III 11 Поддельная виза

Они достигли поста к закату и разумно решили вначале передохнуть. Отыскали рощицу, где надёжно скрылись от посторонних глаз и нашли родник, и расположились скромным лагерем. Здесь, в лесу, сидя у костра, каждый из ребят чувствовал себя героем – ещё бы, ведь они, преодолевая голод и лишения, покинув родной дом, шли сражаться за Родину. Эндра разглядывала сосредоточенные, серьёзные лица. Юные партизаны обсуждали план перехода через границу.
Она решила им не мешать. Всё-таки они местные – справятся куда лучше неё. Разумеется, без женской логики... Но лучше дать им сформулировать, придумать, а затем, в случае чего, подправить детали, опираясь на гибкость женского ума и жизненный опыт.
Эндра шла по лесу, пиная ногами лежалые прошлогодние жёлуди. Скоро осень... у них совсем нет снаряжения, а ночи уже становятся холодными. По утрам течёт из носа, и болят кости, приходится подолгу отогреваться у костра, пуская для профилактики по кругу невкусную, крепкую, но очень пригодившуюся самогонку. А то хороши будут воители... Самогонки осталось немного. А значит – надо искать дорожное снаряжение. Лоскутные одеяла, некогда подбитые шерстью и по бедности не обновлявшиеся десятки лет, которые ребята прихватили из дома, для этой цели не годились категорически. Палатки не было вообще. Скоро пойдут дожди... Земля уже остыла. Деньги – недостижимая роскошь.
Мысли побежали дальше, спотыкаясь на влажных предосенних кочках. Воровать? Ещё чего не хватало. Но это единственный выход... с едой проблем не будет, лес по осени и целое войско прокормит. Есть луки. И есть ножи. А скоро пойдут грибы, черника... нет, черника здесь не растёт. А вот грибов – хоть отбавляй. Зверье уже всё поели. Да и кто знает, не подхватишь ли с такой кормушки тиф. Рыба – исключено. Вблизи поселений реки заражены поголовно. А поселения теперь будут попадаться всё чаще и чаще... И в лёгкой рубахе она умрёт от банальнейшей простуды раньше, чем они пройдут половину пути. Оно, конечно, джентльменов в её маленьком отряде полно, да только они сами все в лохмотьях. В такой же ситуации.
Эндра присела на трухлявый ствол поваленной берёзы. Ерунда получается. И не туда и не сюда. Нет, вариант с воровством никто не отменял... Но так дело не пойдёт... Ну-ну, ехидно ввернул внутренний голос. Жить захочешь – ещё и не так пойдёт!
План был, в общем-то, хороший. Ребята отстали от обоза, зачислены в имперскую армию добровольцами. Виза? А вот она, виза (нарисованная, к слову сказать, Роландом под чутким руководством всего партизанского коллектива и с подделанной печатью). Эту печать несколько часов вырезали из кусочка древесины ножом, который прихватил практичный Роланд. Печать герцога паренёк помнил смутно, видеть её ему довелось один только раз, да и то мельком, ещё во времена службы у рыцаря. Но листочек предусмотрительно измяли, затаскали и даже облили для вящей убедительности водой, отчего буквы частично расплылись, а печать стало вообще невозможно прочесть.
Пограничник долго рассматривал художества Роланда на свет, вертел во все стороны и, наконец, хмуро осведомился у скромненько топтавшихся в сторонке ребят:
— Почему от обоза отстали?
— Так раненый у нас, – терпеливо пояснил Форх, поддерживающий рыжеволосого мальчишку с головой, замотанной окровавленной тряпкой.
— Господин пограничник… – умоляюще протянул Роланд, – братец мой помирает…
Пограничник подцепил «братца» за подбородок и заглянул в лицо, перепачканное в пыли и крови. Губы были обмётаны, а большие воспалённые глаза затуманены.
— И где ты такого братца отыскал… Глазюки, как у девки. Точно твой?
— Точно-точно, господин пограничник!
— А почему вы не похожи?
— Мы сводные…
— Ага, – констатировал имперец, – значит, мать – шлюха.
Глаза Форха потемнели. Роланд подскочил. Но они промолчали.
— Так почему отстали, я спрашиваю?
— Разбойники напали.
— Где?
— Пара миль по дороге.
— Так, может, останетесь, – смилостивился имперец. – Хоть перевяжем нормально.
