Жил-был я. Кн. 3 Про жизнь. Гл. 6
Оставив за спиной «Барс» и затухающие «рабочие колебания», я возвратился в Южный док, в царство дремлющих гигантов - ракетоносцев.
Ничего странного, эллинг был пуст, висела гнетущая тишина. Ночные работы на корпусах были остановлены и велись только в дневную смену. Воздух очистился, стал прозрачным и прохладным. Конечно, можно было остаться и заночевать в цеху. Однако, во-первых, на втором ярусе строительных лесов, я заметил, бригаду гаммаграфистов, готовящих своё хозяйство, а, значит, можно было попасть под жесткое гамма-излучение, во-вторых, мне захотелось на свежий воздух, на улицу. Переодевшись, я пошел домой.
Был апрель, температура «около нуля», по улице мёл ветер, посвистывал в черных ноздреватых остатках снега, шуршал по веткам мертвой прошлогодней листвой. Оживали запахи.
Пройдя по полупустому заводу через КПП «56 вахты», я вышел на аллею, которую называл «длинной косой», что пролегла через парк, от ВПЧ до гаражей.
Добравшись до своего вечнозеленого дома, что на улице Воронина за номером два, я поднялся по теплой освещенной лестнице до квартиры и, стараясь не будить домашних, открыл дверь. Зажег свет в прихожей. Тихо поднялась жена. Обняла. Поцеловала
- Ой, а шея -та, черная, и китель пахнет дымом и железом. Залезай - ка под душ-та.
- Угу.
Намывшись, я вышел на кухню. Приобнял жену, хлопочущую у плиты.
- Садись, уже. Сейчас накрою.
- Угу.
Жена подала на стол, села рядом со мной. Когда я, молча, доел, сказала: «Перед твоим приходом звонили с завода. Диспетчер сказал, что опять приедут за тобой.
- Чего молчала?
- А куда торопиться та?
Я устало улыбнулся, обнял ее за плечи, склонил голову к ее голове. - Подождут.
- Когда это кончиться?
- Завтра, сегодня уже вывод корабля. Выведем, будет полегче.
- Конечно, - буднично, ответила она, и, позевывая, добавила. – Потом-та в море?
Я прикрыл глаза и кивнул головой.
Жена положила мою руку на большой живот: - «Тоже дает «жару».
Я ощутил легкий толчок из утробы.
- Чувствуешь?
- Чувствую, - сказал я, улыбаясь, и приложил ухо к животу. Будто хотел услышать, а что там скажут. И опять легкий толчок изнутри, и резкий, в ночи, звонок.
Я открыл входную дверь: «Что случилось?».
Передо мной стоял молодой строитель по системам: «Извините, ЧП, … Знаю, что вне плана, но «горим, очень горим» ... Надо!»
- ОТК принимал?
- Нет, Вы не против совместной приемки?
- Оно и понятно. Ждите внизу, я спущусь.
(По руководящим документам военпред имеет право отказаться от незапланированной приемки, и такие случаи, редко, но бывали. Настоящий военный представитель такого права себе не дает).
- Принеси белую рубашку.
Жена принесла, аккуратно свернув, положила в пакет. Потом из кухни принесла еще пакетик с бутербродами: «С чаем поешь».
Проснувшись, вышла дочь, еще не старшая:
- Папа, куда?
Я присел на корточки, поправил ее взлохмаченные волосы:
- На завод. Как дела в школе?
- Нормально, «пятерка» - по «матёше»
- Молодец, дочь, - я поцеловал ее в щеку и выпрямился. – Помогай, маме. Я приду к обеду.
- Мы будем ждать. Будь острожен.- Ну, все, пошел. Спите.
Я, молча, спустился вниз.
С усилием открыл входную дверь. Дул ветер, крутя завесу снега. «Вот-те и весна. Зима пришла. А что хотел-та? Север!»
Подъезжая к цеху, я увидел у ворот начальника эллинга и строителей. Они, переминаясь с ноги на ногу, кого - то ждали. Кого? Меня!
