Козявка

      Олег спал как мёртвый.
      Он так и подумал, открыв глаза: «Я спал как мёртвый»,
      За три года впервые не просыпался каждый час. Не бегал всю ночь по бесконечному лабиринту в поисках врага, не рвался ударить кого-то в бессильной ярости. И разбудило его не падение в яму с окровавленными осколками на дне, а луч солнца, выстреливший в щель между плотных штор.
       Олег потянулся, взял с тумбочки часы. Ого! Уже десять. Проспал аж семь часов кряду, вместо привычных трех-четырёх. И нет ощущения тяжести в голове, тоски в сердце… Неужели отпускает?.. Так, спокойно, не будем спешить. Оксана, конечно, прелестная женщина, но уже были в его жизни разнообразные очаровашки... Бездетные, правда… Сколько, она сказала, её малявке? Пять?.. И его Анечке столько же… было… Стоп! Как учил его тот гуру от психологии? Прошлое надо оставлять в прошлом, иначе в настоящем не будет места для новой жизни. Без движения вперёд душа почернеет и ссохнется. Не будем лукавить перед собой: чернеть душой не хочется.
        Олег встал, подошёл к окну, раздёрнул портьеры.
Лес подступал к зданию гостиницы почти вплотную. Берёзовые ветки чуть вздрагивали под тёплым ветерком. Вдали на фоне пронзительно синего неба сверкали купола монастыря.
        Гостиница, провинциальная, простенькая, сервис, конечно, совковый, но есть ресторан русской кухни, где готовят превосходные уральские пельмени, и красавица Оксана со своей дочуркой…

        Олег столкнулся с ними у входа накануне вечером. Вежливо придержал дверь.
Симпатичная молодая мамаша ему сразу понравилась. И очень похожая на неё тихая беленькая девчушка тоже.
        Он наклонился к малышке:
        – Тебя как зовут?
        Та серьёзно посмотрела исподлобья, отвернулась, отошла к автомату со сладостями. Олег шагнул следом. Занятая оформлением, мать девочки ничего не сказала, лишь покосилась на них.
        – Хочешь чего-нибудь? – Олег присел на корточки, заглянул в бледное личико. – Шоколадку хочешь?
        Едва заметно дрогнула светлая чёлка, и он судорожно зашарил по карманам.
        Отчего-то вдруг перепугался, что не найдёт мелких денег. Мятому стольнику обрадовался как пацан.
        – Хочешь сама кнопку нажать?
        Девочка опять кивнула, молча, но уже увереннее.
        Он приподнял лёгкую фигурку, ощутил нежный запах детской чистоты и умилился едва не до слёз.
        Прав мудрый спец по человечьим душам, тысячу раз прав: чёрное горе не может быть вечным. Как и безоблачное счастье.
        Что Олег знал об этом в свои двадцать, когда вернулся из армии?

        Чувственность, взбудораженная казарменными байками о бабьей сладости и пацанской крутизне, каждую первую женщину делала желанной. Не отягощённые избытком интеллекта мозги даже и не пытались отделить похоть от любви. Глаза на лоб лезли, как хотелось каждую ночь испытывать то, что ощутил с опытной «давалкой» в посёлке близ воинской части.
        А тут соседка Наташка – такая же дурочка юная и к тому же влюблённая в него едва ли не с яслей. Женился – как в омут прыгнул. И за смелость, наверное, получил от судьбы подарок: ранний брак оказался на редкость счастливым. Анечка родилась, как и положено, ровно через девять месяцев после свадьбы… Они радовались, а страна летела в тартарары.
        Олег собирался учиться заочно и работать с отцом на Уралмаше, но там начали масштабно сокращать рабочих и перестали выдавать зарплату. Жили впятером на учительские копейки матери. И тогда Олег, так же безбашенно, как в женитьбу, бросился в бизнес. Начал с турецких шмоток, потом перешёл на компьютеры, потом – стройматериалы…
        Без связей и образования (заочный юридический он окончит позже), сумел проплыть между деловой Сциллой и криминальной Харибдой. Что-то потерял, что-то сохранил. Главное, совесть сберёг, в кровавые дела не лез, за шальными деньгами не гнался. Вкалывал как воевал, без выходных и отпусков. Помогал надёжный тыл – семья. Родители-то понятно, но Наташка… Никогда ни слова жалобы или упрёка. А ведь, случалось, его месяцами дома не бывало. О том, что у жены в душе происходит, Олег не задумывался. Видел: его приезд всегда праздник. Отец с матерью светятся, жена смеётся, дочка растёт.
        Он купил для них дом в Испании. Проводил поспешно – дела торопили, пообещал прилететь следом через неделю-другую.
        Самолёт взорвался в воздухе, обломки упали в море.
        Ничего не нашли. Никого не спасли.