— Нет-нет, нам в обоз нужно. Нам и так от командира влетит.
Пограничник помолчал. Ещё раз осмотрел пропуск. И вернул его ребятам.
— Ну, чёрт с вами. Проходите.
Но не тут-то было. Некстати заявился второй пограничник. Старше, серьёзнее и явно не такой добрый.
— Тут что?
— Да, вот, от обоза отстали, – пояснил первый.
— Пропуск?
Пришлось снова предъявлять разрешение и повторять всю историю, сочинённую Эндрой с истинно менестрельским размахом и повествующую об эпическом сражении с разбойниками, где Эндре, то есть, Робину, отводилась геройская роль. Не самолюбия ради, а безопасности для – нужно было спрятать острые уши. А ушами раненого интересоваться вряд ли станут. Окровавленную повязку снимать – это вам не шапку сдёрнуть.
Пограничник долго рассматривал пропуск. Потом, повернувшись к своему товарищу, спросил:
— Ты печать герцога помнишь? Кажись, она не такая.
Тот поскрёб подбородок.
— Как, не такая? А то какая ж?
— Там у льва в лапе должен быть скипетр, а тут – роза.
— Чёрт побери. Точно. Та-ак, – он повернулся к ребятам. – Ну-ка, ещё раз. Что у вас там?
— Нам не тутошний герцог пропуск давал, – торопливо принялся объяснять Форх, – издалека мы. А тот такую печать поставил. Где я другую печать возьму, господа пограничники? Уж вы не прогневайтесь….
Раненый тяжело застонал, и Форху пришлось подхватить его на руки.
— Какой ещё другой? – нахмурился второй пограничник. – Что ты несёшь?
Тут вся орава обступила их обоих и принялась наперебой, хором втолковывать, что другой – это не тот, который тут, а совсем другой, а они сами не местные, а оттуда, издалека… А что, там чем хуже, чем тут? А у тамошнего лорда такая печать… а роза там или что, откуда они знают? Им и в голову не пришло, что там должна быть не роза. А им ещё и от командира влетит... командир – он такой...
— МОЛЧАТЬ!! – рявкнул несчастный пограничник.
— Мать твою! Ты глянь! – второй указал на Робина. У того из уголка рта стекала алая струйка.
— Слушай, ну их в Бездну. Ещё помрёт тут, а нам отчитываться. Пусть идут.
Немного подумав, первый согласился.
— Катитесь.
Когда пост скрылся из виду, Форх поставил Эндру на ноги.
— Получилось! – радовался Милдек.
Эльфка стянула с головы тряпку, вымазанную соком каких-то ягод, и их же, ягоды, сплюнула на дорогу. Они были горькие, но зато сок алый-алый, как кровь. Она протёрла глаза, в которые влила едкий травяной сок, чтоб они выглядели больными.
— Поздравляю, мои юные друзья…
— Ура! – Форх весело толкнул её. Все рассмеялись.
— Ай да мы! – восхищался светловолосый тринадцатилетний Илвар. – Они поверили, правда, поверили!
— Я менестрель, – скромно ответила Эндра, вызвав новый взрыв хохота.
Они встали в круг и обняли друг друга за плечи. Вот теперь они чувствовали себя отрядом. Настоящим отрядом, а не просто людьми, которых обстоятельства свели вместе. Нет, теперь они самый что ни на есть отряд. И каждый знал, что теперь, что бы ни случилось, ему непременно помогут и подставят плечо.
— Эй, вы, ребятня! – Сзади нагнала дробь копыт. – А ну, стоять!
Юные партизаны прыснули в разные стороны. Четыре всадника на легконогих боевых конях перехватили четверых ребят за шкирку и закинули каждого поперёк седла, предварительно стукнув по голове, чтобы не дёргались. С Эндры сорвали шапку.
— Ишь ты! – изумился пограничник, завидев уши. – То-то, я гляжу, кровью и не пахло даже.
Эндра вдруг почувствовала себя плохо. Очень плохо. Она перегнулась через руку пограничника, и её вырвало на дорогу.
— Ах, чтоб тебя, холера! – вскрикнул солдат, вздёргивая её лицом вверх. – Чумная, что ли?
— Нет, вроде... – ошеломлённо выдавила Эндра. Её мутило, живот болел, стало трудно дышать, как будто она всё-таки заработала ночёвками на земле простуду.
