Сумасшедший ангел

Трагикомедия в двух действиях 
(история из жизни одного пансионата)

                Действующие лица:
                ( все пенсионеры, недавно вышедшие на пенсию )

      Коммунистка
      Учительница
      Прапорщик
       Слесарь
       Токарь
       Домохозяйка
       Медсестра
       Поэт
       Инженер
       Ткачиха

                Первый  акт

           Эпизод 1

(Аллея на территории пансионата. Начало лета. На первом плане две скамейки. На одной двое мужчин играют в шахматы. На второй две женщины: одна вяжет, вторая листает глянцевый журнал. Из репродуктора звучит музыка. Появляется мужчина. Он садится на скамейку к играющим в шахматы, и продолжает читать книгу)

Медсестра: А у меня есть хорошая новость: у нас появилась новая массажистка.

Учительница: Ну, слава Богу, наконец-то! А то я стала думать, что наш массажный кабинет уже никогда не будет работать. И как вам массажистка?

Медсестра: (загадочно улыбается, отвернувшись в сторону) Просто прелесть! А фигура, как точёная, и размер бюста подходящий. Я уже записалась к ней на первый сеанс.

Учительница: (смотрит с удивлением) Я имею в виду, опытная ли она?

Медсестра: (мечтательно) Очень на это надеюсь.

Учительница: Как-то странно вы это говорите…

Медсестра: О! Смотрите, чокнутый наш пришёл!

Учительница: Я его давно заметила. И напрасно вы о нём так отзываетесь, очень интересный мужчина.

Медсестра: Вот те раз! Я что, чокнутых не видела, столько-то лет проработав в психбольнице? Они там также как этот: бродят как не в себе, что-то бормочут под нос, и живут так, будто вокруг них никого нет.

(В это время на заднем плане появляется ещё один мужчина.  Его голова повязана носовым платком, в руках он держит сачок для ловли бабочек. Он несколько раз пробегает по сцене, размахивая им.  Никто на него не обращает внимания)

Учительница: Вообще-то, ничего странного в его поведении лично я не вижу. Все поэты немного не от мира сего.

Медсестра: Ага, у нас тоже был один такой. Всё бродил по больнице, как во сне, представлялся Шекспиром. С утра напишет на клочке бумажки одно предложение: «Вянет роза от мороза, а в душе моей весна!», а после ходит с ошалелым видом, и то зачеркнёт, то снова что-то напишет, глаза в потолок, и шепчет, шепчет… И так целый день!

(Из-за кулис выходит другой мужчина. Он что-то ищет, не обращая ни на кого     внимания.  Заглядывает под скамейки, с подозрением смотрит на сидящих)

Учительница: Вот, ещё один псих!

Медсестра: Нет, этот не псих, он, кажется, что-то потерял.

Учительница: Да известно что - вчерашний день!

Медсестра: Может что-то ценное посеял? Уж больно расстроен.

Учительница: Хоть бы сказал, что ищет, может, что-то ценное.
               
          (Из-за кулис опять появляется мужчина с сачком. Он, размахивая им, убегает в другую кулису)

Медсестра: (обращаясь к ищущему) Мужчина, вы что ищете?

Сантехник: (смотрит на женщин с подозрением, через паузу) Да вот, потерял. Вернее, оставил где-то, а где – не могу вспомнить.

Учительница: Это было что-то ценное?

Сантехник: Очень ценное, прямо на вес золота! Как же мне теперь без этого? Просто беда!      (уходит расстроенный)

Медсестра: А ну его! Может он вообще не здесь потерял (обращаясь к учительнице). Ну, вы дальше будете слушать про Шекспира?

Учительница: Про Шекспира? Ах, ну конечно! И что было дальше?

Медсестра: Ну, вот, пишет он весь день, а вечером приходит к зав отделением, и так радостно ему сообщает, что его фамилия Шекспир и что он написал новую поэму. Потом плачет, уговаривает доктора напечатать её, а когда получит  Нобелевскую премию, то обещает поделиться с ним, с доктором. И так изо дня в день, все два года (смеётся).

Учительница: Грустная история, ничего в ней смешного нет. Более того, это просто безобразие.

Медсестра: Тю! А что же теперь, плакать, что ли? Он же псих, чокнутый, полный придурок!

Учительница: Вот именно, что придурок и вылечить его уже невозможно.
Медсестра: Да какое там лечение?! Он же шиза! Окончательный ку-ку!

Учительница: Значит, врачи знали, что лечить его бесполезно. Так зачем было в больнице держать, лекарства на него тратить?

Медсестра: А куда его? Не домой же?

Учительница: Нет, конечно, не домой. Дома своих придурков хватает. Надо для таких, как ваш Шекспир, организовать трудовые лечебницы. Даже такой трудовой ресурс надо использовать для дела, на благо обществу.

Медсестра: Да как их использовать? Где? Они же психи!

Учительница: А хотя бы для рытья каких-нибудь траншей или котлованов. Лично я бы научила их сажать деревья. Представляете, сколько саженцев они бы высадили за весну или осень! А летом пусть бы поливали газоны или клумбы какие. Зимой их можно поставить на очистку снега – тоже польза немалая.

Медсестра: Значит, их надо в город выпустить? Так что ли?

Учительница: Да, ну и что? Ничего страшного: в городе такие же психи, только нормальными прикидываются. И учтите, что платить таким за работу не надо, только кормить и присматривать за ними. Это и будет трудотерапия. Пусть вместо того, чтобы бездельничать целыми днями, пользу  приносят.

Медсестра: А если он этой лопатой, да вам по голове?

Учительница: Нет, я говорю не о буйных. Буйных надо держать взаперти. Кстати, их тоже надо использовать: можно на них лекарства испытывать.

Медсестра: Ну, не знаю. Это прямо фашизм какой-то получается.

Учительница: Ой, да не бросайтесь вы в крайности! Это гуманное и разумное использование дармовой рабочий силы. (Медсестра пожимает плечами и принимается снова вязать).
Прапорщик: ( У него на голове старая офицерская  фуражка. Смеётся) Ну, всё, Инженер, сдавайся! Считай, мат тебе!

Инженер: Да, ситуация…  Как это я офицера своего прозевал? Поспешил, пешку твою не заметил.

Прапорщик: Хоть мы и пешки, а офицерика твоего слопали. Не всё ж им нами командовать и мы умеем кусаться. Вот так мы с ними, с шибко грамотными – пусть знают!

Инженер: Положение, конечно, сложное, но… Я попытаюсь спасти партию.

Прапорщик: Напрасный труд – это точно мат! Слышь, Поэт, ну-ка, глянь, мат Инженеру или пусть ещё повыпендривается? Скажи своё решающее слово!

(Поэт откладывает книгу, и склоняется над шахматной доской.)

Прапорщик: Ну, смотри. Видишь? Вот она, вилка! Как считаешь, хана инженеру?

Поэт: Дайте-ка посмотреть… Так.. Да, расклад не в пользу белых. (Пауза) Но, если вы хотите знать моё мнение…

Прапорщик: Да какое там но?! Вот, смотри. Вот моя лошадь, вот ладья, тут две пешки и король. Ясно, что это мат! Всё, инженер, сдавайся! Бутылка с тебя! (радостно потирает руки).

Поэт: Позвольте, одну минуточку. Вы рано празднуете победу. А если я вот так? (передвигает фигуру)

Прапорщик: Ну и что? (пауза). И что…? Что?! Вот, мать твою!

Поэт: Понимаете, товарищ военный, теперь вам остаётся только два хода: либо сюда, либо королём на F1. И в том, и в другом случае я хожу ферзём на D3, и ставлю вам мат.

Инженер: Ай, да поэт! Ай, да сукин сын! Молодец! Значит, я выиграл? Ну, вообще-то, я  уже и сам так хотел сделать, просто вы меня опередили…

Поэт: (виновато улыбаясь, обращается к Прапорщику) Извините, но вы слишком увлеклись атакой и совсем забыли о защите.

Прапорщик: (пауза, гневно) Да пошёл ты! Нет, ну это же надо! Мне, чтобы поставить Инженеру мат, оставалось сделать всего два хода. А тут влез этот придурок, и всё испортил! Ты чего сюда припёрся, Поэт хренов, тебя звали?

Поэт: Извините, но вы же сами меня пригласили…

Прапорщик: Кто? Ну, кто тебя приглашал, а?

Поэт: Вы же и пригласили, и сами спросили…

Прапорщик: Сам, сам… Чего сам? Я сам просил меня обыгрывать? Я сказал, чтобы ты только посмотрел, а не вякал! Кто тебя за язык тянул? Я, что ли?

Поэт: Нет, погодите! Вы спросили моё мнение…

Прапорщик: Охренеть! Вот кому, ну скажи, кому нужно твоё мнение?! Кого оно вообще интересует? Ты что, недоумок, не понимаешь, что теперь я должен эту бутылку покупать? Между прочим, за свои кровные копеечки!

Инженер: Друзья, да хватит вам спорить! Подумаешь, какая мелочь (вынимает из кармана фляжку, отпивает и снова убирает в карман. Прапорщик следит за ним жадным взглядом, и сглатывает слюну).

Прапорщик: (срывает с головы фуражку, и держит её как для подаяния). Мелочь?! Это может для тебя, Инженер, мелочь! У тебя денег – куры не клюют, а у меня каждая копеечка на счету (достаёт платок, и вытирает фуражку изнутри, снова надевает).

Поэт: Позвольте! Но ведь вы знали, на что играете? Значит, знали, что рискуете?
Прапорщик: Слышь, ты! Замолкни, а то хуже будет! Нет, я не могу успокоиться, пока он здесь.

Инженер: Да будет вам! Всё равно же выпьем вместе!
 
Прапорщик: Да в том-то и дело, что выпьем вместе, а покупать-то её мне! На свои деньги я могу и без вас выпить, один на один!

Поэт:  А вы что, так были уверенны, что выиграете эту партию?

Прапорщик: Да какое твоё дело, как бы я её выиграл?!
 
Инженер: Действительно, зачем вы полезли со своими советами? Кто вас просил подсказывать? Только человека расстроили, сейчас у него давление подскочит, плохо станет, врач прибежит, поднимется суета. И зачем вам это надо?

Поэт: Да послушайте! Вы же сами обратились ко мне…

Инженер: Какая наглость! Теперь перекладываете свою вину на других? Лично я к вам не обращался.

Поэт: Ну, хорошо, не вы, товарищ военный обратился…

Прапорщик: Ты чего здесь хреновину порешь? На кой ляд мне к тебе обращаться? Я бутылку почти совсем выиграл, а теперь что?

Инженер: Правильно! Вы лицо не заинтересованное, если увидели варианты, надо было промолчать, а вы стали советы раздавать. Человека разозлили. Он теперь возьмёт и совсем откажется водку покупать. И что? Я бы выиграл и без вас, а получается, что остаюсь на сухую? (Снова вынимает фляжку, и отпивая несколько глотков, прячет её в карман.  Прапорщик взглядом сопровождает каждое его движение, и вдруг с досады хватается за сердце).

                (Женщины прекратили свои дела и следят за мужчинами)

Учительница: Извините, но мы тоже всё видели. Вы хоть и поэт, но проявили крайнюю бестактность. Я вам просто удивляюсь: сунули нос в чужую игру, испортили всё, нахамили, переругались с людьми, вместо того, чтобы скромно извиниться.

Поэт: Да вы что, с ума все посходили?!

Медсестра: Нет, вы только посмотрите! Он же ещё и оскорбляет нас! Нахал! А ещё поэт!

Прапорщик: А я знаю, что надо делать! Из-за кого весь сыр-бор? Из-за этого Пушкина шибзданутого! Вот пусть он и покупает бутылку!

Поэт: Я? Бутылку? С какой стати?

Инженер:  А с такой, что у нас игра была на спор, а вы нахально влезли, стали советы раздавать, всё испортили и чуть не довел человека до инфаркта.

Прапорщик: У меня прямо давление подскочило (показывает дрожащие руки). Смотрите, как трясутся… Ноги… не держат.

Учительница: Вы должны проявить порядочность. Я считаю, что вам надо компенсировать потерянный по вашей вине приз за победу.

Прапорщик: Да на кой хрен мне его приз?! Пусть он купит бутылку!

Учительница: Именно это я и имею в виду.

Медсестра: Да, да! Раскошеливайся, Поэт. Должен – плати!

Прапорщик: Ну, всё, Поэт, теперь точно будешь платить! Так коллектив решил.


                Эпизод 2

(На сцену выбегает радостный человек. В одной руке
он держит сачок, а в другой  пойманную бабочку)

Токарь: Смотрите, поймал! Я её поймал! У, зараза такая, сколько я за ней гонялся!

(В это же время на сцену выходят три женщины. Домохозяйка
держит над головой Коммунистки летний зонтик. Вокруг них
бегает третья женщина.  Это Ткачиха. Она стучит об пол мячом,
как заправская баскетболистка)

Коммунистка: Да перестаньте же вы мелькать перед глазами! У меня от вас уже вся голова закружилась.

Ткачиха: Я не мелькаю, я обводку отрабатываю.

Коммунистка: (обращаясь к присутствующим) Здравствуйте, товарищи! Почему шумим? По какому поводу?

       (Появляется озабоченный мужчина. Он продолжает оглядываться по сторонам в поисках пропажи)

Прапорщик: Вот, сами полюбуйтесь, каков наш фрукт!

Коммунистка: А что, собственно, произошло? Доведите до нас суть вопроса.

Прапорщик: (показывая на Поэта) Платить отказывается! Хамит всем, беспорядок нарушает,  мне давление поднял. Ведёт себя неприлично, оскорбляет личный состав. За это коллектив потребовал от него извинений и компенсацию за моральный ущерб, а он ни в какую, не выполню, говорит, ваш приказ и всё тут!

Инженер: Понимаете, мы с Прапорщиком играли в шахматы на буты…, э-э-э, на спор.

Инженер и Прапорщик (одновременно и наперебой): Я выиграл! А тут Поэт, чуть не расталкивая нас локтями, влез в игру, стал советы вслух высказывать и спутал нам все карты. В результате, я хотел сыграть на мизере и без прикупа, но … то есть, я хотел сказать, что собирался поставить Прапорщику мат, но получилось, что игра сорвана, приз за мою победу ушёл от меня прямо из-под носа, а у Прапорщика чуть инсульт не случился.

