Глава 15. Ложниковы

Поросль клана Ложниковых тоже выросла на типографской почве. Прадед Илья был печатником у Кушнерёва. Не сохранилась фотография прадеда Ильи, но знаю одно, что вплоть до своей смерти в 30-е годы 20 столетия, то есть до своих 60 лет он имел во рту собственные здоровые зубы и носил пышную шевелюру на голове, правда, седую. Умер прадед не своей смертью: его сбил грузовик, когда он, увернувшись от лошади, перебегал проезжую часть Каляевской, в прошлом Долгоруковской, улицы. Было в семье у Ложниковых шестеро детей: четыре дочки и два сына.
Дочки выросли рукодельницами, а сыновья были шебутные: один сгинул в революцию, а другой – в голодомор в Поволжье. Занесло его туда ветром гражданской войны, да там и приземлило. Он женился и в 1920 году родил сына Володьку.
Причиной голодомора в Поволжье называют засуху 1921 года, коллективизацию и продразверстку. Пять миллионов человек молодой Советской республики в результате этого умерли, в том числе и родители Володьки Ложникова. Когда до Москвы в 1922 году дошло известие об их смерти, старый Ложников собрал своих дочерей и сказал такую речь: «девки! Неужто мы отдадим свою кровиночку на откуп злой судьбе? Погибнет же малец!». Девки подумали и порешили привезти мальца в Москву и воспитать общими усилиями. У моей бабушки, Прасковьи Ильничны была, как мы помним, комната в 25.5 метров квадратов, что считалось хоромами, поскольку у остальных было вполовину меньше. Для начала Володьку было решено поселить у неё. Татьяна Ильинична слыла средь сестёр самой искусной портнихой. Время было зимнее, и для ребёнка сшили тёплую одежду – пальто на вате и шапку. Валенки купили. Неделю добиралась Татьяна до небольшого волжского городка, где в детском доме находился мальчик. Документы на передачу ребёнка оформили быстро, а вот с одеждой вышла незадача – мальчик не влез ни в одежду, ни в валенки, потому что опух от голода. Пальто и шапку Татьяна сложила в заплечный мешок, а мальчика, завернув в одеяло, повезла в Москву к деду и тёткам. Володька жил какое-то время у Прасковьи, а потом она забеременела и сказала сёстрам: у меня скоро будет третий ребёнок, да ещё Володька, а у Маруси детей нет. Пусть он живёт у неё и будет ей в радость! Володька вырос в семье двух тёток – Татьяны и Маруси. Когда он женился, у него родился сын, а у сына сыновья, таким образом корень Ложниковых не засох и не ушел в боковые побеги.
Кроме Прасковьи у Кушнерёва работала Елена Ложникова. Особой крепостью телосложения она не отличалась, и потому трудилась в пошивочном цеху. Особо её трудовая деятельность была востребована, когда пришлось в большом количестве шить красные знамёна, флаги и вымпела.
Члены семьи Ложниковых отличалась музыкальностью, но в отличие от Жеребиных, они не играли на музыкальных инструментах, а пели. Обычно пели хором городские романсы, собираясь в комнате на Краснопролетарской улице дом 8, но были и сольные номера. Не очень сильным, но чистым сопрано Татьяна Ложникова пела популярные арии из опер. Помню её исполнение арии Леля из оперы «Снегурочка» Римского-Корсакова.
Вообще сёстры жили дружно: я часто, чуть ли ни каждый день, сопровождала бабушку в гости к бабе Тане, бабе Марусе, дяде Володе, бабе Лёле. Особенную радость мне доставляли скучные визиты в крохотную комнатушку дедушкиной сестры Нюши, потому что в тот день мы ехали в гости с самого утра, и я не ходила в ненавистный детсад. Я была готова терпеть тесноту пространства и скучные взрослые разговоры ни о чём, лишь бы уйти от размеренного детсадовского распорядка.
А по праздникам гости собирались в нашей комнате. Конечно, и в наших хоромах было тесно и дети не сидели за столом, а слушали песни из-под стола.
Накинув плащ, с гитарой под полою,
К ее окну приник в тиши ночной,
Не разбужу ль я песней удалою
Роскошный сон красавицы младой.
О, не страшись меня, младая дева!
Не возмущу твоих прекрасных снов
Неистовством разгульного напева.
Чиста и песнь, когда чиста любовь.
Я здесь пою так тихо и смиренно,
Лишь для того, чтоб услыхала ты,
И песнь моя есть фимиам священный
Пред алтарем богини красоты.
И, может быть, услышишь серенаду
И из нее хоть что-нибудь поймешь,
И, может быть, поющему в награду
«Люблю тебя» - сквозь сон произнесешь.
Звезда любви, волшебница земная.
Я слышу тон и звук ее речей,
Я вижу стан ее высокий
И темный шелк ее кудрей.

Этот романс на стихи Владимира Соллогуба мне особенно нравился, а в том месте, где речь шла о любви, сердце сладко замирало.