Пепел

 (по вселенной S.T.A.L.K.E.R.)


1

Что-то произошло. Надо об этом срочно рассказать. Кому? Не этим людям точно.  Хотя они дали еды и воды, это их костер, угли, зола, пепел. Если бросить его в землю, он никого не убьет, сквозь него прорастет трава. Живая трава. Этот пепел живой. А тот - мертвый. Серый, страшный. Там, где что-то случилось, только мертвый
- пепел!
- Заткнись! – зло шипит и толкает в плечо человек, сидящий рядом. – Или я тебя заткну. Навсегда.
Эти люди почему-то говорят только шепотом, и то редко. Больше жестами пользуются. Так надо. Почему? Знаю, но не помню. А что помню? Вот я шагал. Откуда? Оттуда, где что-то случилось. Куда? Направление чуял, но наверняка не знал. Шел, чтобы рассказать про
- Пепел… - успеваю удержаться, только губами перетираю слово.
И я шел, медленно и долго-долго. Туда, где
- …пепел…
…наступать нельзя. А туда, где его нет, наступать страшно, но приходится. Потом – зверь. Шерсть грязными колтунами, где шерсти нет – язвы и струпья. Зверь завыл. Я выстрелил. До этого даже не думал, не замечал, что иду вооруженным. Руки все сделали сами в нужный момент. Только оружие оказалось не заряжено, щелкнуло впустую. А зверь прыгнул. Прыгнул и пропал, потому что между нами был
- …пепел…
Потом другие звери, похожие и непохожие на этого. Я ложился в грязь и ждал - сожрут меня или уйдут своими тропами. Они уходили, я вставал и двигался дальше. Иногда садился на какую-нибудь кочку и закрывал глаза. Спал? Или снимал рюкзак, доставал из него... Ел? Да, что-то ел. Пересчитывал галеты каждый раз. Считал и убирал обратно. Зачем считал? Не знаю, не помню. Все делалось как-то само, словно привычка, словно я так жил всегда, всю жизнь шел через грязь и обходил стороной
- …пепел.
Старуха. Еще же старуха… Бурые космы. Красные лохмотья. Я как будто знаю, что иду по её земле. Её землю пожирает
- … пепел.
Дальше грязи стало меньше, кусты и деревья. В голове бесконечно крутился странный стишок: «А за деревом дерево, а за деревом дерево, а за деревом куст, за кустом опять дерево, а за деревомдеревоапотомопятьдеревоизадеревомдерево…» Иногда садился на землю…снимал рюкзак, доставал из него... Ел? Да, что-то ел. Пересчитывал галеты каждый раз. Считал и убирал обратно. Зачем считал? Не знаю, не помню. Все делалось как-то само, словно я так жил всегда, всю жизнь шел через грязь и деревья, обходил стороной зверьё и
- …пепел.
Помню, что был на каком-то взгорке. Спал? Старуха ткнула клюкой в плечо, и я открыл глаза. Увидел троих. Один что-то кинул вперед и хотел шагнуть. Я закричал: «Стой! Там смерть!» - но получилось
- ПЕПЕЛ!!!

Рывок. В кувырке моё время приостанавливается. Кулак сидящего у костра врезается в землю там, где я был до рывка…  Другой человек делает рукой движение, словно большим пальцем перерезает себе горло (я знаю этот жест, но не помню, о чем он); третий отрицательно двигает головой…

…Сижу у  костра. Огня давно нет. Только зола и пепел. Если бросить его в землю, он никого не убьет, сквозь него прорастет трава. Живая трава. Этот пепел живой. Черпаю его кончиком лезвия ножа и смотрю, как он медленно осыпается вниз и в стороны. Серая пыль. Откуда у меня нож? Оставил мне тот, третий. Двое быстро встали и ушли, а третий задержался на миг, прошептал:
- Ты по любому уже не жилец. Только нас заодно погубишь. Бывай.
Я поступил бы также, если бы был третьим. Всё правильно. Надо только вспомнить, почему правильно именно так.

Старуха тычет клюкой промеж лопаток. Пора идти. Встаю. Я легкий. Я невесомый как пыль. Эти трое забрали у меня все: оружие, рюкзак, битком набитый какими-то… Контейнеры! Это называется «контейнеры». У меня были контейнеры и автомат, а сейчас есть нож. Может, он у меня с самого начала? Может, это мой нож? Не важно. Идти легко и я иду. Направление чую, но наверняка не знаю. Иду, чтобы рассказать про
- …пепел,
которого здесь меньше, чем в начале пути. Дурацкая песня больше не крутится в голове. Теперь легче вспомнить, кто я.


