Тиур - вестник Рарога. Часть двадцать четвёртая

Прежде, чем тёмное колдовство сковало пространство вокруг неё серо-стальным льдом, Нельва успела освободить руки и сжать в ладони огненный амулет. Неведомая сила сдавила её, заставляя открыться и сдаться, но чародейка упорно повторяла слова заклинания, сотворённого пять веков назад Мирли-нен-Скаа - волшебницей из клана Красных Земель. Заклятие позволяло выжить в самом убитом или искорёженном отрезке времени, помогая сохранять свою магическую суть и создавая небольшой, но достаточно стойкий кусочек Мира.
Нельву встряхнуло так сильно, что она едва удержалась на крохотном "пятачке", который оказался вершиной утёса, одиноко мёрзнущего над пропастью. Необычный синий снег падал сверху, соединялся в хлопья, закручивался в спирали и уносился ветром в сторону, чтобы превратиться в миражи - клыкастых ящеров и разрушенные замки, безголовых людей и лохматые цветы, пентаграммы и взрывающиеся звёзды. Чародейка поняла, что находится в глубине гигантского зеркала или драгоценного камня, из которого нет выхода. Она не ощущала холода и голода. Проекции чужой фантазии не могли ей навредить. И, всё же, Нельва чувствовала, что у неё в запасе девять дней - ни веком больше, ни мгновением меньше. Она уставилась на красный камень амулета и разглядела Тиура, собирающего дорожную сумку. Лицо ведьмака было сосредоточено и чем-то напоминало острый наконечник, который приводит стрелу точно к цели. Рядом тёрся Зяблик, подкидывающий в ладони мелкую монетку. Нельва знала, что именно "медяшка", а не золотой гроер, является талисманом менестреля. Обычно он хранил её отдельно от остального капитала, в маленьком кармашке, пришитом с внутренней стороны рубахи. Зяблик, доставая монетку, посмеивался, что грабитель может снять с него камзол и штаны, а исподнее вместе со счастьем никого не прельстит.
- Они будут искать меня, - мелькнула мысль, вызвавшая в пространстве треск и завихрения. - Таких, как ведьмак, не останавливает неизвестность. Он...
Неожиданно Нельва увидела прямо напротив себя противную рожу с неравномерно громоздким лбом, глазами идиота и широким, лягушачьм ртом . Уродец глупо ржал и, достав из штанов член, дрочил, норовя стряхнуть сперму на чародейку. Но белок заляпывал только внешнюю поверхность зеркала, делая изображение мутным.
- Уф, дурак!!! - донёсся недовольный голос, и затрещина отшвырнула недомерка в угол. - Можешь с илкилсами трахаться, а здесь не смей своим "мелком" размахивать. Бери тряпку и оттирай поверхность! Мне нужно со СВОЕЙ красавицей пообщаться.
Колченогий приволок миску с тёплой водой и начал смывать грязь, норовя между делом потереться ширинкой о "тело" ласковой ведьмы.
- Ну, и гнусь, - подумала Нельва. - Каков слуга, таков и хозяин. Мудреца будет обременять глупец, и только тщеславная хитрость выберет в услужение безумного.
Уродца отодвинули, и он поплёлся к выходу из пещеры, расплёскивая остывшую воду. Перед зеркалом возвышалась мужская фигура в чёрном плаще. Нельва напряжённо всматривалась в скрытый облик, всё больше утверждаясь в догадке, что похититель - её старый воздыхатель, старший кудесник Кральграда - Тхош-ир-Ваул, по прозвищу "Триголас".. Тот самый, который преподнёс ей на день рождения пять лет назад чучело - сморщенную, коричневую голову таальцега, мирного обитателя тропических лесов Бройтии, человечка, разговаривающего на языке рек и озёр. Тогда она выкинула колдуна из своего дома, запретив приближаться к себе, а потом "шагнула" через тысячи лиммов на берег оранжевой реки Тхилля и похоронила там жертву глупой, напыщенной страсти. С тех самых пор волшебник начал часто пропадать из города, а год назад разразилась эпидемия, первой жертвой которой пал Тхош-ир-Ваул.
- Чтобы легче спрятаться, нужно заранее купить себе саван, - усмехнулась Нельва, глядя, как отодвигается капюшон и из-под него появляется надменное, худощавое лицо.
Знакомое лицо! Близкопосаженные глаза и горбатый нос наделяли владельца внешностью хищной птицы - живущей надо всеми и попирающей законы бытия.
- Пять лет назад я поклялся, что завладею твоей жаркой Силой и манящим, чувственным телом, - властно сказал маг. - И я выполнил этот обет!
Несмотря на незавидное положение, чародейка засмеялась, запрокинув голову:
- Ты завладел мною, но не можешь прикоснуться даже к тени от моего башмака. Твоя клятва, будто расписка, данная лавочнику нищим. Сколько ею не потрясай, из неё не посыплются золотые слитки! Ты вечно всё делал на половину! Если колдовал, то получал из колбы уродов. Если влюблялся, то лишь затем, чтобы подпитаться от женской красоты, молодости, беззаботности и радости. Если завязывал "дружбу", то с теми, кто не был богат совестью и разумом, зато обладал объёмистым кошельком. И поэтому тебе НИКОГДА не быть любящим, ибо судьба презирает лжецов, лицемерно признающихся ей в сердечной открытости!
На лицо чародея наползла мрачность. Он стиснул челюсти и внезапно криво усмехнулся:
- Ты, как всегда, права, МОЯ фея! Я неспособен на сильное чувство, если только оно - не жажда власти. Несколько лет я дышал пылью от старинных фолиантов, растирал в плошках яды и драгоценные камни, воровал души и магическую Силу, прятался, словно должник, не знающий, чем расплатиться с кредитором. И всё это ради бессмертия, ради того, чтобы быть Богом - всемогущим и ведающим, карающим и равнодушным, перед которым ползают на коленях, вымаливая жизнь, корону или миску с чечевичной похлёбкой.
- Ого!!! - нахально бросила Нельва. - Никогда не желала интима с Богом! Какую позу не прими, всё будет неудобно. Ни оргазма тебе, ни хохочущих бабочек!
Судорога искривила тело чародея, и он выплюнул из себя заклятие:
- Тсерми - чохган - йерриган!
Чёрная молния врезалась в зеркало. Стеклянное крошево брызнуло из его середины. Крупные и мелкие трещины разбежались по поверхности. Но Нельва продолжала смеяться в его глубине, низводя доморощенного "Бога" до уровня уродца, утоляющего похоть перед женщиной, до высоты которой ему никогда не подняться.