И ты знаешь, о чем тогда я подумал? Счастье - это знать и чувствовать, что ты нужен семье, нужен делу. Нужен людям. Реально нужен! Сейчас! Позарез!
------------------------------------------------
Вывод корабля из цеха - праздник и серьезное испытание.
Корабль построен. Проверен. Принят Военным представительством. Если, конкретно, то на этом корабле все пункты «Выводного перечня...» выполнены на сто процентов. Редкость? Редкость. Но бывает.
Вывод корабля – это веха.
Свежевыкрашенная, с вымытой до блеска монолитной резиной, головная подводная лодка, изящно вытянулась безукоризненным телом на постели стапель–поезда. Томясь от нетерпения, поскрипывая вантами предохранительных «подушек», то тут, то там чем-то звякает в пустых гулких цистернах. Все ждут заветной команды о начале движения. Нервное возбуждение передается от корабля людям, а от людей возвращается кораблю.
Народ не праздный, рабочий, собирается на подошве дока, на строительных лесах в районе кормы. В одиннадцать часов раскрылись гигантские ворота. Но не те. Ворота Южного дока. Через десять минут, они, нехотя, закрылись.
Прошло еще некоторое время и незаметно, осторожно сдвинулись с места створки нужных ворот Северного дока. Бросая охапки крупного снега, в цех ворвался свежий ветер
Закончив последние проверки - по готовности легкого корпуса к движению и расписавшись в журнале, я спустился к себе, переодеваться. Вернувшись к работягам, я был ими не узнан. Всех удивлял мой непривычный вид. Я был в тужурке с белой рубахой. Немудрено, ведь они видели меня всегда только в каске и робе.
Собрались начальники всех мастей, заводские, военные, партийные, городские.
-------------------------------------------------------
Хм, интересная зарисовка. Начальник Северного дока, Вениамин Гладышев, нервно куря, ходит по доку, туда – сюда, глаза красные, бурчит про себя: «Кто в доке хозяин я или мыши?»
- Ты чего, Веномин Саныч? - спрашиваю его.
- А, - в сердцах машет рукой. - День, с утра, как - то не задался. Тяговая установка капризничает. А тут еще это... - И показывает на Мисс «Барса», передовицу, миленькую крановщицу с прической, но из соседнего, Южного дока. - «Кто такая? Почему не знаю? А где моя Зойка?» (Опять Архипыч, это начальник Южного дока) – пропихнул свою в «мамы заказа»).
Длинноносый и длинноволосый замначальника отдела комплектации и снабжения Господарик, Миша, громко рассмеялся и подколол Гладышева: «Веня, на Флоте бабочек не ловят!»
- Еще и ты, Епифаныч, тут! - в сердцах, махнул рукой начальник дока и побежал дальше.
Подошел ответственный сдатчик – старший строитель лодки Владимир Михайлович Чувакин: «Миша, ты куда Веньку погнал».
- А пускай свою ширманку быстрее крутит. Колотун, едрёнтить! - поежился Господарик.
Выкурив по сигарете, не взирая на укоризненный взгляд представителя ВПЧ, Михалыч отвел меня в сторону. И опять «Форс-мажор»!
Кстати, «Михалыч» - автор знаменитого экспромта, который стал тостом и прочно пришвартовалось к застольям подводников. «На третий тост не хватит водки, пока есть в море наши лодки!» Докладываю, как свидетель рождения этих строк, где-то, в году 1994. Нам было чем гордиться....
Уже нет никого: и Веня, и Миша, и Владимир Михайлович – давно ушли в своё последнее безвозвратное плаванье... Пусто....
------------------------------------------------------
Итак, все в сборе. Оркестр сыграл пару бравурных мелодий. Но команды на вывод почему – то нет.