2

- Во как собирается! В кругосветное путешествие, что ли?- буркнул Хрыч, поглядывая в мою сторону.
Я только кивнул и продолжил сборы.
- Ишь ты, и консерву он с собой берет! А смена белья? Белье-то не забудь!
Под банданой улыбки не видно, поэтому я улыбался сколько хотел и не отвечал.
- Ну, не хочешь белье брать – и не надо. Гигиена, она, слышь, целиком на твоей совести.
Гигиена! Какая, к черту, гигиена при нашем-то ремесле? Смех один. Промолчать я не смог:
- Хрыч, уймись, не мешай. Я тебе за это магнитики на холодильник из кругосветки притащу.
Хрыча затрясло от смеха:
- Магнитики… на холодильник… магнитики нах-х-х…  Да у меня отродясь холодильника-то не было! Ты мне лучше холодильник притащи, а магнитиков у меня и так как грязи.
Поржали от души. Мне с Хрычом рядом всегда как-то легко, хотя плохого о нем слышал немало. И отмычками он, мол, немало новичков погубил, и мародерством не гнушается. Пустые сплетни. Сыч из первой волны сталкеров. Старый он. Старый Хрыч. В ходки давно не выбирается. Да и зачем? В свое время припрятано хабара достаточно, можно в лагере обитать с комфортом, даже к дате какой-то торт «Полет» раздобыть у барыги. А чтоб не скучать учит новичков уму-разуму и вроде как летопись Зоны пишет, только читать никому не дает, говорит: «Рано!» Я-то знаю, что никакой летописи нет, все это так, присказка, чтоб нужных людей на нужные темы разговорить.
- Ладно, пошутили и хватит. Когда уходишь?
- Рассветет – и пойду.
-Дотерпишь до рассвета-то?
Я  пожал плечами. Просек, видать, Хрыч, что меня просто-напросто переклинило в очередной раз, вот и перекладываю экипировку с места на место, чтоб не подорваться в ночь. Бывает такое не только со мной. Вроде вернешься в лагерь из очередного похода еле живой, полумертвый, думаешь только об отдыхе. А пройдет пара дней - и всё: тянет на маршрут так, что сил нет усидеть на месте, и всё в лагере бесит, и хочется кого-нибудь убить. Говорят, что это Зов Зоны, и противостоять ему можно только одним способом: пить до потери разума. Все сталкеры тот Зов чуют, поэтому и пьют. И в Большой Мир от него не убежишь, сдохнешь там от черной тоски, если не вернешься. По себе знаю. А пить до потери сознания у меня не получается, вот и устраиваю себе маршброски, когда Зов невыносимый.
В этот раз длительность вылазки решил рассчитывать по обстоятельствам и провизии. Я так часто делаю: разделяю паек надвое и иду. Как одна часть кончится – поворачиваю назад в лагерь. Это, конечно, когда поход по Зову, а не по заказу. А маршрут прикинул до очередных необследованных заброшек. Конечно, лезть туда в одиночку откровенное самоубийство. Даже в Большом Мире обычные заброшки  - место стремное, а здесь – подавно. Я и не полезу один, только осмотрюсь в плане подходов, чтобы позже вернуться с единомышленниками. С этой мыслью заставил себя поспать перед стартом и с рассветом вышел на маршрут.