Прапорщик: У меня до сих пор ноги, как ватные, внутри всё дрожит и голова раскалывается.

Инженер: И потому коллектив решил, что будет справедливо, если Поэт оплатит потерянный по его вине приз и публично извинится перед присутствующими (достаёт из кармана стакан, и со стуком ставит его на шахматную доску).

Сантехник: (с восторгом) Так вот она, моя пропажа! Нашёлся родимый! (радостно хватает стакан). Ты где его взял?!

Инженер: Вон там, на сучке висел. А рядом сухарь лежал, чёрствый совсем.

Сантехник: Чего хватаешь не своё? Не тобой положено, не тобой возьмётся! Я его специально оставил… где-то, чтобы было из чего выпить… водички там или лимонада.

Токарь: Да ну тебя с твоим стаканом! В столовой ещё возьмёшь. Вы лучше посмотрите, какую я бабочку поймал! А сколько я за ней гонялся! Она, зараза, летит, а я её раз, раз! А она в пике! Потом на вираж и в сторону! И тут я её …

Медсестра: Да погоди ты со своей бабочкой! Тоже мне, токарь-перехватчик! Тут, можно сказать, коллективное собрание.

Учительница: Нет, мы должны провести не собрание, а товарищеский суд!

Токарь: Суд? Это интересно, я люблю товарищеские суды. На них такого-всякого понаслушаешься,  лучше любого кино.

Ткачиха: А кого судим-то? Кого?

Сантехник: Точно не знаю, но по-моему Коммунистку. Давно пора!

Коммунистка: Вы в своём уме? Я вот скажу врачу, чтобы проверили вас на вменяемость.

Сантехник: Да мать вашу! Тогда кого судим? Кто эта сволочь?

Медсестра: Не шуми, кого нам надо, того и судить будем.

Коммунистка: Одну минуточку! А почему такое важное мероприятие и проводится без объявления, без подготовки, я бы сказала стихийно?

Учительница: Да уж так получилось.

Медсестра: А виноват во всём Поэт наш!

Ткачиха: А вы уже решили, в чём он будет виноват?

Прапорщик: А что тут решать? Он приказ отказывается выполнить, посягает на самое святое: должен бутылку, а бежать за ней не хочет!

Сантехник: За бутылкой?!  Поэт? Ах, он сволочь такая! Это всё равно, что Родину продать!

Токарь: Нет, Поэт, так дело не пойдёт. Слышь, ты, Достоевский, ты чё? В отказе или чё?  Может чё попутал, а? Тормозишь? Ты кончай тут ваньку валять, здесь дело серьёзное.  Это тебе не стишки сочинять.

Инженер: Друзья! Не надо давить на человека! Он сам всё понимает. Просто надо объяснить ему, что он не прав, что порядочные люди так не поступают.

Прапорщик: Да ни хрена он не понимает! Видишь, как обалдело смотрит на нас? И удивляется, чего это мы от него хотим?

Ткачиха: Вот не зря я эту сопливую интеллигенцию терпеть не могу, всегда думают, что умнее всех (бьёт по мячу, который держит под мышкой), умнее всех, умнее всех…

Сантехник: Ну что, Поэт, идёшь в магазин или так пару купюр отслюнявишь?

Поэт: Послушайте, у нас что сегодня, день сумасшедшего? Всеобщее помешательство? Какая водка, какой магазин? У меня спросили моего мнения о положении партии и я его высказал…

Коммунистка: Вот наглец-то! А кто вообще дал вам право высказывать своё мнение о партии? Это святое! В то время, как вся мировая общественность с волнением следит…

Токарь: У-у-у, ну всё, завела свою шарманку. Кончай уже эти песни петь!

Коммунистка: А как он смеет?! Он поднял руку на  партию! Значит, правильно решили товарищи судить вас! Хотя, лично я привлекла бы вас к настоящей ответственности за клевету!

Поэт: Да хватит вам бредить вашей партией! Тем более, что речь идёт о шахматной партии, понимаете? О шахматной!

Коммунистка: Юлите, выкручиваетесь? А вот мне в ваших словах слышится подтекст, этакая аллегория, так сказать, завуалированный намёк и сарказм в адрес нашей партии.

Прапорщик: Так, хватит здесь трепаться!  Короче, Лермонтов, ты идёшь за бутылкой?

Поэт: Да никуда я не пойду! Вы все свихнулись, ваше место в сумасшедшем доме. В психушке!

Сантехник: Ах, ты ещё и оскорбляешь?!

Токарь: Ещё как! Умный ты больно, как я погляжу!

Ткачиха: Прозрачно намекает, что мы все придурки, а он один умный. А ещё культурный человек, с книжкой ходит. Как только не стыдно людям в глаза смотреть?

Учительница: Действительно! Как вы смеете оскорблять порядочных людей?!
 
Инженер: Кроме того, это уже откровенный плевок всем вам в лицо (чуть отходит в сторону).

 Медсестра: Я считаю, что этого умника надо проучить, чтобы следующий раз неповадно было. Вот поэтому я мужчин терпеть не могу: все они грубияны, хамы и самовлюблённые обезьяны!

Прапорщик: Всё! Моё терпение лопнуло! Ну, ты, Есенин хренов, Некрасов недоделанный, а ну гони деньги, а то в магазине скоро перерыв!

Поэт: И не подумаю! Вам всем лечиться надо!

Прапорщик: А кто за тебя приз покупать будет, я, что ли? Нет, вы только посмотрите на него, он же за копейку удавится!

Сантехник: Во даёт! Поэт, давай по-хорошему. Выкладывай деньги, а мы добавим… Ну, чтобы на всех хватило. Надо же как-то урегулировать наш конфликт.

Поэт: Я ненормальных не спонсирую.

Учительница: А я была о вас лучшего мнения.

Ткачиха: А у меня об них обо всех одно мнение. Все они пиявки на теле трудящихся. Обольстят, охмурят простых девушек, а как узнают, что те из фабричных, так сразу в кусты.

Прапорщик: Да что с ним разговаривать? Отобрать у него деньги, и весь сказ! Он ещё полдня будет тут сидеть, как танк на заборе, а мы его уговаривать должны?

Коммунистка: Товарищ Поэт, вы почему идёте против мнения коллектива? Это уже открытый оппортунизм! Объясните толком нашим друзьям своё поведение.

Поэт: Во-первых, я не вижу здесь своих друзей. Во-вторых, я ничего никому объяснять не намерен, это пусть они объяснят мне свои бредовые идеи.

Коммунистка: Значит, вы упорно стоите в оппозиции к коллективу?

Поэт: Ничего подобного, это коллектив стоит в оппозиции ко мне.

Прапорщик: Ну, конечно, весь взвод идёт не в ногу, один ты в ногу.

           (Тем временем Токарь с Сантехником подкрадываются к Поэту)

Поэт: Я никогда не ходил строем. Я не из вашей колоны.

Домохозяйка: Ну что вы к человеку пристали? Может, у него денег нет!

Прапорщик, Сантехник, Токарь: (хором) Пусть займёт!

Поэт: Деньги у меня есть и мне их вовсе не жалко, но почему я должен оплачивать ваши сумасшедшие фантазии? Одним словом, вы мне до чёртиков надоели. Я ухожу, а вы можете дальше сходить с ума. Счастливо оставаться.

Коммунистка: Нет уж, мы не позволим вам, вот так, просто взять и уйти, оплевав коллектив, своих коллег по пансионату, и тем более партию!

Поэт: А вы что, силой меня заставите остаться?

Медсестра: Если надо, и силу применим! Да что с ним разговаривать? А ну, мужики, хватай его!

                Эпизод 3

      (Сантехник и Токарь бросаются на Поэта, тот отчаянно сопротивляется)

Медсестра: Руки! Руки ему свяжите – больного надо зафиксировать!

Ткачиха: Бросайте его на лавку и ноги держите! Топчите его, топчите!

Поэт: Идиоты! Отпустите меня! Вы, психи ненормальные!

Медсестра: Ремнём его вяжите! Ну, дайте же кто-нибудь ремень!

Коммунистка: Товарищ Поэт, прекратите сопротивление, и вас никто не будет связывать. Раскайтесь, признайте свои ошибки, и спокойно уйдёте… за призом!

(Инженер протягивает свой брючный ремень)

Поэт: Что вы делаете?! Вы же сами все буйно помешенные! Это вас надо связывать!

(Токарь с Сантехником скручивают руки Поэта ремнём.)

Учительница: За свои поступки надо отвечать! К ответу распоясавшегося нахала! (показывает на Инженера)

Коммунистка: Правильно! В наших сплочённых рядах нет места оппортунистам и отщепенцам! Диссидентов – к ответу!

Домохозяйка: Люди! Люди добрые! Что же вы творите! Что вы делаете! Одумайтесь! Он же тоже человек, хоть и поэт! Ему же больно! Нельзя так, чтобы ремнём! Шарфиком надо, шарфиком. Или косынкой!

(Связанного Поэта усаживают на скамейку. Звучит другая музыка)

 Медсестра: Ну, вот, совсем другое дело, теперь он никуда не убежит. Главное – вовремя обездвижить больного!

Учительница: Точно! Теперь и нам спокойнее будет.
 
Ткачиха: Не всё же им, интеллигентам,  нас на лавочках мять. Теперь их очередь пришла перед нами, простыми девушками, ответ держать!

Домохозяйка: (участливо) Бедненький, тебе руки ремнём не сильно режет? Потерпи, сердешный, ничего, скоро привыкнешь. Ну, что тут поделаешь? Так надо. Сам же виноват!

Прапорщик: От этого ещё никто не умирал.

Сантехник: Так даже удобнее стишки сочинять. Сиди себе, сочиняй. Красота!

Токарь: Да на кой хрен нам его стишки! Пусть теперь скажет, почему за бутылкой идти не хотел, ведь ясно, что проштрафился.

Инженер: Он не просто проштрафился, теперь он даже обязан купить бутылку в знак признания коллектива. Коллектив уважать надо! Коллектив – это сила!

Прапорщик: Точно! Пусть теперь берёт денежки в зубы, и марш–бросок в магазин. До обеда ещё время есть. А то что-то мне совсем хреново стало, от давления, наверное.

Коммунистка: Товарищи! Прошу тишины! Итак, дорогие товарищи, будем считать наше собрание открытым. Возражений нет?

Токарь: Есть! А зачем нам собрание? Мы хотим судить его товарищеским судом со всеми подробностями из его биографии. А то мало ли что. Я правильно говорю, товарищи?

Сантехник: Точно, на все сто! Пусть исповедуется, как на духу, отчитается перед людями за свой моральный облик. И пусть расскажет, как докатился до такой жизни, что стишки стал сочинять. А ещё его обязательно надо приговорить к магазину!

Учительница: Во всяком случае, это будет справедливо. А то возомнил тут о себе, будто он один среди нас самый умный, разговаривать умеет. А сам на культурных женщин даже внимания не обращает.

Коммунистка: Так, хорошо, товарищи, ваши поправки приняты, но даю справку. Дело в том, что мы сперва должны провести собрание, а потом уже в решении отметить, что коллектив требует судить Поэта товарищеским судом. Ничего не поделаешь, таков порядок.

Прапорщик: (в сильном волнении) Да это что ж такое получается?! Пока мы здесь будем обсуждать нашего Поэта, потом ещё судить его, магазин вообще нахрен закроется! Я ж тогда с бодун… э-э-э, я хотел сказать, от давления совсем могу окочуриться. Мне же срочно, прямо немедленно надо принять успокоительное!

Поэт: Вот психи! Вы и вправду ненормальные! Руки хоть развяжите.

Ткачиха: Ни за что! Не развязывайте его! Они, эти гнилые интеллигенты, сколько нас связанными по рукам и ногам держали? Всё, кончилась ваша власть! Теперь мы тут главные!

Учительница: Правильно! Будем считать эту меру вынужденной, так сказать, превентивной.

Домохозяйка: А может, ослабим ремни? Ну чего ему, слабоумненькому, так мучиться?

Прапорщик: Ничего, вытерпит. И давайте уже начинать собрание, только побыстрее.

Коммунистка: Да, верно, давайте закончим наши предварительные прения и перейдём к повестке дня. Итак, на повестке нашего собрания один вопрос - аморальное поведение товарища  Поэта. Голосуем за повестку. Кто «за»?

Сантехник: Я против! Как это один? А должок? Давайте два вопроса, и магазин поставим первым.

Прапорщик: Да, первым, давайте первым!

Токарь: Слушайте, а может, просто приговорим его к магазину и пусть бежит за бутылкой, а уж потом проведём прения-шмения. До вечера времени много.

Прапорщик: Точно, так и надо сделать! Только нельзя его посылать, он не выполнит приказ, не принесёт бутылку. Сбежит, дезертирует! Нет уж, я сам сбегаю, пусть только деньги даст.

Инженер: Нет, нет, его действительно нельзя посылать, никакой гарантии. Я бы и без него выиграл эту партию, а раз так, то мне нужен мой приз, иначе, что же получается?

Прапорщик: А получается, что я остаюсь без опох…, без приза. Я же тоже выиграл!

Сантехник: Может, приговорим его сразу к трём бутылкам, да и дело с концом? Что тут базар разводить? И так всё ясно, враг он! Враг и провокатор! Вместо того, чтобы честно работать, тунеядством занимался, пристроился стишки какие-то писать. А кому они нужны, стишки-то эти? Только таким же недоделанным, как он сам. Ими же не закусишь, на хлеб не намажешь. Я верно говорю? Толку-то от них?

Учительница: Ну, хорошо, а как вы думаете получить у него деньги? Ясно же, что добровольно он их не отдаст. Силой? Исключено! Это унизительно, и прежде всего, для нас самих. Вам придётся его обыскивать, а это уже насилие.

Ткачиха: Подумаешь! Что он за цаца такая? Как нам руки крутить, так это можно, а как им, так нельзя, что ли? Как же тогда отобрать у него справедливый долг, если не силой?

Прапорщик: Да что с ним церемониться! С ним надо поступить, как с предателем! Он же предатель наших интересов!  За бутылкой не хочет бежать? Не хочет! Значит, кто он?

Сантехник и Токарь: (хором) Предатель!

Инженер: И нечего здесь стесняться! Мы своё хотим забрать.  По сути, это уже не его деньги, а наши!

Медсестра: Недоумкам вообще деньги не нужны!

