Лунная соната

Заглянуть в глаза чёрту

По дороге, одна за другой, мчались выхоленные машины, и лиц водителей почти не было видно, точно за рулём каждой из этих разноцветных машин сидели манекены. Клавдий Цезарь, так он себя звал наедине с собой, в бесконечной дуэли со своими навязчивыми мыслями, не зная зачем, провожал взглядом из под очков машину за машиной - они его злили. Много уже лет злили. Непонятно и ему самому было, почему – может от того, что этот проезжающий мимо него мир – равнодушный и непонятный ему – вселял в него ощущение бесконечности движения, над которым он был не властен. А Клавдий Цезарь был властен над судьбами людей – или так ему казалось, или нет. Он точно не мог ответить, может ли он владеть судьбами людей, как и любой колдун, не понимающий, откуда в нём сила – сила, превращающая его в руку невидимого возмездия, и та же сила, делающая его усталым и несчастливым человеком. Клавдий Цезарь – этот тихий человек, стоявший сейчас в одиночество посредине улицы, на тротуаре, не слишком радовался утреннему ветерку, не слишком наблюдал за окружающим миром, поглощённый каким- то своим хороводом мыслей…
В небольшом неуютном кабинете на стуле сидел невысокий чернявый человек и исподлобья глядел на Цезаря, на его угрюмое, напряжённое, худое лицо, на внимательные его глаза, потом тихо сказал:
- Вы же понимаете, что у вас такая судьба.
- Я меняю чужие судьбы, - ответил негромко, и прокашлялся, вдруг, Клавдий Цезарь.
Он, украдкой, оглядел человека, напротив него, на стуле. На таком же стуле сидел и он сам. На невзрачном стуле, и даже неудобном немного.
- Я знаю, - как совсем об обычном деле, подтвердил собеседник Клавдия Цезаря – Я знаю, что это тяжело. Я и сам не думал, что доживу до того времени, что готов лечь в могилу, если только это не больно. Тяжёлое для нас время – много работы.
Что-то человеческое, и даже участливое почувствовал в интонации голоса собеседника Клавдий Цезарь, и даже с какой-то жалостью он поглядел на собеседника, вдруг, а тот, точно очнувшись, сказал:
- Такая наша работа, такая наша судьба.
В кабинете в большом здании, было тихо. Они молчали, каждый думая видимо о своём. Клавдий Цезарь отвёл взгляд от белеющего старого компьютера, и вдруг увидел зрачки собеседника, суженные, как у дикого зверя – он подумал об этом, как об обычном деле – и не удивился, только прислушался к тишине, точно ища какой-то ответ. Но тишина молчала, как и положено тишине.

Куратор

Клавдию Цезарю вдруг показалось, что в кабинете они не вдвоём, будто чья-то тень нависла над ним самим, и над молчаливым его собеседником.
- Чья я воля? – спросил Цезарь.
Чёрт очень внимательно поглядел на него своим холодным взглядом привыкших, видимо, к любым вопросам глаз.
- Ты не уверен в смысле происходящего?
- Я не уверен в том, что происходящее естественно.
- Ты хотел быть защищённым. Твои обиды…, - собеседник не стал смотреть на Клавдия – Ты был в прошлой своей жизни Цезарем.
- Я знаю.
- Ты мучаешься?
- Я хочу понять своё предназначение!
- Оно в изменении мира в угоду замыслу...
- Замыслу!
- Да.
- Чья я воля!
- Ты устал.
- Я устал …
В кабинет с улицы не проникал не единый звук. Это было точно запечатанное во времени пространство.
- В той жизни ты повелевал. В этой жизни ты претерпел много несправедливостей, и понял, что такое боль, что такое бессилие, и вот тебе дано право исправлять людские судьбы негодяев, - чёрт говорил эти слова монотонным голосом преподавателя математики, привычно излагающего давно известные ему правила.
- Почему я?
- Пути людские неисповедимы.
- Это не Божий промысел!
- Людям не ведом промысел небесный, - мягко произнёс чёрт.
И закашлялся.
- Экология в этом городе ни к чёрту! – прокашлявшись, произнёс собеседник Цезаря.
Он явно давал понять, что их встреча подходит к концу.

