Тень

             
                Глава 1

- Товарищ майор, - медленно, уставшим голосом произнёс подполковник, один из кадровиков штаба округа, - я вам уже полчаса объясняю, что ваш вопрос не нашей компетенции. Вот выписной эпикриз, в котором четко сказано, что вы не пригодны для строевой службы. Более того, вы подлежите комиссации, то есть увольнению из армии по состоянию здоровья. Так чего вы от нас хотите? Мы обязаны оформить ваше увольнение, и тут вам никто не поможет. Вам диагноз поставила целая комиссия врачей. И учтите, что они пекутся о вашем здоровье, о вашей дальнейшей жизни.
- Пусть лучше о своей пекутся, костоправы хреновы, - зло ответил майор. Он, конечно, понимал, что дальнейшие разговоры бесполезны, что приговор ему вынесен окончательный и другого не будет, но сознание никак не хотело мириться с таким неожиданным поворотом судьбы - с увольнением.
 – Может же комиссия ошибиться или просто формально подойти к рассмотрению моего вопроса?
- Ошибиться? Все шестеро ведущих специалистов? – в этот вопрос подполковник вложил весь имеющийся у него сарказм. – Тут ясно написано, что болезнь майора Нестерова Ивана Николаевича вызвана серьёзной контузией, и последствия её до конца не ясны даже врачам.
- Ладно, - сказал майор, - к кому я могу обратиться по этому вопросу?
- Да не к кому! – теряя терпение, воскликнул кадровик.
- Как это не к кому?!
- А, так! Нет, можно, конечно, обратиться в приёмную Министерства обороны, но учтите, вы только время потеряете.
- А, разве нашему Министерству обороны не нужны офицеры с боевым опытом?
- Нужны, ещё как нужны, только офицеры здоровые, а не с таким диагнозом, – с этими словами подполковник вынул из личного дела Нестерова медицинское заключение и, помахав им в воздухе, добавил с раздражением, – Это не просто справка, это ваш приговор. Я не силён в медицинских терминах, но даже я понял, что вам остаётся лишь одно: возвратиться в часть, сдать дела, оформить пенсию и уехать куда-нибудь, где можно обзавестись дачей, поселиться там и выращивать клубнику. Всё! Других вариантов у вас нет. Извините.
- Приговор, говоришь? – со злым прищуром, тихо спросил Нестеров, – У меня десятки боевых выходов, четыре каравана, и каждый раз духи приговаривали меня, только я вот тут стою, перед тобой жив- живёхонек…
- О, знакомая песня, - поморщился кадровик, - только не надо сейчас меня за грудки хватать, кричать, что я крыса тыловая, что я пороха не нюхал. Я это уже проходил и не раз. Не хотите успокоиться, хорошо, поезжайте в Министерство, только хочу вас сразу предупредить, что вы там со своим рапортом дальше приёмной не пройдёте. А знаете почему? Вот из-за этого заключения. Как только там увидят эту справку, вас и слушать не станут, завернут назад и помашут ручкой.
- Так что, всё? Я отслужил своё? – уже обречённо, произнёс Нестеров.
- Выходит, что так, - сочувственно глядя на майора, кивнул подполковник. – Радуйтесь, что живы остались. Вы в своё время давали присягу, вы её с честью выполнили. Родина оценила вас по заслугам. Вон, какая у вас орденская планка, аж в глазах рябит. Обидно, конечно, я понимаю, но это факт и с ним надо смириться. Учитесь жить гражданской жизнью, тут уж ничего не поделаешь.
- Вы случайно не из замполитов? Целую поминальную мне отпели.
- Майор, а вот хамить не надо.
- Да пошёл ты… - он хлопнул дверью кабинета и почти бегом заспешил по коридору – скорее отсюда, быстрее на свежий воздух, подальше от этого места. Выйдя на крыльцо штаба Туркестанского военного округа, Нестеров остановился и достал сигарету. Мимо него спешили офицеры, все были озабочены службой, у них были свои обязанности, свои дела, только Нестеров теперь был никому не нужен, у него не было больше обязанностей, не было его разведбата, не было ничего, к чему он привык за столько лет службы. Он вдруг ясно почувствовал, что оказался на обочине жизни. Он пытался осмыслить случившееся, но мысли разбегались и он никак не мог сосредоточиться. Выбросив окурок в урну, он побрёл вдоль аллеи, которая тянулась от здания штаба на площадь.  Там, на этой аллее, где-то на скамейке, в тени разлапистых голубых елей, его ждала жена. Она специально прилетела проведать мужа в ташкентском госпитале, где он лечился после контузии. В разговоре с лечащим врачом выяснилось, что если она подождёт несколько дней, то сможет сама забрать мужа из госпиталя. Это даже желательно, так как он ослабел после болезни и за ним нужен уход, тем более в дороге. Тогда она поселилась в ближайшей гостинице и с нетерпением стала ждать выписки мужа. Он заметил её сидящей на скамейке с журналом в руках. Подойдя, Иван тяжело опустился рядом. Она отложила журнал и стала ждать, что скажет муж. Иван хмуро посмотрел на жену и тяжело вздохнул:
 - Ну, вот и всё! Отвоевались мы, Ленка, с тобой. Списали в чистую! Как калеку какого! Что же это делается? А? Разве это справедливо, разве это правильно?
 Она взяла его за руку и, поглаживая её, сказала: - Ванечка, милый, родной, не рви себе душу, не загоняй себя в тупик. Ты ни в чём не виноват, так сложилось. Но ты же не один, у тебя есть я, есть наша Оленька. Будем жить дальше. Надо жить! Ради нас, ради нашей девочки. Ничего, со временем всё уляжется, образуется, ты привыкнешь к гражданской жизни. Захочешь -  устроишься на работу – лишних денег в семье не бывает. Главное, не надо себя настраивать, что на этом жизнь закончилась. Закончился один её этап и начался другой. Не раскисай, пожалуйста, иначе уважать перестану. Ты у меня мужчина сильный, волевой, ты командир разведбата, а это говорит о многом…
- Бывший командир, - усмехнулся Иван.
- Командир может и бывший, зато человек настоящий. Ванечка, всё, не хандри, соберись и пошли в гостиницу, становится слишком жарко. Давай сегодня, когда жара спадёт, накроем стол, как прежде, посидим, поговорим, хочешь -  споём потихоньку.
-  Эх, Ленка, Ленка, всё ты у меня понимаешь! Я постараюсь не хандрить, хотя настроение у меня, как у висельника. Я вот немного пообвыкну на гражданке и буду искать подходящую работу. Только желательно не начальником – надоело за всех и вся отвечать. В армии это было одно, а здесь, на гражданке, нет уж, увольте! А вечерком мы обязательно посидим, и так, чтобы душевно было. В конце концов, подполковник в одном прав: я свой долг выполнил, совесть моя чиста. Людей своих я не гробил, на верную смерть никогда не посылал, старался беречь. Были, конечно, и у меня потери, но это война, тут уж ничего не поделаешь.
- Ну, вот и хорошо. А теперь пошли в номер, ужасно хочется душ принять, - сказала Лена, и они поднялись со скамейки.
Маленький двухместный гостиничный номер был наполнен духотой летнего дня. После штаба округа они вернулись в него и поочерёдно долго стояли под душем. Затем, наскоро перекусив ещё тёплыми чебуреками, купленными по дороге в гостиницу, Иван с Леной прилегли отдохнуть и незаметно для себя уснули. Проснулись они, когда солнце уже начало садиться за высокие кипарисы, росшие перед гостиницей.
- Наши планы не изменились? – спросила Лена, расчёсывая волосы.
- Нет, не изменились. Напротив, на улице уже нет такого пекла, хоть и душно, можно в магазин сходить, - ответил Иван.
- Тогда я предлагаю сначала заглянуть на местный базарчик – он тут недалеко - купить овощей и фруктов, а потом уже дойти до магазина, он позже закрывается.
Они так и сделали. Небольшой базар находился рядом с гостиницей, на соседней улице. От изобилия ярких красок глаза разбегались. Нестеровы не спеша прошли все ряды, купили фруктов, овощей, восточных солений и направились в магазин. Пока Лена выбирала консервы, покупала лаваш, Иван зашёл в винный отдел и вернулся оттуда с двумя бутылками водки и бутылкой сухого вина. Увидев Ивановы покупки, Лена ни слова не говоря, потянула мужа в колбасный отдел и заставила купить побольше мясных закусок. В довершение похода, возле гостиницы, Иван вдруг остановился и потянул носом воздух. – Ты чего? – спросила Лена, но тут же поняла в чём дело.
- Шашлыки! – коротко произнёс Иван и стал поворачиваться в разные стороны.
