Три сыночка и лапочка дочка

Семья Данилко, некогда цветущая на плодородных землях Западной Украины, была вырвана из корней и брошена в ледяные объятия Сибири. Причина их изгнания – причастность к банде Степана Бандеры, след, который оставил горький привкус на их судьбе. Отбыв положенный срок, Петро, нашел утешение в объятиях Марии. Она, как и он, была родом со Львовщины и также познала горечь репрессий.

В суровом сибирском краю Петро нашел работу в шахте, а Мария, верная своему предназначению, стала хранительницей очага. Вместе они построили небольшой, но крепкий дом, где эхом разносился смех их двоих сыновей. Жизнь, казалось, наладилась. Петро, хоть и не делился зарплатой напрямую, но заботливо обеспечивал семью. Мария же была воплощением идеальной хозяйки: огород ее цвел буйным цветом, а кухня наполнялась ароматами борщей и других украинских блюд, напоминающих о далекой родине. Соседи, поначалу настороженные, вскоре прониклись к ним симпатией, и даже Петро, несмотря на холодный прием, старался наладить отношения, заглаживая прошлое добрыми делами.

Сыновья росли, и каждый их шаг, каждое слово наполняли сердца родителей гордостью и радостью. Соседки, глядя на Марию, часто завистливо вздыхали: "Маша, какой у тебя муж любящий, во всем тебе помогает, любит, наверное, сильно. Вон какое тебе пальто купил, с лисьим воротником!" Мария лишь улыбалась, отвечая что-то на родном, хохлатском языке, и в ее глазах светилась тихая, но непоколебимая любовь. Казалось, ничто не сможет омрачить их семейное счастье, построенное на руинах прошлого.

Но судьба, как известно, любит испытывать на прочность даже самые крепкие узы. Мария снова забеременела. С радостью, переполняющей ее сердце, она сообщила Петру о грядущем пополнении. Однако, вместо ответной радости, она увидела лишь холодное безразличие в его глазах. "Мария, я не хочу больше иметь детей," – произнес он сухо, словно отрезая часть их общей жизни. "Завтра сходи к врачу и возьми направление на аборт."

Мария не могла поверить своим ушам. Перед ней стоял не ее любящий Петро, а чужой, незнакомый человек. В ее душе боролись шок, обида и непреклонная воля матери. Утром она сходила к врачу, но не для того, чтобы прервать жизнь, а чтобы встать на учет. Когда Петро вернулся с работы, он с нетерпением спросил: "Ну, что, сходила к врачу, взяла направление на аборт?"

"Сходила, Петя, но направление не взяла, а встала на учет," – ответила Мария, ее голос дрожал, но в нем звучала сталь. "Я не смогу убить ребенка."

"Ну, как знаешь," – холодно произнес Петро, и в его словах прозвучал приговор.

Время шло, внешне все оставалось по-прежнему, но между супругами выросла невидимая стена. Петро стал молчаливым, отстраненным, словно забыв о существовании жены и их общей мечты. Наступило время родов. В те времена УЗИ было лишь мечтой, а пол ребенка оставался тайной до самого рождения. Мария ждала своего третьего ребенка. Ее муж, Петр, категорически не желал больше детей. Он видел в каждом новом ребенке лишь обузу, лишние траты и еще одну причину для ссор. Мария же, несмотря на его волю, мечтала о большой семье.

И вот, судьба, словно насмехаясь над желаниями Петра, подарила Марии двойню. Мальчик и девочка. Сердце Марии пело от счастья. Она представляла, как Петр увидит своих детей, как его суровое сердце оттает, как он забудет о своих прежних словах. "Он обрадуется дочери, – успокаивала себя Мария, – у нас будет три сыночка и лапочка дочка!"

Но реальность оказалась жестокой. Петр не приехал за женой в роддом. Его сестра, добрая женщина, забрала Марию с новорожденными. Всю дорогу Мария плакала, а золовка пыталась ее утешить: "Маша, не плачь, а то молоко пропадет. Петро – мужчина суровый, он не любит, когда идут против его воли, но время все уладит."

Время не уладило. Петр не оттаял. Казалось, он возненавидел Марию еще сильнее. Детский плач раздражал его. Он толкал жену под бок, крича: "Что спишь, корова, родила, так и водись, а я чтобы писку не слышал. Мне утром на работу идти!"