Коммунистка: В революцию буржуи тоже не хотели отдавать награбленное…

Учительница: Ну, раз так, то я подчиняюсь мнению большинства. Надо обыскать его, пока он связанный, и изъять нужную сумму. Только, обыскивать надо тщательно, ведь никто не знает, где он хранит деньги. Хоть эта процедура и унизительная, ну так и быть, я готова ради общего дела пожертвовать своей добропорядочностью.

Ткачиха: Чур я, чур я его буду обыскивать! (к Учительнице) Ну почему вы всегда вперёд лезете?  Вы же не знаете, как надо с интеллигентами управляться!

Учительница: Это я-то не знаю? (смеётся) Милочка, да их столько прошло через… Впрочем, не важно. В общем, оставим этот пустой разговор. Обыскивать буду я, не здесь и без свидетелей. Поймите, дело очень щекотливое, и потому…

Поэт: (смеётся) Нет, ну это же надо! Совсем с ума спятили! Видимо, вчерашняя магнитная буря серьёзно повлияла на ваши умственные способности.

Токарь: Не умничай! А ты, Училка, когда будешь его обыскивать, забирай сразу на три пузыря. А что? Один он проиграл, а ещё два, как компенсация коллективу за моральный ущерб.

Прапорщик: Он мне буквально за полчаса все нервы измотал!

Домохозяйка: Правильно! Коль все так решили, тогда я тоже «за»! Деньги забрать и экспортировать!

Инженер: (удивлённо) Как это экспортировать? Куда?

Токарь, Сантехник, Прапорщик: (хором) В магазин!

Коммунистка: Да не экспортировать, а экспроприировать. Это же разные вещи!

 Поэт: Да, слова разные, только суть одна. Это называется грабёж! Да развяжите мне руки, я уже никуда не убегу. Во-первых, мне плохо, а во-вторых, эта комедия начинает мне самому нравиться. Прямо, живые картины из времён революции. И принцип тот же: ограбить, отобрать и себе присвоить. Не хватает только для оправданий грабежа громких лозунгов и пламенных речей, а так, всё в точности. А ещё мне нужно нитроглицерин из кармана достать.

Коммунистка: Да как вы смеете называть коммунистов грабителями?! Как у вас только язык повернулся такое сказать?! Мы, коммунисты, не покладая рук, гробя своё здоровье, строили светлое будущее…

Токарь: Во, даёт! Вот это загнула! Да, ты каким местом здоровье своё гробила? Я всю жизнь у станка токарем проработал, а ты много чего своими ручками настроила?

Коммунистка: Если вы помните, у нас было чёткое распределение труда и каждый занимался своим делом.

Сантехник: Ну, да! Одни вперёд кувалдой махать, а другие языком трепать. Хорошо вам было: рот закрыл -  рабочее место убрано.

Домохозяйка: Ну, что вы на неё набросились? Её поставили руководить, вот она и руководила.

Коммунистка: Я, может быть, с детства мечтала стать артисткой или балериной.

Токарь: Во, бляха муха, страну развалили, а спросить не с кого! Виноватых нет, кругом одни артисты! Так что, артисты страну развалили?

Ткачиха: (тычет пальцем в Поэта) Вот, вот с кого надо спрашивать – это она, гнилая интеллигенция всё профукала. Мы на фабрике лифчики чуть ли не из брезента шили, а они всё ракеты в космос запускали, хвастались, какие они умные. Лучше бы об народе подумали!

Прапорщик: А ну, хватит тут разговоры разговаривать! Молчать! Смирно! (обращаясь к Ткачихе) Ты чего здесь тень на плетень наводишь? На кой хрен мне его спрашивать, как он страну просрал? Мне надо,  чтобы он долг отдал! А лифчики правильно из брезента шили, им сноса нет!

Учительница: А нельзя ли без солдафонщины? Вы не в казарме.
Прапорщик: Да что ты про казарму знаешь, ты,  мышь классная! Да будь я сейчас в казарме, вы бы все у меня тут строевым шагом ходили, честь отдавали, а этот Некрасов хренов, из сортира бы не вылезал и драил бы его от дверей и до отбоя! Уж больно они, эти умники, шибко грамотные и такие порядочные, честные, что аж с души воротит!

Учительница: А знаете, я, пожалуй, соглашусь с товарищем военным. Такие типы и мне в школе немало крови попортили. К примеру, кто-то в классе перед моим уроком нахулиганит, натрёт доску мылом, а дежурит по классу вот такой же неприкаянный (показывает на Поэта). Я его допытываю, кто это сделал, а он молчит, не сознаётся. Как же, школьная солидарность! Я, конечно, таких молчунов наказывала, двойки им ставила, на экзаменах заваливала. А что было делать? Как из них эту гордость выбить? Дома их, конечно, драли, семь шкур родители с них спускали, а я этому только рада была. Другим наука будет!

Поэт: Да развяжите меня, в конце-то концов! И достаньте из кармана нитроглицерин.

Медсестра: Давайте его развяжем.  Смотрите, у него даже губы посинели.

Токарь: Слышь, Достоевский, ну нахрена тебе так мучиться?  Отстегни валюту на три пузыря и иди себе отдыхай.

Сантехник: Пусть хоть на два даст, остальное сами добавим.

Учительница: Боюсь, что в таком состоянии он мне для обыска бесполезен.

Медсестра: Что-то он мне не нравится. Может, врача позовём?

Коммунистка: Ни в коем случае! Ещё подумают, что это мы его довели. Может он прикидывается?

Медсестра: Нет, не прикидывается. Ему и правда плохо.

Домохозяйка: Давайте поднимем его, и до корпуса доведём. Жалко его, недоношенного. А ещё я страсть, как покойников боюсь.

Прапорщик: Тьфу ты, дурында! Чего каркаешь?!

Сантехник: Слышь, Поэт, ты как там? Ты не вздумай раньше времени окочуриться, сперва должок верни.

Токарь: А ведь верно, надо Поэта в корпус тащить. Если что, так пусть уж лучше там…

Коммунистка: Так, товарищи, мы вынуждены прервать наше собрание…

Ткачиха: Да угомонись ты со своим собранием! Тоже мне, Клара Целкин на пенсии!

Коммунистка: Хамка! Как вы смеете?!

Медсестра: Ну, всё, его надо вести, иначе потом придётся нести.

Инженер: Да уж, давайте его поднимем и в корпус отведём, а то у меня случай был один на работе…

Токарь: Ты чё, Инженер, специально под руку про покойников рассказывать собрался?

Коммунистка: Тогда давайте так: (показывает на Медсестру) вы, как бывший медработник, и вы (показывает на Инженера), с вас же всё началось…

Инженер: Как это с меня?! Ничего подобного! Вон, с Прапорщика началось, с него и спрос!

Прапорщик: Совсем, что ли, свихнулся?! Я-то тут причём? Раз я проиграл, могу хоть сейчас пузырь купить. Но это ты стал кричать, чтобы Поэт за бутылкой бежал. Ты же не хотел без приза остаться! Сам же говорил, что Поэт игру поломал. Скажешь, ты такого не говорил?

Инженер: Погодите! А кто кричал, что всё из-за Поэта? А раз так, то платить должен он!

Прапорщик: Ну, правильно, я покупаю бутылку, потому что проиграл, а он даёт деньги ещё на две, потому что проштрафился. Я же что имел в виду? То, что мне просто не охота одному в магазин бежать, вот я культурно и просил Поэта со мной сбегать. Так-то веселее, чем одному.

Медсестра: Да хватит вам разбираться! Он же скоро преставится! Инженер, а ну, бери его под одну руку, а я под вторую.

(Поднимают Поэта и уводят под руки)

                Эпизод 4

                (Зазвучала классическая музыка)

Коммунистка: Товарищи, мне почему-то кажется, что нам пора вспомнить о конспирации.

Учительница: Совершенно верно. Нам проблемы не нежны.

Ткачиха: Вот же интеллигенция сопливая, она и тут мне покоя не даёт! Всю жизнь у меня от них одни неприятности.

Домохозяйка: Если он помрёт, я молчать не стану. Мне не охота за ваши дела отвечать. Вы ему руки крутили, вы и отвечайте.

Сантехник: А кто ему руки крутил? Никто не крутил! Ты что, курица мокрая, не было такого!

Токарь: Мы же только хотели, чтобы всё по справедливости было!

Коммунистка: Имейте в виду, что я была категорически против насилия, хотела только поговорить с ним в присутствии всего коллектива. Надо же было как-то призвать дебошира к порядку.

Учительница: Ишь вы какая! Это я была против насилия! Помните, я ещё кричала, умоляла вас, чтобы не обыскивали! Но, вы же меня не послушали! Скрутили его, стали деньги требовать!
 
Прапорщик: Да хватит спорить! Отставить разговоры! Мы же с ним просто пошутили. Это была шутка, розыгрыш. А то, что наша шутка совпала с его приступом, так мы же не виноваты.

Ткачиха: Точно! Мы пошутили, а у интеллигенции, дело всем известное, сердце всегда слабое было, дохлые они, у них всё здоровье в мозги ушло!

              (Послышался звук сирены Скорой помощи)

Домохозяйка: Ну, я не знаю… Я, конечно, как все, но если милиция начнёт выяснять…

Прапорщик: Всё, всем молчать! Смирно! Это была шутка, и всё! Мы и ремень накинули в шутку, для убедительности, так сказать, чтобы получше замаскировать наш прикол. Ясно?

Коммунистка: Мы и собрание организовали ради смеха.

Учительница: И обыскивать его я не собиралась. Я что, ненормальная незнакомых мужчин щупать? Там уж, поди и нет ничего, на что приятно было бы посмотреть. Я имею в виду, что денег у него никаких нет.

Токарь: И никакого товарищеского суда не было и быть не могло. Мы же не на производстве, верно?

Сантехник: Я даже видел, как Поэт сам себя ремнями руки связывал. Ну, чтобы как взаправду было. А что тут такого? Он же Поэт, такой фокусник, прямо как Юрий Никулин.

Токарь: Ты чё? Обалдел от страха, что ли? Какой сам себя? Какой Никулин? Ты не вздумай такое ляпнуть! Всех нас сдашь в момент!

Учительница: А кстати, про Поэта что-нибудь известно? Откуда он, кто его родные, есть ли у него связи? Как он попал в наш пансионат? Если случись что, не знаю, как мы от его родни отбиваться будем. Могут большой шум поднять.

Ткачиха: Я кое-что знаю про него! Я тогда была на процедурах и слышала, как о нём персонал говорил. В общем, он правда настоящий поэт, даже говорили, что известный. Много стихов написал, только они все какие-то неинтересные, скучные больно. Он в них всё больше о жизни рассуждал, а про любовь ни одного стишка не написал.  Я так думаю, что он слабый поэт, потому что про любовь сочинить ничего не может. В общем, не поэт, а так себе.

Прапорщик: А чего он тогда тут делает? Ехал бы себе на моря, да там бы загорал. Они, эти поэты и писатели всякие, они знаете, какую деньгу зашибают? Вот жлобина!  А нам на бутылку деньги пожалел! Он ведь хоть каждый год может отдыхать в Крыму или там, в Сочах, а он сюда припёрся. Вот и получается, что он форменный жлоб!

Ткачиха: Персонал говорил, что он что-то там сочинил не то, ну, в смысле, что нашу власть критиковал, порядками был недоволен, и вообще… Ясно дело, кому ж такое понравится? Вот ему хвост-то и прищемили. Да ещё Запад стал его хвалить… А он всё, что ему от государства досталось, бросил и сюда приехал.

Учительница: А родные у него есть? Могут скандал затеять.

Ткачиха: Да откуда же я знаю? Мне чужие тайны до лампочки. А вообще-то, нет у него никого, они так и сказали. Да и кому он нужен? На него один раз посмотришь и сразу видно, что чокнутый. Вот нет в нём ничего такого, чтобы от мужчины. Даже перегаром ни разу не дыхнул. И каждый день ходит выбритый, как женщина. Одно слово – поэт.

Коммунистка: Между прочим, правильно наши сделали, что приструнили этого писаку. Раз его стали на Западе превозносить, значит, он в своих стишках всякую грязь лил на нашу страну.

Токарь: А что там лить, если мы и так знаем, что жили по уши в дерьме! Тоже мне, новость!

Коммунистка: Вот, ещё один диссидент нашёлся! Страна его вырастила, выучила, дала работу и равные права, а он всё её ругает, поносит всякими словами. Подпевает таким стихоплётам, как наш Поэт. Получается, что он сюда сбежал от критики и справедливого народного гнева.

Токарь: Слышь, ты, Роза, мать твою, Люксембург! Ты ещё долго будешь эту пластинку крутить? Не навыступалось, что ли, за столько-то лет? У тебя от партийной работы крыша уже поехала, поёшь, как с трибуны.  Ты лучше скажи, сама-то как здесь очутилась? Ладно, мы с Сантехником или тот же Поэт -  ни кола, ни двора, ни детей, ни плетей. Но ты-то, совсем другое дело. Уж не детки ли тебя сюда сплавили?

Коммунистка: Да, дети, но не сплавили, как вы выражаетесь, а аргументировано доказали, что здесь для меня будет лучше. Тут и воздух, и уход, и медицинское обслуживание.

Токарь: Ага, воздух, уход. Всё ясно. А что ж у тебя при этом такое лицо, будто ты кило лимонов за раз сжевала?

Коммунистка: Ничего подобного! Это я сегодня забыла массаж лица сделать.

Сантехник: Ну, ладно, эта сюда прискакала массаж делать, а почему наша Медсестра тут?

Домохозяйка: Я знаю. Она мне по секрету рассказала. В общем, так. Сперва она хотела мамашу свою сюда пристроить. Говорит, что они жили, как кошка с собакой, да ещё в одной квартире. Дня без скандала не проходило. Но как только мать узнала про пансионат, такой шум подняла, дело чуть до милиции не дошло. Вот тогда-то наша Медсестра и решила сама сюда сбежать, а мать, мол, пускай свой век одна доживает.

Токарь: А Инженер? Он-то как здесь очутился? Вроде, дядька солидный, не старый совсем.

Учительница: Там какая-то тёмная история была. Говорят, что над женой сильно измывался. Не в смысле физически, а морально. Кроме того, у него неофициально было три семьи. Здоровье жена из-за него потеряла. В общем, родственники собрались и убедили его, чтобы он уехал куда подальше. И вот, когда Инженер выписался из больницы, сразу сюда и сбежал от них, а они, вроде, даже денег не пожалели, чтобы он из пансионата подольше не вылезал.