- Ты, как охотничья собака, - засмеялась жена.
- Не могу понять, откуда пахнет? – продолжая принюхиваться, сказал Иван. Затем он остановился, ещё раз втянул носом воздух и решительно сказал: «Туда!».  Они действительно нашли за деревьями на краю тротуара большой мангал, рядом с которым весело крутился пожилой узбек, громко расхваливающий свои шашлыки. Не сговариваясь, пара направилась к тому узбеку и уже через полчаса их маленький гостиничный номер наполнился вкуснейшими ароматами, а на столе появились тарелки с различными закусками.
- Ванечка, иди, родной, к столу, - услышал он приглашение жены. Иван загасил сигарету и вошёл с балкона в комнату.
- Ну, Лена, ты стол накрыла на целый взвод, - удивился Иван.
- Ничего, много – не мало. Ты только закусывай,- ответила Лена.
Откупоривая бутылки, Иван вдруг воскликнул: «Эх, голова моя контуженная, что же я не взял ничего сладкого для тебя? Надо было хоть торт небольшой купить!»
- Нет, нет, ничего этого не надо. Есть фрукты, мне этого достаточно, - сказала Лена, поднимая бокал. -    Ну, ты скажешь что-нибудь?
- Хотелось бы сказать что-то ободряющее, но ты не обижайся -  ничего такого в голову не приходит, да и враньё это будет, показная бравада. Давай, просто за нашу прошлую жизнь. Как ты говоришь, этап? Вот. За прошедший этап и выпьем.
Они чокнулись, и Иван опрокинул в себя полстакана водки одним махом. Лена тоже выпила целый бокал сухого вина, и по её румяным щекам и блеску в глазах Иван понял, что она захмелела. Иван же выпил водку, не чувствуя её крепости. Он вяло закусывал шашлыком, заедал овощами и солениями, но опьянения, так необходимого ему сейчас, не наступало. И нервы оставались натянутыми, как при разговоре с кадровиком. В течение вечера Иван дважды в разговоре невольно возвращался к своему увольнению, но Лена не давала ему развивать эту тему, резко прерывая его. Зато сама с удовольствием пускалась в рассуждения, как они будут жить, когда вернутся домой. Иван понимал, что Лена даже рада такому развитию событий, рада потому, что теперь ей больше не придётся просыпаться от ужаса среди ночи, что с ним что-то случилось. Не придётся вздрагивать от каждого звонка или стука в дверь. Не надо будет жить в ожидании письма и считать дни до его приезда в отпуск.
- Сегодня в коридоре штаба встретил Сашку Терентьева, - не слушая жену, вдруг сказал Иван.
- А кто это?
- Сашка? Сейчас начальник штаба артиллерийского дивизиона. А в Афгане был командиром миномётного взвода. Я познакомился с ним, когда мы Гаюра зажали в Южном Баглане. Хитрый был этот Гаюр. Хитрый и жестокий. Сколотил из местных приличный отряд и вооружил неплохо. Мы тогда выбили его с шестой улицы, он переместился на восьмую, а там полно местных жителей – понимал, что нам нельзя будет по нему стрелять. Вот как хочешь, так его и выкуривай оттуда. У меня «трёхсотых» сразу прибавилось, только успевал их в Пули-Хумри в госпиталь вертушкой отправлять. Вот тогда Сашка сам стал к миномёту. Он так вёл огонь, как будто рукой мины бросал по тем домам, откуда стрельба велась. Работа была просто ювелирная. Если бы в тех халупах были дымоходные трубы, он бы прямо в трубы мины положил. После я его встречал на 53-й заставе – это уже Южный Саланг. Вообще, дорога Кундуз – Баглан была его вотчина, зона ответственности его батальона. А тогда мы долго не могла выбить Гаюра из Баглана. Ушёл всё- таки. Отряд его мы уничтожили, а он сам ушёл. Там вокруг были афганские фильтрационные пункты пропуска. И стояли там «зелёные», мать иху так! Все, как один, продажные! Вот Гаюр, я думаю, подкупил их и проскочил таким образом. После даже слух до нас дошёл, что он переоделся в женское платье, потому его и не узнали.
- А, он знает, что тебя комиссовали? – спросила Лена.
- Кто? Сашка? Нет, я его встретил до кабинета кадровика. Неприятную новость узнал от него: Толик Юровский погиб, командир батальона с 43-й заставы. Я его хорошо знал. Он наше училище закончил на два года раньше меня. Бои у них были с отрядом Карима недалеко от кишлака Калатак. Есть там такой. Карим стал в горы пробиваться, прикрываясь мирным населением. Знал, паскуда, что наши стрелять не будут. Толя попробовал отсечь огнём остатки отряда от женщин и стариков, но напоролся на духовскую пулемётную очередь – весь пах ему разворотило. Его отправили на 42-ю заставу, там была медчасть. Но врачи не смогли помочь – умер. А через два дня письмо пришло от жены. Писала, что ждут его дома, что телевизор стал плохо показывать, надо новый покупать, что дочка-подросток без отца совсем от рук отбилась, мать перестала слушать…
- Вань, давай третий тост? – предложила жена.
- Да я и сам хотел…- ответил он.
Лена смотрела на мужа и видела, как он оживился. Вспоминая названия знакомых мест, Иван как-то собрался, глаза его заблестели. Она понимала, что сейчас он весь снова там, среди своих, что ему хорошо от этих воспоминаний.
- Знаешь, о чём я сейчас подумал? – спросил Иван, Лена кивнула головой вместо вопроса, - Это сколько мне надо выпить водки, чтобы помянуть всех, кого потерял в ущельях. Вот смотри, в каких местах гибли наши парни: - он стал загибать пальцы, - Гарбанд, Шутуль, Марги, Арзу, Катлома. Но больше всего нам в Панджшере досталось. Да что ущелья, даже на Баграмском перекрёстке можно было влипнуть по самое не хочу.
Он снова налил себе водку и выпил одним глотком. Затем щёлкнул зажигалкой и вышел на балкон. Лена посмотрела ему в след и сокрушённо покачала головой: она вдруг ясно поняла, что теперь ей с этим придётся жить, жить, смиряясь с его воспоминаниями, с его мысленными провалами туда, в Афган; когда он вроде бы рядом, но на самом деле его нет в комнате: он весь в своих воспоминаниях, весь там, в каком-нибудь ущелье…
- Ты ещё не устала? – возвратившись с балкона, спросил Иван.
- От чего?
- Утомил я тебя своими рассказами. Весёлого в них мало. Извини, что-то на воспоминания потянуло.
- Вань, ты правда у меня такой глупенький? Или просто кокетничаешь? У тебя нет только твоего, а у меня нет только моего. Твои воспоминания мне также дороги, как свои собственные. Из твоих рассказов я узнаю, как ты там жил, как воевал, о чём думал, что тебя волновало больше всего. Как бы я всё это узнала, если бы не твои рассказы?
- Ладно, Лен, не заводись. У нас сегодня и так не очень радостный день, а тут я со своими рассказами…
- Ты меня больше не обижай извинениями, а то я сразу начинаю чувствовать себя чужой.
- Ну, ты даёшь! Какая же ты чужая? У меня роднее тебя нет никого. Ты моя жена, мать моей дочери.
- А, ты ещё помнишь, как мы познакомились?
- Конечно, помню! Разве такое забудешь?
- Правда, помнишь?
- Всё помню! Помню даже содержание твоей сумочки, когда ты пропуск искала. Барахла было!..
- Никакого барахла там не было, только самое необходимое.
- Ну да, например, милицейский свисток.
- Балда! Я сто раз говорила тебе, что это был не мой свисток. Его наш тренер на скамейке забыл, а я уходила последней.
- А поломанный гаечный ключ тоже тренера?
- Нет, папин! Ну, чего ты меня дразнишь? Я тебе объясняла, что ему нужен был новый ключ, а я в тот день шла мимо хозмага. Вот он и дал мне его для образца.
- Какой же ты была молоденькой, совсем, ну прямо цыплёнок!
- Ну, во-первых, не такой уж цыплёнок. Конечно, по сравнению с тобой, амбалом в курсантской форме, я выглядела субтильной, а вот на фоне своих подруг – очень даже ничего. А во-вторых, ты так говоришь о моей прошедшей молодости, что я начинаю чувствовать себя старухой.
- Ну, нет! Судя по вчерашней ночи, старость тебе пока не грозит, - засмеялся Иван.
