Все реки впадают в океан. Часть 1. Глава 3. Отец

  Звали моего отца — Борис. С одной стороны его жизнь прошла сложнее и интереснее, чем матери, с другой стороны, укладывалась в те процессы, которые проходили тогда в стране, и поэтому была типичной.

Мой дед по отцовской линии — Александр Торопов жил и работал на переломе эпох. Он являлся капитаном парохода и перевозил людей по рекам Вятской губернии ещё в царское время. Многочисленной сети шоссейных дорог, сейчас соединяющей населённые пункты, в то время не существовало. Единственным удобным и распространённым средством передвижения по большому вятскому краю являлась река.  Поэтому профессия капитана уважалась и хорошо оплачивалась. “Ходил” он и у холмов, на которых располагался город Орлов. Проплывая мимо него на своём пароходе, обозревая его с воды, он всегда удивлялся его красоте. Город утопал в зелени. В высоком небе плыли золотые купола многочисленных церквей и храмов, отчего город казался сказочным, нереальным, почти небесным. Улочки с деревянными домами спускались прямо к воде.  “Если и есть рай на Земле, — говорил себе мой дед, — то он находиться здесь, и я хочу в нём жить!”

  Так и сделал.

Однажды, когда молодой Александр понял, пришло время жениться, он осторожно подвёл свой пароход к пристани, передал управление подменяющего его капитану, и вместе с жителями дед отправился в город. Лето. На нём одет праздничный, белый мундир. Босоногие, пыльные, плохо одетые мальчишки, увидев незнакомого красивого человека, гурьбой отправились за ним, и сопровождали его весь путь, пока он не скрылся в доме знакомого, который пригласил его в гости. Вскоре он присмотрел красивую и статную девицу из гимназии, она работала учительницей. Познакомились. Понравились друг другу. Да и как можно не влюбиться в человека, носящего белый, видный издалека мундир. В купеческом городе, которым являлся в то время Орлов, одевались неброско, а тут… “Повезло Клавке!” — шептались подруги и учителя.

  Но в городе Александр жить не захотел, — небесный город на деле оказался не таким уж и небесным, — пыль и грязь его не нравилась деду, он хотелось широты и свободы, воздуха и полёта. Чтоб выходя из калитки своего дома, он мог обозревать красивые пейзажи. Поэтому в трёх километрах от города, опять же на берегу любимой реки, он нашёл красивое место. Денег у него за время плаваний скопилось не мало, и сразу после женитьбы со своей женой он начал строительство. И синий, с мезонином, небольшой, но удобный дом вскоре стоял и сиял новизной и уютом.  А ещё через некоторое время к  ним присоединилось ещё несколько семей, построили рядом свои жилища. Александр не возражал: “Веселее жить будет!” — говорил он и улыбался в бороду. Так появилась ещё одна деревня на бескрайних просторах России, и дали ей название по фамилии основателя — Тороповы.

  Через некоторое время у молодой четы появились дети, и только мальчики. Шесть сыновей подарила Клавдия своему супругу, и среди них — мой отец. Так бывший капитан речного пароходства стал отцом большого семейства. Нет, Александр не роптал на судьбу, наоборот, он радовался. В то время иметь много детей, считалось хорошим, праведным делом. К тому же он втянулся в крестьянскую жизнь, и, глядя на сыновей, на разрастающееся, отлаженное хозяйство, говорил: “Хорошие растут помощники!”

  Счастье длилось недолго.

  Над Россией сгустились и разрядились тучи: сначала грянула первая мировая война, за ней пришла революция, царя свергли, бога объявили вне закона, и много других, малопонятных и неприятных изменений произошло в государственном устройстве. Городской почтальон исправно приходил в деревню. Образованный Александр интересовался всем, много выписывал литературы, читал газеты. И каждый раз, когда происходило очередное потрясение, дивился происходящему, говорил себе: “Не к добру всё это!” — и запускал большую с мозолями руку в бороду, долго думал. Но впадать в уныние — не в его характере! Да и деревня маленькая, находится на отшибе, и обсуждать политические процессы, происходящие в стране, не с кем. “Всё решит хлеб, он всему голова!” — говорил Александр, вставал и продолжал свой труд. И каждое утро спозаранку солнечным летом или морозной метелью его можно видеть либо в поле, либо правящим хозяйственные дела на заднем дворе.

  Сеяли много: рожь, пшеницу, овёс. Даже открыли свой магазин в городе, чтоб сбывать излишки товаров. Сыновья действительно выросли исправные, помогали.

  Грянул классический тридцать седьмой год. Как и полагается, деда объявили вне закона, хотя за свою жизнь он и мухи не обидел. Как образованный человек, он часто посещал церковь, исправно выполнял религиозные предписания, и искренне считал: все мы люди божьи, значит братия, поэтому делить нам нечего. “Кулак!” — в ответ шипели бедные соседи. Однажды вечером приехал чёрная машина, из неё вышли двое человек в кожаных куртках, с маузерами на боку,  и увезли уже не молодого, в годах основателя деревни. Больше его родные не видели. Говорят, он сгнил в далёких степях Казахстана. Так закончил свой жизненный путь, несмотря на все невзгоды, всё таки счастливый человек — мой дед Александр!

