Краснознамёнка - генерал в расстрельном списке

Как и принято в разведке, жизнь Мирры Гетц (или Гец?) окутана загадками и тайнами. В историю военной разведки Советского Союза она вошла как Мария Филипповна Сахновская-Флёрова. Много суровых испытаний и тяжёлых потрясений ей пришлось пережить. В 1937 году попала под каток массовых репрессий и шансов остаться в живых у неё фактически не было. Наверное, в те горестные дни в тюремной камере она не раз вспоминала прошедшие годы.

Детство за чертой оседлости

Мирра родилась в 1897 году за чертой оседлости в еврейской семье в г. Вильно Виленской губернии Российской империи. К сожалению, документально дата её рождения до сих пор не установлена. Вполне возможно, что со временем будут обнаружены метрические книги одной из 5 прежних синагог в Вильне, где должны были бы сохраниться такие сведения.

Ситуацию могли бы прояснить её метрика или паспорт отца. По действовавшему в то время российскому законодательству в паспорт родителей обязательно вписывали детей. С января 1895 года в него вносились сведения о жене, сыновьях (до 18 лет) и дочерях (до 21 года). После октябрьских событий 1917 года во всех анкетах и автобиографиях Мирра, позже именовавшая себя на русский манер Марией Филипповной, писала об отце, что он был учителем в гимназии. О матери и других родственниках она практически никогда не упоминала.

Запутанные ветви родословного древа

В большей части публикаций её девичья фамилия указывается как Гетц. Но достоверных и документально подтвержденных сведений об этом до сих пор не выявлено. Такой информационный вакуум не мог существовать бесконечно и со временем появилась новая версия о происхождении Мирры и её семействе. В этом деле особенно преуспели различные еврейские издания. Создавая для неё новую биографию, они поступили предельно просто – из прежде упоминавшейся девичьей фамилии Гетц убрали только одну букву «т» и Мирра сразу обрела новую фамилию Гец. При этом она одновременно стала членом довольно известного и многочисленного в те годы еврейского семейства, также проживавшего в г. Вильно. Эту версию можно понять и принять лишь в том случае, если будут представлены достоверные документальные подтверждения.

Однако в последнее время информация о другой девичьей фамилии Мирры попала и в одну из версий Википедии в категорию «Женщины-разведчики». В новом изложении её биография выглядит следующим образом.

Марьям Файвелевна (Мирра Филипповна) Гец родилась в губернском городе Вильно 12 июня (по старому стилю) 1897 года, в семье коллежского советника Геца Файвеля Меера Бенцеловича и Хаи Самуиловны Гец. По Табели о рангах, отец её в этом случае имел гражданский чин VI класса, равный армейскому полковнику. Могла ли она не указывать эту информацию в своих анкетах после октябрьской революции, а ограничиться лишь упоминанием, что отец был учителем в гимназии? Вполне могла, поскольку «бывшие» у новой власти были не в почёте.

Возможно, что по этим же соображениям она сменила девичью фамилию на Флёрову. Вероятно, для этого она выходила замуж, поскольку это самый простой способ для женщины сменить фамилию. Но это лишь наши предположения, поскольку документального подтверждения на данный момент такая версия не находит. Есть, тем не менее, подтвержденный документально факт, что в период с 1917 по 1923 год она носила фамилию Флёрова. Судьба её матери, старших сестёр и младших братьев, обретённых согласно новой биографии, осталась неизвестной.

Извилистый путь в ряды большевиков

Взрослая жизнь М.Ф. Флёровой началась непросто даже для тех бурных лет начала XX веков. До сих пор остается неясным, как девушка из еврейской семьи к 20 годам оказалась в Петрограде в круговороте революционных событий 1917 года. Сама она в автобиографии и в анкетах тех лет писала, что после окончания обучения в гимназии работала учительницей, а затем – корректором. Этот факт её биографии хоть как-то объясняет, каким образом молодая девушка в октябре 1917 года могла оказаться в редакции большевистской газеты «Правда». Кстати, под таким названием газета вновь стала выходить лишь с 27 октября – сразу же после взятия власти большевиками. Скорее всего, работала Мирра в редакции центрального органа ЦК РСДРП (б), по причине своей беспартийности и в силу возраста, на какой-то незначительной технической должности, поэтому её фамилия не сохранилась среди сотрудников «Правды» того времени. Спустя пару месяцев работы в редакции «Правды» она вступила в ряды РСДРП(б).