Прошел обед. Не стоит описывать что, да почему. Только к шестнадцати часам герметичность подводной лодки, точнее капсулы антенны ГАК «Скат», довели до нормы, решив несколько инженерных задач. Как всегда, подвел человеческий фактор.
Факт устранения «форс-мажора» я доложил по команде.
Военное представительство подписало выводное удостоверение.
Ведущий военпред «Барса» капитана второго ранга Анатолий Чухров доложил Уполномоченному ГУК ВМФ Федотову.
– «Товарищ капитан первого ранга. Многоцелевая атомная подводная лодка заводской номер 821 к выводу из цеха готова!». Гимн. Митинг. Товарищи! Друзья! Победа! Поздравляю! Ура! Гимн. Ладони в белых перчатках взлетают под козырьки черных флотских фуражек.
В 17:10 Мисс «Барс» отпустила, подвешенную на ленте, бутылку «Шампанского» и та с пеной разбилась о корпус корабля. «Счастливого плаванья!». Все зааплодировали. «Хорошо! Добрая примета».
Начальник Северного дока поднял руку – «Внимание», и с силой опустил её вниз, полуприсев, на махе. Натянулись, вибрируя от натуги, тяговые тросы стапель – поезда, и крейсер медленно, будто нехотя, сдвинулся с места, на выход из материнской утробы цеха. Исполинский младенец, прощаясь со стапелем, жалобно, запищал клокочущей сиреной, перешедшей на низкий бас «Тифона». Не сразу и будто издалека, донесся протяжный заводской гудок. Старый цех подбадривал растерявшегося младенца.
Оркестр заиграл «Прощание славянки».
Подводная лодка, с зализанными, плавными круговыми обводами, гладкая, матовая в лучах прожекторов, нарядная белыми полосами ватерлинии, пересекла винтом створ ворот цеха. «Ба-бах!» - и вторая бутылка шампанского разбита. Люди радуются: смеются и плачут. У кого – то этот первый корабль, у кого-то - последний. Но и те, и другие счастливы одинаково.
Люди создали новое, более совершенное, смертоносное оружие против людей. Так - то оно так. Но мы видели в корабле, прежде всего, плод своего труда, ума и здоровья. Воплощение своих замыслов и надежд. Чаяний и тщеславия. Мы гордились делом рук своих. И были уверены, что не зря прожили эти годы своей жизни. Наше детище, выходило в самостоятельное плаванье. «Нам есть что защищать! Нам есть чем защищать!»
---------------------------------------------------
Клетки материнской матки трудятся над плодом, не задумываясь о том, кем станет в жизни плод - миротворцем или убийцей.
Отец, а ты знаешь, что написано на закладных досках советских боевых кораблей?
- Откуда ж мне знать?
- На одной стороне наименование корабля, номер заказа, год, а на другой - «Народы Советского Союза строят корабли для защиты своей социалистической Родины».
- И всё?
- И всё.
- Ёмко и правильно.
- И секретно, с учетным номером.
Корабль, медленно, без остановок, покидает родительское лоно цеха. Вот уже и приемные патрубки циркуляционных трасс проходят створ ворот.
- Смотри, хитрый механик, взявши бутылку за горлышко, разбил ее о правый патрубок циркуляционной трассы. Это сделано, что бы пробка не досталась никому, кроме него. На счастье и везение. Кстати, командир электромеханической боевой части – Георгий Елисеев, наш земляк, палдичанин.
- Подожди – подожди, сын Евгения Петровича Елисеева, капитана первого ранга.
- Да, они жили в восемнадцатом, желтом, доме.
- Надо же?
Потом еще пару бутылок - о мидель и нос.
На борту открылась огромная надпись: «Счастливого плавания».
На носу - морда барса и три флага: советский военно-морской, Андреевский и государственный.
К восьми часам вечера корабль покинул цех и встал на третьей позиции, то есть на улице.
Свершилось, корабль родился.
Новорожденный «Барс», во весь голос известил завод и город о своем появлении. Чистым высоким сигналом «Сирены» - «Я!!!». И низким грозным – «Тифоном» - «ЗДЕСЬ!!!»
