Часть 3

ЧАСТЬ 3.

А чудо барчик, чудо барчик,
Хорошо здесь под кумарчик,
За бородку кинуть хавчик, "Чунга - Чанга",
Наше счастье постоянно -
Водка и марихуана,
Здесь живём мы сыто-пьяно, "Чунга - Чанга"!

Юрий Клинских

1.

Я рассказывал вам о пингвинах, которые в перерывах между половыми актами и ловлей рыбы играют в шахматы? Один мой знакомый королевский пингвин однажды предложил мне партию в шахматы. Предложил он так настойчиво, что я не мог не согласится.

Шесть матчей подряд мы провели с этим пингвином, и всякий раз пернатому удавалось оставить меня в дураках. Так долго, наверное, не кукарекал не один представитель homo sapiens. В один прекрасный момент я обнаружил, что снова, как и двадцать пять лет назад, превратился в петуха. Я усиленно звал доктора, но доктор не появлялся. Тогда я решил утопиться. Бросился в ледяную воду и… оказался на вершине Пизанской башни. Я снова был собой. Совершенно голый, я сидел, чуть прикрытый фиговым листком и с фотоаппаратом «Зенит» на шее.

Но я нисколько не расстроился- совсем наоборот. Я был рад, как индийский слон, наступивший на английского солдата! Ведь втуне я всегда подозревал, что есть некий астральный канал между Пизанской башней и Антарктидой. Таким образом я доказал свою теорию.

Почему нам никто не говорит, что на Пизанской башне расположена штаб-квартира Общества тайных поэтов? Раньше она располагалась в Солерно, но с тех самых пор, как там прошёл парад голубиных меньшинств, поэты перебрались в Пизу. Один из

них- седовласый и с длинной курчавой бородой- предложил мне присоединиться к ним в их поэтических изысканиях- они как раз собирались написать на памятнике Хо Ши Мину дарственную оду в пятистопном ямбе. Я отказался. Негоже людям, имеющим разряд по воздухоплаванью и образование флейтиста, строчить стихи, сидя на вершине Пизанской башни.

2.

В Италии мне не нравилось никогда- слишком шумно и слишком много еды. Так много, что многие достопочтенные карабинеры не выдерживают и сбегают на дикий жаркий Восток. С одним таким несчастным по кличке Синий я познакомился на вокзале города Пизы.

Весь город провожал меня тогда. Вы не поверите, но сам Папа Римский прислал с группой кубинских серых кардиналов небольшую открытку, где выражал глубокие соболезнования жителям Пизы, ибо их покидает такое значительное лицо.

Поезд задерживался. Как нам объяснил пробегавший мимо одноглазый заяц, вызвавший живейший интерес двух пизанских дам наилегчайшего поведения, по причине того, что тачка, на которой перевозили триста тон невероятно вкусного угля (я цитирую дословно), увязла в болоте вместе с сопровождающим её отрядом самураев-кочевников, с которыми, я, кажется, встречался на ярмарке подсолнухов на вулкане Этна. Мы с Синим решили идти на Восток пешком, ибо ничто так не добавляет перцу в жизнь, как путешествие пешком на Восток. Мы купили у одноглазого зайца вина и струн для моей балалайки- некогда мне подарил её престарелый лондонец-онанист- и выдвинулись в путь.

Путешествие наше было превосходно. Мы пили вино, играли в карты с кавалерийскими лошадьми, у которых просили закурить где-то под Киевом. Синий всё время что-то записывал- как потом оказалось, он писал доклад в Общество защиты кавалерийских лошадей, которое я открыл на крыше Нотр-Дам-де-Пари на средства, полученные от продажи марроканских синезубиков в тайваньские ресторанчики.

Почему детям в школах не рассказывают, что некоторые индийские йоги, приняв православие, сидят на маковках церквей и кидают вниз раскалённые камни? Ведь это довольно интересно. Не так интересно, как то, что Синий запутался в картах, и вместо Востока мы попали на Север. Причём, на самый его Полюс.

Как человек, по вине одного пьяного карабинера побывавший на Северном Полюсе, официально заявляю- избиение мадагаскарских руконожек силами Антанты я запрещаю. Потому как, когда я, карабинер Синий и ударная бригада чернокожих шахтёров, которые незадолго до этого закопали своего бригадира и справили по нему великолепную тризну, мимо нас на всех парах пронёсся отряд солдат, напевавших что-то из раннего Розенбаума. Мы решили, что нас они не заденут, но вдруг солдаты остановились и направили свои берданки с лазерными прицелами прямо в нас.

Тогда я впервые в жизни испугался, ведь при мне не было моей любимой деревянной шашки, которая не раз спасла мне жизнь во время моего путешествия по Солнцу.

Спасли чернокожие шахтёры. Переодевшись в белых медведей, они кинулись на солдат, выкрикивая в разнобой псалмы из Талмуда, и солдаты, побросав берданки, побежали, сверкая картонными эполетами на высоких сапогах, куда-то в сторону Монголии.

С чернокожими шахётрами мы расстались добрыми друзьями. Синий подарил их королю свои золотые коронки, а они ему- целый вагон редкого бело-жёлтого угля, который мы с карабинером благополучно обменяли на цистерну чистейшего новозеландского спирта.

3.