На фронтах Гражданской войны

Вступление молодой большевички в январе 1918 года добровольцем в ряды только зарождавшейся Красной Армии свидетельствует о её смелости и решительности. С этого времени началась её военная дорога, полная опасностей и неожиданных поворотов судьбы. В период с 1918 по 1921 годы ей не раз приходилось брать винтовку в руки и идти в бой. Так, уже в марте 1918 года по призыву партии она пошла с отрядом красногвардейцев защищать Петроград. Позже участвовала в боях с германцами под Псковом. На фронте пробыла примерно месяц, воюя рядовым бойцом или, при необходимости, оказывая помощь раненым в качестве сестры милосердия.

Затем Мирру направили на не менее важную работу в воюющей стране – в Наркоминдел. А спустя некоторое время её утвердили секретарем председателя Совнаркома в Совете обороны Украины. Так она оказалась в команде известного революционера и политика Х.Г. Раковского, возглавлявшего в тот период на советской территории Украины и Совнарком, и наркомат иностранных дел одновременно. Являясь при этом членом ЦК партии большевиков и близким товарищем всесильного Льва Троцкого, он был наделён чрезвычайными полномочиями и пользовался доверием в Москве. Работая рядом с Христианом Раковским, 22-х летняя Мирра была участником многих важных событий, произошедших за почти 9-ти месячный период её мирного труда на охваченной войной украинской земле.

Однако в январе 1919 года она вновь оказалась в рядах Красной Армии. Воевала комиссаром пулемётной роты. Позже получила назначение военкомом батальона и помощником комиссара 7-го Сумского полка 2-й Украинской Советской дивизии. Пробыв на фронте неполные 4 месяца, она вновь была откомандирована на гражданскую работу на Украине, как знавшая местную ситуацию и имевшая опыт такой работы. На своём участке гражданской работы Мирра Флёрова трудилась до сентября 1919 года.

А осенью того же года её ждал новый поворот судьбы и возвращение в армейские ряды. Сначала Мирра воюет в составе 44-й стрелковой дивизии рядовым красноармейцем, невзирая на партийность, боевой опыт и командные навыки. Затем, проявив на передовой смелость и свои военные умения, она назначается на политические должности в ротном, а позже и в полковом звене. Спустя короткое время с должности военкома полка её переводят на должность заместителя военного комиссара в 132-ю Пластунскую бригаду, которой командовал Л.Я. Вайнер. Как известно, пластуны в русской армии выполняли функции войсковых разведчиков. Они специально готовились для проведения разведывательных операций на линии фронта и в тылу противника. Так Мирра Флёрова впервые оказалась в составе воинского разведывательного формирования.

Вскоре военная судьба привела её в ряды Первой конной армии, которой командовал С.М. Будённый. Здесь она служила на комиссарских постах в полевой санчасти, в санитарном управлении армии, а затем в армейском автоуправлении. Благодаря своим деловым качествам, фронтовой закалке и умению ориентироваться в сложной обстановке она была назначена на должность управляющего делами в Реввоенсовете Первой конной армии. Теперь она бок о бок трудилась рядом с Будённым, Ворошиловым и другими известными военачальниками времён Гражданской войны.

Как вспоминала позже её знакомая В.В. Вишнякова-Акимова, в годы Гражданской войны, все кто знал Мирру по фронту, отмечали, что она «была замечательно хороша собой, но с величайшим презрением относилась ко всему, что красило ее как женщину». Такое поведение среди женщин в военной форме в то время не было редкостью.

В ноябре 1920 года Флёрова назначается управляющей делами Реввоенсовета Северо-Кавказского военного округа. С этой должности она была командирована в Москву в качестве гостя Х съезда РКП(б). В ряде изданий указано, что она была делегатом партийного съезда. Однако в списках делегатов её фамилия не значится.

