Мария раевская - волконская

    По материалам из интернета и «запискам Марии Волконской».

6 января 1807 г. у генерала Николая Раевского и его жены Софьи родилась дочь Машенька.
 Отец - Раевский Николай Николаевич (1771 - 1829), генерал от кавалерии, участник
всех военных кампаний конца XVIII - начала XIX вв., герой Отечественной войны 1812 г. (особо отличился при Бородино: оборона батареи Раевского), участник заграничных походов 1813-1814 гг., до 1825 г. командующий корпусом на юге России, член Государственного совета.
Всенародная слава пришла к Раевскому после подвига, совершенного 23 июля 1812 года у деревни Салтанова (11 км вниз по Днепру от Могилёва). Дело было так.
Корпус Раевского в течение десяти часов сражался с пятью дивизиями корпуса Деву. Бой шёл с переменным успехом. В критический момент Раевский лично повёл в атаку Смоленский полк со словами: "Солдаты! Я и мои дети откроем вам путь к славе! Вперед за царя и отечество!" Рядом с Николаем Николаевичем в этот момент шли сыновья: 17-летний Александр и 11-летний Николай. В этом бою Раевский был ранен картечью в грудь, но его самоотверженность вдохновила солдат, которые обратили противника в бегство.
 Его жена - Софья Алексеевна Константинова ( с 1794 г. - Раевская), дочь бывшего библиотекаря Екатерины II, внучка М.В. Ломоносова.
Мария Николаевна воспитывалась дома, играла на рояле, прекрасно пела, знала несколько иностранных языков.
Была очень серьёзной девушкой – не приверженная к романтическим страстям.
Как известно: в 1820 году семья Раевских отправляется в большое путешествие на Кавказ, и с ними поехал Пушкин.   
Вот, что вспоминала об это сама Волконская в своих «Записках»:
«Тут был и Пушкин, наш великий поэт; я его давно знала; мой отец приютил его в то время, когда он был преследуем императором Александром I за стихотворения, считавшиеся революционными. Отец принял участие в бедном молодом человеке, одаренном таким громадным талантом, и взял его с собой, когда мы ездили на Кавказские воды, так как здоровье его было сильно расшатано. Пушкин этого никогда не забыл; он был связан дружбою с моими братьями и ко всем вам питал чувство глубокой преданности.
 В качестве поэта, он считал своим долгом быть влюбленным во всех хорошеньких женщин и молодых девушек, которых встречал. Я помню, как во время этого путешествия, недалеко от Таганрога, я ехала в карете с Софьей, нашей англичанкой, русской няней и компаньонкой. Увидя море, мы приказали остановиться, и и вся наша ватага, выйдя из кареты, бросилась к морю любоваться им. Оно было покрыто волнами, и, не подозревая, что поэт шел за нами, я стала, для забавы, бегать за волной и вновь убегать от нее, когда она меня настигала; под конец у меня вымокли ноги; я это, конечно, скрыла и вернулась в карету. Пушкин нашел эту картину такой красивой, что воспел ее в прелестных стихах, поэтизируя детскую шалость; мне было тогда только 15 лет.
 
 Как я завидовал волнам,
 Бегущим бурной чередою
 С любовью лечь к ее ногам!
 Как я желал тогда с волнами
 Коснуться милых ног устами!
 
 Позже, в "Бахчисарайском ом фонтане", он сказал:
 
 ...ее очи
 Яснее дня,
 Темнее ночи.