  Но почему то сыновей власть не тронула — карающая Фемида пронесла свою чёрную руку мимо них. После ареста деда хорошо отлаженное хозяйство разорили: земли, принадлежащие семье, конфисковали, лошадей угнали, забрали крупный и мелкий скот. Оставили только небольшой участок — огород. Всё хозяйство Тороповых оказалось во вновь организованном колхозе, расположенном рядом. Но сыновей Александра туда не взяли. У них у всех на лбу не смываемым пятном светилось: “Враг народа!” А с таким клеймом куда пойдёшь, где искать правды?.. С большим трудом братья устроились на работу в Орлове, грузчиками на элеваторе, таскали тяжёлые мешки с зерном. И это в то время, когда они все умели пахать, сеять хлеб, чинить сбрую лошади, и многое, многое чего другого. 

  Мать их — Клавдия, как и их отец, тоже являлась набожным человеком, даже больше, чем муж, и боялась, как бы сыновья сгоряча, чего не натворили: не взяли бы в руки оружие, не начали стрелять. И каждый раз, когда они приходили с работы из города усталые, пыльные и злые, каждый раз, когда они заводили разговор о плохой власти, она негромким, но твёрдым голосом отвечала: “Иисус терпел, и вы терпите!.. За свою любовь к нам его даже на кресте распяли!.. Ему было хуже всех на Земле!.. А вам что?!.. Вы живы, здоровы, что ещё надо?” — говорила она.  “И где сейчас твой Иисус?.. Забыл нас?” — отвечали пошатнувшиеся в вере сыновья. “Не говорите так! Терпите!.. И чтоб я больше таких разговоров не слышала!” — говорила, как отрезала. Её не смели ослушаться. Так тогда воспитывали!

  Подошёл тысяча девятьсот сорок первый год. На Россию навалилась Германия, и многие догадывались, война, скорее всего, будет тяжёлой и затяжной. Сыновья Клавдии все являлись призывного возраста. Но после того, что сделала с ними власть, братья, разумеется, не спешили защищать Отчизну (говорю, как есть, не  лицемеря). Орлов гудел. Плачь стоял над рекой, и уже многие мужчины ушли на фронт. Тороповых пока, из за их клейма, не трогали. Но они понимали: повестки явиться в военкомат не заставят себя ждать. 

  Существовала одна загвоздка, и очень существенная — мать оставалась одна! Из за того, что она являлась женой врага народа, её работать тоже никуда не брали. В колхозе, который находился рядом, и в который Клавдия, как и сыновья, пыталась устроиться, не взяли. Каждый день ходить в город в силу своего пожилого возраста, она уже не могла. Поэтому при уходе сыновей на войну, женщина оставалась без средств к существованию (маленький огород, который им оставила власть при раскулачивании, не спасал положение). Проще говоря, мать могла умереть с голода, пока сыновья воюют.
 
  Состоялся семейный совет. Долго думали, как исправить положение. Решение, в конце концов, нашлось, но оно оказалось не безопасным…  Сыновья каждый день ходили на элеватор со своими вёдрами нагребать зерно в мешки, и в это ведро с утра складывалась провизия, всякая мелочь, в том числе и одежда. Охрана элеватора редко досматривала людей, особенно тех, которые много лет работали на предприятии, и ни чем себя не запятнали. Не досматривала она и на выходе. Было решено: каждый день, прикрыв одеждой, в ведре выносить рожь, пшеницу, то, что гребли в мешки. Но если всё таки обнаружиться, — все понимали, — по головке, тем более в военное время, не погладят, можно угодить и под расстрел. Тяжёлое время!.. Но другого выхода оставить мать живой не имелось.

  Ход оказался удачным!.. Охрана элеватора не обращала внимание на Тороповых. И вскоре в подвале дома скопилось достаточное количество пшеницы и ржи.

  Но сколько ниточка не вьётся… Одним пригожим августовским вечером, когда небесный свет изливался на Землю, и высоко вверху  за солнцем заливались жаворонки, когда мир и покой ложился на Землю, и казалось, нет никакой войны, в этой мирной обстановке молодой охранник решил проверить у моего отца, что у него находиться в ведре. Воровство обнаружилось!.. Бориса тут же арестовали и посадили под следствие. Расстрелять не расстреляли, а дали большой срок — отправили в тюрьму, где он работал на торфоразработках (вообще, с торфоразработками ему везло в жизни!). При ведение боевых действий, при работающей на пределе промышленности страна остро нуждалась в работниках, желательно бесплатных. А расстрел — расточительное и бездарное использование нужной рабочей силы. Это обстоятельство и спасло жизнь Бориса (на всё воля Божья, аминь!).