Первый день пути прошел стандартно: временами потно и страшно до усрачки, временами радостно, что жив и не обосрался. И ночевал стандартно: в грязи и сырости слушал Зону и смотрел на ночной фейерверк аномалий. Я бы на звезды посмотрел с удовольствием, но здесь их или не видно или вовсе не существует. Больше под ноги смотришь, а не на небо, да и вообще не до звезд.
Следующий день я поначалу шел привычно, по известной тропе. Только приметил, что совсем не видно следов местной фауны, но это не повод расслабляться. У тварей внезапность – основной способ добыть себе жрачку, и если твари не видно и не слышно – не факт, что её нет. И странное дело – как-то мало аномалий. Я шел как по парку, чуть ли не припеваючи. Тут бы мне и задуматься, повернуть бы обратно…  Ведь не спроста так, что все это чертовщина какая-то, или на меня морок наводит какая-нибудь местная сущность. А я, идиот, обрадовался, что хорошо идется, и Зона сегодня ко мне благоволит. Недолго радовался. Прямо под ноги из пролеска выскочила мелкая неопознанная тварь. Меня крутануло на месте, а гадина мерзко заверещала и бросилась прочь. Я только и успел, что  отметить у нее полное отсутствие хвоста. И тут же постарался убраться подальше: если какой-то зверь несется с воплями по Зоне -  за ним гонится нечто, с чем лучше не встречаться.
Наверное, где-то я сбился с курса. Или в момент встречи с бесхвостой тварью, или чуть позже, когда выбирался из скопления аномалий. Выбрался и осмотрелся. Знакомых ориентиров не увидел. И без того чахлый прозрачный пролесок сошел на нет, а открытое пространство пересекла насыпь около трех метров высотой. Местами с нее оползнями съехал грунт, отчего края деревянных шпал ритмично высунулись наружу, как останки ребер, скелет огромной змеи. Вот явилась она из мрака погреться на солнце – и сдохла. Ничего подобного на карте не было, и в лагере о таком месте никто не упоминал. Что там за насыпью увидеть невозможно, а от мысли подойти и тем более пересечь препятствие у меня все нутро от ужаса пошло рябью и скомкалось. Нутру я доверяю. Надо возвращаться. Я повернулся к насыпи спиной и увидел Старуху. Стоит, сложив на клюке руки, и смотрит в землю. Обратного, значит, мне хода нет.

Против Старухи идти нельзя. Вернее, можно, если хочешь покончить с собой. Первый раз я столкнулся с ней в одну из самых первых ходок. Испугался страшно и с перепуга выпустил в нее почти весь рожок. Хрыч мне за это ребра погнул и пару зубов вышиб. Правильно сделал. До завершения ходки я ни на каких Старух уже не реагировал, только под ноги смотрел и думал, как бы исхитриться и кровь сплевывать, а не глотать. Про Старуху решил, что это местная галлюцинация, а если и нет, то в любом случае я её наверняка застрелил. Много позже, когда уже ходил на маршруты без Хрыча, увидел её снова. Она стояла прямо передо мной, поперек тропы, и я сделал шаг в сторону. Старуха кивнула и пропала, а на том самом месте вдруг полыхнула неизвестная аномалия, и я не погиб. Такие или похожие случаи временами повторялись, поэтому Старуху я зауважал, поперек не лез, а однажды спьяну рассказал о ней Хрычу.
- Подумаешь – Старуха! Тут каждому свое видится. Мне вот иногда девы прекрасные являются, и что? Рванешь к такой деве познакомиться – и писец тебе. Ты одно, главное, запомни. Бабам здесь не место. Увидишь бабу, неважно какого возраста, держись от нее подальше.
- А все же, ну что это?
Хрыч красноречиво покачал в стороны пустой кружкой. Я плеснул и ему и себе. Выпили, выдохнули, помолчали. Сыч собрался с мыслями и выдал:
- Это, понимаешь,  мтери…  матрели…   Ма-тер-на-ли-за-ция смерти. Вот.
- Чего?
- Ну, мы же все здесь ходим по краю. На грани жизни, понял? Поэтому видим свою смерть. В виде бабы. Баба тебе жизнь дает, баба её же и забирает.
- Символично, блин.
Такая вот философия. Правильная она или нет - не важно. Главное – мы живы. Я когда-то смерти боялся, а теперь не боюсь. Привык, наверное, к Старухе.

Вот и получалось, что выбора у меня особо нет: только идти вдоль насыпи или вправо или влево. Я сделал несколько шагов вправо и увидел в траве россыпь чьих-то костей. Дурной знак. Хотя суеверным себя не считаю, все же сменил направление и потихоньку двинулся влево. На душе было скверно. С одной стороны меня распирало любопытство – что там за насыпью. С другой стороны чуял: лучше бы этого не знать. К тому же отчетливо понимал, что наглухо заблудился и совершенно не понимаю, где нахожусь. Есть участки Зоны, которые то появляются, то исчезают. Или есть всегда, а пройти по ним можно только изредка по целому ряду причин и по воле случая. Сыч называет их «мудские треугольники». И я, наверное, забрел (или меня загнали неведомые силы) именно в такой «треугольник». Есть ли из него выход – большой вопрос.