— Отравилась? – догадался солдат, разглядев у неё на лице и волосах остатки красного сока и понюхав рыжие, вымазанные ягодами кудри. – Так это ж бузина!
— Бузина? – переспросила Эндра. В голове звенел набат, больно ударяя изнутри по стенкам черепа. В груди закололо. – Такого растения я не знаю...
Эндра снов изогнулась, медленно теряя сознание. В Морулии эти ягодки не встречались, но вот почему она не отличила ядовитое растение? Ведь должна была! Что-то здесь не так... Потому что быть такого не может... Она же лесной эльф, в конце концов, да, если и не эльф – всё равно! Будто что-то исказило ей восприятие...
— В чём дело? – Подъехал, сдерживая чересчур буйного коня, пятый пограничник, кивнул на беспомощно обвисшую в седле Эндру. – Заразная?
— Бузины наелась.
— Чёртовы чародеи с их штучками... Веришь, я даже поссать нормально сходить – и то боюсь. Шут его знает, что примерещится... Девку бы откачать надо...
— Это эльфка. Ты что, устава не знаешь?
— Это девка. А ты давно жену-то видал? То-то и оно. Повесить – оно всегда успеется.
Не прошло и нескольких минут, как юные партизаны оказались скручены, связаны и с почётом водворены во времянку. Во времянке было холодно и неуютно. Пахло плохо обработанной древесиной, гнилой соломой и немытыми дезертирами. Сквозь узкое и длинное окно под самым потолком, нехитро проделанное в форме щели, пробивалось полуденное солнце, расчерчивая утоптанный земляной пол. Вдоль стен ютились человек пятнадцать товарищей по несчастью. Под потолком кружили привлечённые вонью нужника – простой выгребной ямы в углу без каких-либо заграждений – крупные и шумные мухи. Нужник внушал ещё большие опасения – через квадратное отверстие было перекинуто четыре дубовые доски, причём, невооружённым глазом было видно, что вся конструкция под человеческим весом каждый раз угрожающе прогибается и шатается. Окошко под потолком – настолько узенькое, что в него можно было просунуть разве что, кошку, да и ту по частям – при всём желании не могло в жару дать должной вентиляции. Зато ночью наверняка тянуло сквозняком.
Ребята переглянулись – и только тут заметили, что их всего тринадцать. Пересчитали. Не хватало Форха и Эндры. Не зная, что делать, когда пропали оба командира, отряд растерялся.
— Что же с госпожой Эндрой?!.. – отгоняя особо нахальную муху, простонал Роланд.
 
 
Форх вовремя успел метнуться в заросли придорожных кустов и залечь в канаве. Главное – не отдаляться от дороги, не то попадёшь под влияние блокировки и поминай, как звали. Пушистые колоски осота щекотали нос. По одному из колосков медленно-медленно полз муравей. Вот он добежал до середины, замер на несколько секунд, передумал, побежал обратно. Скрылся под широким листом подорожника. Форх считал удары сердца. Пятнадцать... шестнадцать... Муравей показался вновь, на этот раз зигзагами побежал-заторопился между песчинок, мелких прутиков и хвоинок. Совсем близко простучали тяжёлые окованные сапоги.
Наконец, стихла дробь копыт, отдалились окрики солдат и возмущённые крики. Пора.
Где-то поблизости должна быть деревня...
Форх зайцем припустил по дороге, мелькая босыми пятками и на ходу смахивая со лба градины пота. Отряд надо выручать. В деревне должны быть свои, он приведёт помощь.
Убедившись, что успешно миновал блокировку, на всякий случай свернул с дороги, понёсся, петляя меж деревьев и кустов. Споткнулся обо что-то мягкое, вспугнув жужжащую тучу мух – труп. Желудок с готовностью подкатил к горлу, когда Форх, не успев сообразить на бегу, что перед ним, вдохнул полной грудью густой, сладковато-железный запах. Вскочил, понёсся дальше. Главное – скорость. Что грозит Эндре, он прекрасно представлял. То, что его друзьям грозит то же самое – он, к счастью, пока представить не мог. Кроме того, Эндра... Он видел, что она отравилась. Успел заметить. Значит, попала в зону блокировки – установленный чародеем морок. Что ж, легко отделалась... могло быть хуже...
— Стой, парень. – Голос мужской, сильный. Приятный голос. – Куда летишь-то сломя голову? Беда где?