Цезарь

Туманное утро над пустыней с её желтоватыми барханами, с её навязчивым ветром, заставляющим кутаться в плащ, казалось, не давало секунды для размышления.
- Вперёд! – выхватывая жезл легиона из колесницы, воскликнул Цезарь, и тут же дрогнули цепи одинаковых солдат, подтянутых, усталых солдат, повинуясь приказу.

- Вперёд! – вновь повторил призыв Цезарь, и жезл его бросился, казалось вместе с его словом туда, где высились белые стены осаждённой крепости.…
Конница римского войска уже мчалась вдоль длинной стены, из-за которой, точно туча навстречу людям бросилась стая стрел…
- Вперёд! – в третий раз крикнул пересохшими от знойного ветра губами Цезарь.
И строй пехоты лавиной пошёл на приступ…
Уже солнце было в зените, когда пылающий город стал как будто его земным отражением. И в огне метались защитники, метались нападающие, особенно жаркая битва, была возле проломов стен крепости – сделанных римскими стенобитными машинами. Конница добивала выскочивших из-за стен защитников крепости.
Цезарь, молча, глядел на происходящее. Гнев сделал его истуканом, он, молча, выслушивал доклады старших колонн, пробившихся в город. Он, молча, кивал седой головой без шлема, только мысленно отмечая про себя, кто из его близких военачальников уже не в этом мире. Цезарь привык к боли и победам.

- Не щадить никого! – приказал Цезарь, и может впервые поглядел на солнце, сощурился от нестерпимого его огня, и как-то внутренне затих, затих только на миг, как затихает птица просыпаясь под утро, перед тем, как начать славить мир своими трелями, потом бледный седой Цезарь приказал:
- Сжечь город!

Капли дождя

Выйдя из здания Клавдий Цезарь как-то безразлично поглядел куда то себе под ноги, точно ища что-то потерянное, и серый асфальт под ногами – однотонный и знакомый почему то до боли, вдруг, на секунду-другую дал какое то напоминание о той, другой жизни, точно где-то на генетическом уровне в его сегодняшнем теле открылась какая то клеточка иного мироздания, и он среди вот этого города, с потоком машин на дороге вдруг почувствовал жар пустыни… Клавдий даже, перевёл дыхание от неожиданности. Теперь живя жизнью маленького человека, перенося ежедневные тяготы, болея, страдая, как все, он вдруг стал понимать какие-то истины, недоступные ему там – в другой, прошлой жизни. И теперь ему было больно, и теперь он страдал, и теперь он был унижен не раз… Клавдий как-то осторожно сделал шаг по тротуару, точно боясь нарушить связь времён в своём сознании, и тут пошёл дождь, точно смывая начисто прошлый мир… Клавдий Цезарь торопливо съежился, точно воробей под дождём, охнул от неожиданной свежести природы, и вмиг забыв обо всём только кажется совсем недавно его тревожащим, поспешил к ближайшей станции метро. В круговерти людской он чувствовал себя винтиком общего движения, и на переходе на улице когда светофор привычно дал красный свет остановился Клавдий, точно замер на миг, в ожидании. Но вот зелёный свет на светофоре, и вместе с другими пошёл Клавдий через дорогу, и краем глаза только увидел чёрную машину, точно огромную крысу мчащуюся, несмотря на запрет на людей, идущих через дорогу, и он почти интуитивно понимая опасность захотел вдруг заслонить этих людей – и пошёл, куда то навстречу машине и она затормозила возле самых его ног, и затихла. Что-то заорал чернявый водитель, грубое и гортанное, глядя на неопрятно одетого низенького мужчину, что-то посоветовали водителю грубое люди, едва не попавшие под колёса его машины. И Клавдий, приходя в себя, побелевшими от страха губами прошептал зловещие слова наговора, обращённые к этой машине, к этому злому водителю, и пошёл дальше через дорогу без оглядки, понимая, что что-то сейчас в невидимой схеме судьбы этого человека в машине, перевернулось, что-то пошло не так…

Град обречённый

Солнце лениво скрылось за барханы, точно не в силах уже смотреть, как умирают люди в обречённом городе. На стенах среди оставшихся мужчин чернели одежды женщин, крутились вьюнами подростки, ошалевшие от крови и страха прижимались к холодным мертвецки стенам крепости дети. Раз за разом легион шёл на штурм, и раз за разом огонь со стен, тучи стрел делали этот путь легионеров усыпанный трупами. Горел город. Но стены оставались неприступными.
- Ночью они уйдут в пустыню! - сказал негромко друг по походам Цезаря низенький полководец.