        Белобрысая девочка взяла шоколадку и поспешно, словно испугалась, убежала к матери.
        Скорое знакомство, дежурный обмен любезностями – и разошлись по этажам.
        Мама с дочкой остались на первом, Олег поднялся на третий, в единственный на всю гостиницу люкс. Быстро принял душ, переоделся. Дело, ради которого приехал в этот уральский городок, отложил на вечер и отправился приглашать дам на обед.
        Оксана сидела в холле на диване с журналом в руках, девочки с ней не было.
        Олег постоял, незаметно разглядывая женщину. Отметил тщательный макияж и красивое платье. Несомненно, она рассчитывает на продолжение знакомства, хочет понравиться. Что же… Дорогостоящий гуру многое сделал, чтобы «чёрное горе превратилось в светлую печаль», пора бы оправдать его ожидания и свои немалые затраты.
        – И снова здравствуйте. Если вы ещё не обедали, приглашаю вас в ресторан. А где ваша малышка?
        Она отложила журнал, улыбнулась и тут же нахмурилась:
        – Настя в номере. Она наказана.
        – За что? В чём может провиниться ангел?
        – Взяла у вас шоколад. Я запрещаю ей брать угощение у незнакомых, особенно мужчин.
        – Вот что, Оксана, как дипломированный юрист я назначаю себя верховным судьёй и отменяю ваш приговор. Тем более, что вина больше моя. Выпускайте узницу из заточения и пойдём, отведаем местную пищу.
        За обедом Олег без труда узнал о них всё. Почти всё.
        Оксане двадцать четыре года, она работает турагентом. Была замужем. Развелась по причине мужниного пьянства. По той же причине, как говорят врачи, пятилетняя Настя до сих пор не разговаривает. Приехали на выходные отдохнуть, чистым воздухом подышать, в монастыре поставить свечки за здоровье девочки…

После обеда они втроём сидели на лавочке у входа, наблюдали за муравьями. Одна их цепочка деловито шествовала в муравейник под лавкой, другая тянулась навстречу, в лес.
        Оксана брезгливо морщилась:
        – Не люблю насекомых. Они кусаются и разносят заразу. Все эти малярийные комары, мухи цэцэ, тарантулы…
        Олег смеялся:
        – Такая экзотика у нас в России не водится. Это обычные рыжие муравьи, они полезные, уничтожают гусениц и тлю. А ещё из них муравьиный спирт делают от боли в суставах.
        Настя, рассматривая живой пунктир, молчала и внимательно слушала Олега, который и не подозревал, что у него в памяти завалялось так много знаний о природе. До футбола и девчонок он увлекался жучками-червячками-бабочками. Летом с сачком по даче бегал, коллекцию собирал. Мама читала ему Бианки (переживая приключения муравьишки в лесу, он едва сдерживал слёзы - мальчики не должны плакать, даже когда очень хочется!), Пришвина, Даррела... А вот он своей дочке ничего не читал. И про муравьев не рассказывал – слишком был занят…
        Потом он унёс сомлевшую Настю в номер.
        Потом целовал Оксану, не давая воли ни своим, ни её рукам – не позволяла спящая на кровати светловолосая девочка.
        – У нас впереди ночь. А сейчас мне надо идти. Друг просил навестить его родителей…