 В сущности, он любил лишь свою музу и облекал в поэзию все, что видел».
Вот так с иронией Мария Николаевна относилась к влюблённости в неё Пушкина.
Ещё один поэт граф Густав Лиза был увлечен красотой юной Раевской, и даже посватался к ней. Но отца смущали польские корни потенциального зятя и он воспротивился этому браку.
Спустя некоторое время судьба сведет Марию Раевскую с тридцатишестилетним князем Сергеем Волконским, который принадлежал к знатному роду. В юности он служил поручиком лейб-гвардейского Кавалергардского полка. Набравшись опыта в военном деле, Волконский хорошо проявил себя в баталиях 1806-1807 годов. Затем он участвовал в Первой Отечественной войне и заграничных походах. Дослужившись до генеральского чина, Волконский возвратился на Родину. В начале 20-х годов князь получил в командование целую пехотную дивизию. Его военной карьере мог позавидовать любой офицер. Спустя некоторое время судьба сведет Марию Раевскую с тридцатишестилетним князем Сергеем Волконским, который принадлежал к знатному роду. В юности он служил поручиком лейб-гвардейского Кавалергардского полка. Набравшись опыта в военном деле, Волконский хорошо проявил себя в баталиях 1806-1807 годов. Затем он участвовал в Первой Отечественной войне и заграничных походах. Дослужившись до генеральского чина, Волконский возвратился на Родину. В начале 20-х годов князь получил в командование целую пехотную дивизию. Его военной карьере мог позавидовать любой
офицер. Единственный казус, который не давал покоя Сергею Григорьевичу, заключался в том, что он вел холостяцкую жизнь, хотя ему было уже за тридцать. Он, как и многие представители российской элиты, регулярно посещал масонские ложи.
К тому времени в семье Раевских  были финансовые  затруднения, и Николай Николаевич попросил дочь принять предложение Волконского.
Как вспоминает сама Мария Николаевна: «До свадьбы я его почти не знала».
Медовый месяц молодые провели в Гурзуфе, затем началась бесконечная череда разлук: Волконский уезжал на учения, Мария, уже беременная, ездила в Одессу дышать морским воздухом. В декабре 1825 года Волконский нагрянул в их поместье в Умани, забрал жену и отвез в ее отчий дом в Киев, сам же немедленно уехал.
О том, что произошло на Сенатской площади, она не знала.
Из воспоминаний Марии Николаевны:
«Я не имела понятия о существовании тайного общества, которого он был членом. Он был старше меня лет на двадцать и потому не мог иметь ко мне доверия в столь важном деле. Он приехал за мной к концу осени, отвез меня в Умань, где стояла его дивизия, и уехал в Тульчин -- главную квартиру второй армии. Через неделю он вернулся среди ночи; он меня будит, зовет: "Вставай скорей"; я встаю, дрожа от страха Моя беременность приближалась к концу, и это возвращение, этот шум меня испугали. Он стал растапливать камин и сжигать какие-то бумаги. Я ему помогала, как умела, спрашивая, в чем дело? "Пестель арестован". -- "За что?" Нет ответа. Вся эта таинственность меня тревожила. Я видела, что он был грустен, озабочен. Наконец, он мне объявил, что обещал моему отцу отвезти меня к нему в деревню на время родов, -- и вот мы отправились. Он меня сдал на попечение моей матери и немедленно уехал; тотчас по возвращении он был арестован и отправлен в Петербург. Так прошел первый год нашего супружества; он был еще на исходе, когда Сергей сидел под затворами крепости в Алексеевском равелине.»
…Так чего же добивались декабристы?   
После Отечественной войны 1812 года и Заграничного похода русской армии 1813-1814 гг. в военной и дворянской элите России стало проявляться недовольство царской властью. Во-первых, дворяне испытали чувство единения с народом во время Отечественной войны. Во-вторых, сравнив быт простых людей в России и Европе, они осознали губительность крепостного права для родины; Уже надо было развивать промышленность, а рабочих не хватало.
Восстание на Сенатской площади потерпело фиаско, заговорщиков арестовали. Пятерых из них Рылеев, Пестель, Каховский, Бестужев-Рюмин и Муравьёв-Апостол были повешены у стен Петропавловской крепости. Согласно легенде, у двоих из них во время повешения оборвалась веревка, что давало им право на жизнь. Однако палач заменил веревку, и революционеров казнили повторно, остальные были отправлены в ссылку.
Общество в целом разделало идеи декабристов, очень сочувствовали их участи, они были  героями-мучениками. И преданные жёны, давшие клятву: быть вмести и в печали, и в радости, не могли не разделить все тяготы мужей.
 У Волконская были тяжелые роды, поэтому ей  долго не говорили о аресте Сергея Григорьевича, но когда узнала, твёрдо решила быть рядом с ним.   
 «Я узнала о твоем аресте, милый друг. Я не позволяю себе отчаиваться… Какова бы ни была твоя судьба, я ее разделю с тобой, я последую за тобой в Сибирь, на край света, если это понадобится, – не сомневайся в этом ни минуты, мой любимый Серж. Я разделю с тобой и тюрьму, если по приговору ты останешься в ней».
Отговаривали, умоляли, запугивали. Упрекали, что бросает маленького сына. Отвечала: «Мой сын счастлив, мой муж – несчастен, – мое место около мужа».
Николай Раевский в запале кричал на дочь: Я тебя прокляну, если ты через год не вернешься".
 Её мать Софья Алексеевна до самой смерти не примирилась с поступком дочери: последовать за мужем в Сибирь.
Надо сказать, что для жён декабристов устраивали торжественные  проводы.
В Москве Мария Николаевна  остановилась у своей родственницы Зинаиды Волконской. Та устраивала для гостьи музыкальные вечера, пригласила
итальянских певцов, бывших тогда в Москве, и несколько талантливых девиц московского общества. На этих приёмах был Пушки.  Он восторгался декабристами.  Александр Сергеевич не успел передать Марии Николаевне им своё стихотворение

« Во глубине сибирских руд…»