Боевой орден за участие в ликвидации мятежа в Кронштадте

8 марта 1921 года в Москве начал свою работу X съезд РКП(б). Среди гостей съезда присутствовала и молодая коммунистка-фронтовичка Мирра Флёрова. В её память глубоко врезалась прозвучавшая на съезде фраза Ленина о том, что «положение у нас в настоящий момент опаснее, чем во время Деникина, Колчака, Юденича». Он, конечно же, имел ввиду начавшиеся накануне съезда протестные выступления в гарнизоне Кронштадта. Эти события власти объявят мятежом и 7 марта, в канун открытия съезда, предпримут попытку подавить протест силой. Назначенный командовать карательной операцией М.Тухачевский свой первоначальный расчёт построил на том, что стоит припугнуть стрельбой мятежников и они сами разбегутся. И дело завершится без кровопролития. Однако всё произошло не так и завершилось весьма трагично.

Предпринятое ранним утром 7 марта наступление на Кронштадт провалилось. С обеих сторон появились убитые и раненые. Продолжая концентрацию войск на кронштадтском направлении, Троцкий 10 марта сообщал в ЦК РКП(б) об опасности приближавшейся оттепели, с наступлением которой «остров станет недоступным для нас».

Ещё раньше началась мобилизация делегатов и гостей съезда на подавление выступления кронштадтского гарнизона и части моряков Балтийского флота. К исходу 14 марта, как объявил Л.Б. Каменев, в Петроград было уже отправлено 140 человек. Всего по разным источникам, было направлено от 279 до 320 делегатов. Разница в цифрах объясняется, по мнению историка В. Христофорова, тем, что среди лиц, отправленных в Кронштадт, были не только делегаты съезда, но и его гости.

В ночь с 16 на 17 марта было предпринято повторное наступление силами сформированных Северной и Южной групп войск. К полудню 18 марта Кронштадт был занят штурмующими войсками. В Южной группе наступавших по льду Финского залива среди командиров и красноармейцев рядом с Ворошиловым с винтовкой в руках шла Мирра Флёрова. Она была назначена уполномоченной при санчасти Южной группы войск. Потом был приказ Реввоенсовета Республики от 23 марта 1921 года, где говорилось: «…награждаются орденом Красного Знамени нижепоименованные товарищи за то, что, участвуя в штурме фортов и Кронштадтской крепости, личной храбростью и примером вдохновляли красных бойцов, чем способствовали окончательному очищению Кронштадта от контрреволюционных банд». Под номером шесть в этом списке значилась Мирра Флёрова. Она гордилась своей наградой и тем, что была среди 28 женщин, отмеченных этим высшим знаком воинской доблести. В том же году она была направлена на обучение в военную академию на Восточное отделение.

В стенах Военной академии

Бывшая Академия Генштаба РККА после назначения её начальником М.Н. Тухачевского была переименована в Военную Академию РККА (далее — ВА РККА). Восточное отделение было создано в ней решением Л.Д. Троцкого ещё в составе прежней академии ГШ РККА в соответствии с приказом РВС Республики от 29 января 1920 года.

Дело было новое и непростое, поэтому за 3 года сменилось 6 начальников Восточного отделения (позже – отдела). Отбор кандидатов-военнослужащих на обучение, учебный процесс и распределение выпускников курировало Разведуправление Штаба РККА. Среди слушателей, постигавших рядом с Миррой академические науки, были люди из разных слоев общества, с различным уровнем образования и боевого опыта. Каждый 5-й не имел боевого опыта вообще, тогда как остальные 80% в разное время и на различных армейских должностях участвовали в боях на фронтах Гражданской войны.

В первое время занятия на Восточном отделении проходили в вечернее время, начиная с 18-ти часов. Такой режим учёбы позволял слушателям посещать некоторые занятия на основном факультете академии. Руководством это поощрялось. Но с 1922 года занятия на Восточном отделении стали проводиться в дневное время. Изменились и учебные программы. Судя по всему, Мирра Флёрова специализировалась по китайской тематике. В период обучения Флёровой на Восточном отделении ВА РККА на изучение военных дисциплин отводилось совсем немного времени - лишь около 100 учебных часов за весь период обучения.