Сильные руки ухватили за плечи. Форх поднял голову, поглядеть, на кого же он со всего разбегу налетел – и не сразу узнал зеленоглазого командира из обоза.
— Беда.
— С кем беда? Да ты отдышись, расскажи подробнее.
До Форха, наконец, дошло, кто перед ним.
— Это вы?! – вскрикнул он, пытаясь вырваться из стальной хватки командира. Дэннер встряхнул его и повысил голос.
— Тихо! Шальной... Спокойно.
— Вы... – Форх извивался ужом. – Отпустите!
— И не подумаю. Ты не в себе, братец.
— Пустите! Там... вы... Сволочь имперская! Крыса! – В голосе заслышались слёзы. – Скотина продажная!
— Какие красочные эпитеты. Ну всё, парень, успокойся.
Заслышав в голосе металл, Форх немного притих. Скосил глаза на руку на своём плече и обмер, разглядев запястье.
— Каторжник?! – выдохнул он.
— Да.
— Но как... – Форх рванулся снова. – Предатель!
— Да не имперец я! – осадил его Дэннер. – Не имперец.
— А кто?
— Больше тебе ничего не рассказать?
— Кто вы такой?
— Успокоился?
— Более-менее, – кивнул Форх. Дэннер отпустил его. Паренёк ловко отпрыгнул в сторону.
— Так вы же имперский обоз.
— Десять раз, – поморщился Дэннер. Он уже сообразил, наблюдая весьма искреннюю реакцию паренька, что перед ним явно не верноподданный Его Величества Иллиордена Третьего. К тому же, признал в нём юношу, просившегося с обозом на войну. Удивительно, что он сумел перейти границу. Вот только...
Постойте-ка.
— Слушай, парень. Где же ты остальных-то потерял?
Форх мрачно сверкнул глазами.
— Кто вы такой?
— Во-первых, не выкай мне. Не люблю я этого. Во-вторых, подумай головой. В этой войне всего две стороны.
Форх распахнул глаза.
— Армия освобождения?! Это сказки!
— Сам ты сказки... – Дэннер поправил перевязь метательного ножа. Форх, разглядывая собеседника, вдруг припомнил слухи, вполголоса гуляющие среди народа. Командир повстанцев... Медно-рыжие прямые волосы... изумрудно-зелёные глаза... смуглая кожа, шрамы, сломанный нос... крепкое телосложение, на вид лет двадцать пять, острые уши...
— Челюсть подбери. Ты мужчина, забыл? И нос вытри. И расскажи, наконец, в чём дело. Или у тебя развлечение такое – по границам вприпрыжку летать?
— Тебя не существует, – сообщил ему Форх. Голос прозвучал едва слышно. Дэннер нарочито внимательно оглядел себя со всех сторон и даже за ухо дёрнул.
— Да нет, вроде. Вот он я. Пока что на месте. В полном комплекте...
Форх, отчаянно мотая головой, опустился на какой-то холмик. Сообразил, что нечаянно уселся на муравейник, ойкнул и подпрыгнул.
— Ну, ты и уникум, – не удержался от усмешки Дэннер.
— Вас... вас же... вы же...
— А что-нибудь осмысленное можно?
— А почему имперские гербы? – Сознание Форха, словно за пресловутую спасительную соломинку, ухватилось за эту незначительную деталь.
— А они красивые! Знаешь, чёрненькие... Я просто обожаю чёрный цвет в сочетании с золотистым. Парень, я, конечно, сочувствую твоему состоянию, но, кажется, уже просил тебя подумать головой. Умеешь? Я счастлив. Может, мне ещё и на лбу крупным шрифтом вывести – «МЫ ТВОРИМ РЕВОЛЮЦИЮ!» И вприпрыжку до погранпоста. А надпись на трёх языках сделать и постоянно повторять вслух – вдруг они читать не умеют.
— Прекратите издеваться! – обиделся Форх. Сарказм Дэннера, как всегда, произвёл отрезвляющий эффект. Командир проницательно поглядел на паренька.
— Надеюсь, ты в порядке?
— Да. Простите...
— Забудь. – Дэннер ободряюще улыбнулся. – Так что случилось?
Но Форх всё ещё находился в состоянии некоторой растерянности – ещё бы, все и разом. Мысли кружились в голове каруселью. И командир этот, и обоз...
