Город. Карантин. Март

Город стал воспоминанием. Гудящая шумная автострада, гомон спешащих по тенистым тротуарам прохожих, навязчивые мелодии популярных песенок, льющихся из окон маленьких кафешек, теснящихся прямо вдоль дороги, дородные румянощекие торговки зеленью, грубыми некрасивыми руками вяжущие пучки тепличного укропа и петрушки в нарядные весенние букетики… Все это будто картинки из старого, где-то уже и подзабытого, стершегося в бесконечных перемотках на дребезжащем кинопроекторе, фильма.
Город. Теперь я вижу его по большей части через окно, которое порой путаю с монитором моего дешевенького компа. Нажимаю «пуск» - на востоке поднимается зарей чуть теплое весеннее солнце. Кликаю по окнам. В первом появляется заспанный мужичонка. Курит свою первую за этот день сигарету – марки не разобрать, слишком далеко. Из второго высовывается женщина лет пятидесяти. Развешивает на протянутую вдоль балкона проволоку яркое постельное белье. Ловкие руки щелкают пластмассовыми фикспрайсовскими прищепками. В третье окно смотреть неловко. Я быстро перевожу взгляд. Там обнимающаяся парочка. Целуются, позолоченные рассветными лучами, совсем не стесняясь открытых глазниц окон дома напротив. Чуть поодаль на четвертом этаже светловолосый парнишка, потирая заспанные глаза и натягивая на себя красную футболку, одной рукой набирает буквы в телефоне. «Доброе утро, соня!» Или что-то вроде того. Чего там обычно пишут юные влюбленные друг другу по утрам.
Наконец и я раскрываю свое окно. Теперь это мой пропуск в мир. В принципе, неплохой вариант. По крайней мере, за ним не нужно идти в администрацию. Отгоняю ополоумевшего шмеля, пасущегося на одуванчиковой лужайке у самого нашего дома. Желтые головешки исступленно тянутся к свету. Их, наверное, впервые за всю историю этой самой лужайки никто не растоптал, не оборвал и не наплел венков. Почему-то на языке крутится… погребальных венков. Одним – украшение на полчаса, а другим небытие длиною в бесконечность. Но не сегодня. Сегодня, кажется, еще чуть-чуть и желтое цунами выплеснется на дырявую асфальтированную дорожку, подомнет под собой мостовую и прорастет сквозь шины припаркованных здесь уже вторую неделю автомобилей. «Не так уж ты и всемогущ, человек!» - кричит мне этот неприхотливый обитатель городских обочин. – «Ну, и кто из нас сильнее? Ты – забившийся, поджав хвост, в свою конуру, напуганный какой-то микроскопической пылинкой, не имеющей ни собственного маломальского тела, ни тени зачатков разума? Или я, которого ты топтал, заливал горячим асфальтом, срезал брызжущими зеленой кровью газонокосилками, давил колесами и выдирал с корнями? Я, который, несмотря на все это, каждую весну улыбался тебе, пуская новые ростки и радуясь мысли просто быть…»