  Но главная цель воровства достигнута: мать обеспечена едой на длительное время.

  Повестки в военкомат, как и предполагали, не заставили себя ждать, и вскоре все сыновья деда Александра и его жены Клавдии оказались на фронте. Воевали неплохо…

  Как я уже говорил, бабушка была очень религиозным человеком. Ей с детства рассказывали о мироустройстве Вселенной, что в ней главное, а чего нужно опасаться. И видя такое прекрасное Творение, видя природу, которая окружала её с детства, она не могла не любить Бога, который эту красоту и создал. Поэтому любовь к Нему являлось естественным свойством её натуры, которую ничто не могло поколебать: ни время, ни ветры, дующие над страной… И теперь она хотела одного, чтоб сыновья целыми и невредимыми пришли домой…

  И когда она осталась одна, когда ей никто не мешал, она решила полностью посвятить себя Богу. Поработав недолго на огороде, она тут же шла в дом в Красный угол к образам, и при свете мерцающих огней долго и усердно молилась. Молилась за живых, за мёртвых, за всю страну, за немцев, зная, что перед Богом нет виноватых, за то, чтоб война быстрее кончилась. “На всё Твоя воля!” — говорила она. И такое страстное бдение продолжалось всё время, пока шло кровопролитное разрушение, ни одного дня не пропустила Клавдия. Ни хворь, ни отложные дела, ничто не могло помешать. Бывало, и целую ночь стояла на коленях перед образами.

  Так прошло целых четыре года.

  И все пять сыновей вернулись с фронта живые и здоровые, только у одного забрала ногу окаянная. Вымолила всех!.. И это в то время, — как все знают, — война целые семьи выкашивала под корень. Чудо, да и только!.. “Повезло Клаве!” — говорили знакомые и соседи. Но мать знала, кто на самом деле спас её сыновей, и скромно молчала…

  Май… Звуки от недавних взрывов снарядов и бомб затихали. Многокилометровые окопы и блиндажи начали осыпаться и зарастать травами. В дальних лесах ещё ржавели подбитые танки и разбитые орудия, но в них опять поселилось весёлое эхо, готовое отзываться на любой искренний звук. Пороховой дым рассеялся над  Землёй… 

  Весна обогрела и холмы Вятского края. Красавица,… где бы она не проходила, везде оставляла свои следы: свежими красками цвели цветы, напоминая привыкшим к скорби и печалям людям, что в мире есть любовь и радость… Заживлялись раны… Травы поднимали головы, деревья набирались сил… Река вскрылась, и ледоход, как и всегда, понёс многометровые, белые лоскуты льдин за голубой горизонт. В садах яблони и вишни полыхали не земным цветом.

  Приходили знакомые, поздравляли Тороповых с возвращением. Приносили самогонку, угощали, кто, чем мог. Произносились тосты: за Сталина, за победу! Пир лился на весь мир!.. И, казалось, всё самое плохое, что может произойти, уже произошло,  впереди только хорошее! После всего, после того, что вынесла страна, людям так хотелось верить в чудо!..

  Через некоторое время из тюрьмы, по амнистии с торфоразработок явился и мой отец. Семья вновь собралась.

  Так гласит семейное предание: хотите верьте — хотите нет!

  Явившимся с войны с полной грудью орденов и медалей бывшим врагам народа отношение изменилось, братьям позволили получать серьёзные профессии. Кто устроился электриком, кто плотником, кто портным. Дядя Иван даже вышел в крупные начальники. Потом все женились и разлетелись Тороповы по всему большому Советскому Союзу.

  Мой отец тоже пытался получить профессию, даже несколько, но отчего то они у него не заладились, и его негде не держали. Может быть, в силу скверности характера?.. Сами понимаете, тюрьма — плохой учитель!.. В конце концов, он опять оказался… в грузчиках. И в последнее время жизни работал в продовольственном магазине, разгружал водку, пиво и другие товары. И так до той поры, когда на свою беду однажды  не встретился на рынке со своими двумя соседями братьями по деревне. Те тоже уже “сидели”, и тоже были “не пришей рукав”, тем не менее, это им не мешало устроить совместную пирушку. Взяли пиво…  Дружеское общение кончилось плачевно: отца убили, в его грудь вонзили нож.  Что там произошло? Кто виноват?.. никто не знает. Важен результат: я лишился отца, когда мне не исполнилось и года.

  Теперь, когда я уже стал взрослым, я понимаю, грузчики — та работа, которая не требует профессионализма, и в неё идут, когда деваться некуда. По рассказам знакомых и родственников, отец любил выпить, мастерски матерился, что потом проявилось и во мне… Но все равно, я его люблю, он — отец, дал мне жизнь,  люблю таким, как есть. Как мог, как понимал, так и жил!