— А где обоз? Вы сами-то что здесь делаете?
— Да вот, грибы собираю.
— Чего?!
— Что я, по-твоему, могу здесь делать? За мной гоняются все, кому не лень. Некоторые не хотят гоняться лично и отправляют наёмных убийц. А я их под кустами отлавливаю, чтобы на нервы не действовали. Подбери челюсть.
— А... где обоз-то?
— Где обоз, на дороге обоз. Или ты считаешь, что я его в кармане спрятал? Ну, загляни в карман, проверь.
— Вы опять?!
— Не опять, а до сих пор. Успокойся. На, вот, глотни, легче станет.
Форх послушно глотнул самогона из протянутой ему фляги. Закашлялся, но ему действительно полегчало. Дэннер похлопал его по спине.
— Ну как? Лучше?
— Ага.
— Ты не ответил на мой вопрос. Куда ты так спешил?
— Ой! – Форх побледнел. – Там моих ребят пограничники схватили! Я спешил за помощью...
Дэннер встрепенулся, резко стукнув себя кулаком по бедру.
— Твою дивизию! Я так и знал! И давно?
— Вот только что. Думаю, во времянку отправят, только с нами девчонка была, эльфка...
Дэннер медленно повернулся к нему.
— Рыжая?
— Рыжая... ваша, из обоза.
Последовавшая матерная тирада могла бы составить достойную конкуренцию сокровищам Тир-Катаротской библиотеки. Форх снова уронил челюсть.
— Идём, – велел, отругавшись, Дэннер. – Сколько вас было?
— Со мной пятнадцать. Рыжая в морок попала и бузиной отравилась.
— Невоспитанная, эгоистичная, недальновидная, глупая, безалаберная, самоуверенная, малолетняя идиотка! – прошипел Дэннер. – Если у неё когда-нибудь мозги встанут на место, я решу, что началось светопоставление, инквизиторы коллективно подались в монахи, лошади отрастили крылья, где-то гвозди расцвели, если эта идиотка хотя бы раз в жизни перестанет искать на свою рыжую задницу новые приключения...
Форх решил больше не водворять челюсть на место – она всё равно ни в какую не желала там оставаться.
— Послушайте... командир... э-э-э-э... Дэннер...
— Слушаю.
— А что мы намерены делать?
— Чёрт его знает.
— Но... У вас разве нет плана?
— Откуда? Будем действовать по обстоятельствам. Надо вначале разузнать, что здесь и как, затем уже планы строить. А когда ничего не знаешь – какие могут быть планы?
— Логично, – задумчиво протянул Форх, думая, что вот на этом-то они и прокололись. Ничего не зная, действовали вслепую... И попались.
Они остановились на дороге. Впереди маячил пограничный пост. Дэннер, прищурившись, наблюдал за солнцем и ветром, высчитывая лучший путь для разведки. Форх терпеливо топтался рядом.
— Оставайся здесь, – велел Дэннер.
 

— Эт-то ещё кто?!
— Эльфка.
— Сам вижу, что не кобыла. И что вы намерены с ней делать? Зачем притащили? Она, небось, больная. Вы на неё поглядите. А ещё лучше понюхайте.
— Да морок это. Отравилась бузиной. Хотим откачать. Всё равно её вешать, а так хоть порадуем напоследок.
— Ой, добрые какие! Порадуют они... Отмойте её сперва да сделайте ей промывание желудка. Лекарство дайте. М-да... Ну, вы и даёте...
— А ты не ворчи, не ворчи. Сам-то в стороне, поди, не останешься.
— Да прополощите её уже! Она же задохнётся! Кретины...
Эндра застонала и с удивлением обнаружила, что горло больше не сдавливает. Тогда она открыла глаза. И подумала, что вот это она точно зря сделала. Над ней склонились четыре небритых лица и отшлёпали по щекам. Лица пахли луком и перегаром.
— Очухалась? И то хорошо. Давай, приходи в себя.
Тут Эндра едва не вырубилась вторично. Она очень старалась, но, как назло, абсолютно безрезультатно. Пограничники радостно усадили её на скамью и долго и весьма красочно расписывали её достоинства.
— Красотка!
— А глазищи-то!
— Ладная!
— Да ещё и рыжая! Вон, как зыркает!
— Убейте меня... – пробормотала Эндра, вжимаясь в угол.
