Кому нужен маркиз

Перестройка  вынесла в печать  множество имён и явлений, которые вызывают любопытство и даже как будто удовлетворяют культурные потребности (скажем, прорицатели рассказывают о будущем, фрейдисты изумляют тайнами самопознания), но на самом деле не представляют никакой ценности. Вдруг массовыми тиражами выпускаются сочинения мистиков вроде Блаватской (или вообще «Центурии» Нострадамуса – базарного шарлатана из XVI  века).  Так же неожиданно  (хотя и очень закономерно) начинает печататься в России маркиз де Сад (1740 - 1814), чьё имя носят в наше время психопаты-мучители (по-русски они называются ещё «людоеды»).  Первым о нём возвестил, кажется, наш выдающийся глашатай сексуальной перестройки в русской литературе В. Ерофеев. Несколько «блестяще-провокативных» мыслей посвятил маркизу в журнале «Звезда» Б. Парамонов из Нью-Йорка, автор широко прозвучавшего высказывания об «инфантилизме русской души, её бегстве в оральную и анальную форму сексуальности». Этот эссеист предлагает нам внимательно вчитываться  в богатейшее наследие выдающегося садиста: «Правильно прочитанный, Сад открывается как автор скорее  юмористического склада… То, что Сад – своего рода концентрат идеологии Просвещения, удивляет разве что газетных рецензентов его советского издания»
Приём из сказки Андерсена: новое платье нашего короля может увидеть лишь  человек просвещённый и, как нынче говорят,  «продвинутый»  (т.е. прогрессивный), а если оно тебя изумляет, то ты «совок». Приходится соглашаться: концентрат так концентрат, всякий человек – продукт своей  эпохи, экскременты – тоже «своего рода концентрат»…Между тем,  эпоха Просвещения решительно не понимала и не принимала шуток  своего блудного разумом сына.  Про  таких тогда говорили: «Изощрённый и богатый распутник может причинить беззащитной части гражданского общества, слабым и доверчивым существам больше зла, чем воздействие самого ада» (аббат Прево).
Биография этого выродка,   давшего имя садизму (который, конечно, существовал и до маркиза  – и наверняка тысячелетиями! – только никак не именовался!) –  с одной стороны интересна (как  удалось прожить 74 года с таким диагнозом?), с другой… скучна до изжоги.  Первый его конфликт с уголовным правом разразился сразу же  после женитьбы молодого выпускника иезуитского колледжа – супруга с ужасом и отвращением бежала с брачного ложа, а супруг очутился за решеткой. Тогда его спас отец – тюрьму заменили ссылкой в родовое имение в Нормандии. Через пять лет  вспыхнул новый скандал  - на этот раз маркиз откупился деньгами и перебрался в другое поместье – в Провансе.. Здесь, наконец, суд вынес ему смертный приговор за содомию: местные проститутки пожаловались, что маркиз требовал, чтобы они совокуплялись с его кобелём, а также порол («подвергал флагелляции») и покушался на отравление («токсикацию»). Приговор был вынесен заочно, ибо наш герой бежал в Париж, где перешёл на нелегальное положение. Но ненадолго – в Париже его быстро «просекли» и сдали властям. . Однако милосердный король (на самом деле и милосердный, и добродушный. Ну, вы его знаете – Людовик – 16) заменил смертную казнь пожизненным заключением. 
В тюрьме маркиз и стал писателем, вернее, графоманом, написал обширную энциклопедию сексуальных извращений и ряд других «шедевров». Все они – плод больного и праздного воображения, поскольку единственным  извращением, доступным ему в тюрьме, был онанизм. Да и на свободе-то найти партнёров (кроме своего давнего лакея) для  садизма не очень удавалось. Проститутки, например, почти сразу же звали полицию.
(Кстати, о морализаторстве: защитники де Сада, стремясь отстоять для него место в эпохе Просвещения,  цитируют из его сочинений многочисленные высказывания в духе Монтескьё: до чего доводят людей необузданная свобода, греховные помыслы  и т.д. Так вот: такое морализаторство – верный признак графомании. Ибо графоман всегда наивно полагает, что благонамеренными  поучениями он завоюет себе место в литературе. Но в том-то и дело, что литература как раз не терпит именно назойливых поучений. И вообще лицемерия).
Долгое время бытовала легенда о том, что именно маркиз из окна своей камеры громовым голосом призвал парижан к историческому штурму Бастилии 14 июля 1789 года («О дети родины, вперёд!»). Сейчас говорят, что за 12 дней до того маркиз был переведён из Бастилии в приют умалишённых. Ладно, согласимся, что во всём виноват Камилл Демулен  (хотя задолго до него имели место и крики из тюремного окна – перевод в дурдом состоялся преимущественно по этой причине: «Орёт, жить не даёт»). Однако в высшей степени примечательно, что как раз после  сноса  Бастилии и торжества «Декларации прав человека» умалишённый оказался на свободе и выступил с громовой речью в конвенте уже не как обитатель «приюта», а как жертва «кровавого режима».
В конвенте Великой Французской революции выступало несомненно много безумцев – и признанных, и непризнанных (чего стоил один Робеспьер!). Однако речь де Сада можно смело назвать  чемпионом конвентского безумия. Ибо освобождённый садист призвал французский народ ни много ни мало, как ко вступлению в секс со своими (а не с чужими, как в нашем мате!) матерями! Цитирую: «Французы! Ещё одно усилие, если вы хотите быть республиканцами! Кровосмешение укрепит родственные связи и активизирует любовь граждан к  родине!»