Историк П. Густерин отмечает, что в 1924 году ВА РККА успешно окончили 4 женщины. Как известно, одной из них была Мирра. В стенах академии она встретилась со слушателем основного факультета Рафаилом Натановичем Сахновским, оказавшимся однополчанином по службе в 44-й стрелковой дивизии. В июле 1923 года они поженились. Так Мирра стала Сахновской-Флёровой.

Через год в её послужном списке появилась очередная запись: «Окончила курс Военной академии РККА с правами лиц, имеющих высшее военное образование, с оценкой «хорошо». А накануне выпуска приказом РВС СССР от 12 июня 1924 года она была назначена в резерв РККА для выполнения особых заданий. Таким заданием стала командировка вместе с мужем в качестве военных советников в революционный Китай.

Военный советник в Китае

С 1924 по 1927 годы в Китае работало до 135 советских военных советников. Командование РККА совместно с Разведуправлением занималось подбором советников с учетом их войсковой специализации. Среди них также были политработники, преподаватели и другие специалисты.

Мирра вместе с мужем была направлена в Южнокитайскую группу военных советников, которые стали прибывать в Кантон (Гуанчжоу) летом 1924 года. Каждый советник ещё в Москве вместо настоящей фамилии получил псевдоним. Так, Р. Сахновский стал П. Ниловым, а М. Сахновская получила псевдоним М. Чубаревой. М.Ф. Сахновская (Чубарева) в отчетах указывалась как «начальник разведуправления» и руководитель агентурной работы. Она же разрабатывала план вооружения китайских рабочих.

Советники Южной группы и их семьи жили в Дуншане дружно и сплоченно. Детей было много и всё больше маленьких. В Китае у Мирры родился сын, которого назвали Павлом. Сахновская в то время была начальником штаба группы и преподавателем академии Вампу. «Мужская профессия, — отмечала В. Вишнякова-Акимова в своей книге воспоминаний, — привычка носить мужскую одежду наложили на неё неизгладимый отпечаток. Она говорила низким голосом, много курила, ходила большими шагами, женское платье сидело на ней кое-как, и было видно, что она досадует на то, что вынуждена его носить. Стриглась она под скобку, у неё были пышные вьющиеся волосы золотистого оттенка. При редкой её улыбке было видно, что многих зубов у неё недостает. На мой вопрос она как-то рассказала, что в гражданскую войну у неё часто болели зубы, а лечить было некогда, так она их попросту выдергивала». Сахновская, по воспоминаниям знавших её людей, была нежной матерью двоих детей.

Советско-китайские отношения стали ухудшаться после смерти марте 1925 года Сунь Ятсена. Летом 1926 года часть военных советников была отозвана на родину. Путь до Москвы в то время занимал более месяца. По возвращении летом 1926 года в Москву Рафаил и Мирра Сахновские были зачислены на должности помощников начальника отдела в штат IV управления штаба РККА. Так после реорганизации стало называться управление военной разведки.

Впереди была неизвестность

А в это время в стране активно боролись с троцкистско-зиновьевской оппозицией. Складывается впечатление, что в этой непростой обстановке руководству военной разведки было как-то не до возвратившихся из Китая военных советников. Об этом, в какой-то мере, свидетельствует должностная чехарда, политическое недоверие и последующий арест Мирры Сахновской. В сентябре 1926 года она была назначена начальником сектора 2-го (агентурного) отдела, а затем через 3 месяца вновь переведена на должность помощника начальника 4-го отдела (внешних сношений). Затем опять выведена в распоряжение IV управления Штаба РККА (военная разведка), где находилась почти полтора года.

В декабре 1927 года личный состав IV управления Штаба РККА, как и других центральных управлений, проверяла специальная комиссия во главе с Я.К. Берзиным. В состав комиссии входили особо доверенные лица, включая руководителей военной разведки и представителей ОГПУ. Вся работа проводилась под грифом «совершенно секретно». Комиссия постановила Сахновскую заменить, особо указав на то, что она была исключена из ВКП(б) как «ярая троцкистка, не отмежевавшаяся и после XV съезда партии».

Муж – идейный троцкист или обида по службе?