- Чего ты меня смущаешь?! В конце концов, я восемь месяцев жила без мужа. Это многое объясняет. И я счастлива, что теперь мы сможем быть вместе не один раз в восемь месяцев, а всегда, когда захотим. Вот это и есть жизнь, наша жизнь, которая начинается сначала. Ты, родной, погрусти, поматерись, хочешь, посуду побей, уйди в запой, в конце концов, а когда надоест, вспомни, что у тебя есть я, есть наша дочка, есть твоя семья. Тебе слабо жить теперь ради нас? Прикрывать целый перевал или какое - нибудь ущелье было не слабо, а жить ради семьи -  слабо?
- Лена, да ты что?! Я уверен, что выжил там только потому, что у меня есть вы. Я не трусил, но помня о вас, был осторожен.
- Нестеров, хватит заливать. У тебя столько орденов и медалей - за осторожность?  Вот ты говоришь, что всё помнишь, как мы познакомились. Тогда скажи, как я была одета? Во что?
- Лен, да это когда было?!
- Ага! Значит, не помнишь.
- Да помню я, помню! Что-то светлое было на тебе, сарафан, кажется.
- Ну да, сарафан. Это в октябре-то?
- Тогда, значит, светлый плащ.
- Эх, ты!
- Стой! Вспомнил! Светлая куртка и шапочка. Верно?
- Почти. Тёмный плащ и косынка.
- Во, точно! Ну, немного запамятовал. А сумочка была тёмно- бордовая на цепочке.
- Почти угадал. Цвета тёмного асфальта на длинном ремешке.
- Точно?
- Балда, ты мой! Ваня, девушки такие вещи никогда не забывают.
- Ты же тогда ненавидела меня, я это по глазам понял.
- Эх, мужики, мужики, что же вы такие прямые, как рельсы! Да потому и ненавидела, что должна была злиться на тебя, а вместо этого чувствовала, как влюбляюсь с каждой минутой всё больше и больше. Ты пойми, что девушка может одновременно любить и ненавидеть. Избегать встречи, но в тайне мечтать о ней. Говорить, что терпеть тебя не может, и в то же время жить без тебя тоже не может. Так мы устроены.
- О, как всё запущено! – засмеялся Иван.
- Молчи! Вы, мужчины, примитивны, хотите, чтобы всё было просто и понятно, точно, как в армии. А мы другие, для нас не так всё просто и понятно. Вот и тогда так было, когда мы встретились.
- Вот, сколько раз мы вспоминаем с тобой наше знакомство, и каждый раз получается как-то по- разному.
-  Это потому, что мы воспринимаем мир и события не так, как вы. Вот и у нашего знакомства были свои оттенки, нюансы.
… Конечно, Иван хорошо помнил ту судьбоносную встречу. В тот день он был в наряде и дежурил на КПП училища. Это был обычный рабочий день. Людей было немного, если не считать гражданских, работающих на разных кафедрах. За училищем находился городок офицерского состава, и чтобы попасть в него из города, надо было пройти через центральное КПП. Те, кто там жил, имели постоянные пропуска, а остальным посетителям приходилось выписывать пропуска временные по предъявлению паспорта. Хлопотно дежурить было по выходным дням, когда к курсантам приезжали родственники. А в будний день, как тогда, приходилось на КПП скучать. Иван стоял у турникета и равнодушно смотрел через окно на улицу.  Его напарник Коля Сункин сидел в комнате свиданий и писал письмо, а дежурный прапорщик Сундук находился в дежурке за широким стеклом и разгадывал кроссворд, выдранный из какого-то журнала.  Вообще-то, фамилия у прапорщика была иная, но курсантские юмористы точно ухватили суть этого человека, его отношение к службе и курсантам, в частности. Вот так, брошенное кем-то определение намертво прилипло к нему, а со временем в курсантской среде превратилось в фамилию.
- Нестеров! - раздался приглушённый стеклом голос прапорщика, - Ну–ка, напомни мне имя мучителя Тургеневской Муму. Семь букв. И кто такая Муму?
- Это корова, - ответил Иван, продолжая смотреть в окно.
- Чья корова? Тургенева?
- Конечно, его корова. Он про других не писал.
- А, почему кличка у неё такая странная?
- А, она ничего другого не говорила, только му, да му.
- Умничаешь, да? – сказал прапорщик и махнул на Ивана рукой.
В этот момент дверь КПП открылась и вошла девушка, совсем молоденькая, с розовыми щеками и немного запыхавшаяся. Она стремительно направилась мимо Ивана, как будто его вовсе здесь не было.
- Девушка, минутку! А пропуск предъявить? Забыли?
- Да какой пропуск? Я живу здесь, вернее, в городке, - неожиданное препятствие озадачило её.
- Допустим, но я откуда это знаю?
Девушка растерянно смотрела на Ивана, а он нахмурился, придавая лицу суровое выражение. Она стала неуверенно ощупывать свои карманы.
- Девушка, а вы в сумочке посмотрите, - решил Иван помочь незнакомке.
Тогда она с обречённым видом стала копаться в сумочке, и по мере поисков, всё ниже опускала голову и прятала глаза. В это время Иван увидел за стеклом довольную физиономию Сундука: тот с любопытством наблюдал за происходящим и подмигнул Ивану.
- Девушка, прекратите эти бесполезные поиски, пропуска у вас нет, наверное, вы его дома забыли,- сказал Иван, разозлившись на прапорщика. В ответ девушка сказала, не поднимая глаз, наполненных слезами: - Мне домой надо. Я дочь подполковника Ткаченко, он в училище тактику преподаёт.
- Ну, что же вы сразу не сказали, - укоризненно ответил Иван. -  Знаю я подполковника Ткаченко, он и у нас пару раз тактику вёл. Но, так как вы без пропуска, мне придётся проводить вас до дома. Извините, таков порядок.
Он нажал педаль, турникет открылся и Иван посторонился, пропуская девушку. Боковым зрением он увидел удивлённое лицо Сундука, но не стал ничего объяснять.
Они шли молча. Иван вышагивал чуть позади девушки, а та шла стремительно, с высоко поднятой головой, показывая всем своим видам, что она, хоть и проигравшая, но не побеждённая. В скором времени показались одноэтажные кирпичные дома офицерского состава. Подойдя к одному из домов, девушка открыла дверь, оббитую чёрным дерматином, и быстро вошла, сказав на прощание: - Спасибо, что проводили. Из вас получится хороший охранник: вы молчите и не задаёте дурацких вопросов.
 С этими словами девушка скрылась за дверью. Иван постоял ещё пару секунд и уже повернулся уходить, как вдруг заметил, как шевельнулась занавеска на окне. Эта встреча не выходила у него из головы до самого отбоя, и даже засыпая, он видел её лицо и тонкие руки. Через два дня, утром в воскресенье, Иван вышел из казармы и направился в сторону городка преподавательского состава. Территорию училища от городка отделял простой дощатый забор, но в нём была обычная калитка, через которую преподаватели шли домой в городок. Подойдя к ней, Иван воровато осмотрелся и свернул к клумбе санчасти – она была недалеко от калитки. Недолго думая, он быстро нарвал букет шикарных астр и спрятал его под полой шинели. Подойдя к уже знакомой двери, Иван поправил ремень, пилотку, встряхнул букет и только после этого нажал чёрную кнопку звонка. Через секунду послышались шаги, замок щёлкнул и дверь распахнулась. На пороге стояла женщина лет сорока в атласном бирюзовом халате. Она вопросительно посмотрела на Ивана.
- Здравствуйте, - сказал он.
- Добрый день, - ответила женщина. – Вы к подполковнику Ткаченко? Разве у него сегодня какой-то праздник?
- Нет, я, по всей видимости, к вашей дочери.
- Вот как? – женщина была явно удивлена, но при этом улыбнулась.
- Понимаете, два дня назад я дежурил на КПП и стал невольной причиной одного небольшого инцидента, связанного с вашей дочерью.
- Да? Я ничего об этом не знала.
- Вера, кто там? – послышался мужской голос из глубины дома.
- Это к Леночке, - ответила женщина. Потом, посмотрев на Ивана с улыбкой, добавила, - знакомый! Да вы проходите, не стойте на пороге.
Иван поднялся на небольшую веранду. Он был не готов к такому повороту событий, почему – то решив, что дверь ему может открыть только его знакомая.
- Так вот, я пришёл извиниться – всё как-то глупо получилось.
- Так, это что за гости у нас? – выходя на веранду, спросил хозяин дома. Это был подполковник Ткаченко, преподаватель тактики в другом взводе. Были дни, когда он замещал своего коллегу и читал лекции взводу Ивана.
- По- моему, курсант…курсант… Нестеров, если не ошибаюсь.
- Так точно, Нестеров! – ответил Иван и невольно стал по стойке смирно.
- Какими судьбами? Вы же не мой посыльной.
- Так точно, не ваш. Я к вашей дочери с извинениями.
- Это чего такого надо было натворить, чтобы прийти в дом к своему преподавателю с извинениями, да ещё с таким роскошным букетом?