- А разве они не заслужили жизнь! - резко ответил Цезарь, и прихрамывая ушёл в стоявший неподалёку шатёр.
Утром крепость опустела. Пленных её защитников распяли вдоль дороги на больших крестах - визитной карточки Цезаря. Мимо этого скорбного страшного хоровода распятий уходил легион, скрипели нагруженные добычей телеги, ржали боевые арабские скакуны, не знающие усталости. Шли колонны измотанных боем легионеров.
К ехавшему на низкорослом белом скакуне накрытом красной шёлковой тканью Цезарю подскочил разведчик, спешившись за десяток метров от военачальника, упал ниц.
- Говори! - приказал Цезарь.
- На дороге поймали странных людей, - отрапортовал разведчик - с виду пастухи, но говорят, как знахари.
- Приведите их! - приказал Цезарь, и остановив коня, слез с него - тут же был поставлен стол с яствами для Цезаря.
Привели троих уставших путников, с котомками.
- Куда шли? - вопрошал Цезарь.
- Зажглась Звезда, возвещающая, что в мир пришёл Сын Божий! - с трепетом в голосе произнёс седой в лохмотьях путник - один из троих - Мы несём ему дары...
Цезарь молча слушал, понимая, что от одного движения его руки зависит жизнь этих оборванцев.
- Пусть идут! Это не воины, - произнёс Цезарь.
Волхвы шли по обочине дороги, не таясь солдат, шли мимо распятых людей, шли мимо распятого уничтоженного догорающего города - по известному им святому пути.

Чашка кофе

В кафе было не многолюдно, и потому Цезарь чувствовал
себя спокойно. Кофе было ароматным - он любил вот такие минуты покоя,
когда казалось, что весь мир отдыхает. По телевизору показывали какие то
новости - мельком Цезарь увидел знакомую чёрную машину, едва не сбившую
его на дорожном переходе. Говорил диктор о каком то лихаче угодившем в
бетонные перекрытия возле ремонтируемого моста. Цезарь отпивал глоток за
глотком кофе - ароматное и горячее и думал о чём-то своём, уже не
обращая внимание на говорящий телевизор.

Рыба

В кафе было тихо. Было то время, когда гуляки только собираются выйти в свет, а добропорядочные домашние обитатели большого города уже отобедали со  своими чадами, посетив в выходной день какую-нибудь модную выставку. Цезарь любил такие часы именно за покой. Его собеседник, внимательно оглядев тихое помещение одобрительно кивнул головой, точно радуясь выбору места встречи.
- Цезарь, Вселенское братство отказалось от концепции национального влияния по месту пребывания Брата,
речь идёт о том, что отныне интересы Братства будут ставится априори выше интересов пребывания Брата в той или иной стране.
- Я слышал об этом. Но я вырос в этой стране, - негромко сказал Цезарь.
- В этом воплощении, данном тебе Всевышним! - повысил голос худой, высокий собеседник одетый подчёркнуто неряшливо.
- Мне бы хотелось об этом подумать, - негромко пояснил Цезарь.
- Ты не веришь в разум Вселенского братства!
- Ну зачем эти слова, Лорд? - ухмыльнувшись, буркнул Цезарь - Мы то знаем с тобой со времён инквизиции, что бюрократия не лучшая часть братства, там много догматиков, которые потеряли чувство реальности, чувство развития цивилизации.
- Ты слишком близко воспринимаешь проблемы этой страны, Цезарь.
- Она моя Родина!
- Это тоже догма! Твой дом Вселенная!
- Посмотри на этот мир за окном, Лорд, и очнись - Господь дам нам этот мир в красе!
- Устал я от тебя, - уже как то уныло сказал Лорд, и добавил: - Давай поедим что-то рыбное, Христос любил такую еду, надоела мне диетическая пища.
- Хорошо, - улыбнувшись, произнёс Цезарь.