Сахновский Р.Н., как свидетельствуют опубликованные факты, после возвращения из служебной командировки в Китай, действительно принимал участие в троцкистской оппозиции и был лично знаком с Троцким. Судя по тому, что Троцкий в своих публикациях неоднократно упоминал его просто по имени, можно предположить, что эти отношения были достаточно близкими и доверительными. Хотя, возможно, знакомым Троцкого был совсем иной Рафаил.

Вся предыдущая биография Рафаила Натановича не давала повода сомневаться в его преданности советской власти. Фронтовик Первой мировой войны участвовал в работе солдатских комитетов в саратовском гарнизоне. В феврале 1918 года добровольно вступил в Красную Армию. Воевал на рядовых и младших командных должностях. В ноябре 1918 года был командирован на учебу на артиллерийское отделение Первых Московских пулемётных курсов, где обучался почти 4 месяца.

В начале 1919 года он вступил в партию. Участвовал в боях на Украине. С февраля 1920 по октябрь 1921 года был командиром артиллерийской батареи в 44-й стрелковой дивизии. В октябре 1921 года был направлен на учёбу в ВА РККА, основной факультет которой окончил в 1924 году. После 2-го курса женился на слушательнице Восточного отделения академии Мирре Флёровой. По окончании академии вместе с женой был командирован в качестве военного советника в Китай. В разное время был начальником штаба Южнокитайской группы в Кантоне (Гуанчжоу), воевал в соединениях и частях китайской армии в Гуандуне, работал в аппарате главного политического советника М. Бородина и преподавал в школе Вампу.

По возвращении в Москву с августа по октябрь 1926 года исполнял обязанности помощника начальника отдела IV управления Штаба РККА. Затем был назначен на должность начштаба 43-й стрелковой дивизии, на которой находился более года. После этого по январь 1928 года вновь находился в распоряжении Разведуправления. А 31 января 1928 года был уволен с военной службы с двусмысленной формулировкой — «за невозможностью дальнейшего использования по назначению».

Дорога жизни мужа: ссылка - лагерь - расстрел

В апреле того же года Сахновский обвинялся как активный троцкист, участвовавший в оппозиционной работе. По неподтвержденным данным, в конце 1928 года он был в административном порядке выслан из Москвы. По другой версии, он уехал в Сибирь сам, чтобы не подвергать угрозе репрессий жену и детей. Проживал в г. Томске. Числился как ссыльный. Был арестован в 1930 году и осуждён на 3 года лагерей. Но маховик репрессий продолжал вращаться. В 1932 году его исключают из партии. Кстати, ситуация до конца неясная. Обычно все осуждённые сразу же исключались из партийных рядов. А в этом случае получается, что член партии оказался ссыльным. Но этот факт подтверждается разными источниками.

Весной 1933 года Сахновский был опять арестован по сфабрикованному делу о так называемой «контрреволюционной троцкистской группе Смирнова И. Н. и других» и осуждён к 3-м годам лишения свободы в виде ссылки. Согласно справке Центрального архива КГБ СССР по этому делу, с 16 января по 29 октября 1933 года внесудебными органами ОГПУ было рассмотрено уголовное дело на группу лиц, обвинявшихся в троцкизме. По данному делу были осуждены 89 человек. Среди них в списке под номером 65 значился Сахновский Р.Н. — 1898 года рождения, еврей, бывший член ВКП(б) с 1919 по 1932 год, начальник инспекции при начальнике строительства Байкало-Амурской магистрали в г. Свободном Амурской области. Следствие по делу проводил Секретно-политический отдел ОГПУ. Постановлением Особого совещания при Коллегии ОГПУ от 4 апреля 1933 года на основании ст. 58-10 УК РСФСР (антисоветская агитация) Сахновский Рафаил Натанович был заключен на 3 года в места лишения свободы.

В 1936 году он был вновь арестован уже в Тобольске. Позже, будучи в лагере, «тройка» УНКВД по Дальстрою приговорила 19 сентября 1937 года Рафаила Натановича к высшей мере наказания по обвинению в контрреволюционной деятельности. Расстреляли его 29 октября того же года.

Была ли Сахновская «ярой» сторонницей Троцкого на самом деле?

