенностью этого вида обуви было то, что в них вставлялись туфли, в помещении боты можно было снять и остаться в туфлях. Еще в холодное время носили на выход светлые фетровые бурки и коричневые ботинки- румынки отороченные мехом. А повседневными были валенки с галошами. Женщины на голове носили зимой пуховые платки и косынки. А пожилые женщины зимой для тепла накидывали на плечи поверх жакетов толстые клетчатые шали.

         Мама и бабушка очень отличались одеждой от сельских женщин. У них были и на моей памяти добротные платья, сарафаны, под которые одевали легкие шелковые блузки. Летние платья были из красивого шелка и крепдешина, со сложным кроем. У мама было пальто зеленого цвета с шалевым цигейковым воротником. Пальто было пошито из клиньев, отчего от талии оно было сильно расклешено и очень красиво смотрелось. Руки можно было прятать от холода в изящной муфточке, сшитой их такого же меха как воротник. На голову мама одевала разные шляпки, меховые зимой и фетровые в межсезонье. Конечно, в зимнюю погоду это смотрелось хорошо, а вот в слякоть с резиновыми сапогами приходилось идти и поднимать полы пальто, чтобы не забрызгать. В селе многие носили плюшки - плюшевые жакеты. Он шился из плюша (ткани с длинным ворсом из хлопковой или шерстяной ткани), подбивался ватой и имел полукруглый воротник. Плюшки были черных и темно-коричневых цветов с рыжим отливом. У молодых женщин были пальто, но одевались они только на выход.

          У мужчин с модой было все просто. На все случаи жизни верхней одеждой была фуфайка. Это стеганая куртка из натурального материала, вначале она появилась в армии, потом и у гражданских людей. Дешевизна и удобство сделало ее незаменимой как рабочей, так и выходной одеждой на селе. Как элемент благополучия появились у мужчин суконные пальто и драповые полупальто-"москвички", которые носили с папахами на голове. А в обычной жизни носили зимой шапки-ушанки, летом- фуражки. Брюки носили широкие, со складками на поясе, они делали мужскую фигуру бесформенной. А в повседневной жизни были в ходу парусиновые шаровары.

          Сельское население было очень бережливым и расчетливым. Пальто от матери переходило к дочери, ботиночки или бурки тоже береглись для особого случая. На работу одевали старые вещи. Фартук могли перешить их старого платья.
В селе было несколько портних, шивших на заказ. Можно было за небольшую плату пошить изделие и в артели- швейной мастерской. А многие домашние вещи шили и перешивали вручную.

           Бабушка обшивала детей после войны, когда что-то купить было проблемно. Пришлось вспомнить ей портновские навыки в Белогорье. Машинка швейная у нее была, и начала она с переделки и подгонки вещей. Она не признавала вещей, купленных детям на вырост с длинными полами и рукавами. Все подгоняла по фигуре.

           Ребята в школе в одежде тоже отличались от сельских детей. Портфели были у девочек, а мальчики ходили с полевыми сумками. Их ранцы вызвали у класса смех. Таких портфелей не было ни у кого. И Борис с Сергеем отказались с ними ходить в школу. Белые рубашки тоже никто не носил, только подшивали подворотнички, как в армии. Удивление вызвали у одноклассников спортивные курточки-вельветки, такие были только у взрослых. Но в детском возрасте различия в одежде не играют существенной роли в отношениях, ребята быстро стали в классе своими.

           Приезжих в селе всегда принимают настороженно. Все привыкли общаться друг с другом с детства, многие в селе приходятся друг другу родственниками, а здесь- пришлые люди. Но то, что у них в селе живут сваты, а у тех много родни и кумовьев, сыграло определенную роль по принятию семьи, а  то, что Петр Константинович стал парторгом колхоза и вовсе ускорило процесс адаптации.
Дедушка и бабушка были людьми доброжелательными, всегда первыми здоровались, знакомясь просили назвать и отчество. Никогда не позволяли себе обращаться к кому-то по прозвищу или не по имени-отчеству. У бабушки ремонтировал печку печник, про него ей сказали:" К вам завтра прейдет Бовдер, он мастер печного дела и все сделает". Печник пришел, приступил к работе. Подошло время обеда, бабушка решила пригласить к столу и печника, не зная его имени, решила обратиться по фамилии "Товарищ Бовдер, пообедайте с нами". Печник посмотрел на нее и долго хохотал. Оказывается, Бовдер-это было его прозвище, и представился он по имени-отчеству. И никто его еще «товарищ Бовдер» не называл. Бабушка говорила, что вначале смутилась, не зная, что это слово обозначает, а потом рассмеялась вместе с ним. Многие годы она вспоминала этот случай как анекдот.