Мария, глотая слезы, пыталась достучаться до мужа: "Петро, у меня четверо детей, я очень устаю, ты бы хоть чуть-чуть помогал мне. Я уже от усталости с ног валюсь."

"А мне какое дело! Я тебя предупреждал, что не хочу больше иметь детей, не послушалась, так и крутись как белка в колесе!" – отвечал он, хватая подушку и уходя спать в другую комнату.

Мария крутилась. Двойняшки росли беспокойными, часто плакали по ночам, словно чувствовали, что они нежеланные дети. Мария валилась с ног от усталости. На ней был огород, стирка, уборка, готовка. Если она не успевала приготовить еду вовремя, Петр набрасывался на нее с кулаками, чего раньше никогда не было. Соседи диву давались, видя такую перемену в Петре.

С каждым днем отношения между супругами становились все хуже. Петр стал приходить домой пьяным и избивать жену. Синяки не сходили с Марии. Уже и в трезвом виде он распускал руки, бил ее по голове, пинал ногами. Соседки уговаривали: "Маша, уйди от него, напиши заявление в милицию."

"Соседушки, милые, куда же я с четырьмя детьми пойду? Вот подрастут они, и я уеду от Петра в Украину!" – плача, отвечала Мария.

Но уехать в Украину ей так и не удалось. Однажды, неся воду с водокачки, Мария споткнулась и упала. Соседки нашли ее без сознания и принесли домой. Мария так и не пришла в себя. Она умерла, не дождавшись скорой помощи.

На похоронах Петр горько плакал. Он гладил по головке свою маленькую дочку и шептал: "Ничего, доченька, надо пережить это горе." Девочка, опустив свою белокурую головку, шептала: "Папочка, как же пережить… я очень буду сильно скучать по маме!" Петр, окаменевший от горя, лишь крепче прижал к себе дочь, не находя слов утешения. Мария, его Мария, ушла внезапно, оставив его одного с четырьмя детьми – осиротевшим выводком, требующим заботы и любви, которых он, казалось, больше не мог дать.

Первый год прошел в тумане. Петр барахтался, пытаясь удержать на плаву хозяйство, воспитание детей и собственный рассудок. Он видел, как старший сын, Николай, молчаливо уходит в себя, как двойняшки – Игорь и Инна – становятся все более капризными и неуправляемыми.

Через год, поддавшись уговорам сердобольных соседок, Петр попытался посвататься к вдовушке Анне. Ему нужна была хозяйка в доме, мать детям. Но Анна, встретив его на пороге, окатила ледяным взглядом: "Ты, Петро, Марийку сгубил, хочешь еще себе жертву найти? Нет уж, извини! Не бывать этому!"

Слова Анны, словно плевок в лицо, вернули Петра к реальности. Он и сам знал, что не был идеальным мужем. Работа в шахте, усталость, детский плачь – все это раздражало его. Всю свою неприязнь он выливал на Марию, тихую и терпеливую, которую не ценил, пока не потерял.

Так и остался Петр один, запертый в клетке вины и одиночества. Дети росли, разлетались из родного гнезда, как испуганные птицы. Николай, женившись уехал в другую область, Инна, закончив учёбу, также покинула отчий дом. Остался лишь Игорь, младший из двойни.

Игорь… Он был словно тень Марии, но тень искаженная, злая. С самого детства он был трудным ребенком, но после смерти матери в нем будто поселился бес. Он рос замкнутым, агрессивным, жестоким. Петр, измученный жизнью и чувством вины, не мог найти к нему подход.

Игорь часто срывался на отце. Сначала это были словесные оскорбления, потом толчки, а затем и настоящие побои. Соседи шептались, что Петр сам виноват, что посеял, то и пожинает. Они помнили, как он избивал на Марию, как унижал ее. Теперь пришло время платить по счетам.

С каждым годом Игорь становился все более неконтролируемым. Он пил, связался с дурной компанией, пропадал ночами. Петр боялся его, но молчал, терпя унижения и побои. Он чувствовал, что заслужил это.

Однажды утром Петра нашли мертвым в его собственной постели. Официальная версия – эпилептический припадок. Но по посёлку поползли слухи. Говорили, что Игорь в тот вечер сильно избил отца, что тот кричал от боли, умолял о пощаде. Соседи были уверены, что Петр умер не своей смертью.

Игорь, как ни в чем не бывало, организовал похороны. Стоял у гроба с каменным лицом, принимал соболезнования. Никто не осмелился обвинить его вслух, но в глазах односельчан он читал осуждение.