- Я ничего не творил. Я дежурил на КПП, а ваша дочь…
- А, наша дочь, как всегда, забыла пропуск, - перебив Ивана, сказала женщина. - Я права? И вы её не пропускали. Верно? Я угадала?  А после, наша дорогая Леночка выпустила коготки, и, в конце концов, вы же оказались виноваты. Так?
- Так точно, только коготков не было.
- Правда? – удивилась женщина, - Это что-то новенькое. Простите, как вас зовут?
- Иван.
- Дорогие родители, ну хватит уже мучить человека расспросами, - послышался из коридора голос Лены и из-за отцовской спины протиснулась виновница разговора.
- Иван, пошли ко мне в комнату, а то они замучают тебя вопросами, - сказала Лена и потащила его за рукав. Он покорно пошёл за ней и уже в коридоре вспомнил про цветы.
- Это тебе, и извини меня за мою дурацкую шутку на КПП.
- Мне? – Лена так удивилась, как будто до этого не видела букета в руках у Ивана. - Спасибо.
Иван заметил, как румянец покрыл щёки девушки, она смущённо отвернулась, но спустя мгновение, сказала: - Ничего себе шуточки! Я чуть не разревелась. Как представила, сколько мне идти вокруг училища – ужас!
- Да нет, я бы, конечно, пропустил тебя, просто решил немного разыграть…
В то утро они долго сидели в комнате у Лены, она дважды поила Ивана кофе и кормила бутербродами. В разговоре Иван узнал, что Лена заканчивает через два года пединститут, что она будущий филолог и занимается волейболом…
С того памятного воскресенья они стали встречаться каждые выходные, благо, Ивану не нужна была никакая увольнительная, так как городок считался территорией училища. Были у них и разлуки, когда Иван уезжал в свой курсантский отпуск к родным или в составе взвода выезжал в летние или зимние лагеря. Но эти разлуки только сильнее проявляли их любовь друг к другу. Характер у Лены был непростой: бывало, что они ссорились, чаще по пустякам, и тогда не виделись пару недель. После одной из таких ссор у Лены состоялся долгий разговор с матерью – они шептались в её комнате до глубокой ночи. О чём они говорили, Иван, безусловно, не знал, но только с тех пор они ни разу не поссорились, а Лена стала на удивление покладистой.
Предложение Лене Иван сделал перед самым выпуском. В ответ на его вопрос выйдет ли она за него замуж, Лена стала целовать его мокрыми от слёз губами, шепча только два слова - милый и любимый.
Поженились они после окончания Иваном училища. Он попал служить в Забайкальский военный округ, в мотострелковый полк в Уссурийске, командиром разведвзвода. Лена же осталась заканчивать институт. В первый свой отпуск Иван приехал за Леной, которая к тому времени уже защитила диплом. Забрав молодую жену, Иван с Леной вернулись в часть, где им выделили жильё: такой же кирпичный домик, какой был у её родителей в училище. Они были счастливы! А спустя год у них родилась дочка, которую по настоянию тёщи, в память о Лениной бабушке, назвали Ольгой. Шло время, служба мотала Нестеровых по округам и гарнизонам. Иван уже командовал разведбатом, когда военная судьба занесла его в Афганистан. И всё было нормально, пока за два месяца до окончания командировки его БТР не подорвался на фугасе. Иван получил множественные осколочные ранения, но это всё было ерундой по сравнению с контузией. Он быстро пошёл на поправку, только вот невропатологи стали уделять ему слишком пристальное внимание: за месяц ему четыре раза сделали томограмму головы. И вот теперь он сидел в ташкентской гостинице, пил тёплую водку, закусывая холодным шашлыком, а напротив него сидела Лена, безмерно дорогой и очень любимый человек…

                Глава 2
                …Когда они вошли в свою квартиру, часы на стене показывали половину девятого. Иван поставил чемодан, помог Лене раздеться и прошёл в комнату. Следом вошла Лена.
- Подожди, не включай свет, – попросила она и, обняв мужа за шею, поцеловала в губы. – Ванечка, с возвращением тебя!
- А, ведь правда, я не был дома почти год, - улыбнулся он.
- Нет, родной, ты не был здесь вечность!  - возразила Лена. – Знаешь, сколько я провела в этом кресле одиноких, тревожных, бесконечно долгих вечеров? Столетия! Вот теперь я тебя никуда не отпущу, даже на рыбалку буду за тобой таскаться.
- Так я же не рыбак, я грибник! – засмеялся Иван.
- Не важно. Значит, в лесу буду следом ходить, лишь бы быть рядом. Ты должен компенсировать мне то время, что я прожила без тебя в страхах, тревогах, в ожидании. Вернёшь мне каждую минуту! Теперь я твёрдо знаю, что женщина старится не от возраста, а от времени, прожитого без любимого человека. Да ещё в такой тревоге за него.
- Я не против компенсировать, - улыбнулся Иван и обнял жену.
- Ловлю на слове! – сказала Лена.
- Странно как-то, - произнёс Иван.
- Что странно?
- Ну, вот эта жизнь. Всё то, что нас окружает. Я, когда приезжал в отпуск, удивлялся этому.
- Чему ты удивлялся? Объясни толком!
- Какие две разные жизни, эта и та, которой я жил ещё месяц назад. Там совсем другой мир, как другая планета. Там всё другое: жизнь, ценности, законы, условности.  Даже время измеряется по- другому. А когда мы гуляли с тобой в ожидании самолёта, я почувствовал, что совсем отвык от этой, мирной жизни. Даже, в какой-тот момент, поймал себя на том, что смотрю на улицу и прикидываю, куда поставить пулемёты, чтобы был хороший сектор обстрела и были пути отхода.
- Ваня, это в тебе говорит профессионал. Ничего, со временем всё это уйдёт, появятся гражданские привычки. Время всё лечит, потихоньку и Афган свой забудешь.
- Нет, Лена, Афган теперь со мной и во мне до конца дней моих. Такое не забывается и не проходит.
- Ну, вот что, поговорили и хватит, давай делом займёмся. Ты переодевайся, иди в душ, а я пока соображу что-нибудь на ужин.
Поле ужина они сидели за столом и пили чай. Комнату уютно освещало бра, из старенького приёмника тихо звучала незнакомая ему мелодия, а на стене мерно тикали часы «кукушка».
- У тебя на завтра какие планы? – спросила она.
- Пойду в часть. Надо командованию доложить, потом решить, как дальше поступать. Я думаю, что большой волокиты не будет, ведь мой батальон там, в Афгане, сдавать нечего, только дождаться приказа и можно оформлять пенсию.
- Задерживаться нигде не будешь?
- Нет. А что?
- А то, что в кои-то веки пообедаем вместе. Ты знаешь, что значит для меня ждать тебя и знать, что ты вот-вот придёшь? А потом мы сядем вместе обедать. Ты не представляешь, какое это счастье!
- Лен, я всегда торопился домой, зная, что ты меня ждёшь. Поэтому представляю твою радость.
- Возможно, представляешь, но не понимаешь до конца.
- Ну, почему же…
- Ванечка, родной мой, не напрягайся. Для того, чтобы ты проникся до конца тем, о чём я говорю, нам надо поменяться местами. Одно дело, когда уставшая, чуть живая плетёшься домой и знаешь, что тебя ждут холодные стены, пустота и одиночество, и совсем другое, когда летишь, как на крыльях, потому что знаешь, ты дома и ты ждёшь меня.
- А Оля? Разве её присутствие не согревало тебя?
- Да ты что?! Как это не согревало? Ещё как. Она – мой свет в окошке! Если бы не она, я бы с ума сошла от ожидания и страхов! Открою тебе нашу с ней страшную тайну. Бывало, такая тоска накатит, так станет на сердце тоскливо, страшно, такая безысходность за горло возьмёт, что слёзы сами ручьём польются. Оля, увидев такое, заберётся ко мне, прижмётся, и мы давай рыдать в два голоса. Я тогда заметила, что наша Оля плачет совсем по-взрослому. Понимаешь? По-бабьи тихо, без детских всхлипываний и рыданий. Ваня, это так страшно! Ну, вот, наревёмся - носы красные, распухшие - потом смеёмся друг над другом, а на душе сразу как-то легче становилось. Я тогда очень хорошо почувствовала, что не одна в этом пустом мире, что нас двое – я и наша Оля.
Иван сидел молча, сосредоточенно глядя на вазочку с конфетами. Слушая Лену, он представлял всё сказанное и сердце его сжималось от жалости, нежности и любви к своим родным.
