Улица Коллонтай - дорога крылатого Эроса

(«Дорогу крылатому Эросу!» - название одной из ранних концептуальных работ министра, дипломата и просто любимой и любящей женщины.)

Домашнее образование, организованное ребенку ее оберегающим от сурового внешнего мира отцом, позволило ей легко общаться на дюжине европейских языков, среди которых английский, французский, немецкий, шведский, норвежский, финский...

Известный поэт Серебряного века Игорь Северянин, входивший в близкий круг общения соблазнительной Шурочки, был ее дальним родственником и, конечно, не мог не отразить это время в своих строчках :
  «Наш дом знакомых полон стай:
   И математик Верещагин,
   И Мравина, и Коллонтай.»
( Роса оранжевого часа )

Успех нимфетки был запредельным, чему подыгрывал постоянно расширяемый входящей во вкус юной красотки круг общения. И, что характерно, она, смеясь, отказала адъютанту царя генералу Ивану Тутолбину, в первый же вечер знакомства предложившей ей выйти за него замуж, а один из ее поклонников, Иван Драгомиров ( сын известного в стране генерала ), не выдержав ее сдержанного отношения к нему, покончил с собой, что случалось потом и  с другими поклонниками из-за той же неразделенной любви еще не раз.
В конце концов, будучи верна себе, преодолев сильнейшее сопротивление родителей, она вышла замуж за своего дальнего родственника, небогатого военного инженера со звучной фамилией, в одночасье из Шурочки Домонтович превратившись в мадам Коллонтай.
Этот брак, несмотря на милый характер настойчиво делающего карьеру супруга и рождение ребенка, оказался пробным и режим тестирования вскоре распространился и на некоего симпатичного сотрудника мужа Саткевича, которого празднующие жизнь и молодость супруги легко заполучили к себе в жаркую постель.

«Я уверяла обоих, что их обоих люблю - сразу двух. Любить двоих - не любить ни одного, я этого никогда не понимала.»
« В те годы женщина во мне еще не была разбужена. Наши супружеские отношения я называла «воинской повинностью», а он, смеясь, называл меня «рыбой». Но я  любила на него смотреть, мне он весь нравился и даже было жалко его, точно жизнь его обидела.»( из личных писем )

По настоящему эту весьма экзотичную для русского аквариума «рыбу» смог разбудить ярко вспыхнувший позже роман Коллонтай - Дыбенко, первая в истории Советского государства живая  мыльная опера.
Она - искушенная интеллектуалка, утонченный эстет, он - бывший портовый грузчик, безбашенный матрос, полный свежего обаяния и неподдельного темперамента, по словам Коллонтай - «богатырь, бородач с ясными молодыми глазами.» По свидетельству явно по женски позавидовавшей Зинаиды Гиппиус - «рослый, с цепью на груди, похожий на держателя бань, жгучий брюнет.»
Настоящий «мачо», живое воплощение мужского начала резко констатировал с непорочным, чисто вымытым образом женщины, объективно не существующей ниже резинки своих стильных шелковых трусиков.
Воинские формирования под командованием Дыбенко ранее входили в повстанческие отряды Батьки Махно и других крайне брутальных атаманов и, что очень характерно, только в присутствии Коллонтай, которая на тот момент всегда сопровождала супруга, они мгновенно прекращали материться.
А впрочем, чему удивляться - Александра обладала магическим даром покорять массы, держа напряженное внимание пролетарской толпы.
«На узком возвышении витийствует женщина с острым, выразительным профилем и пронзительным голосом. Она мечется из стороны в сторону, безостановочно жестикулируя, яростно клеймит врагов революции, грозит неминуемой расплатой. Это свирепая Коллонтай, подруга Ленина. Истерическая атмосфера возникает везде, где бы она не появилась» ( из текста корреспондента Французской газеты ).
Получив физическую поддержку вооруженной, сдувающей с нее пылинки верной матросни, эта неистовая валькирия русской революции тогда же, в январе 1918 года сделала сумасшедшую попытку силового изъятия помещений и ризницы по локации и по сердцу близкой нам Александро-Невской Лавры, что вызвало небывалое сопротивление стремительно прибывающих на бой ее колоколов сотен истово верующих. Пролилась кровь, протоиерею Петру Скипетрову, отцу 13 детей, пытавшемуся успокоить вооруженную агрессию, прикладом размозжили голову.
Сопротивление верующих подавляется с помощью прибывающего подкрепления со стороны красноармейцев.
На всех службах следующего дня во всех храмах Петрограда Александру Коллонтай предают анафеме. Узнав об этом, она хохочет и лихо откупоривает бутылку водки, которую по случаю прихватил в наркомат пока не расстрелянный еще глава Центробалта Павел Дыбенко.
Свидетельства современников:
Иван Бунин ( «Окаянные дни» )
« Я знаю ее хорошо. Была когда-то похожа на ангела. С утра надевала простенькое платьице и скакала в рабочие трущобы -  «на работу». А воротясь домой, брала ванну, надевала голубенькую рубашечку - и шмыг с коробкой в кровать к подруге: «Ну, давай, дружок, поболтаем теперь всласть!»  Судебная и психиатрическая медицина давно знает и этот          («ангелоподобный» ) тип среди прирожденных преступниц и проституток.»