К моменту возвращения в Москву Мирры и Рафаила Сахновских фракционная борьба в партии была в самом разгаре. Могла ли она примкнуть к троцкистам и активно участвовать в жизни оппозиции? Примкнуть идейно и разделять какие-то троцкистские взгляды она, конечно, могла в силу разных причин. А вот на деле участвовать - это вряд ли. В то время у неё на руках был годовалый сын, двухлетняя дочь и приёмная дочь-подросток, забота о которых, думается, занимала у Марии Филипповны всё свободное от службы время.

В своих прежних троцкистских «грехах» она уже давно призналась, однако раскаяние не помогло. Комбрига Сахновскую, как «ярую троцкистку», исключили из партии. С февраля 1928 года её перевели из разведки на должность для особо важных поручений в научно-уставное управление Генштаба. Но маховик репрессивного аппарата продолжал вращаться. 29 декабря 1928 года её арестовали, а уже 5 января 1929 года осудили. По определению Особого совещания при коллегии ОГПУ Сахновская была выслана в Сибирь сроком на 3 года за троцкистскую деятельность. Её сразу же уволили из армии со стандартной для таких случаев формулировкой: «уволена в долгосрочный отпуск за невозможностью соответствующего использования с зачислением на учет по Красноярскому УВК». Ей пришлось на себе познать тяготы красноярской ссылки, хотя и пробыла она там лишь около года вместо присуждённых 3-х лет. Она вернулась в Москву и пошла работать на завод.

Казалось бы, все невзгоды миновали. Она работала слесарем на заводе АМО (ныне ЗИЛ). Хлопотала о восстановлении в партии и возвращении на военную службу. В начале 1930 года была восстановлена в рядах ВКП(б). А вот возвращение в военную разведку затянулось. Пришлось женщине-комбригу руководить учебным отделом в одной из военных академий в столице. На этой должности, по некоторым сведениям, она получила очередное звание комдива (категория К-11). Кстати, о её воинских званиях известно немного. Все приказы хранятся в недрах военных архивов. Хотя, судя по её фотографии 1928 года, она уже тогда была комбригом (один ромб на петлицах).

В заголовок публикации о ней нами вынесена категория «генерал». Именно категория высшего начальствующего состава РККА, а не воинское звание. Она не успела получить персональное воинское звание «генерал-майор», равное её званию комдива. Она просто не дожила до 1940 года, когда эти звания присваивались по результатам аттестации. Но её статус в ряду высшего начальствующего состава в ранге комдива от этого не стал ниже.

При этом ее звание комдива по-прежнему относилось к категории высшего начальствующего состава РККА. Или, иными словами, к генералитету, как это было узаконено в 1940 году. Так что, на наш взгляд, включение Марии Филипповны в категорию «генералы» вполне заслужено. Возможно, именно поэтому в августе 1932 года комдив Сахновская вновь открыла дверь в здание Управления разведки Генштаба РККА.

Служебные высоты Мирры Сахновской

Была ли она выдающейся разведчицей – не нам судить. Для этого есть эксперты и историки военной разведки, которые лучше знают исходный материал и специфику службы в разведке. Но даже одно то, что она прошла военный путь от красноармейца-добровольца до комдива вызывает уважение. Заслужить орден Красного Знамени женщине в армейских рядах было совсем непросто. За всю гражданскую войну этой награды удостоились всего 28 женщин. К тому же она в числе первых окончила Военную академию РККА и получила высшее военное образование, которое было редкостью даже среди мужчин-красных командиров. Имела опыт работы военного советника и военного разведчика за рубежом. Всё это, вместе взятое, видимо, делало её нужной для военной разведки.

Спустя некоторое время после возвращения из ссылки в Москву, она получила 3-х комнатную квартиру в новом, как сейчас сказали бы, элитном, доме в Большом Овчинниковском переулке столицы. Расположенный в историческом центре Москвы – в Замоскворечье – этот дом местные жители за глаза называли «генеральским». Там действительно проживало немало высокопоставленных военных. Да и вообще, отдельная и к тому же 3-комнатная квартира в те годы считалась верным признаком высокого служебного положения и особого статуса в обществе.