          У дедушки Кирилла Ивановича были в селе сестры. Возрастом они были помладше, Александра и Мария пожили в городах, общаться умели, но привыкли, что в селе их называют Шура, Маруся, Поля. А сваты с первого знакомства стали обращаться к ним по имени- отчеству. Они вначале даже обижались, ведь сватов не принято так звать. Но потом привыкли и тоже стали называть дедушку и бабушку по имени-отчеству. Пленил их новоиспеченный сват своей любовью к застолью. На праздники собирали всю родню сватов, выпивали немного, общались, расспрашивали о прежней жизни, рассказывали о себе. А потом начинали петь застольные песни. В этом дед наш был большим умельцем. Особенно нравились ему украинские песни. И семья Качановых была певучей. Получалось у них очень здорово. Потом переходили к танцам. На улице это получалось замечательно. Отцовы тетушки били дроби, а дед отплясывал в присядку. Вся улица заслушивалась их гуляньями. Но вот дед решал, что пора домой, он без прелюдий прощался и уходил. Бабушка спешила за ним. Всех это удивляло. Но деда никто опьяневшим никогда не видел, он знал меру и знал когда надо вовремя уйти.

         Дед был человеком компанейским, приглашали выпить-добрым людям считал отказывать грех. А выпьют начинают разговоры о жизни. Дед поддержит любую тему. Если к нему обратятся с вопросом-всегда ответит, а если не знает ответа не постесняется в этом признаться. Дед выпивал, но пьяниц не уважал. Никогда не ругался не с кем. Одернуть мог скандалиста или брехуна. Чувство справедливости у него всегда превалировало. Бывало, мужчины о чем-то заспорят, идут к деду как к третейскому судье "Помоги, Петр Константинович, рассуди кто прав".

          Дед не любил сидеть без дела. Как приехал он работал парторгом, был уважаем народом, не боялся правду в глаза говорить. И когда его взгляды разошлись с руководством не стал держаться за кресло, ушел с работы. Его вызвали в райком пригрозили выговором по партийной линии, он молчать не стал и вновь высказался. Тогда ему пригрозили исключением из партии. Дед сказал "Коммунистом я во время войны стал, им и останусь, а партбилет заберите, не желаю оставаться в партии с такими как вы," положил партбилет на стол  и вышел из кабинета. Его заочно исключили из рядов КПСС, но дед продолжал считать себя коммунистом.
   
          Дед всегда стремился организовать помощь людям, работал, но при этом дома что-то делал без особого желания. Это для меня так и осталось загадкой. Возможно, так сложилось,потому что бабушка брала на себя основные хлопоты по дому. Но с возрастом ей становилось заниматься этим тяжелее, да и были работы, которые требовали мужских рук. После колхоза он устроился в сельпо, был кладовщиком на угольном складе. На самом деле уголь привозили баржей и сгружали его на берегу Дона. Огромная куча угля и была «складом». На берегу в шалаше ночевал сторож, дед отписывал уголь покупателям, в автомашину грузили тракторным ковшом нужное количество угля, он взвешивал автомашину с углем и производил расчет с покупателем. Вечером он приносил домой чемоданчик с денежными купюрами, пересчитывал их, делал отчет и утром сдавал отчет с выручкой в сельпо. Эта работа велась до поздней осени пока не распродавался весь уголь белогорьевцам, а потом и жителям окрестных сел. Зимой он шел работать истопником. Одно время работал он летом заготовителем от Павловского консервного завода. Вначале принимал укроп, везли его с огородов настоящими снопами. Потом начался сбор фруктов. Двор заставили ящиками, люди понесли вишни, сливы, яблоки. Фрукты- продукт скоропортящийся, на улице лето, все стоит под открытым небом. Но на заводе были свои проблемы, не успевали вывозить, сок тек из-под ящиков, во дворе было полно ос и мух, народ требовал деньги за сданные продукты. Дед звонил на завод, пока не приезжали за принятым товаром, сгружали пустые ящики и все начиналось сначала. Бабушка стойко переносила неудобства, связанные с приемом. Она считала, что как то надо помогать людям сбыть излишки урожая. В 70-х годах пригласили деда вновь поработать в колхозе, на этот раз весовщиком на току. Работа сезонная, но когда начиналась уборка и шла приемка зерна на току работали по 20 часов. В таком же ритме работал и дед. Там не только вели прием, но и учет поступившего зерна и до 75 лет он справлялся с работой на равне с молодыми. До сих пор пожилые люди, работавшие тогда в колхозе вспоминают, что брали колхозное в разумных пределах конечно, и с дедом договориться проблем не было, чтобы отметил все как просят. А домой никогда ничего привезти не мог, говорил: «не хочу связываться, не разбогатеем». Бабушка иногда ворчала по этому поводу, но всегда его оправдывала: "Зато спим спокойно, уверена, что ничего не возьмет". В те времена это было, наверное, не совсем правильно. Но таким был наш дед.