Сантехник: Слышь, Училка, а ты-то как здесь приземлилась?

Учительница: Я? В отличие от вас, я здесь из принципиальных соображений. Я от мира ушла, где всё вверх тормашками. Где строгость и порядок не в почёте, где каждый делает, что ему вздумается, а так как все люди распущенные, низкие и убогие по своему самосознанию, то превратили наше общество в один большой бардак. Здесь мой скит, если хотите!

Токарь: Ну, а ты, подружка божий одуванчик, ты какими партизанскими тропами оказалась в наших краях?

Домохозяйка: А это, между прочим, никого не касается.
Сантехник: Значит, точно из партизан! Соратница Зои Космодемьянской. Может, и деревни вместе жгли?

Домохозяйка: Ничего я не жгла, и по возрасту моложе всех вас.

Ткачиха: Слышь, подруга, так не честно. Мы теперь кое-что знаем друг о друге, а ты ничего о себе рассказать не хочешь.

Домохозяйка: А вот и неправда, вы-то тоже ничего про себя не рассказываете.

Ткачиха: Я? Да мне просто рассказывать особенно нечего. В юности в баскетбол играла, потом… Ну, в общем, потом всю жизнь ткачихой на фабрике работала. А сюда от сына своего, алкаша несчастного, сбежала. Он из своей квартиры всё вынес, пропил, а я, не будь дурой, свою сдала хорошим людям и на эти деньги здесь живу, горя не знаю. Так что теперь твоя очередь рассказывать.

Домохозяйка: А я вот возьму и не расскажу! Кому какое дело, почему я тут.

Прапорщик: Да хватит, что ли, в военные тайны играть, Тоже мне, Штирлиц в юбке! Я-то знаю, чего ты здесь. На прошлой неделе ко мне кореш приезжал, проведать. Мы служили вместе. Вот он-то тебя и узнал. Хотя, столько лет прошло. Может и ты его вспомнила? Мы тогда ещё тебя на аллее встретили.

Домохозяйка: Нечего мне вспоминать, мало ли кто здесь бывает!

Прапорщик: Значит, не узнала его?

Домохозяйка: Я его знать не знаю, а если он что про меня рассказывал, то всё это враньё, не было этого!

Прапорщик: Ну, да. Кто ж про такое рассказывать станет? Короче, она была женой одного военного. Родила ему ребёнка, и пока он был на учениях, да на полигонах, переспала со всем гарнизоном. Ясное дело, ему доложили, а он её простил. Она ему второго родила, теперь уже неизвестно от кого, а ему на учёбу ехать. Вот пока он учился, она практику проходила, в основном в чужих кроватях. Дело-то было в военных городках, где всё, как на ладони. Мужу опять рассказали, а он снова её простил. Она ему третьего рожает. Сколько бы это продолжалось, неизвестно, только однажды он сам застукал её на месте преступления. Кому ж такое понравится? Он детей себе оставил, а ей под зад коленом. Что было дальше, мой кореш не знает, но я так думаю, что когда она в возраст вошла, муж её сюда пристроил, чтобы не бомжевала.

Домохозяйка: Я же говорила, что всё это враки! Сюда меня устроил один мой знакомый, а бывший муж только деньгами помог.

Прапорщик: Всё понятно. Значит, кореш правду сказал.

Домохозяйка: Говорю же, что нет! Он меня с кем-то спутал!

Прапорщик: Тогда может, прямо здесь напомнить тебе некоторые подробности?

Домохозяйка: Нет! Не надо! Вернее, никому не интересно это враньё слушать! Вы вот лучше про себя расскажите, а то, про других сплетни собираете, а о себе ни слова.

Прапорщик: А я сюда приехал, чтобы сил поднакопить для главного удара.

Токарь: Это по кому же ты ударить собрался? По американцам, что ли? Ну, всё, хана Америке. Самое страшное секретное оружие – русский прапорщик! После них люди все живы, а материальные ценности исчезаю!

Прапорщик: Чего кривляешься? Я по соседям удар готовлю! Они сами во всём виноваты, однако сговорились и теперь нападают на меня. Только, не на того нарвались, я научу их порядок уважать! Будут они у меня ходить по струночке! А то ишь, моду взяли! Короче, был женат трижды, но все мои жёны не понимали армейской жизни, дисциплину нарушали, внешний вид не соблюдали. А мне некогда было этих интеллигенток перевоспитывать, у меня напряжённая служба, почти как на войне. За солдатской столовой следи, за кухней в оба глаза смотреть надо, а тут ещё про продсклад не забыть бы. Говорю же, служба, как на фронте! И дома покоя не было! Возьмут соседи, да среди дня музыку за стенкой включат. А это не положено, для музыки есть личное время в вечерние часы! А то целыми днями на лавочке сидят, когда надо порядок наводить, обед готовить для личного состава. Я их с одной лавочки выгоню, они на другую садятся, и так целый день! А то ещё лучше придумали. Собрались всем подъездом праздник прямо во дворе отмечать. Я позвонил в домоуправление, а мне там говорят, что это мероприятие с ними не согласовывали. Получается, опять беспорядок нарушают, а потом ещё лежат пьяные на кустах и на деревьях. Им что, квартир мало? Но, я же один, как в поле воин! Последнее здоровье подорвал в борьбе за порядок и дисциплину, а я ведь только  недавно на заслуженный отдых вышел. Вот я и решил, оттянуться пока во второй эшелон, здоровье поправить, сил поднакопить, а потом контратаковать соседей! Враг не пройдёт! Я уж постараюсь!

Токарь: Слышь, прапор, у тебя во время службы контузий не было? Может, ранило тебя в голову?

Сантехник: Какая там контузий? Откуда? Возле полевой кухни  банкой тушёнки по голове зацепило? Или в солдатской столовой черпак не в ту сторону полетел? Да даже, если бы так, там же повреждать нечего. Там кость и одна извилина от фуражки!

Токарь: (обращаясь к Сантехнику) Вот так, братан, получается, что мы с тобой в этой компашке, как бы, самые чистые, не при делах!

Сантехник: Точно! Получается, что так. Одних сюда деточки пристроили, чтобы жить не мешали, а другие сами от них сбежали!

Токарь: Ага! А у третьих проблема с головой!

Прапорщик: А что же сам, такой умный, здесь делаешь?!

Токарь:  Я-то? Как что? Отдыхать приехал! Женат никогда не был. Зачем мне лишние хлопоты?  Мне хозяйство надоело. То готовь, то убирай, а тут ещё в стирку надо бельё сдавать. А я ведь пенсионер, мне отдыхать положено. В общем, мне один умный человек подсказал про пансионат, вот я сюда и рванул. Так что, никаких деточек и проблем с головой!

Сантехник: А у меня своя история. Кому скажи, не поверят! Я сюда от чего сбежал? От цирроза печени, вот от чего! От цирроза и собутыльников! Женат тоже отродясь не был. (с негодованием) А когда мне было жениться, если я месяцами не просыхал?! У меня дня не проходило, чтобы я литровку не уговорил! Здесь как-то подсчитал всё, что нахалтурил за жизнь, да плюс зарплата. У меня же руки золотые были! Кому унитаз заменить, кому душ починить, краны всякие исправить, прокладки поменять… Да, мало ли халтуры за столько-то лет переделал! И каждый раз жильцы то рубль, то троячку, а то и пятёрку в карман совали.  У меня навара за месяц выходило больше зарплаты! Так вот, когда я посчитал все свои деньги, у меня чуть сердце не остановилось! Получилось, что я за всю свою жизнь пропил новую машину, да ещё с гаражом в придачу! И сам мог сто раз околеть с похмелья! А всё кто виноват? (показывает на Токаря)  Дружки-собутыльники! То давай выпьем, если нас уважаешь. То давай опохмелимся, и так каждый божий день!

                Эпизод 5

Учительница: Вас послушать, так у нас настоящий Ноев ковчег получается.

Сантехник: Чё получается?

Учительница: Ноев ковчег. Слышали о таком?

Сантехник: Это про Бога, что ли?

Учительница: Почти. Есть такая притча о Ное и его сыновьях.

Токарь: Да знаем, тоже кое-что почитывали!

Коммунистка: (обращаясь к учительнице) Ну, вы тут ещё про Бога расскажите. Может, вообще хотите библейские чтения устроить?

Учительница: Ничего я не хочу, просто к слову пришлось.

Коммунистка: А то у нас сейчас мода пошла на религиозные темы.  Слишком много эта демократия свободы дала, а нашему народу нужна сильная власть! Мы атеистов воспитывали, внушали людям, что нет никакого Бога и никогда не было! И ваш Ной, как и вся религия, не больше, чем обычная сказка.

Учительница: Это почему он мой?  Я тоже не верю в Бога.

Коммунистка: Я вообще не понимаю, каким надо быть тёмным человеком, чтобы верить во всю эту чушь!

Токарь: Ну, ты! Партай геноссе! Ты не на партсобрании и про Бога давай поаккуратнее. У меня бабка была, золотой человек! Она ничего зря не говорила, а про Бога часто вспоминала. Значит, правда, есть что-то такое!

Учительница: Верить в Бога – это ещё не значит, что он существует.

Коммунистка: Только забитые, неграмотные люди могут верить в эту сказку! Мы – страна атеистов, и потому твёрдо знаем, что нет никакого Бога.

Токарь: А что ж тогда сами до сих пор на своего Ленина молитесь?  Возвели его в бога и давай лбами в пол стучать! Достучались, мать вашу так! Ну, и где же ваше светлое будущее?

Коммунистка: Да вы понимаете, что говорите?! Сравнили реального Ленина с каким-то мифическим Богом!

Токарь: Слушай, секретутка всех партсобраний! Ты бы язык прикусила, а то я могу нечаянно стать твоей Фанни Каплан. Кто бы говорил, а вам, коммунякам, лучше сидеть и помалкивать. Не злите народ, а то мы можем с вас по-настоящему спросить, как вы умудрились такую страну по миру пустить! Обнищали дальше некуда!

Ткачиха: А я помню, что моя мать, когда была в нашем возрасте, часто повторяла, что пора о Боге подумать  и о душе позаботиться.

Токарь: Верно! Моя бабка тоже часто это говорила.

Учительница: Ну, не знаю, сейчас верить в Бога – это какой-то атавизм!

Токарь: А ты давай не выражайся. Мы о святом говорим. Матом будешь у себя в классе ругаться.

Учительница: Атавизм – это научное слово.

Сантехник: Я тут на днях смотрел телевизор, и там говорили про необъяснимые случаи. Учёные разные, академики так прямо и сказали, что есть такие чудеса, которые по-научному объяснить нельзя. А один врач, тоже большая шишка, так прямо и сказал, что это не иначе, как божий промысел. Во как!

Коммунистка: Вот взять бы этого врача и лишить диплома за пропаганду религии! Мы давно отделили государство от церкви, а такие горе-медики только подогревают к ней интерес.

Токарь: А, ну конечно! Слушай, а давай всех, кто не согласен с вашим мнением, к стенке поставим, а? Только вот ставили уже, да не помогло! А знаешь, почему ставили? Да потому, что боялись, как бы народ не вздумал больше попам верить, чем вам. Народ в Бога тышу лет верил, а вы прибежали, винтовочками помахали, уря!- уря! покричали и думали всё? Весь народ прямо так за вами и пойдёт?

Домохозяйка: Даже пусть Бога нет, но мы-то сами знаем свои грехи! А вдруг он есть? Поэтому, может, и правда надо начать в церковь ходить?

Учительница: О! Тогда вы у нас будете в роли Марии Магдалины! Этот библейский персонаж точно вам подходит!

Сантехник: А это кто такая? Я что-то слышал про неё.

Коммунистка: Да картина есть такая, называется «Кающаяся Магдалина»  Её, кажется, Айвазовский нарисовал. Это каждый культурный человек знает. Сейчас она висит то ли в Дрезденском Лувре, то ли в Московском Эрмитаже.

                (Учительница удивлённо смотрит на Коммунистку, потом смеётся)

 Ткачиха: Я тоже что-то припоминаю. Мать рассказывала. У этой Магдалины какая-то история вышла с Иисусом Христом.
               
Учительница: А история такая. Эта Мария была женщиной лёгкого поведения, но после раскаялась в ошибках молодости, поверила Христу и стала с ним ходить. Кажется, потом, когда умерла, святой стала.

Токарь: А ты откуда это знаешь? Библию читала?


Учительница: Читала. Не всю, конечно, но кое-что… Я же по образованию историк и атеизм у нас в институте преподавали.

Сантехник: (крутит в руке стакан, и задумчиво говорит) Да… Хрен его знает, есть этот Бог или его нет. Вот, если бы он сейчас какое чудо совершил… (поднимает стакан, медленно переворачивает его вверх дном). А так … Нет, лично я не верю!

Домохозяйка: А вот интересно, если Бог есть, значит, и рай есть?

Ткачиха: Во, даёт! Тебе бы, подружка, впору про ад подумать, а ты рай вспомнила!

Домохозяйка: Но ведь, вы же сами говорите, что Магдалина отмолила свои грехи, а я чем хуже?

Токарь: Так она детей не бросала. Просто до мужиков, видно, сильно охочая была.

Домохозяйка: Так и я не бросила, меня насильно с ними разлучили.

Токарь: И правильно сделали.  А раз так, тогда начинай молиться, а мы пока посмотрим, что из этого получится.

Прапорщик: Будь моя воля, я бы эту религию совсем запретил! Ведь нет никакого Бога, а попы да старые бабки людям все мозги запудрили! Верят сами не знают во что! Надо так сделать. Увидели тебя в церкви, всё! Штраф! Вот, за простую самогонку штрафуют? (тычет себя в грудь) Штрафуют! Так и с религией надо! Я так понимаю: нет её в Уставе, значит всё! Никаких разговоров!
 
Токарь: Ой, посмотрите на нашего уставника! А скажи, сколько ты всего солдатского со склада домой уволок? Сколько продал втихоря? Это как? По Уставу или по понятиям?

Прапорщик: А ты меня за руку поймал, что такое  обвинение выдвигаешь? Про презумпцию невиновности слышал? А про недоказанность вины за недостаточностью улик?

Токарь: Во, шпарит! Прямо, как адвокат! Видать, не один день в прокуратуре просидел! Что, поди таскали, да ты выкрутился? Так, что ли?