- За два года твоего отсутствия Оля сильно изменилась.  Она стала взрослой не по годам. Хоть и девочка ещё, но уже всё понимает. Она, бывало, так на меня посмотрит своими глазёнками, мне аж не по себе становилось. Маленькая женщина!
- Сколько же вам пришлось пережить за два года! Я вот слушаю тебя, и мне начинает казаться, что в Афгане было легче, чем вам здесь.
- Да, Ванечка, ждать – это очень трудно, это тяжкое испытание.
- Лена, я вас с Олей очень люблю и постараюсь скорее адаптироваться к этой жизни. Ты в гостинице предлагала дать выход моим чувствам, только ничего этого не будет. Ты тогда верно сказала, что мы не можем ничего изменить, значит, надо принять, как данность. Надо что-то думать насчёт работы.
- Что-нибудь придумаем, - сказала Лена. – Ты по гражданскому диплому инженер – электрик?
- Да какой я инженер! А тем более электрик! – отмахнулся Иван. – Только запись в дипломе, а так-то я ничего уже не помню.
- Значит, будем исходить из записи в дипломе. У нас на площадке живёт Вячеслав Иванович. Он главный инженер на заводе. Надо будет с ним переговорить.
- Это какой Вячеслав Иванович? Который напротив?
- Да. А этажом ниже живёт Кузьма Иванович, он в каком-то НИИ работает и, судя по тому, что за ним каждый раз машина заезжает, он не последний человек в этом НИИ.
- Хорошо. Но давай сначала переговорим с соседом  напротив.
- Давай. Ты сам сходишь к нему?
- Схожу, только раз я его совсем не помню, то уж он меня тем более.
- Хорошо, я сама приглашу его к нам – он всегда при встрече так тепло со мной здоровается.
Иван положил свою большую ладонь на руку жены и, глядя ей в глаза, сказал: - Ничего, Лена, прорвёмся.

           … - Заходи, - сказал командир, когда Иван появился на пороге его кабинета. – Я уже в курсе, кадры позвонили. Обещали с приказом не тянуть.
- Да, хотелось бы поскорее со всем этим разобраться, коль так сложилось, - ответил Иван.
- Мы со своей стороны тоже волокитить не будем. Кто у тебя батальон принял?
- Не знаю, я же без сознания был. Но вообще-то, как-то раз в разговоре я упомянул моего начальника штаба. Он капитан ответственный, ему ещё год служить в Афгане, а главное, грамотный и толковый офицер. Я думаю, что его и поставили вместо меня.
- Ясно. Ну, что, тебе как, можно? Врачи разрешают? – спросил командир и достал из ящика стола бутылку коньяка.
- Во всяком случае, не запрещали, – ответил Иван.
Он подходил к своему подъезду, когда увидел солидного мужчину, выходящего из дверей. Что-то очень знакомое было в его лице. И тогда Иван шагнул к нему навстречу.
- Здравствуйте. Вы Вячеслав Иванович? – спросил он.
- Да, - недоумённо ответил мужчина.
- А я -  Иван, ваш сосед напротив и муж Елены Сергеевны, - представился он.
- То-то я смотрю, лицо знакомое, а вот вспомнить не могу, откуда вас знаю. Очень, очень давно вас не видно было. Вы же, кажется, военный, офицер?
- Так точно, но уже в отставке.
- А, где пропадали, если не секрет?
- Был в долгосрочной командировке, - Иван не хотел уточнять, где именно он был.
- Так…- протянул Вячеслав Иванович, - судя по загару, не трудно догадаться о месте вашей командировки. Но об этом после. У вас ко мне дело? Извините, у меня обед закончился, надо на завод.
- Да, есть дело. Вернее, есть разговор. Но мне не хотелось бы разговаривать вот так, на ходу. Мы с Леной приглашаем вас вечером к нам. Если вам удобно, конечно.
- Отличная идея! Я очень уважаю вашу супругу, она удивительно женственная и всегда такая приветливая. Так что, я принимаю ваше приглашение и вечерком загляну к вам, молодые люди. Заодно и поговорим. Кстати, у меня есть, чем угостить вас.
- Отлично! Может быть сказать, чтобы Лена стол накрыла?.
- Ни в коем случае! – воскликнул сосед, - только лимончик приготовьте, если есть. Я вам открою свой секрет. Понимаете, у меня как-то случился инфаркт. Давно это было.  С тех пор жена ревностно следит, чтобы я ни в коем случае спиртное не употреблял. Хотя, даже мой врач говорит, что несколько капель коньяка, тем более после трудового дня, не повредят здоровью. Вот я и хочу воспользоваться вашим приглашением в личных, извините, корыстных целях. Не обессудьте!
Звонок в дверь прозвучал около восьми вечера. Иван пошёл открывать, на пороге стоял улыбающийся Вячеслав Иванович.
- Не прогоните? Я не поздно?
- Ну что вы, Вячеслав Иванович, мы ждём вас, - улыбнулся Иван.
- Тогда примите от меня это маленькое подношение, - и он протянул яркую коробку с шоколадными конфетами и увесистый бумажный пакет.
- Судя по форме, здесь тот самый сюрприз? – спросил Иван.
- Именно, голубчик. Здесь напиток богов и вы скоро сами это оцените. А где уважаемая Елена Сергеевна?
- Я здесь, – ответила Лена, заходя в комнату.
- Леночка, как приятно вас видеть! – широко улыбнулся Вячеслав Иванович. – Что-то давно мы не встречались.
- Сначала я была занята, потом…
- Потом она приехала ко мне в госпиталь, – подсказал Иван.
- Вы заболели? Или, как у вас говорят, были ранены? Это серьёзно?
- Была контузия, но всё обошлось.
- Ну, и слава Богу! Это вам, уважаемая Елена Сергеевна, - сказал сосед и протянул коробку конфет. – Наслаждайтесь!
- Ну, Вячеслав Иванович, знаете, чем меня подкупить.
- Иван, а вас, как хозяина дома, я попрошу открыть вот эту бутылку.
Когда бутылка была откупорена, по комнате разлился лёгкий аромат шоколада. – А теперь прошу наполнить рюмки, – попросил Вячеслав Иванович.
- Ой, а про рюмки я совсем забыла! – воскликнула Лена и побежала на кухню. Вернулась она с коньячными рюмками и тарелкой нарезанного лимона. Иван разлил коньяк. Вячеслав Иванович слегка согрел его в ладони и, зажмурившись от удовольствия, сказал: - Божественный запах! Как сразу будоражит воображение.
- Да, - согласился Иван, - аромат необыкновенный.
- Тогда вздрогнем, как говорили в студенческие года моей юности, - сказал Вячеслав Иванович.
Они не спеша выпили коньяк, и прежде, чем Иван успел что-то сказать, Вячеслав Иванович поднял вверх ладонь. – Давайте подождём немного, пусть коньяк согреет нас изнутри, а после можно и о деле поговорить.
Пока гость блаженно щурился, посасывая лимон, Иван снова наполнил рюмки.
- Ну, вот, - наконец сказал Вячеслав Иванович, - теперь можно перейти к деловой части нашей встречи. Я вас слушаю.
- Дело в том, что я уволился из армии, - начал Иван, - уволился не по своей воли – меня комиссовали по состоянию здоровья. Контузия! Врачи сказали, что я не пригоден к дальнейшей службе, так как армейская жизнь связана с постоянными стрессами, нервотрёпкой, а учитывая мою контузию, для меня это может плохо кончиться. Врачи у нас в армии очень заботливые, понимаете? Всё сами решили за меня.
- Ваня, не увлекайся, - тихо сказала Лена.
- Я не увлекаюсь. Я объясняю человеку суть дела. Сейчас я сдаю дела, жду приказа, потом займусь оформлением пенсии. На всё уйдёт дней десять, может, две недели. Поэтому сейчас мне хотелось бы заранее поговорить с вами о работе. Возможно, вы что-нибудь подскажете.
Вячеслав Иванович внимательно выслушал Ивана, затем задумался. Он сидел молча, двигая по столу обёртку от конфеты. Затем посмотрел на Ивана, потом на Лену.
- Я задумался вот по какой причине. Если бы вы были простыми посетителями с улицы, я бы вас просто отправил в отдел кадров. Кстати, у вас есть гражданская специальность?
- Да. По диплому я инженер-электрик. Но…
- Да, да, я всё понял, – кивнул сосед, -  электротехнику вы уже забыли. Это понятно. Так вот, предлагая вам работу, я принимаю на себя определённые моральные обязательства перед вами и вашей очаровательной Еленой Сергеевной. Проще говоря, я не хочу предлагать вам первое, что придёт мне в голову. Мне бы хотелось поговорить с кадровиками. Даже, возможно, с директором. Хотя, прямо сейчас могу предложить вам должность ведущего инженера по технике безопасности. Буквально позавчера прежний работник уволился. Будете работать под моим началом. Но, это вряд ли вас устроит, вы же привыкли работать с людьми. Вы человек дисциплинированный, как военный, наверняка хороший организатор. На производстве это ценится. И вам, видимо, что-то другое надо, а не бумажки перекладывать да отчёты строчить.
