de omnibus dubitandum 113. 176

ЧАСТЬ СТО ТРИНАДЦАТАЯ (1908-1910)

Глава 113.176. ВЛАДИКАВКАЗ…

    В марте 1909 года Елисеев был во Владикавказе – другой столице соседски-братского Терского казачества.

    Пересадка в Беслане, сплошь горцы в длинных черкесках, в каракулевых папахах, в золоченых кинжалах… Стиль этого города куда грознее екатеринодарского. Но он оказался беден, раскинут на неровности. Извозчику сказал везти на постоялый двор, поблизости к корпусу. Было сыро, мрачно и неуютно в природе и городе. По высокому мосту проехали бурный Терек с грязною весеннею водою.

    Ингуши на своих арбах, приехавшие с дровами на базар, «заколесили весь постоялый двор». Обутые ровно в тот фасон «чириков с ушками», которые носили «станичные ребята», они сидели вокруг костра и сушили свои мокрые шерстяные домашние сумки. Но все были в черкесках нараспашку и с длинными черными кинжалами на поясе, которые они не снимали.

    Примостившись на лавке, какой-то местный горец-музыкант пилил на длинной домбре, и все горцы восторженно слушали родной тягучий напев одной струны, видимо, возвращавших их в глубокую старину разбойничьего удальства и похищения чужих красавиц.

    Вся эта картина, грязь и неуют были полной противоположностью «екатеринодароскому уюту», зато в ней выявлялась натуральная сторона дикости этого края со своими особенными нравами, когда даже в комнате горец не снимал с пояса своего кинжала.

    Наутро выглянуло солнце, разогнало тучи и, Елисеев увидал густой массив гор, с главною – «Столовою» - горою. Да это были уже не кубанские степи… От гор пахло какой-то грозной сыростью, дикостью…

    Владикавказский корпус, был далеко за городом. Навстречу попалось несколько кадетов младших классов. Кадет, к которому Федя привез письмо от Шепеля, ему рекомендовал «не бояться», так как все преподаватели военные «оценивают» не только знания, но и «силу духа».

    В корпусе Федя встретил одного вольноопределяющегося в голубых терских погонах на старой черкеске, но «в серебряных кинжале и шашке». Тонкая фигура, беленькое лицо, но смышленное. Держался уверенно, независимо. Лихо «козырял» всем проходящим офицерам.

    - А Вы зачем здесь, вольноопределяющийся? – спросил его дежурный офицер.

    - Возобновить права, Ваше Благородие, - бойко отвечал терец.

    - А-а-а – протянул офицер и пошел дальше.

    Федю заинтересовало слово «возобновить» и вообще этот «вольняк». Он подошел к нему, и тот с удовольствием заговорил с ним и был рад встретиться с «украинцем».
Он в полку. Каждые два года надо вновь держать экзамен, иначе «права II разряда» не имеют силы для держания экзамена в юнкерское училище. И это называется «возобновить».

    Это оказался его тезка Федя Водопьянов из Хасав-Юрта, с которым Елисеев потом переписывался до конца своих юнкерских лет.

    Он познакомил Елисеева с Владикавказом, научал, поучал и очень возмущался, когда тот отдавал «честь офицерам».

    - Ты не обязан отдавать и к чему это? Ты еще невоенный, понял? – говорил он.
Но у Федора был свой резон, что «я ведь казак, я обязан отдавать честь и мне стыдно проходить мимо офицера, когда ты только один отдаешь честь, а я, словно мужик, прохожу мимо…».

    И только после того как один офицер остановил его и ласково, рукою, поправил, «как надо правильно отдавать честь», он учел его упреки и уж «не козырял».
Экзамены прошли быстро. Что-то в два дня, Елисеев не только выдержал экзамен, но получил на руки и свидетельство.

    Оно удивило его тем, что в нем не было указано, что он "вольноопределяющийся", а сказано, что «выдержал на права II-го разряда, равные 4-м классам средне-учебных заведений».

    Брат Андрей уже служил в Кропоткине на железной дороге.

    Утром с поезда Федя – прямо к бабушке. Вошел и ничего не говоря расцеловался с нею. Сели пить чай и закусывать, и он заметил, что бабушка «сама не своя», нервничает, но все с мягкою улыбкою поглядывает на него, словно изучая.

    Наконец не выдержала и с упреком спросила:

    - Ну скажи, Федюша, как твой экзамен? – и вкралась в него с боязливым ожиданием…

    - Экзамен я выдержал, бабушка, даже привез свидетельство, - тихо и, ласково ответил Федор.

    - Так чего же ты молчишь, родной, до сих пор томишь меня? – уже с радостною слезою, привскочив сказала она и бросилась целовать его.

    Отец был очень рад. Н.В. Шепель торжествовал.

    - Я говорил тебе старик, что Федя выдержит. Ведь что же! Это не то, что отдельские писаря. Он не только что теперь все правильно знает, но и знает, почему это правильно!

    В общем, Елисеев сделал первый серьезный шаг в своей военной карьере и стал сразу же «выше других по закону».

    Но у отца все еще не укладывалось в голове, что сын может так же выдержать экзамен и в юнкерское училище. Он все думал, что это все не то.

    К Святой Пасхе Федору была «справлена» настоящая серая черкеска, ноговицы с серебряным гарусом, хорошая шапчонка, кобур к маленькому револьверу, часы с серебряной цепочкой.

    На черкеску Федор надел красные погоны, обшитые «витейками вольноопределяющегося».

    Когда он этак вышел в церковь, то к отцу подошел его сверстник и друг очень богатый, умный, энергичный урядник, и спросил:

    - Ты не знаешь ли, Иван Гаврилович, чей это офицер?

    - Где? – наивно спросил отец.

    - Да вон, с группой казачат… - сказал урядник и указал на Федора.

    Иван Гаврилович смутился и обиделся…

    Ровно через 8 лет, на Святую Пасху 1917 года, Елисеевы также стояли на площади, у церкви, с группой казаков-сверстников.

    Отец, в длинной темно-серой черкеске, с серебряным дедовским кинжалом и в каракулевой черной папахе, подошел к своему сверстнику-уряднику и, указывая на них, спросил:

    Петр Данилович! Ты не знаешь, чьи это офицеры стоят? (см. фото)

    Умный урядник похлопал его по плечу и ответил:

    - Умный ты, Иван Гаврилович, - за это я тебя люблю. Спасибо тебе – хоть ты своих детей вывел в люди, а что я тогда подшутил насчет Федор Ивановича, ты не обижайся, не подозревал я, что все так сбудется…