Прапорщик: Вот, почему ты всех честных людей подозреваешь? (снимает фуражку) Да потому, что на воре шапка горит (показывает фуражкой на Токаря). Сам про это начал, значит, у самого рыльце в пуху!

Токарь: Да, воровал, и врать не буду, что не таскал с завода всё, что мне надо было. Только я честно в этом признался, а ты врёшь, что не воровал. Ну, признайся, что солдатскую тушёнку коробками со склада пёр, мыло на базар барыгам ящиками сплавлял.

Прапорщик: (надевает фуражку) А почему это я должен признаваться? Ничего я не таскал! Не докажешь!

Сантехник: То-то и оно, что не докажешь. И я таскал, что к рукам само прилипало. И унитазы таскал, и ванны, и вентили всякие! Да, мало ли я перетаскал за столько-то лет.

Коммунистка: Вот так государство и разворовывали! Одни его строили, а другие расхищали!

Ткачиха: Это вы, что ли его строили? Чем? Языком да лозунгами?  Вы себе на одних льготах райскую жизнь построили!

Коммунистка: Льготы у нас были по заслугам!

Ткачиха: Ну да, по заслугам друг перед другом.

Коммунистка: С вами говорить бесполезно! Вы ничего не понимаете!

Сантехник: Ну, конечно! Не понимаем! Это вы ни хрена не понимали, если думали, что мы ничего не видим. Это мы строили и работали. Ну, бывало, иногда подворовывали. А вы воровали так, что нам и не снилось! И всегда громче всех орали: держи вора!
 
Домохозяйка: Бога забыли, вот и воровать стали, а это, наверное, грех.


Коммунистка: Можно подумать, что когда верили в Бога, то не воровали!

Токарь: Воровали всегда, но не так же, как вы!

Домохозяйка: А знаете что? Давайте сейчас честно признаемся, кто из нас верит в Бога, ну хоть чуть- чуть, а кто нет. Интересно же!

Коммунистка: Что за глупые идеи?

Токарь: А что, это правда, интересно! Я согласен!

Сантехник: Тогда и я тоже, мне-то что?

Ткачиха: Чур, я первая!

Токарь: Куда первая?

Ткачиха: Ну, голосовать! Помните, как раньше было? На выборах?

Сантехник: А как голосовать будем?

Коммунистка: Да вы всё делаете неправильно. Это называется опрос или референдум. Только эту глупость делайте без меня. Я уже свою точку зрения давно высказала.

Учительница: И без меня. Я в вашем сумасбродстве участвовать не намерена!

Токарь: А чего вы так испугались?

Учительница, Коммунистка: (хором) Ничего!

Домохозяйка: (пока шёл спор приготовила бумажки из блокнота поэта, у него же взяла ручку или карандаш) Может, я раздам бумажки и каждый напишет «да» или «нет»?

Коммунистка: Прямо цирк какой-то!

Учительница: Вы прямо, как дети!

Прапорщик: Я ничего писать не буду!

Токарь: А ну, давайте все! Решили голосовать, значит, нечего от коллектива отрываться!

(Домохозяйка раздаёт бумажки, все поворачиваются спиной друг к другу, но ручку передают из рук в руки)

Токарь: А ну, подсчитай, сколько верят в Бога, а сколько нет!

(Домохозяйка проверяет бумажки, и растеряно смотрит на всех)

Все хором: Ну, что?

Домохозяйка: (пожимает плечами) А они все пустые, кроме моей…

Коммунистка: Потрясающее единодушие!

Токарь: Это полная фигня, а не единодушие.

Учительница: А что же вы хотели? Я никогда не верила в искренность людей!

Коммунистка: Ну, что? Убедились, что атеизм победил?

Домохозяйка: А я знаю, что надо делать!

Токарь, Сантехник (хором): Говори!

Домохозяйка: Надо просто при всех спросить у каждого, верит он в Бога или нет.

Коммунистка: Лично я -  категорически нет! Тут и спрашивать нечего!

Учительница: Я, естественно, тоже нет!

Прапорщик: И я не верю! Да, во что верить-то? В то, чего нет? Вот, взять бутылку водки! Я точно знаю, что она в магазине есть. Вот в это я верю, потому что видел! А вашего Бога никогда не видел. И что, я должен в него просто так верить?

Сантехник: А я не знаю, верю я или не верю.

Токарь: Ты давай не темни, говори, тут все свои!

Сантехник: Наверное, нет!

Ткачиха: А я тоже не знаю. Вроде и верю, а вроде и нет.

Токарь: Ну, раз вроде, значит, не веришь.

Ткачиха: Получается, что так.

Токарь: Если честно, то я скорее нет, чем да.

Домохозяйка: Так что, я одна осталась?

Токарь: В смысле?

Домохозяйка: Я верю.

(Все с удивлением смотрят на Домохозяйку. В это время появляются Инженер и Медсестра)

Все хором: Ну, что там с Поэтом?

Инженер: Фу ты, чёрт! Чуть не помер наш Поэт!

Медсестра: Вернее он умер, но реанимация его откачала.  Пережил клиническую смерть.

Сантехник: Это как?

Медсестра: А так! Умер Поэт, сердце остановилось. Но потом врачи снова сердце запустили. Это и называется клиническая смерть.

Инженер: Откачали, одним словом.

Домохозяйка: Так, значит, он живой?

Токарь: Да говорят  же тебе, что откачали!

Медсестра: Слава Богу, что неотложка поблизости оказалась, а то бы…

Инженер: Да, повезло Поэту. Ещё бы минут пять, и уже было бы не спасти.

Сантехник: Ничего себе, вот это мы пошутили!

Коммунистка: А я всегда знала, что наша медицина самая лучшая в мире!

Токарь: Ага! Особенно в спецбольницах для начальников.

Ткачиха: Это ж надо! Интеллигент, а оказался таким живучим.

Домохозяйка: А я вот о чём подумала. Если он умер, то значит, успел побывать там, на том свете. А раз побывал, значит, он там что-то видел. А?



                Второй  акт

                Эпизод 6

(На сцене та же аллея. На одной лавочке сидят  женщины. Они все заняты вязанием. На второй играют мужчины: Прапорщик и Инженер в шахматы, Токарь с Сантехником в карты. Все одеты по-летнему. Из репродуктора звучит весёлая мелодия. Появляется Поэт. На нём белая рубашка и светлые брюки)

Токарь: О! Поэт! Едрит твою налево! Живой! Здорово!

   ( Все здороваются с Поэтом)

Поэт: (улыбаясь) Здравствуйте!

Токарь: Ну, ты как? Очухался?

Поэт: Да, спасибо, всё нормально.

Домохозяйка: Только вы бледненький очень.

Токарь: А что же ему, розовым быть?

Поэт: Ничего страшного, это уже не имеет значения.

Коммунистка: Молодцы наши врачи! Всё-таки согласитесь, что наша медицина лучшая в мире!

Поэт: Не знаю, может быть.

Коммунистка: Что значит, может быть? Вас же спасли, вытащили с того света?

Поэт: Вытащили. Точнее сказать, выперли.

Домохозяйка: Как-то странно вы выражаетесь. Что значит, выперли?

Поэт: А то и значит. Ну, не выперли, конечно, но попросили не торопиться.

Домохозяйка: Кто попросил?

Поэт: Да, как вам сказать… В общем, попросили и всё.

Инженер: Это у вас, наверное, шутка такая?

Поэт: Не совсем...

Учительница: Однако, для умершего вы выглядите весьма неплохо.

Поэт: Спасибо. Только умершим я чувствовал себя гораздо лучше, чем живым. И то, что я увидел, куда интереснее всего этого (показывает рукой по сторонам). Впрочем, об этом ещё рано говорить…

Домохозяйка: Нет уж, начали, так давайте до конца. Вы так говорите, будто были там, ну, на том свете, и что-то видели.
 
                ( Пауза)

Поэт: Может быть и был.

Домохозяйка: Были на том свете?! Вы его видели?! Да вы шутите, смеётесь над нами! Я ведь просто так сказала. Признайтесь, вы пошутили?

Поэт: Нет, я не шутил.

Домохозяйка: Погодите, я ничего не понимаю. Вы хотите сказать, что когда умерли, то попали на тот свет и увидели его, но вас врачи вернули к жизни?

Поэт: Не знаю точно, что это было. Может вовсе и не тот свет.

Все (хором): А что?!

Поэт: Трудно сказать… Это совсем другой мир… Но очень похож на тот, который вы имеете ввиду.
 
Коммунистка (в сильном возмущении): Да вы что такое говорите?! Вы в своём уме?! Какой тот свет, какой другой мир?! Вы тут кончайте нас разыгрывать и оставьте свои религиозные шуточки.

Токарь: Да погоди ты командовать, умолкни, не встревай, когда тебя не просят. Дай человеку рассказать! А ты, Поэт, толком объясни, как всё было и что видел?

Поэт: Как было? Темно было – такой черноты вокруг я раньше никогда не видел. Потом меня что-то подхватило и понесло.

Сантехник: Куда?

Токарь: Да умолкни ты!

Поэт: Вроде, как по коридору, только он очень большой: ни стен, ни потолка, ни пола я не видел, но точно знал, что они есть, а вдалеке крошечная точка света, как искра и она приближалась очень быстро.

Сантехник: А ты летишь, что ли?

Токарь: Да что ж такое?! Если ещё хоть раз кто-нибудь встрянет в разговор, пеняйте на себя. Давай, Поэт, продолжай.

Поэт: Я и говорю, что меня несёт к этому свету с невероятной скоростью, но, знаете, мне от этого совсем не страшно. И встречного ветра никакого. А потом меня словно из пушки выстрелили -  мгновение и я оказался в ярком свете. Он был повсюду и такой ослепительный, что я даже невольно зажмурился, а когда открыл глаза, то понял, что этот свет, хоть и невероятно яркий, совсем глаза не режет.

Домохозяйка: Так что это было, комната?

Поэт: Не могу сказать, такое впечатление, будто я в центре какого-то светового потока.

Домохозяйка: И вам не было больно?

       (Токарь хочет возмутиться, но Поэт останавливает его жестом)

Поэт: Вовсе нет, более того, я испытал абсолютный покой и такое внутреннее умиротворение, мне не с чем даже сравнить – на Земле, в этом мире, я такого не испытывал никогда.

Все (хором): А дальше?

Поэт: А дальше…Дальше я даже не понял, откуда он появился.

Все (хором): Кто?

Поэт: Он!

Все (хором): Бог?

Поэт (улыбаясь): Нет, это был Пётр. Правда, раньше я никогда не видел его изображения, но в тот момент точно знал, что это именно Пётр.

Сантехник: Вот жук! Ну, это ж надо! Он и там на проходную устроился!

Все (хором): Кто?

Сантехник: Да как кто? Пётр! Помните, у нас на проходной вахтёром работал Петро? Потом он ещё от инфаркта помер. Вспомнили?

Токарь: Я тебе сейчас вспомню! Чего перебиваешь? (Обращаясь ко всем) Ну, всё! Всё точно! Что, голубчики, допрыгались? Мне бабка говорила, что на том свете всех умерших встречает апостол Пётр – он дружок Христа был по Библии. Значит, так оно и есть.

Учительница: Подождите вы со своей бабкой! (Обращаясь к Поэту) Вы хотите сказать, что вас встретил апостол Пётр? Ученик Иисуса Христа?

Поэт: Именно так – это был апостол Пётр.

Учительница: Тот самый?!

Поэт: Думаю, что да, тот самый.

Ткачиха: Живой?!

Поэт (засмеявшись): Как вам сказать? Не знаю, в некотором роде.

Учительница: И как же он выглядел?

Поэт: Обыкновенно. Средних лет, весь в белом, с курчавой бородкой.

Ткачиха: А как он был одет?

Поэт: Мне сложно описать его одежду, это была не материя, в смысле не ткань. Она тоже была, как из света, только искрящаяся вся и со складками, как обычная одежда.

Токарь: И он прямо к тебе? Мол, с приездом! Вернее, с прилётом, давно вас ждём, рады видеть? Да?

Поэт: Нет, ничего такого не было. И вот, что интересно, он тоже стоял в этом свете и вокруг был всё тот же ослепительный свет, но я его видел чётко и ясно, будто между нами этот свет рассеялся, а остался только воздух.

Домохозяйка: Ну, дальше-то что? Что он сказал, как посмотрел на вас?

Поэт: Нормально посмотрел, обыкновенно: вроде и не улыбался, а глаза у него весёлые, смеются, и смотрел он как-то по-доброму и очень ласково.

Учительница: Вы хотите сказать, что он с вами даже не заговорил?

Поэт: Не совсем так, вернее, он меня кое о чём спросил.

Коммунистка: Ну, всё, хватит этих бредней! Товарищ Поэт, у вас совесть есть? До каких пор  вы будете издеваться над коллективом?! (Обращаясь ко всем) Товарищи, я, наконец, поняла, для чего он выдумал эту сказку. Он же нам мстит за тот случай! Сейчас запугает вас, нагонит страха, а после будет над нами потешаться.

Токарь: Слышь, партийная, я тебе сейчас…Я не знаю, что сделаю с тобой, если ты ещё хоть раз рот откроешь!

Домохозяйка: Действительно, ну хватит перебивать человека! А вы рассказывайте, не обращайте ни на кого внимания. Так о чём вы говорили?

Поэт: Он первый заговорил со мной.

Ткачиха: И что он сказал?

Поэт: В том то и дело, что он ничего не сказал, вернее, я услышал его вопрос, но он при этом рта не открывал и губы его не шевелились.

Токарь: Я ничего не понял, а как же вы разговаривали? Он же, наверное, иностранец?

Поэт: Сам не знаю, мысленно, разговаривали.

Инженер: Это называется телепатия: я в фантастике про такое читал.

Поэт: Может, поэтому его слова звучали прямо у меня в голове. Кстати, ведь и я тоже отвечал ему мысленно – я только сейчас это понял.

Домохозяйка: А что он спросил?

Поэт: Не испугался ли я, не тревожит ли меня что-нибудь.

Сантехник: А он  что, даже руки не пожал?

Поэт: Нет.

Токарь: Ну, ты даёшь, он же апостол! Будет тебе апостол с каждым покойником за руку здороваться.

Домохозяйка: Да хватит вам о ерунде спорить, не мешайте рассказывать!

