Кукла прабабушки Люды

Лето никак не желало приходить. На вторую половину мая перевалило, а в выходные опять зарядил мокрый снег. Ирина Николаевна не решилась в такую погоду тащить на дачу маму, чтобы по традиции отметить там, на природе, за большим деревянным столом под старой яблоней, день рождения самого старого члена семьи. Но мама не расстроилась: все живы, здоровы, стол ломится от разносолов, рядом – дочка, внучка, и главная любовь, потому что последняя – четырёхлетняя непоседа-правнучка.
- Бабушка, ну где же шахматы? Ты же говорила, у тебя есть шахматы! – возмущалась Агатка.
- Бабушка не будет сейчас искать шахматы, - строго сказала Саша, - сегодня день рождения твоей прабабушки, дай нам спокойно посидеть за столом.
Ирина Николаевна опять посетовала на погоду. На даче Агатке раздолье, а сейчас, давно наевшись, она носилась по квартире в поисках приключений. В шахматы Агата  играть не умела, почему вдруг вспомнила о них – загадка. Но бабушкино сердце – мягче воска. Ирина Николаевна встала из-за стола и, поставив надежную табуретку, полезла на верхнюю полку шкафа, где лежали  Сашины настольные игры, до которых правнучка пока не доросла.
- Мам, балуешь ты её, - недовольно буркнула Саша.
- Детей надо баловать, только так из них получаются настоящие разбойники, - пошутил Сашин муж Арсений.
- Ничего, я тебя больше баловала, - улыбнулась Саше прабабушка Люда, - но вроде окончательно не испортила.
Ирина Николаевна вытащила из шкафа какой-то свёрток.
- Бабушка, ты нашла шахматы? - подскочила Агатка.
Ирина Николаевна развернула свёрток.
- Ой, это не шахматы, а кукла, - разглядела Агатка, и, не успев обрадоваться, разочаровалась, - какая страшная, некрасивая.
- Я помню эту куклу, - Саша тоже подошла к матери, - мне в детстве она тоже уродливой казалась. Но теперь такие куклы в большой цене. Настоящий антиквариат.
- Не хочу анти-ка-ритат, хочу шахматы, - заныла Агата.
Ирина Николаевна слезла с табуретки, подошла прабабушке Люде, положила куклу ей на колени и нежно поцеловала маму в седую голову с забранными в маленький пучок тонкими белыми, как паутина, волосами.
Прабабушка смотрела голубыми, ничуть не выцветшими за долгие годы глазами в кукольные широко распахнутые глаза без ресниц. Агатка, почувствовав что-то необычное, подбежала к прабабушке и обняла её.
- Я вспомнила, - виноватым голосом сказала Саша, - ты мне рассказывала. Это же твоя кукла, бабушка?
Прабабушка кивнула и поцеловала Агатку.
Куклу привёз из Москвы отец. Таких кукол ни у кого из Людиных подружек не было. Большая, с белыми косами, ярко-синими глазами в длинных нарисованных ресницах, в платье ярко-красного цвета и таких же кожаных башмачках со шнуровкой. Да что там у подружек, даже в витрине центрального городского универмага не увидишь таких красавиц.
Только взглянув на личико куклы, Люда воскликнула:
- Посмотрите, она же на Марту похожа! Я её Мартой и назову.
Действительно, кукла чем-то напоминала одну из Людочкиных подружек, светленькую Марту, всегда аккуратную, тихую и, благодаря умелым рукам матери, красиво одетую.
В тот же день Люда привела в дом подруг и познакомила их с новой куклой. Девочки бережно брали Марту в руки, укладывали спать, кормили понарошными лакомствами. А Люда бдительно следила, чтобы гостьи ненароком не повредили куклу, очень напоминая молодую мать, опасающуюся за новорожденного.
