Лара Эль Тор - 3

Эпидемия короны вызывает у одесситов странные ассоциации с другой эпидемией.
Холера 70-го года.

Что-то экзотическое, но точно не всеобщий почти ужас как сейчас.
Ощущение радостных и приятных сюрпризов, переполнявшее нас всех.
Неожиданности, которые переливаются из одного яркого сосуда в другой.
И, чёрт побери, всё получается.
Для поляков это - холера ясна.
Так они говорят, встретив красавицу на своём пути.
И правильно - не сразу разберёшься кто кого за нос водит)))

Незадолго до начала драмы с короновирусом я приехал в Нью-Йорк по делам.
На электричке,  всего на несколько часов.
Возвращаясь домой, в Коннектикут, оказался у табло в огромном центральном зале  вокзала Гранд Сентрал.
Свериться с расписанием поездов.

Рядом со мной остановилась троица - здоровенный парень с колоссальным рюкзаком, обнявший одной рукой девушку с таким же грузом на спине, а другой - со вкусом одетую, прекрасно ухоженную и не очень молодую женщину.
Вдруг парень одним рывком приподнял женщину, крепко обнял и расцеловал.
Потом ушёл вместе с девушкой в направлении платформы поездов.

Женщина заплакала - ненадолго,  буквально на мгновение.
Потом смахнула слёзы и ушла.

Я узнал её, конечно.
Слёзы, красиво выверенная походка…

Август был необычен. Одессу посетила холера. Загадочная, неведомая бацилла, романтично именуемая "Эль Тор".

Большинство гостей города и милых родственников в панике сбежало, упаковав себя как шпроты в жестяные банки плацкартных вагонов.
Наступила невиданная дешевизна.
Город засиял - везде тщательно промыли покрытия дорог, тротуары и фасады домов. И даже листву деревьев.
Просеяли песок на пляжах.
Срочно отремонтировали канализацию, и вода Одесского залива приобрела девственную, манящую прозрачность океанских пространств, омывающих далёкие архипелаги.

Купаться в море было запрещено, но ведь Одесса всегда жила и, надеюсь, будет жить по своим правилам.
Первое из них - "Делай, что хочешь!".
Второе - "Делай с оглядкой!".
Так что - и купались, и загорали в своё удовольствие.

Вечером - в театр.
Впрочем, назвать жалкий "Портклуб" театром было бы слишком наглым допущением. Зато спектакль был вполне настоящим.
Мой друг, только что вернувшийся из армии, провёл нас без билетов в полупустой зал.
"Как пройти на Дерибасовскую" оказался представлением двух молодых актёров.
Автором - неизвестный не только мне Жванецкий.

Потом - неспешная прогулка с бесконечными остановками, встречами, розыгрышами, смехом от городского ангела и любимца Дюка по ночному Приморскому бульвару.
Платаны Пушкинской были роскошны, но пахло от них, как и всё в этом волшебном городе, одуряющим запахом белой акации.
Это, впрочем, было загадкой - акация отцвела месяца два назад.

Жизнь была забавна и таила новые сюрпризы. Каждая минута, которую удавалось урвать у сна, стоила того.

Через несколько недель мне выпал жребий провести неделю в гостинице.
Зачем жить в чужом, старом, запущенном здании, находясь в родном городе?
Наступило время уехать обратно в институт, в Москву.
В условиях холерной блокады сделать это иначе, чем доказав семидневную невинность содержимого наших кишечников, было невозможно.

Впрочем, сдать ежедневный анализ при кормёжке в сорок семь копеек оказалось непросто.
Хотя публика в нашем весьма условном отеле подобралась ушлая. В основном, студенты.
Мы не терялись.
Издавали стенгазету под девизом "Сдал анализ сам - сдай за соседа".
Дружно распевали свой вариант роскошного романса Окуджавы из "Белого Солнца Пустыни":
"...Ваше благородие, госпожа холера,
Судя по фамилии, вы жена Насера.
Двадцать граммов хлорки
В арабский коньяк -
Не нужна касторка,
Пронесет и так!..."

Всеобщее внимание привлекала пара влюблённых. Они постоянно целовались и обнимались, не размыкая объятия даже при обязательном посещении уборной.
Им предстояло лететь в разные города, и сцена в аэропорту, при расставании, вообще приобрела накал греческой трагедии.
Точёная красавица Лара (её звали Лара) тихо рыдала и кусала губы до крови.

Минут через сорок, уже в самолёте, Лара оказалась моей соседкой.
Сообщила, что летит через Москву транзитом в Среднюю Азию, что билета из столицы у неё пока нет.
Вполне деловито выяснив, что я снимаю комнату в Скатертном переулке, прямо у Никитских Ворот, спросила можно ли переночевать.
Даже не дождавшись согласия, изобразила глубокий сон на моём плече.
Впрочем, кто бы отказался?

Мы договорились, что Лара будет представлена моим любопытным соседкам по коммунальной квартире как двоюродная сестра.
Нарушив соглашение, она бойко назвалась невестой.
Но у меня уже была невеста, и я совершенно не собирался её менять.
Это никак не входило в мои расчёты.
Я понял, что вообразив себя джентльменом, оказался обыкновенным идиотом, незаметно подцепившим бациллу пострашней Эль Тора.

Вторую половину ночи, вместо любовной лирики, я объяснял Ларе, что у меня нет абсолютно никаких шансов заполучить московскую прописку.
Она снова тихо рыдала и кусала губы до крови.
Под утро разумно сообщила, что замуж за меня не пойдёт, но улетит в свою Среднюю Азию не сегодня, а когда-нибудь.
И что для нас будет безусловно здоровее познакомить её с правильным москвичом.

Правильный москвич на примете был.
Ему нравились бойкие красивые одесситки, тем более на пол головы выше его.
Через три дня всеобщее внимание на Арбате привлекала пара влюблённых. Они постоянно целовались и обнимались.
Заметив меня, девушка зарыдала, закусив губы до крови, и ещё крепче прижалась к избраннику.

Такого блаженства, наблюдая любовную сцену, я давно не испытывал.

Окончив институт, я уехал из Москвы.
А Лара - нет…