Выкарабкалась

Продолжение рассказа «А был ли старец?»
Как только мама пришла в себя, сразу попросила врачей показать ей новорожденную. Врачи не торопились, тянули время, искали всякие причины, чтобы не показывать дочь. Наконец, они сдались на просьбы и требования матери и принесли меня к ней. Мать не смогла сдержать слез, глядя на ребенка: голова в шишках и гематомах, в ушке – кровавая ватка, отечность на лице была такая, что глаза не открывались. Черные мысли пробрались в сердце матери: «Или умрет, или останется на всю жизнь калекой».
Через неделю маму и меня выписали из роддома, но не потому, что мне стало лучше, а потому, что не было смысла держать дальше. Во-первых, в селе не было нужных специалистов: неонатологов и невропатологов, а во-вторых, маму с нетерпением дома ждали ещё четверо детей. Отец встретил нас майским утром на крыльце больницы. Посмотрев на меня, он ничего не сказал, а только взял живой сверточек в одеяльце и прижал поближе к себе. Мама плакала, оправдывалась, упрекала и винила себя в том, что не могла родить сама, как положено, тем самым обрекая меня на муки.
Дома кто-то из братьев или сестер, поглядев на младшую, ляпнул по-детски, не думая: «Страшненькая какая!»
- Не страшненькая, а светленькая! – мама подошла к окну и раздвинула шторы. – Вон как в избе стало светло от нашей Светочки!
Вот так у меня появилось имя.
Спала я очень плохо, видимо, от боли. «Заходилась криком» так, что никто в доме не мог заснуть. Тогда отец закутывал меня в полушубок и выносил во двор. Петь песни он не умел, но сказки рассказывал отменно. Он садился на старую кровать под яблоней и, покачивая меня на руках, разговаривал со мной. Я слушала его, будто что-то понимая, успокаивалась и засыпала.
Мама очень переживала за меня. Ей досадно было слышать слова сочувствия и сострадания от коллег и соседей. Находились ведь и такие, что откровенно советовали родителям отказаться от меня, сдав в дом малюток. Мама тогда готова была их порвать.
Как-то в наш дома заглянула Проскуриха, бабка с «нечистой» репутацией. На селе её побаивались и обращались к ней в случае крайней нужды. Лечила она безнадежно больных, отказных, то есть тех, которым традиционная медицина ничем уже помочь не могла. Но не всё было подвластно бабке. Однажды она сама обратилась к нашей маме за помощью. Внучка Проскурихи, Маринка, пошла учиться в первый класс, а часть букв не выговаривала. Мама же поставила Маринке язычок на место и научила произносить нужные звуки. Проскуриха была благодарна учительнице. Решив, что наступил момент рассчитаться добром за добро, она зашла к нам и попросила маму показать «хворобу», то есть меня. Потрогав меня за пальчики, Проскуриха вынесла вердикт:
 «За жизнь хватается! Выкарабкается! А чтобы умная была, читай вот эту молитву на огонь». С этими словами бабка сунула матери тетрадный листок, исписанный каракулями.
Листок со временем был утерян, но мама по памяти читала эту молитву каждый раз, растапливая печь. Сидела на коленочках возле открытой дверцы печи и шептала на огонь. И никто не смел тревожить её в этот момент.
 Я выкарабкалась, выросла, окончила два ВУЗа. В целом, жизнь удалась. Я довольна.
 Спасибо родителям за любовь и терпение, за негласный закон на земле «платить добром за добро».