Но не всё было так гладко в её жизни

С новыми силами и энергией взялась она за служебные дела, стараясь оправдать возвращенное доверие. Старший инспектор Технического штаба начальника вооружений РККА В. Садлуцкий так характеризовал её в тот период: «Живой, энергичный, с большой инициативой работник… обладает организационными способностями, широким кругозором и эрудицией… Член ВКП(б), активный партийный и общественный работник. Проводит генеральную линию партии, ничем не проявляя имевший место ранее троцкизм… интересуется развитием военной техники и военного дела. В военное время может быть использована по линии политической и в должности начальника штаба дивизии». Эти слова из служебной характеристики – «имевший место ранее троцкизм…» — многое объясняют в последующих событиях личной жизни Сахновской и её трагической судьбе.

День 16 октября 1933 года врезался ей в память. Тогда её вызвали на ячейковую комиссию Управления штаба РККА по чистке партийных рядов. О важности такой процедуры в низовой партячейке центрального аппарата военной разведки говорит тот факт, что на заседании присутствовала член ЦКК Стасова Е. Д. К этому времени в жизни Марии Филипповны многое переменилось. Она уже была восстановлена в партии и на службе. В кармане гимнастёрки рядом с орденом Красного Знамени лежал партийный билет. Казалось бы, жизнь вернулась в привычное русло.

Подготовка диверсантов для интернациональных бригад

Сахновская в то время возглавляла специальный отдел, который занимался подготовкой представителей разведки и Коминтерна к ведению партизанской войны. Известный специалист по диверсионной работе и минно-взрывному делу полковник И. Старинов, которому тогда довелось работать под началом Марии Филипповны, вспоминал о ней с должным уважением. В своих мемуарах он отмечал, что это была «опытная, энергичная, мужественная женщина, награжденная в числе первых орденом Красного Знамени». В отделе Мирры Сахновской в Москве он работал в 1933 году, участвуя в подготовке специалистов по минно-взрывному делу.

Однако он сомневался в том, что эта работа ведется достаточно активно. Сахновская, в ответ на опасения Старинова, говорила ему, что «суть дела теперь не в подготовке партизанских кадров, что их уже достаточно, а в организационном закреплении проделанной работы». Лишь позже он узнал, что Мария Филипповна острее него переживала за порученное дело, но все её предложения о том, как улучшить диверсионную подготовку, отвергались где-то наверху.

Кольцо невзгод опять сжимается

А беды и невзгоды уже пришли в её дом. В феврале 1934 года в 10-летнем возрасте умирает старшая дочь Лена. Из дома уходит приемная дочь Ольга. Нагнетается обстановка на службе. До этого на протяжении всей её жизни и службы, видимо, кто-то из высокопоставленных друзей или покровителей не раз негласно выводил её из-под удара. Так случилось и в этот раз. В марте 1934 года Сахновская была неожиданно направлена на годичную войсковую стажировку в Московскую Пролетарскую стрелковую дивизию.

Стажировалась комдив с высшим военным образованием в должности командира стрелковой роты. Ротами в дивизии командовали старшие лейтенанты и капитаны. Ей же по армейскому статусу, академическому образованию и боевому опыту полагалась бы стажировка на должности, как минимум, начштаба дивизии или на равнозначной должности политического работника согласно последней служебной аттестации. Однако расчёт оказался верным. Никто не искал опального комдива Сахновскую среди командиров рот.

Разведчица на санаторном фронте

В июне 1935 года она была переведена со значительным понижением на должность начальника санаторного отделения в Симферополь. Подальше от столицы и от центрального аппарата военной разведки. Но долго держать комдива на столь невысокой должности, видимо, было неудобно. Поэтому спустя несколько месяцев её перевели на должность начальника крымского военного санатория «Кичкинэ». В некоторых публикациях о Сахновской излагается версия, что на базе этого санатория располагалась разведшкола, начальником которой она и была назначена. Согласимся, что теоретически это возможно, но подтверждающих документов, как и свидетельств участников или очевидцев, не выявлено. Поэтому такое предположение остаётся лишь версией. 15 апреля 1937 года она была арестована органами НКВД. Жить ей оставалось всего несколько месяцев.