Коммунистка: Одну минуточку! Товарищ Поэт, вы ещё долго намерены нас дурачить?  Придумали эту сказку и считаете, что вам кто-нибудь поверит? Я сразу поняла, как вас увидела, что вы явились сюда с какой-то провокационной целью: у вас лицо было, как у вражеского шпиона! Так что оставьте свои выдумки при себе! Мы вас раскусили!

Поэт: Я ничего не выдумываю: вы просили рассказать, я и рассказываю, а остальное дело ваше, хотите -  верьте, хотите – нет.

Коммунистка: Вы потеряли сознание и поэтому видели то, что вам рисует ваша фантазия, а теперь рассказываете нам весь этот бред, как будто всё так и было.

Токарь: Так, всё! Моё терпение лопнуло!

Сантехник: И моё тоже!

Ткачиха: Да пусть она уходит, никто её не держит!

Инженер: На самом деле, вы, коммунисты, нам семьдесят лет свои сказки рассказывали и ничего, мы слушали их и даже иногда верили вам.

Домохозяйка: Не хотите слушать – не надо, так хоть другим не мешайте!

Учительница: То, что товарищ Поэт всё это сочинил, у меня тоже сомнений нет, но лично мне любопытно, что же он дальше придумает? Больно складно врёт.

Коммунистка: Ну, вот что, я бы, конечно, давно ушла, чтобы не слушать всю эту религиозную пропаганду, но тогда кое-кто может мой уход расценить, как бегство с поля боя. Я остаюсь, и только поэтому, а вовсе не потому, что меня эта история заинтересовала.

Токарь: Ты, комиссарша, вот что, если остаёшься, то сиди и молчи. Кстати, это всех касается: кто не хочет слушать, уходите от греха подальше, а то я за себя не ручаюсь.

Ткачиха: Ну, давайте дальше, что было-то?

Поэт: На чём я остановился?

Домохозяйка: Ну вот, сбили человека.

Инженер: Вы говорили, что Пётр спросил вас…

Поэт: Ах, да! Так вот, я ответил, что не испугался и меня ничего не тревожит. Он поинтересовался, знаю ли я, где нахожусь. Я ответил, что догадываюсь, ведь я умер от сердечного приступа. Но он улыбнулся и сказал, что я ошибаюсь, потому что смерти нет, а есть только переход из одного состояния в другое, из одного мира – земного, в иной мир. И ещё он добавил, что душа не может умереть – она бессмертна.

Коммунистка: Нет, я больше не могу слушать эту ахинею! Товарищ Поэт, вы что, не знаете, что существует только один мир – материальный, а всё остальное – вымысел тёмных и необразованных людей? Прямо, мракобесие какое-то, сплошная поповщина!

Токарь: Ну, всё! С меня хватит! Дайте мне наган – я пристрелю эту комиссаршу!

Прапорщик: А мне тоже тошно слушать его враньё! Специально прискакал из больницы, чтобы своими сказками нас напугать. Правильно комиссарша говорит, он решил отомстить нам.

Поэт: Вас же никто не держит, вы можете уйти!

Учительница: Знаете что, у каждого вранья должны быть границы разумного, а то, что вы сочиняете, просто детский лепет. В вашей сказке и полёт, и апостол, и тот свет в целом со всеми религиозными атрибутами. Придумали бы что-нибудь пооригинальнее.

Поэт: Тут уже сказали, кто не хочет слушать, может уйти.

Токарь: Да, в конце-то концов! Вы дадите людям дослушать?

Медсестра: Ну, на самом-то деле! Сколько можно просить, чтобы не перебивали?

Токарь: Слышь, Поэт, пойдём со мной, ты мне одному всё расскажешь, а эти ханурики пусть дальше спорят, есть тот свет или его нет.

Коммунистка: Как это с вами?! Нет, нет, уходить никуда не надо! Лично я хочу дослушать сказку Поэта до конца. Но лишь для того, чтобы после развенчать его сомнительную историю о загробной жизни с точки зрения исторического материализма.

Учительница: Действительно, давайте постараемся больше не перебивать Поэта. Меня тоже чем-то заинтересовала его фантастическая история. Врите дальше, мы вас слушаем!

Медсестра: Ну, давайте, рассказывайте, дальше-то что было?

Поэт: Разговор был, если, конечно, это можно назвать разговором. И вот что удивительно! Вокруг нас всё изменилось, только как-то само собой. Будто свет внезапно рассеялся и мы с Петром оказались в другом месте, хотя даже шагу не сделали.

Домохозяйка: А что это за место было?

Поэт: Это был какой-то очень большой, просто огромный сад. И там всё было в цвету.

Медсестра: Райский сад?

Поэт: Может быть, хотя точно сказать не могу.

Ткачиха: (мечтательно) Там, наверное, птицы райские летали, цветы необыкновенные цвели, а кругом пальмы, ананасы, бананы всякие росли.

Поэт: Нет, ничего такого там не было.

Ткачиха: У, а я-то думала…

Поэт: Это был обыкновенный сад, только невероятных размеров. Мы сели на скамейку, а вокруг нас деревья цветут: вишни, яблони, черёмухи было много, груши тоже были. В общем, всё в цвету и такой аромат стоял в воздухе, что у меня от него голова закружилась. И цветы были, много цветов. Я в них плохо разбираюсь, но точно могу сказать, что там росли розы, пионы, ромашки и ещё какие-то, очень красивые. Птиц тоже было много, и  они там такие смелые, нас словно не замечали. А как они пели!

Токарь: Это как в ботаническом саду! А бабочки там были? Я вот помню однажды…

Сантехник: А вот теперь ты замолкни, ботаник хренов!  Давай, Поэт, трави дальше!

Поэт: Как я уже сказал, мы сидели с Петром и беседовали кое о чём…

Коммунистка: Один момент! Товарищ Поэт, как я вижу, вы нам всё больше про рай рассказываете…

Поэт: Я не говорил, что это был рай…

Коммунистка: Ну, пусть, не рай, но что-то очень похожее. А я хочу вас спросить про ад. Наша церковь всё адом людей пугает. А есть он там, ад-то этот? И какой он? Как я понимаю, этот вопрос волнует всех присутствующих, не только меня.

Учительница: Да, да, вы про ад расскажите! Какой он? Это очень интересно послушать. Ну, хотя бы просто так, для сравнения.

Поэт: А нет там никакого ада.

Все хором: Правда?

Поэт: Правда.

       (Все в радостном возбуждении, обращаются друг к другу)

Коммунистка: Ну! Я же говорила, что всё это поповские сказки! Пугали людей, чтобы послушнее были!

Учительница: Фу, ты чёрт! Хоть я и не верю во всё это, но всё равно, как-то… спокойнее!

Ткачиха: А моя мать меня пугала…(смеётся).

Медсестра: Моя тоже всё адом меня стращала! Вот теперь бы я ей сказала…

Сантехник: Вот это другое дело! А то… сковородки, костры, да черти с вилами!

Токарь: Точно, точно! Ещё котлы с кипятком придумали! Вот хрен вам, вместо Токаря!

Инженер: Отлично! А то ад, чистилище, мучения разные! Оказывается, этого ничего там нет!

Домохозяйка: Ну, раз никакого ада нет, то и пугаться нечего! Прямо, как гора с плеч!

Поэт: (громко) Ада там действительно нет! Но есть кое-что похуже. (Пауза) Мы никуда со скамьи не уходили, но…  В общем, я это увидел. А почему вы замолчали? Почему не спрашиваете, какой он?

                (Все молчат)

                Эпизод 7


Домохозяйка: (в полной тишине) Вы сейчас скажете и … убьёте нас.

Коммунистка: Ну, как же так?!

Учительница: Вы  же только что сказали, что ада нет!

Прапорщик: Поэт, ты не завирайся. Если сказал, что его нет, значит…

Все хором: Нет!

Поэт: Там нет ада в общепринятом представлении. Вам лучше знать об этом.

Токарь: Да твою же мать! Ну, Поэт, ты даёшь! То у тебя нет ада, то он снова появился! Слушай, а может, его всё-таки нет? Ну, показалось тебе или апостол пошутил, а?

Медсестра: Правда, давайте без ада! А то сразу как-то не интересно стало.

Ткачиха: Да! Так даже лучше, когда его нет.

Сантехник: А может, в натуре, ну его, этот ад? Ну, нахрена он нам сдался?

Поэт: Я ещё раз повторяю, что там нет ада такого, каким мы его привыкли представлять. Там есть мир  страха и тьмы, и этот мир невыносимее хуже любого ада! Мне его апостол Пётр показал только на мгновение, но для меня этого оказалось достаточно!

Домохозяйка: Да не тяните вы! Говорите, какой он? Что там?

Поэт: (задумчиво, через паузу) Там мрак и пронизывающий холод. Кругом одни камни, проросшие скользким мхом. И очень сыро, потому что всё время льёт холодный дождь. Кругом тяжёлый, промозглый туман. Повсюду голые люди, но они больше похожи на тени. Мужчины и женщины, старики и старухи. Есть совсем молодые, а есть очень старые. Их не счесть, им нет числа. И все они бродят в этом жутком тумане. Этому ужасному миру не видно ни конца, ни края, и там всё время сумерки. Нет неба, нет горизонта. А ещё там сильное чувство одиночества, страха и безысходности. Но главное – страха! Он повсюду! Им пропитан туман, дождь, грязь под ногами и даже сам воздух. Люди, кто плачет, кто громко рыдает, отовсюду слышатся проклятия, какие-то безумные бормотания, ругань и стоны. Они ходят, натыкаясь друг на друга, но не обращают на это внимания и бредут дальше. Они безумны и как слепые. Почти все молят о прощении, но Пётр сказал, что они его нескоро вымолят.

                (Пауза)

Домохозяйка: А кто они?

Поэт: Люди, грешники.

Коммунистка: А за что их в ад отправили? Вы не спросили?

Поэт: Нет, не спросил. Но, по-моему, и так ясно – за дела в земной жизни.

Учительница: А поконкретнее? Может, человек даже не знал, что грешит.

Поэт: Пётр сказал просто: каждому воздастся по делам его.

                (Пауза)

Прапорщик: Ладно, Поэт, ты меня этим дисбатом не напугаешь. Не очень я верю в твою сказку. Ты мне лучше скажи, почему тебя назад вернули? Интересно, что ты соврёшь на этот раз?

Поэт: А я не собирался возвращаться, но так было надо. Пётр сказал, что я ещё здесь нужен.

Домохозяйка: А зачем?

Поэт: Даже не знаю, как вам это объяснить. В общем, из-за вас!

Все хором: Из-за нас?!

Поэт: Да, именно из-за вас!

Токарь: Не понял!

Домохозяйка: Вы хотите сказать, что там про нас знают?

Поэт: Да, знают!

Коммунистка: Всё?

Поэт: Всё и про всех!

Учительница: Всё, всё?

Поэт: Абсолютно всё! Всю вашу жизнь поминутно! Все тайны, дела и мысли! В общем, всё!               

                (Пауза)

Медсестра: Да как же так…!? О, Господи!

Поэт: А вот так. И даже знают, кто из вас, когда умрёт.

Прапорщик: Знают день смерти?

Ткачиха: Да не говорите ерунды, конечно знают! Они же сами её и назначают. Вот придёт ваша пора, они там посчитают, что вы достаточно небо закоптили и призовут вас к ответу.

Прапорщик: А что это меня? Может и вас всех тоже. Я что, один, что ли, грешил?               

Токарь: Да, все будем там по стойке смирно стоять, всем отвечать придётся.

Инженер: Это верно. Грехов у каждого из вас -  не меряно. (Достаёт фляжку, жадно пьёт.)

Сантехник: Эх, знать бы раньше! (Зло обращаясь к Коммунистке) А всё вы! Бога нет, загробной жизни нет, рая нет, ада тоже нет. А что у вас есть? (Передразнивая Ленина) «На баикады, товаищи, на баикады!» Да ещё этот (передразнивая Брежнева) «Сиськи масиськи повышается благосостояние советского человека». Доповышались, мать вашу! Вот теперь и будем из-за ваших говённых лозунгов сто лет под холодным дождём грязь в аду  месить. (Обращаясь к Инженеру) Инженер, дай хлебнуть, а то сейчас взорвусь от злости!

Коммунистка: Да послушайте же вы! Он же всё врёт, он всё придумал! Не был он ни на каком том свете: нет его просто, и всё! Эта сказка – результат его больного воображения! Это выдумки сумасшедшего!

Учительница: Конечно выдумки! Рассказывает всякие небылицы, а вы и поверили? Я тоже уверена, что Поэт нам просто мстит за ту нашу шутку.

Коммунистка (обращаясь к Сантехнику): И почему, собственно, опять виноваты коммунисты? Мы не призывали вас грешить. Мы наоборот, боролись за чистоту морального облика…

Домохозяйка: Вы Бога отменили! Вы столько лет твердили нам, что Бога нет, церковь в посмешище превратили, глумились над ней, люди страх потеряли, грешить стали на каждом шагу. Забыли, что за зло и грехи отвечать придётся каждому. Народ поверил вам, что Бога нет, а он возьми да окажись! И что теперь? Может, вы за наши грехи в ответе будете? Нет, не станете вы за нас молиться: у вас самих грехов – не отмыться! Да ещё побольше нашего!

Коммунистка: Это просто смешно: вы так поверили его вранью, что мне вас слушать противно.

Учительница: Товарищ Поэт, я думаю, что пора вам заканчивать свою шутку. Скажите всем, всему коллективу, что вы пошутили, мы посмеёмся и забудем эту историю.

Поэт: Ну, что ж, я думаю, что можно поступить таким образом: кто не верит в мой рассказ, пусть считает его шуткой, а кто верит, сам решает, как ему поступить.

Инженер: Погодите, я не понял, а чем закончилось ваше пребывание там?

Коммунистка: Нет, это невероятно! Вы опять говорите так, будто Поэт действительно побывал на том свете. Вот давайте спросим у специалиста (обращаясь к Медсестре). Вот сколько времени человек может находиться в состоянии клинической смерти?

Медсестра: По-разному, но вообще-то, не более пяти минут, пока мозг не начнёт отмирать.

Коммунистка: Ну! А я что вам твержу битый час? Видите, не более пяти минут, а он рассказывает уже полчаса, а если бы я не пресекла его ложь, он бы ещё час травил свои байки!