- Я согласен, – коротко сказал Иван.
- Согласны пойти ко мне инженером по ТБ?
- Да, согласен.
- Но вы даже не расспросили меня, что это за работа, чем вам придётся заниматься.
- Я представляю. А главное, у меня не будет подчинённых, буду сам себе начальник, не считая вас, конечно.
- Вячеслав Иванович, вы простите Ивана, он ещё не совсем свыкся с мыслей о гражданской жизни, всё время срывается, злится, - извиняющимся тоном, сказала Лена.
- Елена Сергеевна, а с чего вы решили, что я не понимаю вашего супруга? Хочу заметить, что у меня мой родной дядя не выдержал увольнения из армии. Может быть, помните так называемое «хрущёвское» сокращение? Так вот, через месяц он застрелился. Я знаю, что значит для военного человека потерять смысл в жизни. Но вы, Иван, боритесь и смело шагайте в новую жизнь. Я говорю громкие слова, но вы меня понимаете. Так что, заканчивайте свои дела и жду вас у себя в кабинете. А по такому случаю можно выпить по второй!  И у меня будет к вам, мои дорогие соседи, просьба. Я бы не стал возражать, если бы мы собрались ещё раз вот так, по-соседски. Вы, пожалуйста, не стесняйтесь, не экономьте коньяк для меня, пейте этот изумительный напиток, когда захочется. Если что, у меня ещё есть такая же, французские друзья подарили.
- Мы всегда вам будем рады, - с улыбкой, сказала Лена.
- Я как завершу дела, сразу к вам, - добавил Иван.
- Вы держите меня в курсе, благо идти ко мне не далеко, - пошутил в ответ Вячеслав Иванович.               
               
        … Прошло полгода.  Первая весенняя капель звонко забарабанила по карнизам домов, а вдоль тротуаров побежали ручьи. На деревьях набухли коричневые почки, а вездесущие воробьи радостно чирикали, оповещая мир о приближении настоящего тепла.                               
На рабочем столе Ивана хрипло задребезжал телефон.
 – Слушаю, - сказал он, подняв трубку.
- Иван Николаевич, это я, - послышался голос Вячеслава Ивановича. – Вы сегодня остаётесь с коллективом отмечать женский день? Или идёте домой?
- Если откровенно, хотелось бы домой, там меня мои женщины ждут. Но отрываться от коллектива мне тоже не хотелось бы. Я побуду недолго, а потом домой. А вы что-то хотели, Вячеслав Иванович?
- Да, в общем-то, ничего особенного. Я подумал, если вы пойдёте домой, то я дал бы вам мою машину, а вы зашли бы ко мне и взяли у супруги пакет, с водителем отправили его мне. Но, раз вы остаётесь, я попрошу водителя привезти его.
Столы сдвинули в комнате, где проходили совещания. Нарядные женщины суетились, накрывая столы принесёнными из дома закусками. Мужчины в ожидании устроили курилку у раскрытого окна. Наконец, в комнату внесли большую кастрюлю с отварной картошкой, и тут же последовала команда: «Мужчины! Мальчики, все к столу! Быстренько, бросайте свои соски и садимся». Спустя час, обстановка за столом стала шумной, говорили все разом, тостов больше не произносили, зато общение среди соседей по столу стало бурным: рюмки поднимались всё чаще, быстро закусывалось тем, что под руку попадалось и прерванный разговор немедленно продолжался. Иван уже тяготился этим застольем, он хотел домой к жене и дочке. Но по опыту прошлых праздников знал, что надо набраться терпения, ещё чуть-чуть и женщины попросят включить музыку, начнутся танцы. Вот тогда-то и можно будет незаметно исчезнуть, не вызывая ни у кого вопросов и пьяной обиды. Вообще-то, ему нравился коллектив, народ был порядочный, работящий, без больших претензий и амбиций. Иван легко влился в круг новых коллег и как-то сразу стал своим. О своём прошлом он не рассказывал, а просто объяснил, что был военным, но по болезни уволился из армии.
- Вы как хотите, дорогие мои, но я убеждена, что Кузьмина поступила непорядочно, даже подло! Она просто подставила лаборантку. Я потом случайно узнала, что она делала основные анализы, а лаборантка только первичные, от которых окончательный результат вообще не зависит, - и говорившая нервно затянулась сигаретой.
- Мария верно говорит, я тоже слышала об этом. Думаю, именно поэтому Кузьмина так быстренько уволилась.
- Жалко девчонку, - сказал сосед сидящий справа от Ивана.
- Ещё бы не жалко! – воскликнула другая женщина. – Два года колонии- поселения ни за что! По сути, это же эта сучка дала команду слить химреагенты в ту яму, а лаборантка знать не знала, что там. Я не знаю, как получилось, что на результатах анализа стояла подпись этой девчонки, только она не делала их, это Кузьминой работа.
- А ты что, не знаешь, как у нас это делается? – спросил всё тот же сосед Ивана. – Всё скорее, да быстрее! Одна написала акт, не закончила, а вторая, дура молодая, доделала за начальницу и подписала его. И всё, суши сухари!
- Ну что за законы у нас?! – воскликнула ещё одна соседка. – По указанию сверху целые реки отходами загрязняют и ничего, никого не сажают. А тут по ошибке слили полтонны химии не в отстойник, а в канализацию, и получи два года.
- Ну, а вы, Иван Николаевич, как вы относитесь к случившемуся? – спросила женщина, инициатор этого разговора.
- Я не совсем в курсе, о чём идёт речь. Мне что-то рассказывали про эту историю, но подробностей я не знаю.
- Наша бывшая завлаб подставила свою лаборантку так, что та получила два года поселения.
- А я слышала в кадрах, что у Кузьминой вообще нет института, только техникум.
- Она родственница какого-то начальника из нашего министерства.
- Всё равно, завлаб должен иметь высшее образование.
- Если только она не родственница какой-нибудь шишки.
- У этой Кузьминой нет и тени стыда! Ни стыда, ни совести!
- Да…, - задумчиво протянул Иван, - подлость не имеет ни цвета, ни запаха. Я сейчас подумал о том, как было бы хорошо, если бы подлецы чем-нибудь отличались внешне от порядочных людей. Например, тенью. Вот, если человек не подлый, тень у него чёткая, заметная, а если подлец, то она слабая, еле приметная. А лучше, если у такого типа её вообще не будет!
- Отличная мысль! Поздравляю! – завопил кто-то прямо над ухом Ивана. Он оторопело оглянулся по сторонам, но все были заняты, кто разговором, кто закуской.
- Ничего не понимаю, - с удивлением сказал он, - послышалось, что ли?
- Почему же послышалось? – в самой голове прозвучал тот же голос. – Ты сам этого захотел, так что теперь удивляться.
- Да кто это говорит?! – воскликнул Иван в ярости.
- Это я, твоя совесть, - спокойно ответил голос. – А чтобы тебе было видно меня, теперь я буду твоей тенью. Ты тут красиво говорил о подлости, о подлецах, только вот не уточнил, что бывают подлецы явные, которых видно по делам их, а есть такие, как майор Нестеров. Посмотришь, герой, орденоносец, настоящий мужчина. Это то, что на поверхности, то, что видят все. А вот о его делах, за которыми стоят погибшие, считай убитые им люди, об этом знает только он один. Ну, и я, конечно, его совесть. Так что, будем с тобой разбираться, кто ты, герой или подлец. А пока прощай, хозяин, до скорой встречи.
…Дикий, панический страх захлестнул Ивана. Слова в голове звучали настолько реалистично, что в первый момент его охватила настоящая паника. Такого страха, парализующего сознание и всё тело, он не испытывал даже в самых отчаянных ситуациях в Афгане.
- Иван Николаевич, вам плохо? – услышал он голос соседки напротив, и этот вопрос донёсся до его слуха словно из бездонной пропасти.  – С вами всё в порядке? Вы так страшно побледнели… Вон, даже пот на лбу выступил.
- Что? А, нет, всё нормально…, - ответил Иван деревянными губами.
- Да, как же нормально? – не унималась женщина, - Может, вам валидол дать? У меня есть.
 - Говорю же, всё нормально! – он стал приходить в себя, но на смену жуткому, липкому страху пришла безотчётная ярость.
 - У меня есть нитроглицерин, - наклонившись над столом, выкрикнул один из собравшихся.
 - У Тамары в сумочке лежит корвалол, - пискнула соседка справа.