Не все знают, но на премьер-министра Великобритании Уинстона Черчиля, который в своё время отказался принять идеологию кришнаитского сопромата, была возложена стратегическая миссия: в течение месяца держать на своих крупных плечах Маршалловы острова. Об этом мне рассказала одна черепаха- ярый национал-большевик и поклонница Гоголя, которую я встретил по пути в Израиль. Черепаха поведала мне, что её прадед устанавливал километровые тросы, один из которых тянулся по дну океана от атолла Кили до самой Флит-стрит. Там, в пабе за чашечкой рома сидел великий комбинатор и тайный фанат масонства Уинстон Черчиль и с помощью небольшого серебряного румпеля, к которому, собственно, и подсоединялись все тросы, не давал Маршалловым островам сойти с их орбиты и вылететь в открытый космос.

Почему никто не говорит открыто о том, что если в полдень выйти на Пикадилли с тростью под мышкой и с трубкой, набитой подорожником, в зубах, то можно поймать свинью на куриных ногах? Я однажды проверил, и, чёрт подери всех французских лебедей и их камердинеров- лучше бы не проверял!

Свиньи ринулись на меня со всех сторон. Мой молодой слуга- китаец с немецкими корнями, которого мне дали в довесок к новозеландскому спирту- с криком кинулся к ближайшему отделению полиции. Но свиней не смог бы остановить и сам святой Христофор верхом на Понтии Пилате. Я бежал от них до самого Байкала. В бухте Шаманка мне удалось спрятаться в проезжавшую мимо на велосипеде нерпу, и свиньи, как в старой легенде, посыпались с обрыва в голубую воду. На следующий год, ранним утром перед Пасхой они превратились в водоросли и были выловлены каким-то океанографом.

4.

Психология речных раков-отшельников проста: не ешь орехов- и не испортишь водоём. А водоём для раков- самое главное в жизни. Немногие знают, но речные раки, в отличие от морских, исповедуют лютеранство и истово верят в идеи искусства ар-брют. Но кому они могут об этом рассказать! Только верному другу всех речных гадов- седовласому пастору из деревушки, выстроенной на шесте неподалёку от Ниагары.

Пасторы- особая каста. Если вы, предположим, в перерывах между партиями в го с канализационными бобрами, пишите манифесты, то вы хоть один раз, да попадётесь на глаза какому-нибудь пастору. Один такой попался и мне.

В то утро- а было это в вечер перед Ураза Байрам- он пришёл ко мне с канистрой керосина и предложил поджечь парочку озёр.

Почему детям в школе не рассказывают, что поджигать озёра также весело, как кататься на тракторах, предварительно привязав к бамперу парочку котов или смиренно поющих гимн лютеран? В странное время мы всё-таки живём!

Так вот. Стоило нам, с почтенным пастором приблизиться к озеру, как вдруг на нас бросилась орава людей с факелами, лопатами и молотками для крикета. Они долго били нас с пастором, но я вовремя вспомнил о своей невероятной способности проваливаться под землю, и мы с почтенным служителем культа оказались внизу- под самой землёй.

О золотое время! Три счастливые недели под землёй! Кроты встретили нас брагой и маренным дубом, который я люблю с тех самых пор, как высадился на остров святого Христофора в компании портовой проститутки и суслика-краснодеревщика. Мы с пастором катались в шахтёрских тачках, целыми днями забивали козла, в результате чего почтенный крот, по доброте душевной делавший нам огромные кредиты, обанкротился и на следующий день попытался повеситься. Но, благо, шеи у него не было, и он просто висел под потолком и донимал окружающих рассказами о своей бурной молодости.

5.

Один мой знакомый шахтёр, не так давно скончавшийся в возрасте семисот восьмидесяти девяти лет, выкурив пакетик сушёных шампиньонов, что некоторые люди,разочаровавшись в питейных свойствах стеклянных глаз, закапывают их на дне морском и оставляют на том месте какой-нибудь красивый коралл. О парочке стеклянных глаз я мечтал уже давно, поэтому, зафрахтовав в ближайшем порту фелюгу с подствольным гранатомётом, приступил к поиску красивых кораллов.

Первое время нам везло. Наш весёлый боцман- кавалер ордена Бани и дважды герой Советского Арбуза- лихо сигал в воду прямо с капитанского мостика и выбрасывал на палубу великолепного качества стеклянные глаза, в силу обстоятельств перемазанные чернилами каракатиц и слизью водорослей.

Но после шести лет весёлого труда, боцман вдруг решил переквалифицироваться… в революционеры. Он выхватил из рук рулевого шимпанзе штурвал и направил нашу несчастную фелюгу прямо на скалы. С криком: «Слава команданте Маркосу!»- он вытянул из штанов обрез с оптическим прицелом и принялся наугад палить то по облакам, то по несчастному шимпанзе-рулевому.

Положение было отчаянное. Я понял, что спасать нужно не только себя, не только годовой запас рома, находившийся на борту фелюги, но и обезьяну. Схватив её за шкирку и подцепив зонтом ящик с ромом, я рухнул в воду.

Вскоре мы с шимпанзе, которого, как оказалось, звали Семён Вольфрам, сидели в раскрытом зонтике, пили ром и наблюдали за тем, как наша несчастная фелюга разбивается о скалы.

Почему никто никогда не говорит, что шимпанзе- очень неплохие собеседники, а также то, что они- большие любители рома «Гавана Клаб», книг Акутагавы и игры в гольф? Не знаю… Видимо, мировые правительства скрывают от нас это, дабы наши родные представители homo sapiens не потеряли своего авторитета в разных сферах жизни.

В конце главы надо сказать, что мы с Семёном очень подружились. Мы и теперь частенько встречаемся в какой-нибудь опиумной курильне или каком-нибудь портовом борделе, дабы пофилософствовать, выпить или предаться другим радостям жизни, о которых моему нежному читателю лучше и не знать.