(Так задолго до З. Фрейда  зародилась в Европе мысль об «эдиповом комплексе» - которого у Эдипа, как известно, не было)
«Гражданин Сад» добровольно берётся также за реформу общественных больниц. Именно тогда его бедная  жена и бежит в монастырь – она не понимает жизни, в которой государство объявлено преступным, а законами распоряжается исчадие ада.
До реформ больниц, к счастью, не дошло..  Не то, чтобы революция чуждалась людоедства, - один якобинский комиссар топил аристократических детей в выгребных ямах, другой загонял «врагов народа»  в овраг и стрелял по ним картечью, пока шевелились (потом засыпал землёй), по воскресеньям весь Париж смаковал спектакли гильотины – кто что кричал, кто насколько струсил. Тем не менее, Сад  снова угодил в тюрьму смертников – может, за аристократическое прошлое. Правда, тут машина, беспощадная к Лавуазье и Кондорсе, всё-таки даёт сбой – ведь Сад не политический преступник, значит, можно проявить и «человечность». А после падения Робеспьера ему даже удаётся выйти на свободу в качестве «жертвы тирана». Но затем его «писательство» получает должную оценку – за ним навсегда захлопываются  ворота дома умалишённых (Шарантон). Выйти на свободу ему не удаётся даже после вступления  русских войск в Париж (хотя казалось бы: чего там? Тиран свергнут – жертвы тирана  свободны! Ан нет – у кого-то проснулась совесть.  Впрочем, там – во Франции – до 1870 года все свергнутые правительства объявлялись «тираническими»).
После реставрации монархии весь род де Сад обратился к королю с просьбой сменить им фамилию – «а то все смеются». С тех пор у маркиза имеются однофамильцы только в криминалистике.
Читать его сегодня, когда даже Руссо кажется нудноватым и смешноватым, очень скучно. Понимая тягомотность текста, издатель украшает его рисунками в стиле рококо, но маниакальный бред выпирает из этих виньеток, как голый зад бомжа из-за кустов. Добродетельный Доржевиль, который «облегчает жизнь бедным, утешает стариков, женит сирот и поощряет сельский труд», встречает на обочине дороги прелестную незнакомку с ребёнком и слугой. И, разумеется, тут же женится на ней — а вы бы как поступили?  Но едва окончилась их первая брачная ночь, как приезжает королевский офицер и сообщает: эта дама — чудовище. «Да, - говорит Виргиния, - вы, Доржевиль, видите во мне существо, порожденное небом для муки всей вашей жизни и всего вашего семейства». Оказывается, это его сестра, которая, пока он был в Америке, убила отца и мать, ограбила родимый дом и бежала с любовником. Изложив свою кошмарно нелепую биографию, она душит младенца на глазах окружающих и отправляется под конвоем вместе с любовником - «назавтра эти мерзкие создания погибли в ужасающих мучениях».
Если это юмор, то что же такое идиотизм? И главное: зачем всё это навязывается, обставляется философией и мудрёными словесами, преподносится как «концентрат идеологии Просвещения» — не читайте Вольтера, не читайте Руссо, а читайте нас?
Есть такое мнение — его высказывал Достоевский в «Братьях Карамазовых»: дьявол, будучи небытием, жаждет воплотиться. И для того всячески старается пролезть в сознание (чтобы через него — в поступки), а для проникновения используются разные фантомы. Слово — ведь тоже фантом, всего лишь звук (или его изображение), но способно  оставлять в сознании такой же след, как и подлинное бытие, - на этом основаны все манипуляции с разумом. У кого психика послабее — глядишь и поддался.
Ну, и что с такими шутниками делать?
Люди борются с ними по-разному. Самое первое средство — держаться от них подальше. Ибо они способны запачкать душу. Чем и озабочены.
                * *    *
Этот текст я писал в начале 90-х прошлого века, когда в русской печати – и книжной, и периодической – «раскрылась бездна, бездн полна»: ничем не ограниченная «свобода слова», от самого убогого заборного мата до изощрённейших  «запретных плодов» вроде того же людоедства («Жизнь на то и даётся, чтоб всё попробовать»). Стали издавать и де Сада (но, кажется,  не переводили, а только перепечатывали издания «Серебряного века»). Но как-то быстро прекратили – не из-за моего, конечно, протеста «против ветра», а, видимо, просто  наскучило копаться в этом маразме (впрочем, маразм не всегда надоедает – заборные слова и выражения из печати не изгнаны. Какой-то эстонский профессор даже издал трёхтомную «Энциклопедию русского мата»). Во всяком случае, маркиз с горизонта исчез.
И вдруг я недавно читаю о нём статью в книге одного занятного и неплохого публициста (правда, тяготеющего  к парадоксам – но ведь парадоксальность не грех). Который ничего не говорит о пристрастии маркиза к садизму, но раскрывает  другой факт его биографии – его участие в какой-то там войне, где он дослужился до какого-то чина! Никакого  касательства этот факт  к теме извращений, паранойи,  культуры Великой Французской  революции  (да и  просто к буржуазной культуре) не имеет – а зачем его вдруг вспоминает наш милый парадоксалист?
Да затем, что в нашем  национальном сознании сейчас появился стереотип положительной оценки человека, который «воевал» (ещё пуще – «родину защищал»!). И вот в эту щелку пытается пролезть тот же дьявол, который уже успел надоесть своей голой задницей. Но теперь приоткрывается по-другому.
.