Разговор

     Они сидели на диване в тишине почти пустой комнаты: он курил, держа в одной руке сигарету, в другой- баночку из- под кофе, заменявшую ему пепельницу; она зябко кутала своё худое тело во фланелевый халатик, тупо глядя на дым сигареты, постепенно приходя в себя после приступа бурной страсти, приносящей усталость и опустошение.
    Опустив окурок на дно баночки и плюнув ему вдогонку, он медленно заговорил, обращаясь к ней:
         – Ты во вторник после ночного дежурства дома будешь, я постараюсь где- то в обед подъехать, часа в два так..., может, пораньше, в час..., да,в час. Думаю, ты успеешь к этому времени отдохнуть, жди...
         - Может, не стоит тебе так часто появляться в этом районе?
         - Почему?
         - Ты же знаешь, я не за себя боюсь, как бы опять сплетни не поползли.
        –  Думаешь, кто нибудь с работы увидеть может? Да у нас все бабы слепые, в двух шагах ничего не видят.
        –  Может и не видят, что надо, а что не надо - обязательно увидят, в этом можешь не сомневаться.
        –  Не волнуйся, никто меня не увидит, скоро темнеть рано станет, в темноте легче   остаться незамеченным. Я когда по деревне до подружки ходил, улица в это время пустела, даже собаки не лаяли. Зайду к ней во двор, калитку закрою, и сразу улица оживает, люди выходят, собаки бегают.
     Она улыбнулась. Мужчине, сидевшему сейчас рядом с ней было чуть за тридцать, высокий, красивый, он был на десять лет моложе её:
         - Я тут кое- что придумала...
         –  Ну, -  он в упор смотрел на нее, не ожидая ничего хорошего от этого «кое- что», - и что ты придумала?
         –  Один человек хочет со мной встречаться, вот я и подумала, может он будет моим любовником для всех, чтобы на тебя не думали...
         - Молодой?
         - Года на три моложе меня.
         - Понятно...
         - У него жена часто болеет, в больнице подолгу лежит, что- то с головой; своих детей у него нет, у неё — две дочери, старшая замужем.
         - Всё ясно! У него жена больная, ну а тебе зачем чужие проблемы?
         - При чем тут чужие проблемы? Ему нужна женщина, а тут я...
    Его пристальный, сверлящий взгляд смутил её и лишил благодушного настроения, с которым она начинала разговор. Теряя самообладание и злясь на него за то, что он из- за пресловутого мужского самолюбия не хотел понять всех выгод её предложения, ляпнула первое, что пришло в голову:
         – Отобью у жены, выйду замуж, не всё мне одной быть.
    Как только слова были произнесены, она тут же спохватилась, ведь ничего подобного никогда не думала, но промолчала, чтобы не доставить ему удовольствия от сознания безграничной власти над ней, решила сопротивляться его напору сколько возможно. Он, в свою очередь, стараясь выдержать спокойный тон, продолжал:
         - Если хочешь окончательно загубить свою жизнь — выходи за него замуж.
         - Но почему сразу загубить? Может, он хороший человек?
            – Хороший?! Он не может быть хорошим. Мужчины такого типа всегда женятся на женщинах старше себя, они слабые и нуждаются в няньке, ищут, на кого бы переложить свои проблемы, любят, чтобы с ними нянчились.
            -  Да, он весь какой-то такой — ах да ох...
            –  Ну вот видишь! - продолжал он греметь над её бедной головой, подобно гласу небесному, возвещающему грешникам о конце света.  Бросит он свою парализованную (она невольно испугалась за ни в чем не повинную женщину, так убедительно прозвучали сказанные им слова), - тебе он скоро надоест со своим вот таким, - и показал безымянный палец, потом добавил не так уверенно, - откуда мне знать, может и не таким (таким, таким, она уже проверила), но в любом случае придется тебе снова искать квартиру, чтобы со мной встречаться, а что ты от него опять ко мне прибежишь, даже не сомневаюсь.
    Она тоже не сомневалась.
            – Но это ещё ладно, полбеды. А если он влюбится в тебя, а ты его бросишь, а он не переживёт — повесится, оставит предсмертную записку, в которой обвинит тебя в своей смерти, ты этого хочешь?
    Нет, конечно она этого не хотела! Её живое воображение рисовало одну картину страшнее другой, она была напугана его жуткими пророчествами и хотела только одного — навсегда забыть и мужчину, и его больную жену, да хранит их Бог!