Я устал. Чертова насыпь все не заканчивалась. Ноги залипали в грязи, датчик аномалий срабатывал через раз – кабы не Старуха, я бы уже сто раз пропал. По ощущениям наступала пора сумерек, но все вокруг оставалось равномерно серым, дневным. Хоть какого-то сухого места для передышки не попадалось. Концентрироваться на маршруте становилось все трудней, и я двигался, наверное, медленней улитки. Решил, что пройду еще триста шагов – и все, передых-перекус, гори оно синим. Хватило меня на сто пятнадцать, до какого-то пучка сухостоя, но сесть и передохнуть не получилось. Помешало мерзкое верещание. Я повернулся. Прядая длинными ушами на гребне насыпи сидела все та же мелкая тварь и нагло на меня пялилась. Не тратя времени, я выстрелил. Гадина пропала, как будто свалилась за. Если всякие твари бегают по насыпи, значит, в том месте нет аномалий и не все так страшно, как казалось. Осточертело мне ползти вдоль земляного вала. Хватит. Я наскоро сжевал галету, натянул противогаз, поправил рюкзак и двинулся на штурм препятствия. В том месте, где сидела тварь, склон оказался довольно пологим. Без особых усилий я выбрался наверх…


3

… Сижу у костра. Пламя высокое, шпарит без утайки. Рядом Хрыч что-то вещает, но я не слушаю особо – рассказывается все не мне, а другим. Только киваю временами, типа поддерживаю разговор. Прихлебываю горячее из кружки, иногда прутом шевелю угли. Мне хорошо. Я уже почти выздоровел после предыдущей ходки, но пережитое пока вспоминается назойливо, не отпускает. Закрываю глаза и вижу трухлявые шпалы. Местами железнодорожное полотно одним краем торчало в насыпи и походило на забор. Подумалось: как Периметр. Насыпь замыкалась сама на себе. Понять размеры сложно, но мне показалось, что около километра-двух в диаметре. Я лег и достал бинокль... 
Внутри гигантское кольцо было наполнено черно-серым, и походило на пепелище. Пепел лежал неровно. И он двигался, словно стекал  от краев насыпи к центру гигантского кольца. Как вода, когда из ванны выдернешь затычку.
Я подкрутил на бинокле резкость и чуть не уронил, когда понял…  Это Зона в миниатюре, подобие макета. Пепел стягивался внутрь.  Я видел город, брошенные деревни и дороги. Они наоборот постепенно освобождались от пепельной аномалии. Мне даже удалось рассмотреть участок, по которому в одну из недавних ходок двигался в отряде. Я еще подкрутил резкость. Помнится, вот там, у оврага крутилась здоровенная аномалия. Так и есть. Пепел идет волнами, словно пытается вырваться из ямы и стечь к центру кольца. А вот там… Я не успел рассмотреть, что хотел. Насыпь подо мной пришла в движение. Все, что смог - отбросить бинокль и сгруппироваться. Пепел потянул за собой внутрь железнодорожное полотно. Дальше помню тучи пыли, пепла... Как тонул и задыхался, потому что фильтр противогаза забился и перестал пропускать хоть какой воздух. И смех Старухи...
Я возвращался в лагерь со странными мыслями. Срочно рассказать об увиденном, предупредить, что  Зоны скоро не станет, потому что был уверен – видел будущее. Но вернувшись, понял, что задуманное не осуществимо, бессмысленно. Что скажет на мои новости, например, Хрыч? «Да и хер бы с ним, с будущим. До него еще дожить надо». И он будет прав. А все эти люди вокруг? А я? Как жили, так и будем жить. Один фиг, пока есть Зона - есть Зов, и никуда от него... Всех нас тянет в центр кольца, все мы
- пепел...

… Сижу у костра. Пламя высокое, шпарит без утайки. Рядом Хрыч что-то вещает, но я не слушаю особо – рассказывается все не мне, а другим. Только киваю временами, типа поддерживаю разговор. Прихлебываю горячее из кружки, иногда прутом шевелю угли. Мне хорошо. Правда, сквозь «хорошо» уже начинает едва заметно зудеть треклятый Зов.
- Слышь, Паштет. Давай с нами до заброшек? – тихо спрашивает некто знакомый. – Я слыхал, ты в те края ходил с разведкой. Чё там?
- Пепел.
- В смысле?
- В коромысле. Сгорело там все нахрен, если мы об одних и тех же местах толкуем.
Знакомый хмыкает в ответ:
- Ага. Заброшек-то здесь как Донов Педро в Бразилии. Короче, ты с нами?
Киваю. Да, с вами. Охота Старухе поклониться, проявить уважение. А может, снова откроется тропа до насыпи, и я смогу показать другим то, что увидел сам. Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать и не поверить. Все слова – пиз…еж, как поется в одной замечательной песне.