         Одно время вел он курсы мотоциклистов. Зимой изучали правила дорожного движения, а весной- вождение и материальную часть. В начале лета все его курсанты успешно сдавали экзамены и получали права. Ездить на мотоциклах начинали в селе с детского возраста, а права получали молодежь с 16 лет, учились у деда и женщины и взрослые мужчины, все курсанты потом становились его товарищами навсегда. Дед преподавал на курсах, был замкомандира части по технике, а своего транспорта никогда за время жизни в селе не имел. Хотя в 70-х годах, как участник войны, имел право на внеочередное приобретение автомашины.

            У деда была страсть-рыбалка. Для него это был отдых. Не даром он стремился на Дон. Любил ходить на рыбалку рано утром, любоваться восходом солнца. Когда рыбачил днем, мы с бабушкой носили ему перекусить. Его увлекал сам процесс ловли, от улова он не отказывался, но и не ставил его во главу угла. Поймав небольшую рыбешку- отпускал ее обратно, а если посчастливилось поймать крупную-собирался и уходил домой, считая, что улов достаточный. Он вел наблюдения, общался со старожилами и много знал рыболовных секретов, поэтому редко когда возвращался без улова.
 
           Дед много читал, выписывал много периодических изданий, иногда дневная почта не помещалась в почтовый ящик. Обязательно выписывал "Огонек", "Красную звезду", "Правду", воронежскую "Коммуну" и районную газету "Вперед". Почту приносили после обеда, он сразу просматривал газеты, а потом вечером уже читал. Пока он не прочел, газеты никто не трогал.

          Дед вел дневник. он лежал на столе, его посмотреть мог каждый. Записывал фенологические наблюдения, происшествия, интересные факты, понравившиеся цитаты из книг. После его кончины эти тетради не сохранились, о чем я очень сожалею.

         Дедушка любил играть в домино. У них была своя "команда" доминошников. Летом почти каждый вечер собирались они у дедушки во дворе. Стол на улице, за которым вечерами ужинали, освобождался и игроки усаживались вокруг него играть. Звучно стучали костяшками, смеялись, разговаривали. От этого застолья шло такое умиротворение. Никогда мужчины не ругались, не спорили. Они все отдавались игре. Я написала мужчины, но играть приходила и женщина. Тетя Лена Арепьева жила в нашем переулке. Она была одинокой немолодой женщиной, у нее была любимица маленькая собачка, которую она носила на руках.

         У деда была страсть к аккуратности. Он дважды в месяц посещал парикмахерскую, брился каждый день, освежался одеколоном "Шипр" так, что в комнате долго стоял аромат. Летом носил только светлые рубашки с коротким рукавом. Они всегда были свежими, выстиранными и выглаженными заботливыми бабушкиными руками. Туфли перед выходом из дома всегда им начищались и натирались бархоткой. Я никогда его не видела в грязной обуви. В прохладную погоду одевал пиджак, который называл на военный манер френчем. На пиджаке всегда были приколоты планки наград. А сами награды были на  парадном пиджаке, который он одевал на праздники. На голове он носил шляпу, летом светлую с перфорацией, весной и осенью темную фетровую, зимой- шапку.

          Когда мы были вдали от дома, дед писал всем нам письма. У меня сохранилась их небольшая часть. Письма были добрые, без особых наставлений. Писать он их мог на протяжении нескольких дней, начнет писать, отвлечется, потом продолжит. Он и в письме об этом говорил. Писал очень обстоятельно о том, чем дома занимаются и он и бабушка.

         Каждому из нас на День рождение отправлялась поздравительная телеграмма. Он помнил все эти дни, но в начале года в календаре на все эти даты делал закладки, чтобы никого не забыть.

