Убежище

Когда Коля всё-таки нашёл вход, уже смеркалось.

Ушибленный палец на левой ноге опух и страшно болел, но Коля как мог старался не хромать — может быть, за ним наблюдают в камеры. Он должен выглядеть здоровым и сильным. Так сказал папа перед тем, как…

Нет, только не сейчас, только не опять!

Коля поморгал, проглатывая подкативший к горлу ком, и шумно выдохнул. Вроде бы прошло. Первые два дня справляться было гораздо сложнее…

Он встряхнул головой, настраиваясь.

Папа сказал, что нужно быть вежливым. Нужно понравиться. Это — единственный шанс. Так-то мест там точно больше нет…

Коля аккуратно отложил в сторону наваленные на люк для маскировки ветки с подсохшими листьями. Надо будет потом сложить, как было.

Так, повторим ещё раз. Он представится, скажет, откуда он. Обязательно уточнит, что когда уходил, там ещё не было заражения. Скажет, что умеет делать. И пока он говорит, его голос будет самую малость, чуточку подрагивать, словно он — волевой мальчик, но вот-вот расплачется. И не от страха, а от того, что сил больше не осталось.

Должно было сработать. Потому что если нет…

Поборов нервную дрожь, он постучал по ржавому металлу. Уверенно и требовательно, как учили.

Для сумеречного леса получилось уж очень гулко. Коля вздрогнул и осмотрелся вокруг. Но всё было спокойно. Темно и тихо.

Внезапно где-то возле люка раздался треск. От неожиданности Коля так испугался, что пришлось закусить руку, чтобы не вскрикнуть.

— Дежурный Убежища четырнадцать у коммуникатора, — сквозь треск проговорили из невидимого динамика. — Назовитесь!

— Здравствуйте, — потупив взгляд, ответил Коля нетвёрдым голосом, который репетировал последние пару дней. — Меня зовут Коля Дивякин, мне двенадцать. Я из Барановки, это под Коломной, — он шмыгнул носом, вроде бы даже довольно правдоподобно.

— Мальчик, мест в убежище больше нет, извини, — перебил его трескучий динамик. — Иди дальше. Попробуй в семнадцатом, это всего тридцать километров на юго-запад.

— Но я был у семнадцатого, там мне сказали, что мест нет, и послали к вам… — голос Коли задрожал сильнее.

Папа говорил, что они постараются его не впустить. Мест нет, людей и так больше, чем должно быть, провизия очень ограничена… Но это был последний шанс. Нужно было цепляться.

— Я уже восемь дней по лесу хожу, мы с папой из деревни вышли… — не сдавался он. — Папа сказал, что пока нет заражения, надо бежать, но сломал ногу в лесу и не смог дальше идти… — Коля всхлипнул и, чуть не плача, добавил: — Я умею кашу варить, полы мыть, я здоровый и сильный!..

Динамик помолчал нерешительно.

— Погоди секунду, посмотрю на тебя, — протрещал он и затих.

Где-то в глубине заскрежетало и бухнуло, потом раздались шаги. Наконец, задвижка за ржавым диском люка с лязгом повернулась, и тот нехотя пошёл вверх на несмазанных петлях. Коля инстинктивно отступил на шаг.

Дежурный с автоматом наперевес и в полной химзащите толкал люк одной рукой, сжимая в другой взведённое оружие, которым он водил из стороны в сторону, словно ощупывая дулом расширявшийся проход наружу.

— Тебе может быть и повезло, парень, — приговаривал он, упираясь в люк и кряхтя. — У нас тут один свалился с внутренним кровотечением. Долго не протянет. А до того он всё равно много не съест…

Он вдруг осёкся.

Открыв упрямый люк достаточно широко, он, наконец, рассмотрел Колю получше.

Худенькое тело в грязной и рваной одежде, тонкие, подростковые, непропорционально длинные руки, застывшая от грязи чёлка на заляпанном лбу. А прямо под чёлкой тускло светились два нечеловеческих жёлтых глаза.

Дежурный опомнился быстро — округлив глаза, попятился назад, вскинул оружие, открыл рот, чтобы закричать… Но не успел.

Коля был быстрее. Гораздо быстрее.

Он прыгнул на автомат сбоку и одной рукой молниеносно вывернул его у дежурного из пальцев. Одновременно с этим второй рукой он ударил его в горло, чтобы тот не смог кричать. Следующим движением воткнув бедолаге пальцы под подбородок, Коля поймал его, чтобы тот не загремел по лестнице вниз, переполошив всех внутри. А в завершение — крутанул его голову чуть больше, чем та позволяла — и дежурный повис мешком в его нечеловечески сильных тонких руках.

И всё. Теперь можно было есть.

Коля развернул тело спиной к себе, перехватил, обнажая шею сзади и жадно впился между четвёртым и пятым позвонком. Когда тёплая, терпкая жидкость потекла по губам и стала согревающе наполнять желудок, он позволил себе тихо и протяжно застонать от удовольствия.

Заражённые прорвались в Барановки десять дней назад. Жители уже давно забаррикадировались в своих на ладан дышавших избах, но — без толку. Девять дней назад люди в Барановках закончились. Съели всех, кого не заразили.

Папу, как и самого Колю, ещё не такие голодные заражённые попили одними из первых. Странным образом, в бешеных они не превратились, в общем сохранив человеческий облик. Только глаза их налились жёлтым и остались без зрачков. Но это было сильно заметно лишь ночью, когда глаза ещё и тускло светились.

Бешеные выпили в Барановках всех людей подчистую. Коле с отцом досталась лишь одна бабушка, жившая прямо по соседству. Они нашли её в первый же день в подвале. Бабушку и им пришлось выпить полностью, иначе она тоже превратилась бы в бешеную и ртов было бы ещё больше.

Доев людей, бешеные отоспались одну ночь, а потом — увидели их с отцом. Такие же жёлтые глаза, как у них, не помогли, голод пересилил здравый смысл — и все семеро бешеных атаковали их дом.

Пока эти твари прогрызали доски на заколоченных окнах и проламывали двери, отец успел рассказать Коле, что придумал за ночь. А потом сказал: “Я сейчас их отвлеку, а ты — беги, что есть сил. Я очень тебя люблю”.

Через пять минут, проползая по канаве в сторону леса, он услышал его душераздирающий крик. Этот крик он видел теперь в странных кошмарах, которые приходили на пару часов ночами вместо сна.

Убежище четырнадцать было ближе всех. К нему Коля и пошёл. Отец научил его, как разговаривать, чтобы они открыли. А дальше — было дело техники.

Все заражённые становились быстрее и сильнее обычного человека. Бешеные — как настоящие звери, только ещё молниеноснее и кровожаднее. Они с отцом — не так сильно. Но достаточно. Нужно было только, чтобы открыли люк. Закрытым его было не поднять даже бешеным.

По крайней мере, на то была вся надежда.

Коля допил дежурного и бережно положил его тело на лестницу внутрь.

Потом он, сложив ветки обратно поверх металла, медленно закрыл люк за собой, заперев изнутри на задвижку.

В этом убежище — человек двадцать. Холодильник есть. Если правильно нацедить из них жидкость, на пару месяцев точно хватит. К тому моменту бешеные должны уже перестать его искать.

“А что дальше — потом разберёшься”, — сказал ему папа.

Ну и хорошо. Всё, о чём Коля мог сейчас думать после восьмидневного голода — двадцать мерно пульсировавших столбиков терпкой жидкости, которые он чувствовал где-то внизу.

Потом разберёмся. Сначала — покушать, как говорила соседская бабушка.