Его привезла ссыльным Александра Муравьева.
Путь жен декабристов был очень тяжелым. На станциях не  всегда подавали приличную еду, иногда приходилась чаем или  молоком с хлебом. А по приезде на место, их уговаривали вернуться домой. Как вспоминает сама Волконская:
 "Жена, следуя за своим мужем и продолжая с ним супружескую связь, делается естественно причастной его судьбе и потеряет прежнее звание, то есть будет признаваема не иначе, как женою ссыльнокаторжного, и с тем вместе примет на себя переносить все, что состояние может иметь тягостного, ибо даже и начальство не в состоянии будет защищать ее от ежечасных могущих быть оскорблений от людей самого развратного, презрительного класса, которые найдут в том как будто некоторое право считать жену государственного преступника, несущего равную с ним участь, себе подобною; оскорбления сии могут быть даже насильственные. Закоренелым злодеям не страшны наказания».
В Чите Марию Николаевну ждало страшное известие о смерти сына Николая.
Пушкин написал эпитафию на его смерть:

  В сиянье, в радостном покое,
 У трона Вечного Отца,
 С улыбкой он глядит в изгнание земное,
 Благословляет мать и молит за отца...

Через год умер генерал Раевский, не дождавшись возвращения любимой дочери.
Волконская, получив страшное известие о сыне, заболела, но благодаря сильному характеру и заботам врача Вольфа выздоровела и начала обустраивать свой быт.
Из её записок:
«Уверяю вас, что слышать шум замков было очень страшно. Только год спустя семейным сосланным было разрешено жить вне тюрьмы. Самое нестерпимое в каземате было отсутствие окон. У нас весь день горел огонь, что утомляло зрение. Каждая из нас устроила свою тюрьму, по возможности, лучше; в нашем номере я обтянула стены шелковой материей (мои бывшие занавеси, присланные из Петербурга). У меня было пианино, шкаф с книгами, два диванчика, словом, было почти что нарядно. Мы все писали графу Бенкендорфу, прося его разрешения сделать в каземате окна; разрешение было дано, но наш старый комендант, более трусливый, чем когда-либо, придумал пробить их высоко, под самым потолком. Мы жили уже в своих домах, когда получилось это разрешение. Наши заключенные устроили подмостки к окнам, чтобы иметь возможность читать.»      
 Я считаю, жёны декабристов совершили большей подвиг, чем их мужья – офицеры, прошедшие французскую компанию,  привыкшие рисковать своей жизнью и солдат.   
А только вдуматься, светским дамам, которых наряжали и укладывали им волосы в замысловатые причёски горничные, пришлось не только самим  одеваться, причёсываться, налаживать свой быт, ещё готовить еду для себя, и мужей. Служанки, которых они привезли с собой, вскоре начали путаться с охранниками да арестантами, и их пришлось отправить домой.
Декабристки очень поддерживали каторжников, как морально, материально,  порой покупали одежду не только для своих мужей, но и для других арестантам.
Одоевский посвятил им стихи:

 Был край, слезам и скорби посвященный, --
   Восточный край, где розовых зарей
   Луч радостный, на небе там рожденный,
   Не услаждал страдальческих очей,
   Где душен был и воздух, вечно ясный,
   И узникам кров светлый докучал,
   И весь обзор обширный и прекрасный
   Мучительно на волю вызывал.
   
   * * *
   
   Вдруг ангелы с лазури низлетели
   С отрадою к страдальцам той страны,
   Но прежде свой небесный дух одели
   В прозрачные земные пелены,
   И вестники благие Провиденья
   Явился, как дочери земли,
   И узникам с улыбкой утешенья
   Любовь и мир душевный принесли.
   
   * * *
   
   И каждый день садились у ограды,
   И сквозь нее небесные уста
    По капле им точили мед отрады.
С тех пор лились в темнице дни, лета,
   В затворниках печали все уснули,
   И лишь они страшились одного, --
   Чтоб ангелы на небо не вспорхнули,
   Не сбросили б покрова своего.
   
В 1832 году у Волконских родился сын Михаил. Мать его обожала. Через несколько лет появилась на свет дочь Нелли.    
Мария Николаевна писала в своих записках для сына:
«Я жила только для вас, я почти не ходила к своим подругам. Моя любовь к вам обоим была безумная, ежеминутная».
Она заменила своим детям всех: кормилицу, няню, учительницу.
Царь предлагал  декабристом увезти детей в Россию, лишить их имени и поместить в казенные учебные заведения.
 Сергей Григорьевич колебался в отказе, всё-таки эта была возможность дать сыну и дочке образование, но его жена решительно воспротивилась. Волконская сама занималась с детьми. Был ещё сосланный поляк, который отлично знал французский, он занимался с Мишей бесплатно. А когда сыну исполнилось 12 лет, Мария Николаевна просила разрешения переехать в Иркутск, чтобы мальчик учился в гимназии. Волконский мог навещать семью два раза в неделю, а через два месяца дозволили и самому переехать туда.
Когда сошёл на трон Александр второй, декабристов амнистировали.   
Мария Николаевна Волконская прожила вместе с мужем 30 лет в Сибири, разве это не достойно восхищения?!