Поэт: На счёт времени вы заблуждаетесь. Дело в том, что моя смерть действительно длилась недолго, всего около трёх минут, но там, где я побывал, время, как физическая величина, имеет совсем иное значение. И вообще, у меня такое чувство, будто я был там не менее двух часов.

Прапорщик: Стоп! Всем молчать! Смирно!

Токарь: Ты что, Прапор? Чего вопишь, как укушенный?

Прапорщик: Вы что, не слышали, что сказал Поэт?

Токарь: Ты о чём?

Прапорщик: О смерти! Он сказал, что они там знают, когда мы умрём.

Ткачиха: Я же говорила, что знают.

Прапорщик: А раз знают, значит, могли и ему сказать.

Токарь: Ты намекаешь, что теперь Поэт тоже в курсе?

Прапорщик: А разве нет? Вот если бы тебе об этом сказали, ты что, не полюбопытствовал кто из нас когда преставится?

Токарь: Точно!

                (Все смотрят на Поэта)

Токарь (после паузы): Поэт, ты правда, что ли спросил про наши смерти?

Поэт: Нет, я не спрашивал.

Прапорщик: Врёшь! По глазам вижу, что брешешь!

Поэт: Говорю же, что не спрашивал, но…

Прапорщик: Ага! Есть всё-таки это самое «но»! Я так и знал!

Поэт: Повторяю, я не спрашивал, но теперь откуда-то знаю это. Откуда – объяснить не могу.

Инженер: Подождите, я ничего не понимаю! Вы хотите сказать, что знаете теперь кто из нас когда умрёт?

Поэт (после паузы): Да, знаю.

                (Все молча смотрят на Поэта)

Сантехник: Ты чё, Поэт, совсем, что ли, охренел?!

Инженер: Вы отдаёте отчёт в своих словах?!

Поэт: Вполне.

Коммунистка: Да он сумасшедший!

Учительница: Такое брякнуть может только сумасшедший! Вам не кажется, что в своей фантазии вы слишком далеко зашли?

Медсестра: Слушая вас, у меня возникают серьёзные подозрения. Могу прямо сейчас диагноз поставить!

Коммунистка: Товарищ Медсестра, вызовите немедленно врача, пока этот псих всех нас с ума не свёл!

Ткачиха: Вот видите! Скоро эта интеллигенция всех с ума сведёт!

Домохозяйка: А я знаю, что первой из вас умру я…

Токарь: Да, Поэт, вот это ты сказанул! Разве можно так шутить?

Инженер: Я прошу минуту внимания! Давайте рассуждать логично. Допустим, я повторяю, допустим, Поэт всё-таки побывал на том свете. Но тогда у меня возникает вопрос: почему ему сообщили о датах нашей кончины? Зачем?

Поэт: Не знаю. Но  мне думается, что это было сделано не просто так.

Инженер: А конкретнее?

Поэт: Как вам это сказать…? Наверное, дали вам время одуматься, чтобы вы могли избежать тяжёлой участи. Я имею в виду той, которую видел только мельком. Поверьте, это страшно, это невыносимо страшно!

Инженер: Хорошо, я и это могу допустить. Но, мы же не знаем, сколько кому осталось! Надо же хоть примерно знать дату смерти!

Поэт: А вот этого я вам сказать не могу. Мне это запрещено! Но знайте, что времени у вас на так много!

Сантехник: Нет, ну, ты правда чокнутый! Сказать о таком и хотя бы не намекнуть?…

Токарь: А ты нам не говори, ты напиши на бумажке!

Инженер: А мне кажется, что Поэт что-то не договаривает.

Прапорщик: Темнит, цену себе набивает!

Коммунистка: Я уже сто раз говорила, что ни капельки не верю в этот бред, но мне интересно знать, сколько товарищ Поэт лично мне отпустил?

Учительница: Действительно, чего уж там? Говорите!

Ткачиха: Эта интеллигенция только и способна на всякие гадости. Так что, одной больше, одной меньше… В общем, говорите!

Домохозяйка: (льстиво) Товарищ Поэт, ваше сиятельство, может, вы всё-таки уважите женщину? Ну, правда! Что вам стоит? Вы такой известный Поэт, с мировым именем…

Медсестра: Только не надо нас жалеть! Говорите прямо и откровенно: кто, когда, год, месяц и число. Мы все люди взрослые…

Поэт: Повторяю, я никому ничего не скажу! Хоть режьте!

Коммунистка: Но это возмутительно! Я требую…

Поэт: И напрасно! Я ничего говорить не буду!

Токарь: Эх, зря ты, Поэт, об этом сказал! Теперь они от тебя не отстанут!  Жизни не дадут, так и будут за тобой хвостом ходить, пока всю душу не вынут.

Поэт: Да поймите же! Я не мог не сказать об этом!

Домохозяйка: Да уж, лучше бы вы вообще ничего не говорили.

Поэт: Повторяю, я не мог молчать! Это вам предупреждение!

Медсестра: Ну, хорошо, пусть предупреждение. И кто из нас первый?

Поэт: Ну, вы меня и правда за ненормального держите! Перестаньте задавать провокационные вопросы!

Учительница: А вот меня больше всего смущает в вашем рассказе то, что они вас на нашу грешную землю вернули. Они же не могли не понимать, что вы здесь всё расскажете.

Поэт: Вы так ничего и не поняли! Они потому меня и вернули назад, чтобы я вам всё рассказал, и тем самым предупредил вас.

Медсестра: В общем так, не хотите говорить, не надо! Мы вам всё равно не поверили! Только и вы помните, что вам тоже придётся отвечать за свои грешки. И мучиться будете вместе с нами!

Поэт: Вовсе нет.

Медсестра: (возмущённо) Как это нет?! Это почему же?! Вы что, праведник? Или за три минуты успели отмолить все свои грехи? А может, на небесах тоже блат появился?

Поэт: Да всё очень просто! Как оказалось, грехов у меня не так уж много, а хороших дел достаточно. Вот мне и простили все мои прегрешения. Теперь я чист! Кстати, меня потому и выбрали, что не сильно в грехах замазан. По той же причине вернули меня сюда для разговора с вами. Об этом апостол Пётр сказал мне открыто.


                Эпизод 8

Учительница: Нет, вы только посмотрите на нашего Поэта: он теперь прямо ангел во плоти!

Медсестра: Точно, ангел, только сумасшедший.

Ткачиха: Вот именно: мало того, что интеллигент, так ещё и сумасшедший ангел.

Прапорщик: Поэт, а у меня тоже есть к тебе вопрос. Про день нашей смерти ты говорить не хочешь, а вот свой день ты же знаешь?

Поэт: Знаю, конечно.

Прапорщик: Очень хорошо. Должен тебе сказать, что я и раньше слышал о таких случаях, когда люди вроде умирали, врачи их оживляли и они где-то там успевали побывать, а некоторые из них даже становились ясновидящими…

Домохозяйка: Ой! И я о таком слышала!

Токарь: Про это много уже говорят, теперь это не новость.

Коммунистка: Да, лишь бы оказаться в центре сенсации.

Учительница: Привлечь к себе внимание окружающих.

Прапорщик: Так я вот к чему клоню. Раз ты знаешь дату своей смерти, значит, можешь её назвать? Только не ври, что не можешь – это же твоя смерть, и ты сам можешь решать говорить о ней или нет. Если ты нам скажешь, когда умрёшь, вот это и будет, хоть каким-то подтверждением твоих слов. Ну что?

Поэт: Я думаю, что про себя  можно сказать.

Прапорщик: Ну, и…?

Поэт (улыбаясь): Сегодня.

                (Пауза)

Все (хором): Когда?!!

Поэт: Сегодня. Понимаете, я специально тянул с этим разговором до последнего дня, иначе, как верно заметил Токарь, вы бы меня замучили своими расспросами о смерти.

Домохозяйка: Ой, бедненький, сегодня…

Поэт: Да ничего подобного! Почему я бедненький? Я этого дня ждал, как спасения.

Коммунистка: Нет, это надо быть действительно сумасшедшим, чтобы с такой охотой ждать своей кончины.

Сантехник: Зря  ты, Поэт, героя из себя строишь, смерть она для всех смерть.

Поэт: Вы не понимаете, о чём говорите: смерти нет!

Домохозяйка: Да уж лучше бы она была, всё как-то привычнее, чем то, о чём вы нам рассказали.

Ткачиха: А что ему пугаться? Он-то себе местечко в раю забронировал.

Прапорщик: Молчать! Смирно! Вы что, не поняли, что сказал Поэт? (пауза) Он же признался, что умрёт сегодня – это вы поняли? А это означает, что если он сегодня не окочурится, то всё, что он здесь плёл – враньё!
               
Домохозяйка: А если окочурится?..               

Токарь: Ни хрена себе…

Инженер: Этого не может быть…

Коммунистка: Кошмар!

Учительница: Какой ужас!

Сантехник: Картина Репина «приплыли».

Медсестра: О, Господи!

Ткачиха: Ой, мамочка, мне плохо…               

Прапорщик: Да нет! Ну, не может такого быть, ведь наша наука доказала, что никакого Бога нет…

Коммунистка: И, правда! Что мы все запаниковали?

Учительница: Просто Поэт умеет убедительно врать.

Сантехник: Да конечно врёт он… Хотя…

Токарь: В том-то и оно, что может и врёт.  А если нет?

Домохозяйка: Ваше высочество, товарищ Поэт, вы скажите честно: шутите вы или нет? Иначе, что же это получается?! А может быть, я приду к вам в комнату вечерком и вы мне одной, по секрету, всё расскажете? Я могу быть очень благодарной слушательницей.

Прапорщик: Что, божий одуванчик, решила молодость вспомнить?

Коммунистка: Нет, вы как хотите, а я не верю Поэту – всё это выдумки!

Поэт: Друзья! Мы прожили долгую жизнь и вот пришло время оглянуться назад и поразмыслить над тем, как мы её прожили. Я говорил то, что есть, а верить вам или нет – дело лично каждого. Я свою миссию почти выполнил, теперь могу спокойно ожидать, когда меня призовут обратно.

Коммунистка: Минуточку! Вы только что сказали о своей, якобы, миссии, но при этом оговорились, что выполнили её почти, то есть  ещё что-то, о чём вы умолчали?

Поэт (после паузы): Да. Есть.

Все (хором): Что?

Поэт: Понимаете, мне не только известны даты вашей смерти, но и ещё кое-что.

Токарь: Да долго ты ещё будешь нас за душу тянуть? Говори, что знаешь!

Поэт: В общем так. Мне откуда-то известны все ваши прегрешения. Думаю, что не все, конечно, но про главные я знаю.
               
Коммунистка: Какая бестактность!

Учительница: Там, на небесах, видимо, понятия не имеют о приличии!

Прапорщик: Ну, это уже вообще беспредел! Зачем же доверять чужие тайны посторонним людям, а тем более какому-то чокнутому Поэту!

Токарь: Да, это получается полная хренотень!

Сантехник: А по мне, так и фиг с ним, чего скрывать-то?

Медсестра: Как, чего скрывать? А вот мне лично не всё равно, мало ли какая тайна у меня есть? Так зачем же об этом по секрету всему свету? У меня, может, мать только догадывается, а всё равно точно не знает.

Ткачиха: Да, это возмутительно! И у меня есть свои тайны!

Домохозяйка: Ой, стыд-то какой! Ведь одно дело перед иконой исповедоваться, а совсем другое, когда про твои грехи знает посторонний человек.

Инженер: Я вот слушаю вас и не понимаю. Вы всё-таки поверили нашему ангелу доморощенному?  Он же издевается над нами, водит нас за нос, а в душе злорадствует и смеётся над легковерными. Одумайтесь, он же ничего не знает, просто берёт нас на испуг. И уверяю вас, что завтра утром он будет жив и здоров, а мы все будем, как в дерьме.

Поэт: Вы полагаете?

Инженер: Уверен, потому что иначе не бывает, просто быть не может! Человек – существо биологическое. Умер и всё!  Закопали, разложился и забыли про него.

Поэт (после паузы): Ну, вот что! Надоели вы мне хуже горькой редьки. Я целый час убеждаю вас задуматься, а вы по-прежнему остаётесь глухи к моим словам.

Инженер: Интересно, а что же нам, взять и поверить вашему вранью?

Поэт: Да! Взять и поверить! А чтобы мои слова были более убедительными, начнём прямо с вас, товарищ Инженер. Чем скорее я закончу свою миссию, тем быстрее буду свободен. Итак. Лично я настоятельно рекомендую вам искренне раскаяться в блуде с теми четырьмя женщинами, о которых вы безусловно помните, хотя усиленно пытаетесь забыть о них. Но главное ваше раскаяние – это ваша жена, которую вы довели…(шепчет на ухо Инженеру, тот в изумлении замирает).

Коммунистка: Это фокусы, обыкновенные цирковые фокусы! Вы что-то узнали про Инженера, а теперь этим спекулируете!

Поэт (обращаясь к Коммунистке): Никаких фокусов! И сейчас я вам это докажу. Вам я советую раскаяться в гордыне, властолюбии, лицемерии, стяжательстве и в блуде со своими начальниками ради карьеры.  А ещё в…(шепчет на ухо Коммунистке, та замирает в испуге).

Сантехник: Поэт, а мне за что молиться? Мой самый большой грех – это бутылка.

Поэт: Ошибаетесь. Неумеренное питьё – само собой. А ещё мздоимство, злое, недоброе отношение к людям. Но за вами есть и более тяжкий грех…(шепчет на ухо Сантехнику, тот замирает).

Токарь: Слышь, Поэт, или как там тебя, ангел, что ли? Ты и мне подскажи, а то я чего-то никак не соображу.

Поэт: Напрасно вы иронизируете, на вас есть весьма тяжкие грехи, только вы считаете, что про них никто не знает. Поэтому одумайтесь и раскайтесь в воровстве, в лжесвидетельстве, в прелюбодеянии, а главное, в том случае из вашей далёкой юности, когда вы служили в армии и однажды несли службу в карауле. Ведь тогда, той ночью…(шепчет на ухо Токарю, тот замирает).

Медсестра: Про меня прошу вслух не говорить, нечего здесь вводить в чужие уши ошибки моей молодости.

Поэт: И не только молодости.

Медсестра: Что вы хотите этим сказать?

Поэт: Ваше пристрастие последних лет.

Медсестра: А как вы..? Откуда..? Не может быть!

Поэт: Может! Это такое же прелюбодеяние, только отягощённое…(шепчет на ухо Медсестре, та замирает).