Возможные причины ареста

В следственных документах Военной коллегии Верховного суда СССР эти причины, скорее всего, указаны. Не удивительно, если там есть и её собственноручные признания в приверженности троцкизму, в работе на вражеские разведки или иные признаки явного предательства, характерные для расстрельных обвинений в те годы. Но как-то не верится, что столь высокопоставленная и информированная военнослужащая, пережившая исключение из партии, ссылку, арест мужа, прошедшая через горнила служебных проверок и партийных чисток, могла бы совершить какие-либо противоправные проступки. И уж тем более, антисоветские или иные враждебные действия.

Главным, на наш взгляд, было то, что на ней лежало несмываемое, пожизненное клеймо сторонницы Троцкого, хотя она давно и открыто признала свои прежние ошибки и заблуждения. Но сам факт обвинения в троцкизме отложился в её служебных и партийных документах и сохранился в сознании начальников и сослуживцев. Ситуация усугублялась ещё и тем, что её муж – Сахновский Р.Н. был осуждён как ярый и нераскаявшийся последователь Троцкого и отбывал очередной срок наказания на Колыме.

Безусловно, важнейшее значение в запуске в 1937 году механизма репрессий в отношении сотрудников военной разведки имели негативные оценки работы разведупра Генштаба со стороны Сталина. В июне того года на расширенном заседании Военсовета при Наркоме обороны СССР с участием членов правительства, Сталин в своём выступлении не только подтвердил свою прежнюю негативную оценку работы военной разведки, но и расширил перечень предъявляемых к ней претензий. Он особо подчеркнул: «Разведки нет, настоящей разведки… Наша разведка по военной линии плоха, слаба, она засорена шпионажем… Разведка – это та область, где мы впервые за 20 лет потерпели жесточайшее поражение». Тогда же в докладе наркома Ворошилова впервые было сказано о раскрытом заговоре среди высших военачальников.

Конвейер смерти

В связи с начавшейся с осени 1936 года кампании большого террора, репрессивный аппарат не успевал документально оформлять индивидуальные обвинения и персональные приговоры. Для устранения этой «недоработки» в недрах НКВД возникла инициатива оформлять обвинения не персонально, а целыми списками. Списки обычно исполнялись в машинописном виде в одном экземпляре за подписью ответственного сотрудника НКВД и представлялись для утверждения Сталину и членам политбюро. С февраля 1937 года и по октябрь 1938 года такие списки стали оформляться решениями политбюро.

25 июля 1937 года на стол Сталина лег очередной список на 43-х человек. В списке под номером 32 была указана Сахновская-Флёрова Мария Филипповна. Сталин и Молотов своими подписями всех их обрекли на смерть. Сахновская была расстреляна 31 июля 1937 года и похоронена на Донском кладбище в могиле №1.

Единственный выживший

Сломать волю и заставить Сахновскую подписать любые «признания» следователям НКВД было несложно, поскольку она, как мать, оценив безвыходность своей ситуации, скорее всего, пожертвовала собой ради спасения сына. Её 11-летний сын остался круглым сиротой. В магаданских лагерях Дальстроя 29 октября 1937 года был расстрелян его отец – Р.Н. Сахновский.

Павлу посчастливилось выжить даже с ярлыком сына «врагов народа». Как и многие другие, он в 1941 году добровольно ушёл на фронт. Воевал под Москвой и Сталинградом. В 1946 году демобилизовался и поселился в Донбассе, где работал шофером.

После ХХ съезда партии в числе других было пересмотрено и «дело» М.Ф. Сахновской. В августе 1959 года Павел Романович получил свидетельство о её смерти, а в ноябре того же года – справку Военной коллегии Верховного суда СССР о посмертной реабилитации и компенсацию за потерю матери в размере трех её должностных окладов. Приказом министра обороны СССР от 29 декабря 1959 года её увольнение в запас было отменено. М.Ф. Сахновская-Флёрова была исключена из списков состава Советской Армии и Военно-Морского Флота «ввиду смерти». Недавно её имя было увековечено москвичами памятной табличкой на доме №12 в Большом Овчинниковском переулке.


 Полный текст биографического очерка о жизни и судьбе М.Ф. Сахновской-Флёровой можно прочитать в книге, вышедшей в издательстве Вече в году 100-летия окончания Гражданской войны: Михаил Сухоруков. Женщины в шинели. 1914-1928 гг.