 

Дэннер тенью проскользнул мимо часового и оказался перед дверью времянки. Так, часового придётся убрать. Ещё тревогу поднимет.
Пограничник даже не успел сообразить, в чём дело. Рука, словно соткавшись из жаркого летнего марева прямо за спиной, перехватила его собственную руку – ту, которая с оружием. В следующее мгновение сознание мягко заволокла темнота.
Дэннер осторожно опустил солдата на разогретую землю и, провозившись некоторое время, вскрыл замок. После чего скользнул внутрь помещения и быстро прикрыл за собой дверь. Эндры среди заключённых не оказалось. Зато он признал Роланда.
— Господин Дэннер! – метнулся к нему парнишка. – Вы госпожу Эндру не видели?
— Я думал, ты её видел. Вообще-то, я её здесь и искал.
Роланд распахнул глаза, что, впрочем, не помешало ему отмахнуться от мухи. Муха, обиженно жужжа, метнулась к Дэннеру и принялась наворачивать вокруг него неровные круги. Дэннер разумно отступил в сторону. Муха отстала, вероятно, потеряв обоих. Роланд сник.
— Но... как же это...
Дэннер махнул рукой и притянул его за шкирку.
— Значит, так, братец, слушай сюда. Бери своих партизан и беги отсюда со всех ног, ясно тебе? Пока что здесь подозрительно тихо... – Он умолчал о том, что факт странного отсутствия людей и факт отсутствия во времянке Эндры разум автоматически связал воедино. – А значит – у вас есть шанс прорваться.
— А как же госпожа Эндра?
— Это уже моя забота.
— Но... господин Дэннер, мой долг...
— Пошёл! – Снова в негромком голосе прозвучало нечто такое, что заставило беспрекословно подчиниться. Дэннер шагнул к сгрудившимся у стены ребятам и быстро перерезал верёвки. Затем развернулся и бесшумно вышел обратно на улицу.
— Пошли, – сказал Роланд.
 

— Ну, девка, решай, кого выбираешь!
Весёлые шутки сыпались со всех сторон. Эндра сжалась в углу, сверкая глазами и сжимая кулаки.
— Выбираю?! – вскинулась она. – В каком это смысле?!
Пограничники расхохотались.
— А в прямом! Давай, кто первый?
Тут-то до Эндры и дошла вся серьёзность её положения. Вначале изнасилуют, затем повесят. Воронам на радость. А ребят отколошматят как следует, чтобы неповадно было, и депортируют обратно. И деться ей некуда. Допрыгалась... Ну да ничего, так просто она не дастся.
— Дура, тебе всё равно висеть.
— Скажи что поновее!
— Да не хочет она добром! Гордая!
— А не хочет – так захочет, не боись!
Эндра оглушительно взвизгнула, когда её за волосы выволокли из угла. Кто-то потёр уши.
— Да не голоси ты, рыжая! Говорят тебе, добром делай – и тебе, и нам лучше!
Эндра взвизгнула сильнее и получила удар в грудь.
— Заткнись, тебе говорят! Бешеная попалась...
Эндра согнулась, хватая ртом воздух, двое перехватили её и заломили руки, заставляя нагнуться ниже и задрав подол рубахи, в которую переодели после мытья. Визжать больше не визжалось – лёгкие сжались, ни в какую не желая пропускать воздух. Кто-то вздёрнул голову за короткие волосы, поднимая лицо...
И вдруг послышался лёгкий треск. В следующее мгновение едкий оранжевый дым с шипением заволок небольшую комнату.
Солдаты закашлялись, кто-то чертыхнулся, кто-то уже повалился на пол. Не ко времени отпустило дыхание – Эндра рефлекторно глубоко вдохнула и тут же, скорчившись, свалилась вслед за пограничниками.
Чья-то рука перехватила и перекинула через плечо. Глаза слезились, лёгкие выворачивало наизнанку, но Эндра сообразила, что её куда-то несут. Эльфка рванулась, но вновь скрутил кашель. Когда глаза перестало жечь, а кашель, наконец, утих, они были уже довольно далеко в лесу.
Эндру бережно уложили на прохладную траву.
— Госпожа Эндра! Госпожа Эндра, вы в порядке? – Роланд.
— Надеюсь, что в полном. – Очень знакомый голос. Очень знакомый запах. И уж совсем знакомые сильные руки с дорожной флягой, тоже, кстати, знакомой. – Пей.