     Она молчала. Думая, что сказанного недостаточно, добавил:
           – Может такое случится, отчего на твоей голове,- и он многозначительно посмотрел на её голову, как бы говоря «да, да, именно на ней», - последние волосы, которые не успели выпасть, дыбом встанут.
    Ну всё, убедил!
    «Что с ним, - думала она, - всегда спокойный,ироничный, какая муха его укусила? Ведь мы и раньше  не делали тайны из своих похождений».
    Он любил жену и сына, но был из той породы мужчин, для которых слово «верность» было абстрактным понятием. Она знала, так, как он, рассуждают и живут многие мужчины. Замечала, что у некоторых страдает самолюбие, если они не пользуются успехом у женщин и не могут похвастаться своими победами в мужской компании. Женщина — другое дело.
    В последние свидания он стал говорить, что дачный сезон заканчивается, труднее будет придумывать предлог для отлучки из дома, придется встречаться реже. Всё это наводило её на мысли о скорой разлуке. Она была благодарна ему за то, что не оставлял её, но понимала, что вечно так продолжаться не может, ждала, когда наскучит ему и старалась внутренне быть готовой к разрыву. Начав разговор, она хотела помочь ему уйти из её жизни, избежав ненужных объяснений, но получилось не так, как она думала. Её прорвало от тоски и безысходности:
        –  Знаешь, чего я только не делала, чтобы забыть тебя! Познакомлюсь с мужчиной, раз- другой встречусь, а потом даже представить не могу, что ложусь с ним в постель, такое отвращение ко всему. Ну, думаю, всё, старая стала, не надо никого. Живу спокойно, пока опять не встретимся с тобой. А как с тобой побуду, снова с ума сходить начинаю, думаю о тебе, а чтобы не думать — замену ищу. Иной раз как под дулом пистолета раздеваюсь, до того противно. Спрашиваю себя, зачем все эти муки? Не знаю.
Сколько раз я тебе говорила — не будем испытывать судьбу, ведь тебе есть что терять. Как подумаю, что могу стать причиной вашего развода, дитя без отца оставлю, так свет не мил.
      – Конечно, если жена узнает — не простит. Но ты не бери в голову, никто ничего не узнает.
    Легко сказать — не узнает! Его слова не успокаивали её. Много раз давала себе слово забыть о нем, но проходило время, и чем дальше, тем сильней появлялось желание видеть его: теряла интерес к жизни, становилась раздражительной и замкнутой, ничего не хотела делать, никого не хотела видеть.
    После встречи с ним преображалась, становилась улыбчивой и приветливой, занималась внешностью, строила планы на будущее.
    В нем ей нравилось всё: мягкие, плавные движения, , в полсилы, не спеша, но уверенно, без тени сомнения в том, что он делает или говорит. Пристальный, глубокий взгляд его небесных глаз, устремленный на нее, его голос, тихий, ровный – успокаивали, убаюкивали её, действовали как гипноз. Его присутствие давало ощущение защищенности, как будто между ней и окружающим миром возникала невидимая, но прочная оболочка, позволявшая безбоязненно смотреть на жизнь.
     Нет, она не была слабой женщиной, но прожитые годы сделали своё дело: перестала обманываться, жила по инерции, стараясь поглубже уйти в себя, подальше ото всех. Но тут появился он и всё перевернулось: смех, слёзы, туфли на высоких каблуках, краска для волос — зачем всё это? Кто скажет? И он сказал:
       –   Тебе Бог дал любовь. Может быть поздно, но дал. Надо ценить, у других и этого нет.
    Любовь... Да, должно быть это так и называется... Да, поздняя, бестолковая, ворованная, чужими языками ославленная, горькая, как полынь, но любовь... Она вдруг вспомнила, как полгода назад, лёжа на операционном столе, чтобы отвлечь себя и не прислушиваться к происходящему, старалась услышать его страстный шепот, произносящий её имя. Только он, только его голос. И потом, после операции, рассказывала соседке по палате о нем, как о единственном мужчине в жизни, хотя к тому времени не встречалась с ним больше двух месяцев и про операцию не сказала. Так зачем обманывать себя, зачем пытаться изменить то, что тебе не под силу?
    Любовь... живая, горячая, молодит, плечи расправляет, накрепко привязывает к жизни. Любить — грех? А подумали бы люди, ну и выпало на долю женщине, хлебнувшей лиха не по наслышке, немного тепла и ласки, так ведь всего не поберет, другим останется. Только никому этого не объяснишь, не поймут, осудят. 
 
2003 год.