Догма

Порой Клавдию казалось, что в этом мире, в котором он уже прожил много воплощений, нет счастья. В его памяти, в отличии от обычных людей, эти воплощения его земных жизней были отчётливы, были, как фильмы в кинотеатрах, они перемешивались в его сознании в различные сюжеты, и были совсем уже безболезненными - за годы эти сюжеты его прошлых жизней стали похожими на выдуманные им истории, и лишь иногда он с ужасом понимал, что все эти сюжеты в его мыслях и были его жизнями - были его страданиями, и вот тогда отчаяние наваливалось на него, как наваливается на верблюда его тяжкий груз в пустыне. И вот тогда Цезарь лежал в кровати в открытыми глазами и смотрел в потолок, стараясь хотя бы что-то забыть из прошлого, стараясь унять страх перед своими прошлыми жизнями. Такая была его плата за возможность жить и дальше...
Это было и наказание Божье, и Божья милость Цезарю.

Пустота

На улице пошёл дождь. Цезарь заметил, что дождь всегда приходил ему на помощь, он точно оплакивал вместе с ним его сомнения, в этом не было у Цезаря сомнения - дождь его был другом. После нерадостной встречи с Лордом, от которого за версту веяло бедой, Цезарю хотелось покоя, он понимал, что предупреждение Братства надо воспринимать серьёзно - значит какой то из его поступков очень не приглянулся Братству, раз приехал Лорд - один из самых беспощадных судей Братства. Но что он мог такого сделать, что так настроило против него Братство - да, он ненавидел несправедливость в этом мире, и старался помогать людям, он всегда старался помогать слабым. Но разве не в этом замысел Божий жизни на Земле? А если Братство проповедует иной замысел - Цезарь даже поёжился от своей мысли, а может холодок прохлады с дождливой улицы проник в небольшое помещение кафе через открывшуюся от порыва ветра лёгкую прозрачную дверь...

Лужи под ногами

И захотелось вдруг из спасительного уюта Цезарю выйти на эту хмурую улицу. Он даже улыбнулся от нелепости самой затеи, от её непонятности даже самому себе, и опять вспомнился хмурый Лорд - с его отточенными мыслями внушёнными ему уставом Братства, Лорду эта затея явно бы не понравилась - выйти из кафе. Клавдий Цезарь расплатился с приветливой официанткой, даже попытался ей улыбнуться, представив на миг какое у него лицо - бледное, с жёсткой щёлочкой вместо губ - и пошёл на улицу. Дождь был холодный. Он оставлял на лужах бесконечно падающие пузырьки, но что странно Цезарю было приятно шагать по этим лужам, он улыбался, он внутренне был свободен от догматов Братства. Так видимо чувствует себя свободный человек - подумал Цезарь. Что есть мир без радости свободы? Что такое условности в мире Божьем? Он почувствовал преображение, и был даже счастлив в эти минуты, этот пожилой человек, проживший множество воплощений на несчастной планете.

Лорд

Лорд знал Цезаря давно, если смотреть с точки зрения человеческой жизни, то это знание казалось бы бесконечным, раз за разом встречал Всевышний эти две души - Лорда и Клавдия Цезаря, раз за разом испытания древнего мира выпёстывали в их душах всё новый и новый опыт ведущий их к совершенству, к вечному блаженству. Лорд и сейчас, идя по вечерней пасмурной улице большого города пытался понять, зачем дана им сегодняшняя встреча - эта встреча что-то должна была и ему подсказать. В предыдущих воплощениях Цезарь был понятен Лорду - воин, беспощадный и хитрый. Что же теперь представлял для его понимания этот человек? Он был слишком задумчив для воина Братства, слишком милосерден. В нём стало много человеческого, - так всегда отмечал для себя Лорд слабых людей. Для него они были только материалом для преображения, и он легко выполнял указы Братства. Цезарь был иным. Лорд знал его сильным, и теперь не мог понять, почему внутренняя сила Цезаря оставшаяся в нём вдруг превратилась в милосердие? Под ногами были большие лужи, но высокий худой человек в сером плаще, в надвинутой на глаза чёрной шляпе, шёл прямо по ним, не замечая их, во власти своих непростых мыслей.

Мистерия

Иногда вот как сейчас одиночество буквально приковывало Лорда к земле. Тогда идти становилось тяжело, дышалось свежим воздухом не так сладко, и мысль о том, что собственное существование бесконечно уже так не ласкала сознание - иное приходило в ум. У людей это зовётся совестью - у обычных людей. Тогда свою роль в бесконечном хороводе перевоплощений Лорд видел не такой уж безупречной, и недавний разговор с Цезарем ещё сейчас подхлёстывал его раздумья - а может быть всё его существование, существование которым он гордился в этом мире идёт от каких то тёмных сил, и его могущество, могущество Лорда есть просто претворение их замыслов - замыслов тёмных сил. Лорд остановился. Очень внимательно посмотрел на очередную большую лужу под ногами и осторожно, даже чересчур осторожно обошёл грязную воду.

