Радужные птенчики

 Утро  выдалось  прохладное, начался  реденький  мелкий  дождь. Дождь  тихо –тихо  шуршал в поблекшей  траве, словно  мыши  в  стоге  сена. В небе  стояли  тучки, розоватые с одного  бока и густо – синие  с  другого. К  полдню  дождик  совсем  затих, выдохся, засветило  лучистое  солнце.
На  речной луговине скрипел  натужно  коростель, кружились большие  ширококрылые  птицы. Старый  журавль обучал  молодых  дисциплине: строю. Журавли рассыпались в  поднебесье в беспорядке, то вытягивались в ленту, то выстраивались углом и жалобно, протяжно кричали, трубили, словно оплакивали уходящее  лето.
Стало очень  тихо  и  тепло. Желанный  солнечный денёк  исхода  августа.
Лес  начинался  сразу  за  деревней  Черкасово, мост  перейдёшь  и прямо  упрёшься в сосняк.   
Возле  тропинки  суетились  две сороки, раздавался  далеко  стук  молотобойца – дятла.
В  густом  папоротнике  отчётливо  видна лосиная  тропа, ведущая  к речонке  Мулиге.
Тропинка  сделала плавный  поворот, и уже  стала видна  русло увитое  ивняками и  берёзами. И  на  этом  повороте из  кустов вышла  серая  лосиха с лосёнком.
Тропинка  всё  мне показывает: на  просеку  вышел  целый  выводок  тетеревят, тетёрка тянула из  травы  длинную  шею, птенцы  стремглав бросились в кусты, а сама  тетёрка перелетела  раз, другой, приглашая  поверить наивной  хитрости.
Спустился в низину, перечёркнутую  ручьём, где  во мху, росли  толстые, губастые  свинушки. В  закройке  осинника прятались в  густой  траве, как  солдаты в дозоре  подосиновики.
Нежданно  зачесался  в такой  бурелом, где наверное, никто давно  не бывал: везде  тянутся  густо – зелёные  плети  дикого  хмеля, какие – то  невнятные  шорохи и  звуки, то там, то  тут  протянулись белесые  полотна  паутины, провисшие от  дождя.
Наткнулся  на  лежбище  кабанов.
Еле – еле  выбрался из  этого  бурелома.
  Тропинка  змейкой  вьётся  по сосняку, а слева  папоротники. В  папоротниках нарвался  на  волнушки, целые  семьи, целые   дорожки.
Волнушки в траве, как  птенчики  радужных птиц, севшие  отдохнуть с  дороги. Шляпки у них  розовы, с  ободками, срежешь  розовую волнушку, а на  срезе  проступает  молочко. У  каждой  волнушки под  шляпкой пушистая  бахрома, розовый  шарф.
Попадались  волнушки  величиной с монету, попадались с бублик, попадались большие, как  оладьи,  намазанные  брусничным  вареньем.
Очень  жарко  стало, парило, и от  долгой ходьбы  пересохло  горло.
Я  внимательно вслушивался в едва внятные шелесты, шорохи  осин, редких  опадающих  листьев,
в  пискливый  голосок  шустрой  синицы.
И вдруг  слышу, синичка  громче  запищала:» Пить хочу, пить  хочу…».
Наивная  пташка, что  же  тут  делать, надо  терпеть.
Вдруг  увидел, как  синичка села  на  волнушку и стала из  рюмочки  шляпки  пить  капли  дождя. Наклонится, сделает  маленький  глоток и  блаженствует.
Видно  делать нечего. Опустился  и я  к  ближайшей  переросшей  волнушке. И в один дух  смочил  губы. Легче  стало. Ах, какая  умница  синичка, ах, какая всё  же умница!