Питирим Сорокин ( «Страницы из русского дневника» )
«Что касается этой женщины, то очевидно, что ее революционный энтузиазм - не что иное, как опосредованное удовлетворение ее нимфомании. Несмотря на ее многочисленных мужей, Коллонтай - вначале жена генерала, затем любовница дюжены мужчин - все еще не пресыщена.
Она ищет новые формы сексуального садизма. Я хотел бы, чтоб ее понаблюдали Фрейд и другие психиатры. Это был бы для них редкий объект.»

1917 год - призыв большевистского агитатора Саши Коллонтай к мировой революции и свободной любви, теория формируется и зреет и уже к 1923 году становится вполне официальной доктриной о необходимости раскрепощения естественных сексуальных потребностей ( так называемая «теория стакана воды», впервые сформированная устами Жорж Санд, ветреной подруги Шопена)

Свидетельства и документы:
«С 1 марта 1918 года в городе Владимире отменяется частное право на владение женщинами.
Всякая девица, достигшая 18-летнего возраста, объявляется собственностью республики и обязана быть заранее зарегистрированной в «Бюро свободной любви» при «Комитете бдительности» и имеет право выбирать среди других мужчин от 19 до 50 лет временного сожителя-товарища. ( Декрет Владимирского Совдепа «О раскрепощении женщин», издание которого привычно связывают с именем Коллонтай ).

А вот слова, которые, по свидетельству Клары Цеткин, отражают  позицию Владимира Ильича Ленина в поднятом Коллонтай вопросе:
«Конечно, жажда требует удовлетворения. Но разве нормальный человек при нормальных условиях ляжет на улице в грязь и будет пить из лужи? Или даже из стакана, край которого захватан десятками губ?»

А пока, вопреки декрету, личной собственностью Коллонтай воспринимает темпераментную душу и сладкое тело своего молодого ( ему еще 27, ей уже 45, семнадцать лет разницы! ) супруга.
«Мы молоды, пока нас любят» - ее фраза, ключ и ответ ко всему.
Кстати, первый в стране нецерковный ( гражданский ) брак супруги заключили во спасение жизни и свободы Павла Дыбенко, над которым тогда всерьез сгустились тучи.
(« Да кто вы ему такая, что так хлопочете о нем?»- все разом определившая фраза прокурора Крыленко, всерьез шьющего расстрельное «дело» злосчастному Павлу Ефимовичу ).
Рассказывают, когда эта сладкая парочка, счастливо забыв о делах, не явились на одно из важных совещаний правительства, Ленин пошутил: «Считаю расстрел недостаточным наказанием. Предлагаю приговорить их к верности друг другу в течении пяти лет.»
Что ж, мудрый Ильич хорошо знал своих министров.
«Выпрямись, Коллонтай! Не смей бросать себя ему под ноги! Ты не жена - ты человек!» - именно так написала в своем дневнике пламенная Александра, сразу после обнаружения интимной записки во внутреннем кармане френча от молодой и опасной соперницы, претендовавшей на тело ее любимого, прикоснувшись губами к краю стакана, которым наша героиня, вопреки всем своим и чужим доктринам, ни с кем и никогда не собиралась делиться.
Законная «предъява»  в ее ледяном исполнении сопровождалась убийственной и отрезвляющей фразой, быстрыми шагами Дыбенко за дверь своего кабинета и тут же, мгновенно, хлопком револьверного выстрела. Павел чудом остался жив - спас металл ставшего на пути пули боевого ордена...
Этот выстрел уже ничего не менял - не прошло и месяца, как Коллонтай, милосердно выходив сломленного выстрелом и презрением раненого, перечеркнула всю свою прошлую жизнь, волей Сталина оказавшись в высоком кресле дипломата и полпреда, далеко от всех оставшихся в прошлом дорогих и любимых, верных и неверных, правых и неправых...