Эндра послушно сделала несколько глотков, и её тут же вырвало снова. Жидкость оказалась откровенно невкусной.
— Пей ещё. – Металлическое горлышко снова протиснулось в зубы. – Не бойся, это лекарство.
На этот раз рвоты не было, и вообще, заметно полегчало. Эндра расслабилась в руках командира. Откуда-то навалилась усталость.
— А с ней точно всё в порядке?
— Если ты скажешь ещё хотя бы одно слово – я не гарантирую порядок с тобой. – Дэннер что-то делал с Эндриными пальцами, и с каждым его движением боль отступала, а в голове прояснялось. – А ты, Рыжая, если не перестанешь дурить, я точно откручу твою пустую голову. Что мне с вами делать? С собой взять не могу... А теперь вас и одних не оставишь – после побега в два счёта отловят и повесят всех. Неужели, не знаете, с кем связались? И меня загнали в ловушку, и себя, и весь обоз...
— При чём тут обоз? – удивился Форх.
— А при всём при этом. На кого, по-вашему, падёт подозрение? Партизаны... Визу сами нарисовали?
— А что нам было делать?
— А больше и нечего... – вздохнул Дэннер. – Поймите простую вещь. Это – война. Здесь профессиональные разведчики погибают – погибают мучительно, и хорошо, если быстро. Здесь не просто так стоят погранпосты и блокировки. Это не для красоты. Это – война. Мне понадобилось десять лет, для того, чтобы добиться результатов. А вы решили, что вот так, просто – босиком и без подготовки в одиночку выиграете войну.
— Я воевала, ты забыл? – не выдержала Эндра. – Чего ты мне рассказываешь?
— Потому что ты ведёшь себя безрассудно. С чего ты взяла, что там, где не справится целая армия, справятся деревенские ребята?
— Откуда ты знаешь...
— Да потому что я сам через это прошёл! – Дэннер вскинул руки, демонстрируя следы кандалов на запястьях. Затем расстегнул портупею, швырнул на траву и стянул рубаху. – Я видел смерть своих родителей. Я видел, как убили и изнасиловали мою мать. Я несколько лет подыхал под забором. Я был на дыбе, и был на каторге. Я успел познакомиться с инквизиторским костром, эшафотом и много чем, что вам и не снилось. А вы до сих пор считаете, что это лёгкая прогулка.
Все притихли и побледнели. Дэннер неторопливо натянул рубаху и пристегнул обратно оружие. Ребята молчали, глядя в землю – лишь бы только не видеть этих шрамов и этих невыносимо спокойных зелёных глаз. А Дэннер поднялся и сообщил:
— Если вы собираетесь действительно чего-то добиться – советую вам уходить отсюда, и немедленно. Держитесь поблизости. И постарайтесь обзавестись одеждой, обувью и необходимым снаряжением. Лето заканчивается, ночи холодные. А мне пора.
Он махнул рукой и быстро скрылся за деревьями. Роланд натянул на Эндру куртку – ей было холодно в одной рубахе. Они передохнули немного и поспешно отправились дальше.
 

Дэннер запрыгнул в фургон и устало швырнул в угол сумку. Как же тоскливо, боги. За ними будет погоня... за ребятами будет погоня... и неизвестно, кого раньше вздёрнут. И куда они сунулись, идиоты?!
Он вспомнил, как подростком собирал отряд, как всех перевешали у него на глазах, заставляя смотреть на их смерть без права оказать помощь. Перед глазами замелькали тщательно замурованные в глубинах памяти образы. Площадь. Эшафот. Толпа внизу, перед дощатым помостом. Дёргается в петле тщедушный паренёк в тюремной рубахе, окровавленные, грязные доски внизу впитывают струйку мочи с ног повешенного. Он сам стоит на коленях перед виселицей, имперский солдат сзади держит одной рукой за связанные руки – так, что не пошевелиться, не подняться, другой рукой до слёз в глазах оттягивая голову за волосы – чтобы глядел вверх и не мог закрыть глаза
— А ты смотри, смотри. Полезно. Смотри! – Удар. Он сгибается пополам, вскрикнув от боли в вывернутых руках.
— За смуту, распространяемую в народе, среди граждан Империи Золотого Солнца, приговаривается к казни через повешение гражданин Империи, пятнадцати лет...
