Бескрылая

     Сырые, черные скалы впервые за сотни, тысячи, сотни тысяч лет стали не просто скалами, а пристанищем.

     Ниста едва успела юркнуть в расщелину, прежде чем вокруг раздался гул чужих голосов, стрекот тонких, прозрачных крыльев. Верховная Фея вот-вот обнаружит её в маленьком и крайне ненадежном убежище. Теперь авантюра, которую Ниста провернула не больше получаса назад, казалась абсолютно… провальной.

     Между пальцев её была зажата целая пригоршня золотой, еще светящейся от остывающей магии, пыли. А в этой пригоршне, пожалуй, самое ценное за всю жизнь, которую могла позволить себе бескрылая фея.

     Ниста родилась в тяжелое время. Выплесков светлой магии становилось всё меньше, а бескрылых фей — всё больше и больше. Ради красного словца можно было бы и сказать, что в мире уже давно был нарушен магический баланс, зло практически победило добро, но – нет. Баланс всё ещё был на месте. Планета всё ещё крутилась вокруг своей оси. А бескрылые – всё ещё появлялись на свет бескрылыми.

     Если в детстве различий между феями не делали вовсе, то с возрастом они становились всё очевиднее. Те, у кого за спиной была как минимум пара крыльев, могли себе позволить вести жизнь достаточно приемлимую. Те, у кого за спиной были две пары – чаще всего выбивались в свет и служили на благо Верховной, или же посвящали всю свою жизнь не столь сложному умственному труду.

     Те, у кого крыльев не было, – в их число входила и Ниста, и как минимум с десяток других девочек, которых она знала, – всю свою жизнь, пусть и, несомненно, более долгую, чем у людей, проводили в тяжелых трудах.
Именно они проводили и дни, и ночи за сбором магической пыли, сетками вылавливая и выцеживая лунный свет с поверхности морской воды. Они очищали его, десятки раз просеивая через три сита – сито Веры, Благосклонности и Добродетели. А после доставляли туда, где творилось настоящее чудо.

     Верховной ещё давно был наложен запрет на посещение бескрылыми той самой башни, но каждый понимал, как сладок бывает запретный плод. Ведь в бескрылых, к сожалению, не было и сотой доли того могущества, которым обладали остальные.

     Вся башня была сплошь усыпана золотой пылью, как будто бы кто-то небрежной рукой растрепал мешки с ней прямо на пол, создавал ветра и вколачивал маленькие пылинки в щель каждой капители, каждого камня. Но самое важное было не в самой пыли, а под ней. Из под золотого покрывала раздавался тихий, почти что неразличимый щебет маленьких пташек. На деле их было такое множество, что каждая, сливаясь воедино с щебетом другой, звучала втрое сильнее. И вот уже вся башня гудела, жила своей жизнью, ждала появления на свет всё новых и новых птенцов и растила уже родившихся. Каждая такая птичка с наступлением времени появлялась на поверхности, задорно и сонно щебетала в золотой пыли и оттряхивала свои перья. А юные феи, которые достигали столетнего возраста, с восторгом и трепетом появлялись в этой башне первый раз, чтобы какой-нибудь из птенцов сам признал ее хозяйкой и связал с ней всю свою последующую жизнь.
     И только после этого феи становились действительно Феями, ведь их признавали цветастые канарейки, юркие колибри, говорливые какаду.

     Было только одно «но» – Ниста все еще не имела крыльев.
     А птенцы ещё никогда не выбирали бескрылых.

     Но в плотно сжатых ладонях всё ещё была пригоршня золотой, ещё светящейся от магии пыли, украденной на собственное столетие из башни, и в ней самое ценное для любой феи – маленькая, хрупкая скорлупка.

     Она уже сотню раз успела пожалеть о содеянном, потому что ни Верховная Фея, ни любая из её приближенных никогда не простят ее за такой проступок. Умела бы она летать – они бы оторвали ей за это крылья. Обладала бы она хоть каким-то могуществом – они нашли бы способ лишить её даже тех крох магии, что она имела. С чувством абсолютной правоты и веры в то, что они делают, они бы обязательно
её нашли.


     – Верни птенца, непризнанная, – раздается вкрадчивый шепот прямо перед Нистой. О, многим могло показаться, что феи не позволят себе совершить даже малейшее злодеяние. Но на деле они были весьма хитры и никогда не скупились на ресурсы для достижения поставленных целей. – Или… О, разумеется. Он ещё даже не вылупился, правда? Ты же всего лишь бескрылая.

     Голос Верховной действует на фей как огонь на мотыльков. Пещера слишком быстро заполняется такими чужими фигурами, чьими-то голосами, шагами, направленными в её сторону насмешливыми взглядами, чужими ладонями, хватающими за плечи и пытающимися разжать ладони собственные.

     – Нет! – восклицает Ниста и со всей силой, которую только может приложить, дергается в сторону.

     Это стало её второй, самой большой ошибкой. Пальцы её размыкаются.
     И пыль, уже почти потерявшая свой чудесный золотой оттенок, вспыхивает заново, замирает волшебной сферой вокруг треснувшей скорлупы яйца, и, – самое важное, – всё ещё удерживает его в воздухе.

     Тук-тук. Тук-тук. Это твоя судьба стучится в дверь, слышишь? А из скорлупы наружу – тоненький клювик крохотной, розовой, ещё совсем несуразной совы. Ниста очарованно, почти что любовно подставляет свою ладонь под его брюхо. Золотая сфера окутывает ее руку, переливается, горит, светится.
     И Ниста вдруг понимает всё.

     – Она тебя не выбирала, – с ощутимой злостью бормочет Верховная.
     – Все верно, – подтверждает Ниста, не скрывая собственного ликования, – потому что я сама ее выбрала.

     За плечами Нисты – тяжелое детство и отсутствие крыльев.
     Но впереди у неё – перемены и самое настоящее магическое будущее.