Грех

Лорду не хотелось ехать в уютную комнату на окраине города, хотя риск простудиться был очевиден. Дождь не стихал. Монотонно и бесконечно падали его капли на землю. Но Лорд любил такую погоду. Дождь он называл слезами небес. Несмотря на свою славу немилосердного судьи Братства в одиночестве Лорд был достаточно сентиментален. Но никогда он не показывал этой черты характера при общении и с Братьями, и с людьми. Жёсткие черты лица, худого и благородного точно отражали его внутреннюю силу. Лорд всегда решал судьбы провинившихся Братьев вот так - в одиночестве, и единственным советчиком, которого он признавал был дождь...
В вину Клавдию Цезарю Братство вечных ставило очень частое вмешательство в жизни людей. Причём в последнее время Цезарь стал непредсказуем. Это грозило страшным наказанием - распылением Души. В дальнейшей земной жизни такому отступнику места уже не было. Клавдий Цезарь и в этом своём воплощении любил жизнь страстно и это понимание заставляло Лорда воспринимать рекомендации Братства с удвоенной осторожностью. Душа Цезаря, мятежная и непокорная была точно алый цветок среди серых душ Братьев, принявших устав вечных целиком и полностью. И это понимание давало Лорду простую мысль - Братство воспримет его решение о распылении души Клавдия спокойно и это даже придаст авторитету Лорда вес. Но что-то останавливало судью. Что? Может непокорность Цезаря? Его желание заглянуть в истоки Братства? Это было опасно во все времена... Лорд перевёл дыхание - он стоял под карнизом большого магазина светящегося огромными яркими окнами. Дождь продолжал идти - верный советчик дождь.

Возвращение в эдем

Цезарю уставшему от многочисленных сражений разума, когда его мозг, чувствующий замыслы других людей, менял ситуации, не раз приходилось обращаться к своим учителям - властителям кармы с просьбой вернуть его мысленно в минуты отдыха в ту жизнь, в которой он был по настоящему счастлив - и всегда он видел ущелье, тишину гор, а где-то внизу текла бурная горная река... Он искал это место в многочисленных поездках, но ему не везло... И вот теперь он идя по берегу моря прислушивался к себе чувствуя глубокий покой... Он был на месте, где когда то жил, где когда любил в одном из воплощений... Впереди него изумрудная гладь тихой в это время горной реки... Цезарь затаил дыхание...
Вода была родниковой, полной свежести... Он плыл по ней точно по небесному покою, чувствуя блаженство.
" Ты увидишь знак, и увидишь брата по крови", - шепнуло ему подсознание.
Он зашёл в кафе. Было тихо. Маленький чернявый мальчик подошёл к его столу. За ним подошёл взрослый худощавый мужчина, выслушал заказ. Ушёл.
Цезарь поглядел на потолок павильона и ахнул - под потолком под перекрытием ласточка свила гнездо, и кормила птенцов...
- Второй уже у меня выводок, - сказал хозяин кафе, улыбнулся.
Улыбнулся и Цезарь, понимая, что встретил брата по крови...
На улице было солнечно. Цезарь бродил по набережной, возле одного из кафе увидел девушку - она что-то покупала, сосредоточенная на своей покупке. Она была так похожа на его возлюбленную - из той прошлой жизни, что у Цезаря защемило в груди. Он был на месте своего былого счастья, и силы возвращались к нему.

Подсказка

Вот эта неожиданная, такая простая картинка - вот это гнездо под потолком обычного кафе, неожиданно для Цезаря стала откровением. Он пришёл к морю. Волны едва накатывались на берег, был почти штиль. Небо серело в ожидании вечера. Вдали виднелись силуэты гор. Немногие отдыхающие проходили мимо стоящего мужчины, не обращая на него внимания, но Цезарь не чувствовал себя одиноким. Переполнявшее его чувство удовлетворения, точно он выполнил какую то важнейшую задачу своей этой земной жизни, буквально захлёстывало его. Он вдыхал пахнущий ароматом моря свежий воздух, и улыбался - это была улыбка счастья.