— Смотри!
— Да будь ты проклят, Дэннер!! Будь ты проклят!!.. Будь...
— Заткните осуждённого.
— А ты смотри, парень, смотри. Смотри – и запоминай, к чему ты их привёл, до самого конца своей короткой, пустой бездарной жизни.
— За воровство и прилюдное оскорбление высших чинов власти Империи приговаривается...
— Чего ты ревёшь, как девка? Не нравится? Раньше надо было думать! Смотри!
— ...И да будет свершён справедливый и беспристрастный суд над подлым смутьяном...
— А пошли вы все в... – перекрывает глашатая звонкий мальчишеский голос. – Да здравствует революция! Свободу трудовому народу! Имел я вас всех...
Он вскидывает голову.
Скрип лебёдки и хрип повешенного.
Удар.
Моча впитывается в грязные доски.
 

Море. Ветреный солёный необъятный простор. Скрип снастей. Холод и ломота в костях. Боль в распухших руках, в напряжённых до предела мышцах. Тяжёлое, скользкое весло и солёные брызги. Запах испражнений и немытых тел.
Он сгибается через борт в мучительном спазме, но рвота только жёлтой пеной желчи, это от голода, это пройдёт. Влажные доски, темнота в глазах, зубы шатаются, распухшие десны сочатся кровью и гноем. Тяжёлый хрип гребцов. Щёлканье кнута возвращает к действительности.
— Работай! Эй, рыжий, я к тебе обращаюсь!
— Да не жилец он. Выкинь за борт.
— Думаешь?
Опять за волосы. И чего им всем так волосы дались? Впрочем, так же удобнее.
— Да не, ещё немного протянет. Где я тебе замену найду? За борт...
— Смеёшься? Полон трюм.
— Вот сам в него и суйся. А я только что пообедал.
— Да ты погляди на него.
— А чего глядеть? Погани мало видел? Облей его водой, он и очухается. Он сильный.
— Не трогайте... не трогайте его...
— Ты хоть помолчи. Девочка... – Взрыв хохота. Крик, звон цепи и свист плети.
Хлопанье паруса и скрип снасти.
И тяжесть отполированного сотнями пальцев весла в руках.
Тихий плач на соседней скамье.
И чего за борт не выкинули...
 

Зима. Хлёсткие порывы кусачего ветра. Сугроб по пояс. И это, по-вашему, дорога? Куда смотрят дежурные?
Ух, и морозище. Хорошая зима в этом году выдалась – суровая, снежная. Мириады белых кристалликов ослепительно сверкают на бледном зимнем солнце – красиво, но не полюбуешься, больно глазам. Хрупкая красота со скрипом приминается под сапогами. Нет, да здесь раньше насмерть замёрзнешь, чем дойдёшь! Чего они, в самом деле. Вот и пост.
— Эй, часовой! Свои.
Тишина, далёкие завывания ветра в просторах степи.
— Можно пройти? Да куда вы все подевались?
Шаг вперёд. Что-то твёрдое под покровом снега.
— Эт-то что...
Вот и часовой. Только он вряд ли сможет припомнить отзыв.
Тревога, сражение с сугробом, белая снежная пелена, чёрным резким контрастом обгоревшие развалины. Они все здесь. Они никуда не ушли.
Они никуда и не уйдут.
 

Голоса снаружи, скрип колёсной оси, размеренное цоканье подков по пыльной дороге. Тёплая, родная рука, гладящая по волосам.
— Очнулся? Вот и хорошо... Снова ночью не спал... эх, ты...
Дэннер приподнялся и улёгся на прохладный брезент палатки, положив голову ей на колени. Она отыскала его руку и поцеловала изувеченное запястье.
— Устал я, ласточка.
— Я знаю... знаю. Но я с тобой. Я всегда буду с тобой. Я тебе помогу.
— Да я в порядке.
— Вот и хорошо. Правда, ведь?
— Истинная. Я всегда в порядке... Ты не уходи, хорошо?
— Я с тобой. Я всегда с тобой. Я же люблю тебя. Ты мне веришь? Я тебя очень-очень люблю. Иди сюда...
Ласковые руки, прохладный шёлк волос и тёплое дыхание на лице. Мягкие, приоткрытые губы.
Участившийся пульс и тепло где-то внутри.
И успокаивающий, родной голос.