 - Ничего не-на-до! – он сдерживался из последних сил. Ему хотелось вскочить, опрокинуть этот стол со всем, что было на нём, двинуть стулом о стенку, а если кто-нибудь вякнет, то можно этим же стулом размозжить ему голову. – Извините, просто голова сильно закружилась. Я пойду, до свидания.
-Вас проводить? – спросил сосед слева, приподнимаясь со стула, но Иван лишь посмотрел на него и тот с растерянным видом плюхнулся на место. – Да чё я такого сказал? Хотел помочь, а он… Псих какой-то.
Иван вышел в коридор. Здесь было прохладней и не так накурено. Он прошёл вперёд по коридору пока не упёрся в торцевую стенку с окном. Удивлённо оглянувшись, снова вернулся к двери, из-за которой слышались весёлые голоса и музыка. Иван привалился спиной к холодной стене и прижался к ней затылком – он понял, что забыл где его кабинет. Простояв так с минуту, Иван достал непослушными пальцами сигареты, вытряхнул одну и закурил. В этот момент дверь кабинета, где праздновали коллеги, открылась и из неё выпорхнула сотрудница его отдела. Она радостно улыбалась, пока не увидела его, стоящего у стены с сигаретой в руке.
 - Иван Николаевич, ну как вы? Вам получше? – спросила молодая женщина и в её голосе не было ложного сочувствия и притворной заботы.
 - Спасибо, всё нормально, - слабо улыбнулся он. – Вы меня извините, я запамятовал, как вас зовут? Простите ещё раз… Вылетело…
 - Аллой, - растерянно и тихо ответила сотрудница. – Мы с вами вот уже полгода в одном кабинете сидим…
 - Ну, понимаете, - сказал он, - бывает…, иногда… Кстати, а где наш кабинет?
Глаза женщины расширились ещё больше, но спустя мгновение, она серьёзно сказала:
 - Пойдёмте, Иван Николаевич, я вас провожу в наш кабинет. И не надо мне врать, что вы нормально себя чувствуете. Не бойтесь, я об этом никому не скажу.
 - Извините, - ещё раз повторил Иван, он почувствовал себя провинившимся школьником.
Они прошли до середины коридора, спустились на пролёт по лестнице и оказались у двери с табличкой «Отдел ТБ». Алла открыла кабинет своим ключом и войдя, включила свет. Затем, подошла к своему столу, достала из ящика пачку сигарет, чиркнула зажигалкой и только после этого посмотрела на Ивана. Трудно было поверить, что ещё минуту назад этот человек не мог вспомнить дорогу в свой собственный кабинет: Иван подошёл к вешалке, одел свою дублёнку, достал из шкафа шапку, а из-под письменного стола извлёк дипломат. Его движения были спокойны и уверенны.
 - Алла, я бы просил вас об этом никому не говорить, - он пристально посмотрел на женщину.
Присев не край своего стола, Алла молча курила и продолжала наблюдать за ним. Потом она глубоко затянулась, словно собиралась объявить что-то очень важное:
 - Одну секунду, подождите, я хочу вам кое-что сказать, - женщина раздавила окурок в пепельнице, и сложив руки на груди, серьёзно произнесла:
 - Иван Николаевич, я кое-что знаю о вас. Говорю это лишь потому, что хотела бы быть вашим союзником, другом, если хотите. У меня двоюродный брат служит в военкомате, мы с ним очень близки, выросли вместе. Уж так получилось, что я через него узнала вашу историю. Случайно… Почти случайно…, - она замялась под его взглядом, но потом, упрямо тряхнув своими каштановыми волосами, в упор посмотрела на него и продолжила. – В общем, когда вы появились у нас, я… я навела о вас справки, зная, что вы не так давно уволились из армии. Потому я в курсе причины вашей комиссации и вообще, узнала подробности из вашей армейской биографии. Говорю об этом откровенно, так как надеюсь на вашу порядочность. Я уверена, что вы не будете иметь претензий к моему брату…
 - Претензий иметь не буду, - холодно сказал Иван, - а вот голову ему при встрече оторву, молча.
 - Иван Николаевич, он действовал по моей просьбе и потом, вы не станете этого делать, потому что я вас об этом серьёзно прошу.
 - Ладно, - снисходительно ответил он, - так и быть, пусть живёт ваш кузен.
- Я вот что хотела вам сказать, - продолжила Алла, - если с вами снова повторится что-то подобное, зовите меня – я помогу вам.
 - Каким образом? – ирония сквозила в его словах, - Поможете найти дорогу в туалет?
 - А хоть бы и так. И зря вы меня стараетесь обидеть, вам одинокую женщину никогда не понять, - она говорила спокойно, без прежнего волнения, - Не хотела вам говорить, но… У меня у самой муж погиб в Афганистане…
 - Так что ж вы…? – он растерянно замолчал.
 - Чего раньше молчала? – усмехнулась она, - Чтобы не было похоже, что на жалость давлю. Я бы и сейчас не сказала, если бы не эта ситуация.
 - Где он служил? – спросил Иван.
 - Джалалабадский авиаотряд. Их над Панджширом сбили… Я хоронила не мужа, а цинковый ящик… Запаянный и без окошка…
Иван кивнул головой и достал сигарету, сделал несколько нервных затяжек, загасил окурок и, посмотрев на Аллу, сказал:
 - Простите меня, Бога ради, я не совсем владел собой…
 - Я это поняла, - спокойно, почти равнодушно, сказала она, - а что касается мужа, я давно этим переболела. Сначала всё горело внутри, потом за каменело, а теперь просто всё умерло.
 - Ладно, Алла, мне пора, дома ждут, -  примирительно сказал Иван, - но теперь мы -  друзья?
 - Вот именно, друзья, - тихо сказала она, еле заметно усмехнувшись.
 - А вы не идёте домой? Или хотите ещё посидеть? – и Иван показал глазами на потолок.
 - Посижу, - грустно ответила женщина, - мне-то некуда спешить, меня никто не ждёт.
 - А, дети? – вырвалось у Ивана.
 - Детей-то, как раз, и нет, - от её отрешённой интонации Ивану стало не по себе. – Поженились после выпуска, решили пару лет пожить для себя, а тут приказ – Афган… В общем, не успели. Это был его второй вылет…
 - Замуж больше не пытались выйти? – спросил Иван.
 - За кого?! – с восклицанием спросила она таким тоном, словно Иван с Луны свалился. – Разве это мужчины?! Женскому взгляду зацепиться не за что. Все наши мужчины там остались, в тех проклятых горах…
Иван молчал – он не знал, что ответить этой красивой, бесконечно одинокой и отчаявшейся женщине.
 - Идите, Иван Николаевич, вас же дома ждут.
 - Да, пора идти, - кивнул он. – До свидания, спасибо за откровение и участие.
В ответ она лишь кивнула головой и отошла к тёмному окну. Иван постоял несколько секунд, глядя на одинокую фигуру на фоне окна, и вышел из кабинета.

                Глава 3
          Под ногами хрустели весенние лужицы, воздух был пронзительно чистым, лёгкий морозец пощипывал мочки ушей. Иван шагал домой, но мысленно он оставался там, где весёлые, пьяные голоса пытались что-то петь хором, а расхрабрившиеся от выпитого женщины уже откровенно флиртовали со своими коллегами по работе. Что же это было с ним? Что за новости? Он никогда не мучился угрызениями совести, потому что их попросту не было. Всё, что он делал, было выполнением его долга, исполнением приказа. Ему не в чем было себя упрекнуть: за солдатскими спинами он не прятался, сам всегда был первым на самых опасных участках, бойцов своих жалел и щадил, на верную гибель никого не посылал и в бою раненых не бросал…
 - Ой-ли? – вдруг колоколом бухнуло у него в голове. Это был всё тот же голос, насквозь ироничный, с нарочитым сарказмом.
От неожиданности Иван остановился, как споткнулся. И тут же кто-то из прохожих налетел на него сзади, матюкнувшись:
 - Ты чё, мужик, охренел, что ли? Люди же идут потоком, а ты как с бодуна…, - крепкий мужчина в телогрейке обогнал его и, осуждающе покачав головой, пошёл дальше.
Иван посмотрел сквозь него невидящим взглядом и медленно, неуверенно пошёл дальше. Он не знал, что думать и потому боялся даже пошевелить головой.
 - Тебе, майор, теперь придётся привыкнуть ко мне, - вновь зазвучало у него в ушах. – Ты сам меня вызвал из подсознания, так что терпи, разговор у нас будет длинный, очень длинный.
 - Может, заткнёшься? – зло прохрипел Иван и женщина, шедшая рядом, шарахнулась от него в сторону.
