За горизонтом

   
 Твоя жизнь и память подвластны подсознательному  всплеску,  который  при всей малозначительности, - вкус  пирожного, запах дыма,  звук упавшей вилки или покашливание, красненькое детское платьице, взмах  лошадиного хвоста, движение человека,  пытающегося  засунуть руки в зашитые карманы, щебет птицы, всполох молнии, далекое бормотание грома, -  открывает дверь в огромную  и таинственную пещеру прошлого, где хранится непостижимый и необъятный мир твоих переживаний и впечатлений. 
      Да, где-то далеко, «там, за горизонтом», был край земли. Островок, архипелаг, материк или даже целый континент. Он давно усох, стал бесплодным, зарос бытом, скрылся под дерном повседневных забот и сорняками суеты и теперь даже не похож на землю, на твердь. Но приходит воспоминание. Сначала, как слабый удар током, как лампочка в половину накала. Так бывает,  когда на глаза попадается ломкая от старости фотография предка или из глубин прошлого всплывает телефонный звонок все еще живого однокашника.  Так бывает, - нюанс,  мимолетное чувство,  незначительная деталь, неожиданный импульс играют  роль  спускового  крючка. И тогда ты без особых причин начинаешь просыпаться рано утром и лежишь без сна,   уставившись  в  темноту, с ощущением, что жизнь твоя тебе только приснилась. А еще, когда  ты включаешь  эту  старую  швейную  машинку времени под названием  «Электрофон – Вега»,  и кто-то из Великих Мастеров прошлого, например,  «Битлз»  возвращают  тебе твое «yesterday».  Или, скажем, Валерий Ободзинский  начинает кроить память, напоминая тебе о том, как «что-то случилось»  и про «эти глаза напротив», сшивает обрывки событий и поступков, соединяет прошлое с настоящим. Потому  что  там до сих пор «луна над Солнечным берегом светит». И тогда этот берег, этот безжизненный плоский край земли,  вдруг становится рельефным, покрывается зеленью, наполняется образами и звуками, - «там, там-тарам, там, там, там».   
     Можно даже помуслюкать палец и, перелистывая страницы жизни, вобрать в себя его полынный запах и тоскливый медвяный вкус. И забыться, забыться…

               
На «до» и «после» жизнь делили мы,
разбросанные вдоль мгновений и столетий,
нас время от сумы и от тюрьмы
гнало к обрыву беспощадной плетью.

Событий частокол, дурман времен,
а  память все  облизывает душу,
сжимает горло, извлекая стон,
толкает в сердце и закладывает уши.

Я в этом городе впервые видел свет,
я здесь учился, пил вино в аллеях,
здесь на любой вопрос готовым был ответ,
я жил, влюблялся, морды бил, взрослея.

И вроде поумнеть давно пора,
но почему-то до сих пор светло и грустно,
здесь про любовь ей в глубине двора
я объяснял физически и устно.

И благодарной памяти озноб
дрожит во мне мурашками по коже,
ее уж нет, ее обитель – гроб,
двор пуст, но жив еще забор, похоже.

Вот здесь  часами мы гоняли мяч –
пеле, стрельцовы, яшины,  гарринчи,
здесь испытал я горечь неудач,
и счастлив был не хуже, чем да Винчи,

на промокашке профиль написав, -
нет, не лицо, а грудь своей Джоконды,
а здесь когда-то был читальный зал,
царили в нем  Майн Рид, Дюма, Джек Лондон.

Я получил  здесь имя,  дружбу, честь,
имел надежду, наказание,  награду,
здесь веру  у любви забрал,  а здесь…
а здесь лишь с губ неопытных помаду.

А старой пристани, давно уж нет,
где анатомию друг друга изучали,
другие ожидают здесь рассвет.
Как мы. Как и до нас его встречали.

И грустно и  наивно и смешно,
полынной горечью мне листья золотые
дымят. Ответы на вопросы? Все равно!
Да и вопросы, я не помню уж какие.

Мой город, я сыграл свой долгий блиц,
в сраженьях помня о тебе и на покое,
пред тысячей живых и мертвых лиц,
пред  памятью твоей, склоняюсь ниц,
живу в тебе и буду жить тобою!