Корабли, как люди, рождаются в муках. Ой, в каких муках! Приходят на свет божий с мечтами и надеждами. Предначертанием и судьбой.
Подводная лодка, похожая на гигантскую сигару, выглядит могучей и стремительной. Видя всю её, воочию, любуясь плавными и совершенными обводами корпуса, лукаво удивляешься:
- Неужели это дело рук человеческих?
И сам себе гордо отвечаешь: «Да, это сделали мы, это наше творение».
Через полчаса «гости и повитухи» разошлись.
Попив горячего чайку, в кандейке ОТК, я вернулся на стапель.
----------------------------------------------------
Стапель пуст. Пространство, некогда занятое телом корабля, растворяет в себе, раздергивая на атомы, любого, попавшего в его фокус.
Умом я понимаю, что каждый кубический сантиметр этого воздушного объема мной пронизан и ощупан. Я был там, там и там - везде. Но тела нет, а есть пустота, зияющий информационный провал в тридцать тысяч кубометров. Взгляд мечется по космическому безмолвию и доводит разум до шока. Он не воспринимает настоящую реальность. Он живет еще, там, в прошедшей реальности. По крайней мере, сейчас.
Вакуум. В который раз, я физически ощущаю нестерпимое щемящее чувство пустоты и одиночества. Я вижу все поглощающую пасть черной дыры. Провала. Бездны.
Nihil.
Амфитеатр строительных лесов безмолвен. Шесть ярусов, семь этажей. Ряды тусклых огоньков, как звезды. А далеко ли, близко ли? Не определить. Сравнивать не с чем. Как в Космосе.
Холодный ветер задувает в, настежь раскрытые, ворота. Снег залетает, горстями, и ложиться на безжизненный стапель. Ветер треплет меня, толкая резкими колкими порывами.
Ветер? Он обжигает корпус моего железного ребенка! Тот вздрагивает от новых неприятных ощущений, жмурился на белый свет. Я представляю, как ему холодно, как одиноко, там, в чужом враждебном мире.
А, когда начнется заполнение бассейна? С какой дрожью он будет ожидать первое прикосновение ледяной воды. Я кожей почувствую его дрожь. Но, все преодолимо. Он прозреет, поумнеет, научиться плавать. Он еще погрузится вместе со мной на 625 метров! Он победит. Ведь это мой сын.
----------------------------------------------------------
Я и Отец стояли в безмолвном ковше, на ладони застывшего пространства.
- Не люблю пустых стапелей. Грустно, пусто, одиноко, - поежился я.
- И полное ощущение ненужности, - добавил Отец.
Хей! - крикнул Он. Его голос отразился от лесов и вернулся одиноким призывом. – Да, тишина.
- Да, - согласился я. - На сегодня ....
И, словно, мне наперекор из Южного дока донесся звук одинокой «турбинки», за ней - второй, третий. Что - то зачищали.
Отец улыбнулся: «И все начнется сначала».
Мы повернулись и пошли в гигантский портал открытых Северных ворот.
С высоты носа подводной лодки грозно, но не страшно, на нас смотрел белый барс.
-------------------------------------------
Я присел у костра, закурил.
- Потом будет еще три корабля и четырнадцать лет военного кораблестроения.
Прерванный полет и гибель страны, упадок устоев, всего, что было культом, религией и верой. Развал промышленности. Лихолетье. Рваное время эпохи перемен.
Жил и служил, как совесть велела. Я не подвел тебя, Отец.
Вот как-то так.... О, смотри, картошка готова!...
....................................
Дорогой Читатель!
На этом я прерву свое повествование и на какое-то время расстанусь со своим героем. Нет. Я не предам его забвению. Более полжизни впереди. И какой!
Мы передохнем. И двинемся дальше по пути, где время избирательно, а расстояния не имеют значения.
С уважением. Автор.
Свидетельство о публикации №220052302121