Потом началась война. В квартире Людиных родителей собрались многочисленные родственники. Люду мама отправила гулять во двор. В первый раз она взяла на улицу куклу, почему-то побоявшись оставить Марту одну в квартире с обеспокоенными мрачными людьми. Далеко не пошла, села у подъезда, с удивлением глядя через открытое окно квартиры на первом этаже, как соседка моет пол. Не выдержав, окликнула:
- Тётя Поля, а зачем вы пол моете? Ведь война?
Тётя Поля ничего не ответила, лишь тяжело вздохнула и с новой силой завозила серой тряпкой по крашеному коричневым дощатому полу.
Взрослые готовились к эвакуации. Люде объяснили, что они вместе с заводом уедут далеко-далеко, в Сибирь. Вещей много брать нельзя.
- А Марту? Марту можно? – встревожилась Люда.
- Можно, - кивнул отец.
Вскоре папа пришёл с работы встревоженным, о чём-то тихо рассказывал на кухне маме. Люда попросилась погулять, мама, взглянув на отца, сказала:
- Конечно, погуляй. С Любочкой, со Светой…Только за Мартой не заходите. Они уехали.
Люда очень удивилась и обиделась на подругу. Отправилась, наверное, в  эвакуацию раньше всех, и даже не попрощалась. Но соседский Вовка на следующий день рассказал Люде и другим девочкам, что Марту и всю её семью выслали, потому что они – немцы.
Немцы? Марта, и её брат Георгий, Жорка, и младший брат Пётр, и красивая Буба, Брунгильда, комсомольская активистка – немцы? Те самые, что бомбят и захватывают города, убивают людей? Разве так бывает?
Мама на Людины вопросы не отвечала, а папа, не обращая внимания на мамины предостерегающие взгляды, сказал: «Нет, Марта, и вся семья Миллеров хорошие люди, не фашисты они. Я с Мартиным папой много лет проработал, знаю его. Выслали их, не разобравшись, разберутся, вернут».
Марта не вернулась. И Люда в эвакуацию не уехала, не успела.  Она узнала другое слово – «оккупация». От этого слова веяло страхом, холодом и голодом.
До войны мама не знала, чем накормить малоежку-худышку Людочку. И теперь тоже не знала, чем накормить, хотя дочка с радостью съедала всё, что дают: оладьи из картофельных очисток, суп из костей и мороженой картошки, кашу из пшена. Из заводской квартиры немцы выгнали Люду и родителей в первые же дни оккупации. Приют нашли в доме дедушки. Поначалу в комнате, где они теперь жили, было тесно от вещей. Но со временем становилось всё просторнее: папа ездил в сёла и обменивал вещи на еду. Людочка радовалась, когда папе удавалось получить взамен кофт, обуви, посуды, книг и даже игрушек хлеб, пшено, а иногда – до головокружения вкусное сало. Вот только патефон было жаль, и кукольный гарнитур: кроватку, шкафчик и столик со стулом, который сделал дедушка-краснодеревщик для Марты. Такие не купишь в магазине, даже когда кончится война. И не сделает уже никто – дедушка умер.
Вещей на обмен становилось все меньше, и меньше, а оккупация и война всё не кончались. Однажды, когда папа опять собрался в село, мама взяла Марту.
- Нет! – закричала Люда, догадавшись. – Не отдам! Мама, я не отдам Марту!
Мама, обычно строгая, не терпящая капризов и слёз, только укоризненно смотрела на Люду. Папа подошёл к маме, взял из её рук Марту и отдал дочке.
- Возьми, - и потом, помолчав, жене, - приготовь мою куртку тёплую. И часы.
Немцев выбили из города через два месяца.
Через пятнадцать лет у Люды родилась дочь. У маленькой Ирочки было много кукол, даже немецкую, с закрывающимися глазами ей купила мама. И большую, умеющую ходить за ручку. Только одну куклу мама берегла и не давала дочке для игр. Но Ирочка не расстраивалась – старая Марта не шла ни в какое сравнение с новомодными красавицами.