Вряд ли отношения  с Аркадием можно было назвать дружбой в полном смысле этого слова.
        Они познакомились когда Олег, в хламину пьяный (мальчики не плачут!) устроил дебош в погребальной конторе. На шум вышел директор – Аркадий. Вместо того чтобы вызвать милицию, он налил дебоширу ещё коньяка, а после не только выслушал его безумную идею, но и поддержал.
         Ночью они вдвоем выкопали в дальнем конце кладбища большую яму и привезли к ней всё, что собрал Олег в родительской квартире прежде, чем её продать.
         В чёрную влажную землю легли «останки» бесследно исчезнувших родных Олега: женские платья и нижнее бельё, украшения, мужские костюмы, детские игрушки… На отцовские столярные инструменты упали материны банки с заготовками на зиму. Осколки, измазанные малиновым вареньем, торчали на дне словно обломки, покрытые кровью невинных жертв. Размахивая пачкой денег, Олег требовал, чтобы Аркадий пригнал и столкнул в могилу старый горбатый Запорожец отца. Аркадий категорически отказался. Они жестоко подрались. Потом помирились, выпили ещё, и оба не помнили, как засыпали яму и поставили гранитную плиту: четыре фото, четыре имени, четыре даты рождения и одна – смерти…
         Вскоре Олег переехал жить в Москву. Открыл адвокатскую контору, купил квартиру. Не женился, но и в одиночестве не жил. Красивые, глянцево-столичные подруги весёлыми птахами пролетали через его дом, не мешая душевной тоске жить своей отдельной жизнью. Ни одной из них Олег не предложил съездить вместе с ним на Урал. Всегда улетал один.
         Останавливался в гостинице, звонил Аркадию. Они встречались на кладбище, поминали усопших на бутафорской могиле и снова расставались на год. В этот раз Аркадий впервые обратился к Олегу с просьбой:
         – Родители у меня в трехстах километрах отсюда живут. Я им обещал новый нагреватель привезти, да никак вырваться не могу, дела. Если ты сейчас свободен, съезди. Заодно хоть на уральскую глубинку посмотришь, а то забурел в своих столицах. И вот ещё что… Они уже совсем немощные стали, я им квартиру по соседству купил, только она пустая стоит уже второй год. Упираются, не хотят переезжать. Попробуй их уговорить. Ты это умеешь, по себе знаю…

         От гостеприимных предков Аркадия Олег вернулся затемно. Доверенную ему миссию он позорно провалил. Старики на уговоры не велись, уезжать из дома ветхого, неблагоустроенного, зато родного, отказались категорически и бесповоротно.
         Вернуть пошатнувшуюся уверенность в себе ему ночью помогла Оксана. Она была нежной, раскованной, но не развязной и не лезла в душу. Ушла на рассвете. А он уснул с чувством, что открывает новую страницу своей жизни.

         …Олег вышел на балкон, благодушно потянулся, посвистел какой-то неведомой птахе, поющей в листве, посмотрел вниз. Возле лавочки с муравейником увидел Настю. Девочка что-то сосредоточенно разглядывала на ладошке. Повернула ручонку ладонью вниз… вверх… снова вниз…
         «Жучок какой-то по руке ползает, – понял Олег. – Молодец, не боится».
Почувствовал как рот непроизвольно расползается в умильной улыбке. Вспомнилось из детства: «божья коровка, улети на небко, там твои детки кушают конфетки…»
         Девочка погрузилась в созерцание жука и не заметила, как подошла мать. Зато Олег с балкона всё отлично видел и слышал.
         – Что это у тебя? – заинтересовалась Оксана и вдруг пронзительно взвизгнула:
         – Фу, какая гадость! Не смей трогать! Брось! Это грязь, зараза!
         Она резко ударила дочку по руке, наступила на жука (Олегу показалось: он услышал хруст) и хлопнула Настю по попке.
         Девочка скривилась, заплакала.
         Мать снова замахнулась, но второго удара Олег не дождался. Он скатился по лестнице, подбежал, схватил женщину за руки:
         – Не смей, – яростно прошипел ей в лицо. – Не смей её бить.
         Оксана удивлённо отступила:
         – Олежек, ты чего?! Я же не сильно… Пусти, мне больно…
         Он с усилием разжал пальцы:
         – Ты зачем жука убила?
         Растирая запястья, она глянула презрительно:
         – Из-за какой-то пошлой козявки скандал устраиваешь, руки распускаешь! Несерьёзно как-то, не по-мужски…
         За спиной Олега раздался странный звук. Он обернулся. Настя, глядя на тропинку, старательно топала ножкой и приговаривала:
         – За-аза, за-аза, за-аза…
         «Муравьёв давит, – догадался Олег. – Заразу истребляет».
         Оксана кинулась к дочке, затеребила её, затрясла:
         – Настюша, ты заговорила! Моя девочка, солнышко, наконец-то! Скажи ещё что-нибудь, скажи!
         – За-аза, – повторила заплаканная малышка и снова топнула.
         Оксана обернулась:
         – Ты слышал? Слышал?
         Глаза женщины светились счастьем.

         До парковки он крался с чемоданом словно вор. Уехал не прощаясь.
Всю дорогу думал только о том, как они с Аркадием напьются вечером на кладбище.