Прапорщик: Я вижу, что ты нацелился на меня? Не стоит. Я не верю во всю эту фигню.

Поэт: А я никого не заставляю верить, моя миссия заключается в том, чтобы предупредить, но не уговаривать. Хотя на вашем месте я бы крепко задумался над моими словами. Над вами висит такой же тяжкий грех, как и над Токарем.

Прапорщик: Да хватит тут комедию ломать! Это вот пусть они (показывает на остальных) верят твоим басням.

Поэт: А мне надоело ваше кривляние. Тогда, той весной, вам удалось обмануть военную прокуратуру, только перед небесами ничего скрыть невозможно.

Прапорщик: Да что ты плетёшь?! Меня тогда оправдали!

Поэт: И напрасно, потому что…(шепчет на ухо Прапорщику. Тот замирает в ужасе).

Ткачиха (в испуге): Не смотрите на меня! Не подходите! Вы сумасшедший!

Поэт: Не стоит вам так меня пугаться, ведь на вас весьма распространённый среди женщин грех. Но всё равно, грех остаётся грехом и его надо отмаливать с истинным раскаяньем. Вы понимаете, о чём я?

Ткачиха: А что мне было делать? Плодить нищету?

Поэт: Значит, понимаете. Только вот в вашей жизни был ещё один, особенно тяжкий момент. Это не тот мужчина обманул вас, а вы его. В результате, поломали человеку жизнь, а после, осознав свою вину, стали ненавидеть всех интеллигентных людей. Более того, вы стали сознательно…(шепчет на ухо Ткачихе, та замирает).

Учительница: Знаете что, у всех есть свой скелет в шкафу!

Поэт: Верно, но не у всех такое количество в одной упаковке.

Учительница: Я вас не понимаю, вы о чём?

Поэт: Вы продолжаете игру в добропорядочность?

Учительница: Я?! Игру?!

Поэт: Да, вы! Ко всем традиционным женским грехам, вы всю жизнь добавляли всё новые и новые.

Учительница: Можно подумать, что вы знаете какие!

Поэт: А вы сомневаетесь, что я знаю? Хорошо. Тогда смею вам посоветовать посмотреть на свою жизнь со стороны и попытаться раскаяться в лицемерии, гордыне, в безудержном  прелюбодеянии и человеконенавистничестве.

Учительница: Чушь какая-то! Какая гордыня, какое лицемерие?

Поэт: Изощрённое и продуманное.

Учительница: Что?!  Это в чём же заключается моё лицемерие?

Поэт: В двойной жизни на протяжении многих лет: утром школа, учительница-тиранка, ненавидящая своих учеников, а вечером парик, переодевание, ресторанная беспутная жизнь и свальный грех. Днём  - показное пуританство и непорочность, вечером Садом и Гоморра.

Учительница: Ну, это уж слишком! Вы мерзавец!  Подонок! Любитель подсматривать в замочную скважину!

Поэт: Нет, вряд ли бы мне доставляло удовольствие наблюдать за вами. И поймите,  я здесь не для того, чтобы обличать, у меня совсем другая цель, тем более, что у вас есть ещё более серьёзный грех.

Учительница: Я, кажется, догадываюсь, о чём вы. О том юноше?

Поэт: Совершенно верно.  И предвидя ваше возмущение, спешу сказать, что…(шепчет на ухо Учительнице. Та замирает. Поэт поворачивается к Домохозяйке). А вот вам мне нечего добавить: вы и так всё знаете сами, верно?

Домохозяйка (в испуге часто кивает головой) Я буду молиться!

Поэт: Вот и хорошо. И прежде всего, простите своего мужа – он ни в чём не виноват. (Домохозяйка снова быстро кивает). Ну вот, наконец-то я выполнил свою миссию до конца. Теперь вы всё знаете, а остальное вам самим решать. И мой вам совет: не лукавьте сами с собой, не пытайтесь обманываться. Ничто вам не поможет, только ваша собственная искренность.

                (Пауза. Все молча смотрят на Поэта.)

Поэт: А теперь, друзья, позвольте откланяться – мне пора.

               (Поэт медленно уходит. Пауза.)


                Эпизод 9

Токарь: Что это было?

Медсестра: Наваждение какое-то! Я даже не могла пошевелиться.

Сантехник: Это был гипноз.

Учительница: Вы понимаете, что произошло?

Инженер: Я – не очень. У меня за несколько секунд  вся жизнь прошла перед глазами.

Коммунистка: И у меня тоже!

Ткачиха: И у меня!

Прапорщик: Точно! Жизнь промелькнула, но факт этого разговора остался. ( Пауза.) Послушайте, он же всё про нас знает! Вы понимаете, что это значит? Это же конец!

Ткачиха: Может быть, он наши личные дела посмотрел?

Медсестра: Не говорите ерунды. Он знает такое, о чём в анкетах не пишут.

Коммунистка: Слушайте, я, кажется, догадалась, в чём дело.

Все (хором):  В чём?

Коммунистка: Он же писатель!

Все (хором) Он поэт!

Коммунистка: Да какая разница! Он приехал сюда, познакомился с нами, а потом каким-то образом стал собирать на нас компромат. Потом устроил этот театр, наблюдал за нами, а после напишет книгу, где героями будем мы с вами, причём, героями весьма отрицательными.

Учительница: Не нужна ему книга, он теперь будет нас шантажировать.

Токарь: Верно, шантажировать! А вот это по-настоящему конец.

Сантехник: Ну откуда он всё знает?

Учительница: Теперь это не имеет значения.

Сантехник: А может, напоить его да всё выяснить?

Инженер: Это тебя можно за бутылку купить – он пить не станет.

Ткачиха: Тогда связать его и напоить насильно.

Токарь: И что? Он проспится и снова всё вспомнит про нас.

Медсестра: Тогда хоть выясним, откуда ему всё известно.

Домохозяйка: Ну как откуда? От апостола Петра!

Токарь: Ты что, дура? Какой там апостол?! Развёл он нас, как лохов!

Учительница: Но знать такие детали…Нет, это немыслимо!

Коммунистка: Я даже не могу себе представить, что дома будет, если мои узнают. А муж?!  О, нет!

Прапорщик: Да что там твой муж! Надо что-то делать, причём, срочно! Иначе нам всем крышка! Представляете, что будет, если Поэт доложит о нас куда следует? (Пауза, обращается к Медсестре) Ты видела, в какую сторону он пошёл?

Токарь: Ты что, Прапор, удумал?

Прапорщик: Пока ничего конкретного, но, похоже, это единственный выход.

Медсестра: По-моему, он направился в главный корпус.

Ткачиха: Может, дать ему много денег и договориться, чтобы молчал?

Коммунистка: Такие не берут. Он же чистоплюй, разве не видно?

Инженер: Вот чёрт! Стереть бы всё как-нибудь из его памяти, как это в фантастических фильмах показывают.

Прапорщик: Стереть? (Пауза) Можно и стереть.

Коммунистка: Ещё чего! Вы совсем от страха разум потеряли?

Медсестра: Ну, почему же, идея у Прапорщика не такая уж плохая, стоит над ней подумать.

Ткачиха: Я не понимаю, о чём вы говорите: всё какие-то загадки.

Прапорщик: Ну почему же загадки, по-моему, все и всё поняли.

Домохозяйка: Вы с ума сошли! Всё, что говорил Поэт – правда, я это чувствую! Он же призывал вас к спасению, а вы всё на свой лад переиначили. Поэт хотел, чтобы мы на свою жизнь оглянулись, а вы новый смертный грех задумали.

Сантехник: Да замолчи ты, божий одуванчик! Ты ещё от его гипноза не отошла.

Учительница: Тоже мне, Мария Магдалина!  Может, теперь с проповедями ходить будешь?

Токарь: Чёрт! Конечно это как-то… Но ведь другого выхода и правда нет.

Ткачиха: Ну, давайте попробуем дать денег.

Коммунистка: Дура, ты хоть знаешь, что такое настоящая взятка?

Ткачиха: Сама дура! Сразу видно, что ты знаешь.

Коммунистка: Я-то знаю, потому и говорю.

Сантехник: Тогда давайте его сперва напоим, а после дадим денег.

Токарь: У тебя одно лекарство от всех проблем.

Прапорщик: Деньги, говорите? Деньги вы мне после отдадите.

Инженер: Это ещё почему?

Прапорщик: Инженер, как ты институт закончил? Ты же тупой, как сапог.

Медсестра: Человек берётся всем нам помочь, а мы ему за это деньги.

Прапорщик: Только мне одна консультация нужна.

Медсестра: Чья?

Прапорщик: Твоя, ты же медсестра.

Медсестра: Ну!

Прапорщик: Так вот. Поэт наш, он же сердечник, так?

Медсестра: Так.

Прапорщик: Значит, он лекарства пьёт горстями?

Медсестра: Да уж, лекарства ему прописали на целую страницу.

Прапорщик: Но ведь среди его таблеток может оказаться одна слишком сильного действия?

Медсестра (после паузы): А, вот ты о чём: смертельная доза!

Прапорщик: Молодец, быстро соображаешь.

Домохозяйка: Но ведь это убийство!

Прапорщик: Слушай ты, курица ощипанная, тебе-то что, ты всю жизнь провела в чужих кроватях с голым задом – это удовольствие, а не преступление. Зато кое-кому из нас может очень сильно не поздоровиться, если Поэт отнесёт свой компромат туда! (показывает пальцем вверх).

Токарь: Да, Поэт очень опасен для всех нас.

Коммунистка: Знать бы ещё, откуда у него компромат, из каких источников.

Домохозяйка: Да поймите же, наконец, что нет у него никакого компромата…

Инженер: Сказку про апостола Петра мы уже слышали.

Коммунистка (обращаясь к Учительнице): Ну, а вы что молчите?

Учительница: Вас, идиотов, слушаю.

Токарь: Чего?

Учительница: А то, что слышали: идиоты вы все!

Сантехник: Ну, ты, крыса школьная…

Учительница: Заткнись, мразь алкашная.

Сантехник: Я тебе сейчас…

Токарь: А за такие слова можно и схлопотать…

Учительница: И ты, подонок, закройся!

Токарь: Нет, ну вы слышали?! (встаёт)

Прапорщик: Сидеть! Училка, а ну говори, что ты задумала?

Учительница: Да вы откройте глаза на всё происходящее, посмотрите на нашу историю со стороны.

Прапорщик: Не понимаю, ты о чём?

Учительница: О том!  Задумали мокрое дело? А про свидетелей подумали? Сколько нас, девять человек?  И после этого вы утверждаете, что вы не идиоты?

Инженер: Вы давайте ближе к делу, оскорблять после будем.

Учительница: Ближе некуда, но раз уж вы такие тупые, объясняю. Вы все согласны, что у нашего Поэта не всё в порядке с головой?

Все (хором): Все!

Домохозяйка: Нет, не все – я не согласна!

Учительница (в адрес Домохозяйки): Убогие не в счёт. (Всем остальным) Вот и надо сейчас всем нам пойти к врачу, к администрации пансионата и просто рассказать сегодняшнюю историю со всеми подробностями. Как нормальный человек должен отреагировать на этот явный бред?

Все (хором): Как?

Учительница: Он должен вызвать к себе Поэта, а тот повторит свой рассказ. И какой вывод должен сделать здравомыслящий человек?

Все (хором): Какой?

Учительница: Вывод один: рассказ Поэта – это готовый диагноз! Вялотекущая шизофрения с прицепом всяких маний, да ещё на религиозной почве. Всё, психушка ему обеспечена!

Коммунистка: Ну, психушка вряд ли…

Учительница: Это уже значения не имеет. У него явные отклонения, он псих и этот факт будет записан в историю его болезни, а учитывая его конфликт с властями, никто не усомнится в правильности диагноза.

Токарь (восхищённо): Ну, Училка, ты – голова!

Коммунистка: Да, высший класс! Вам бы в нашем аппарате поработать – цены бы вам не было.

Прапорщик: Снимаю перед вами шляпу (снимает фуражку).

Инженер: Выше всяких похвал!

Ткачиха: Светлая голова, хоть и интеллигенция!

Домохозяйка: Это не он шизофреник, это вы все психи!

Учительница: Смотрите, защитница нашлась! Ну и иди к нему, будешь, как та шлюха из Библии,  ноги ему мыть.

Домохозяйка: И пойду!  Я верю Поэту, потому что он всё правильно говорил (уходит, все улюлюкают  и смеются ей вслед).

Медсестра: А я сейчас сбегаю в главный корпус и узнаю где врач (уходит).

Коммунистка: Товарищи, внимание!  Давайте, прежде, чем идти к начальству, договоримся, как и что мы будем говорить.

Токарь: А что тут договариваться? Училка всё верно сказала.

Коммунистка: Я не об этом. Давайте с начальством буду говорить я, а вы мне только напомните, если я что забуду.

Сантехник: Что, комиссарша, тебе опять неймётся? Опять лезешь вперёд?

Коммунистка: Да ничего я не лезу, просто у меня есть опыт общения с начальниками.

Токарь: О, точно, опыт есть! Только что Поэт об этом опыте говорил.

Коммунистка: Вы свои дурацкие намёки оставьте!  Поэт тут всякую чушь городил, а вы ему поверили.

Токарь: А что ж ты так мужа испугалась?

Коммунистка: Ну, знаете, хоть мой муж и ревнивый человек, но даже он не поверит сумасшедшему.

Токарь: А ведь и верно, что Поэт наш фантазёр!  Придумал какую-то историю в карауле. Я уже и не помню, когда в армии-то служил.

Прапорщик: А про меня чего наплёл? Меня прокуратура оправдала, а там не дураки сидят.

Ткачиха: И мне какого-то мужчину припомнил, вроде я жизнь ему поломала. Я уже и забыла, что такое мужчины.

Учительница: А я хоть и не забыла, но его обвинения смешны и безосновательны.

Сантехник: И про меня какие-то сплетни вспомнил.

Инженер: А меня вообще обвинил в многожёнстве. Просто смешно!

                (Вбегает испуганная Медсестра)

Все (хором): Что?

Медсестра (растерянно): Он… умер.

Все (хором): Кто?

Медсестра: Поэт.

Все (хором): Как?!

Медсестра: Улыбаясь.

Все (хором): Когда?

Медсестра: Только что. Пришёл к врачу, сказал, что выполнил свою миссию, лёг прямо в кабинете на диван… и …
               

                К о н е ц