         К бабушке с возрастом отношение становилось у него более бережным и теплым. Пойдем с бабушкой на край к Качановым. Посидим, бабушка начинает собираться домой, перед просьбами задержаться непреклонна. На полпути нас уже встречает дедушка. говорит, что решил встретить, заждался нас дома. Понимаю, что беспокоится о бабушке. А она на расстоянии чувствовала это беспокойство и спешила ему на встречу. Утром он вставал пораньше, растапливал печку, чтобы бабушка поднялась с постели и было в комнате тепло, и она села пить чай, им заботливо налитый. На закате жизни он очень изменился, стал сентиментальнее и мягче.
Любили они с бабушкой вместе ходить за грибами, опят солили большими кастрюлями.
Наверное, это приходит с возрастом. Бабушка никогда не жаловалась на деда, молча переносила его не всегда оправданный гнев в ее адрес. Дед был мужчиной интересным, женщины оказывали ему внимание, и он его не чурался. Были в его жизни увлечения. Однажды он, имея двоих дочерей, увлекся так, что принял решение уйти из семьи. Сказал об этом бабушке, собрал свои вещи. Но последний шаг оттягивал. Бабушка с дочерями пошла его встречать. Сказала маме:"Валечка, проси отца не уходить, а то ты его никогда не увидишь". Валя бежала к нему навстречу, отец подхватил ее на руки. Она обвила его шею руками и сказала: "Я тебя не отпущу, я тебя так люблю, ты и представить не можешь". Может это подействовало на него отрезвляюще, может уйти не решил окончательно. Но никуда он не ушел. Бабушка, выросшая без отца, не хотела такой судьбы своим дочерям. И зажимая в кулак свою гордость, многое деду прощала. Прожив после этого много лет, она никогда не интересовалась кто была та женщина, почему муж остался в семье. Наверное, она была идеальной женой. Вспоминала, что когда он задерживался, спать не ложилась, но дождавшись его возвращения никогда не жаловалась, не упрекала, а спрашивала, все ли у него в порядке. Если у него было хорошее настроение, он рассказывал, а если нет. то вопросов больше не последовало. Лишь в довольно зрелом возрасте она неоднократно ему говорила: "Я молчать не буду, я все тебе скажу, что думаю. Это я раньше молчала..."Но у деда на это в ответ была какая-нибудь шутка. Вспоминала, как мог поздним вечером заехать домой и сказать: " Быстренько собирайтесь, едим в гости в Читу". Я собираю детей, может из постели уже поднимаю и мы едем. Лишних вопросов не задаю. Знаю, что будет застолье, веселье. Может, останемся до утра или дольше, а может он в любое время скажет: "Все. едем домой" и мы отправимся среди ночи в обратный путь.

         Маму нашу любил, знал, что у нее его характер. Она -не бабушка, могла на его несправедливость ему ответить, поэтому ее даже с возрастом немного побаивался. Когда мы жили в Павловске и приезжали на выходные, выходил к автобусу нас встретить. Когда мы приезжали в отпуск из Якутска, то знали, что будет встречать, все дни ожидания он выходил к автобусу. Я училась в школе, начало каникул не всегда совпадало с выходными, и родители не могли отвезти в Белогорье. Но в нужный день бабушка с дедушкой появлялись у нас в квартире. Это они приехали за мной. Приезжали на автобусе или попутках, было дело -пешком приходили, но всегда спешили, зная, что я их жду. Досталось им с нашими приездами-отъездами. Гостили у них еще маленькие Ольга со Снежаной, повез дедушка их к родителям в Отрадный Самарской области. Снежане стало плохо-началась рвота, поднялась температура, сняли их с поезда. Спасибо проводникам и попутчикам, что багаж не потеряли, да вовремя оказались в больнице.               
      
         Дед был легок на подъем. Но на Кубань, на его родину мы так с ним и не съездили. Меня всегда интересовала тема родства, хотелось больше знать о его корнях, я много расспрашивала, и мы с ним договорились, что я приеду на летние каникулы и мы отправимся в поездку. Вначале он говорил, что погостим недельку, потом сказал, что и три дня нам хватит. Бабушка смеялась и говорила: «Скоро скажет, что хватит и дня, а на день и ехать не стоит». И вдруг приходит телеграмма о смерти его друга, мужа бабушкиной двоюродной сестры в Армавире. И он едет на похороны. Это совсем рядом с его родной станицей, но на родину он так и не заехал. А потом я вышла замуж, другие появились приоритеты, никто с ним не собрался и так он не попал туда откуда был родом. Да и никто там его уже и не ждал.