 - О, уже напраздновался, алкашня проклятая…, - громко от испуга сказала она.
 - Майор, - раздался голос, - тебе совсем не обязательно общаться со мной вслух, вполне можешь мысленно изъясняться, чтобы людей не пугать. А нам есть о чём поговорить…
 - Откуда ты, почему? Я что, схожу с ума? – прошептал он.
 - Э, нет, сойти с ума – это слишком просто для тебя. Я и раньше разговаривала с тобой, только ты считал, что ведёшь внутренний диалог, и во всех спорах ты выставлял меня дурой, постоянно затыкая и не давая слова толком сказать. Это было несправедливо. Ты действовал с позиции силы, хозяина, и мне это надоело. Я имею право на собственное мнение, ведь я – совесть, а совесть умеет говорить.
 - Что ты хочешь? Чего добиваешься? – опять шёпотом спросил Иван.
 - Правды, - с издёвкой ответила она, - правды, справедливости и покаяния. Иными словами, хочу назвать вещи своими именами. Теперь ты не сможешь отмахнуться от меня, как тогда, под Мазари-Шарифом, помнишь?
 - Мазари-Шариф? – удивлённо прошептал Иван. – И что же я там натворил?
-Ты погоди об этом, ты сначала скажи – местечко-то знакомое, а? Памятное?... Я напомню: южнее его, в 25-ти километрах, стояли десантники. Вспомнил?
 - Дальше что?
 - Нет, ты ответь, вспомнил?
 - Да, дальше что?!
 - А пока ничего, - хихикнула совесть, - повспоминай, подумай, может что и всплывёт в твоей памяти. Ты тогда отпихнул меня, отмахнулся и наплевал на меня, прикрываясь ситуацией, а я ведь почти вопила, чуть голос не сорвала: «Пошли на то плато отделение, хотя бы одно отделение из своей разведроты!», может быть, ещё нашли бы Соколова, а ты?       
 - Так ведь тогда то плато дважды прочесали! - крикнул в запале Иван, и снова люди шарахнулись от него, но он больше не обращал на это внимания.
- И ты поверил?
- А почему же нет?! Девять человек все расселины облазили – никого!
- Что ты мне-то лапшу вешаешь? Ты же сомневался – темно было, люди устали, могли просто мимо пройти и не заметить. Надо было утром возобновить поиск, а ты…?
- Утром мы уходили и у меня не было сомнений…
- Врёшь! – зло воскликнул голос. – Были у тебя сомнения! Я вопила дурным голосом, что этот ночной поиск – полная фигня!
- Хорошо, может быть и так, принимаю, как вариант, но… Кроме того Соколова у меня на руках было ещё двадцать семь человек! Что, если бы мы с рассветом начали поиск и вовремя не ушли из этого района? А он контролировался Саяфом, и тот нагрянул бы, ведь мы там громко пошумели. И что же, положить все 27-мь человек вместе с собой?
- О! Наконец-то! – победно воскликнул голос. – Так может быть, дело именно в тебе, а вовсе не в 27-ми бойцах?
- Это мы так можем спорить до бесконечности, - прошипел Иван.
- Не-а! Ошибаешься, майор. Это ты раньше мог мне рот заткнуть своими, вроде как, правильными доводами, но теперь пришло моё время: твоя контузия сняла с меня все ограничения. Теперь я не только твоя совесть, я теперь и прокурор, и судья, и палач. Вот мой первый вердикт – виновен!
- Да в чём же?!! – заорал Иван и сам стал озираться по сторонам, но он уже был у своего подъезда и рядом не было никого.
- В трусости, в непринятии всех мер к поиску пропавшего рядового Соколова, в обмане личного состава и командования, в халатном, преступном отношении к исполнению своих служебных обязанностей, в нарушении офицерского долга чести… Достаточно?
- Да пошла ты! – устало и безразлично в полголоса ответил Иван.
- Кстати, ты можешь отдохнуть эти дни, трибунал объявляет перерыв в связи с праздниками. Тебя ждут твои родные, а они точно не виноваты. Так что погуляй, выпей, расслабься… Да, чуть не забыла предупредить – ты не вздумай мой голос водкой заливать, только хуже будет, от водки я просто зверею. Это сейчас, по началу, деликатничаю, а если ты меня водочными парами попытаешься глушить, ох, я ж тебя наизнанку выверну, ты у меня смерти будешь просить, как избавления. Так что пей, но знай меру. Если что, я тут неподалёку, в уголке твоего сознания посижу, перелистаю свою картотеку твоих подлостей, а она у меня бо-о-льшая! Ну что, майор, пока?
- Погоди, не замолкай, - хмуро и зло сказал Иван, войдя в полутёмный подъезд, - что с Соколовым-то было, он жив?
- Спохватился? – иронично спросила совесть. – Ладно, хватит с тебя на сегодня, размялись и будет. Короче, жив он был, лежал между двух больших камней. Твои орлы дважды мимо него прошли, а он из-за сотрясения мозга и контузии принял их за « духов», потому и затих. Плохо, очень плохо парень соображал в тот момент. Сутки там пролежал, то впадая в беспамятство, то приходя в себя – всё вас ждал… «Духи» его нашли, когда он снова провалился в обморок. Потом плен, Пешеварский концлагерь, восстание и пулемётная очередь в живот. Дома мать до сих пор ждёт его… Доволен? Командир, хренов!
Иван промолчал. Он медленно поднимался по лестнице, как будто нёс на своих плечах непосильный груз. Поднявшись на свою площадку, он нажал кнопку звонка.
- Папка пришёл! – радостно закричала дочка, когда открыла отцу дверь. – А мы тебя ждём-ждём, а тебя всё нет и нет…
- Я думала, что это соседка к нам, -  сказала Лена, появляясь из кухни в переднике, испачканном мукой, её голову покрывала весёлая косынка. – Вань, что-то случилось? – улыбка сползла с её лица и она нахмурилась.
- Нет, ничего, - буркнул он и нагнулся, пряча лицо и снимая обувь.
- Иван, ты плохо себя чувствуешь? – уже строго спросила она.
- Говорю же, что всё нормально, - он продолжал раздеваться, не глядя на жену.
- Ваня, - с напором в голосе сказала Лена, - у тебя зелёное лицо и глаза, будто ты на лестнице привидение встретил. Что случилось?
- Да говорю же, что ничего!!! – заорал Иван, бешено взглянув на жену. Она отшатнулась в испуге, дочка прижалась к её бедру. Они обе растерянно застыли, глядя на него.
- Пойдём, дочка, - тихо сказала Лена, обнимая её за плечи, - пойдём, поможешь мне.
- Подождите, -  тихо попросил Иван. Он уже остыл и теперь сам с ужасом осознал произошедшее, - не обижайтесь на меня, простите – я сорвался. День сегодня был… И вечером этот сабантуй дурацкий… И прохожие все кидаются, словно с цепи сорвались…
- Ваня, вот всё это можно было сказать сразу и не орать на меня, и не пугать дочь.
- Девочки мои, ну простите меня, дурака, - кисло улыбнулся Иван.
- Папка, - сказала осмелевшая Оля, - ты меня так больше не пугай!
- Прости, доча, больше так не буду, - пообещал Иван.
- А что у тебя в дипломате? – тут же полюбопытствовала она.
- Подарки! – наконец-то по- нормальному улыбнулся он.
- Ой! Покажи! – запрыгала Оля. – Мам, папка нам подарки принёс!
Лена стояла рядом, она не ушла, она тревожно вглядывалась в своего мужа, пытаясь определить что-то очень важное для себя. Иван же открыл дипломат и достал очень яркий детский несессер.
- Ой! Папка! Какой красивый! Ура! Ма, посмотри! – восторгу девочки не было предела. Лена посмотрела на подарок, улыбнулась и сказала:
 - Правда, очень красивый. Ну, Ваня, угодил ты дочери, ничего не скажешь.
- А что маме? – прыгала дочка вокруг отца.
- А маме духи, -  сказал Иван, торжественно достал подарок и с улыбкой протянул его жене. Лена осторожно взяла коробочку, сняла обёртку и воскликнула:
- Ванечка, ты с ума сошёл! Это же настоящий Париж!
- Надеюсь, что настоящий, - смущённо ответил он.
Лена, забыв о выпачканных в муке руках, открыла коробочку – там, в специальной ложбинке, стоял крошечный флакончик. Едва уловимый нежнейший аромат тут же поплыл по прихожей. Лена поднесла флакон к лицу и, блаженно закрыв глаза, принюхалась:
 -Ва-а-ня, это Франция, настоящая!
- Значит, всем угодил, - довольно сказал он.
- Ванечка, милый, но это же стоит баснословных денег, - Лена попыталась изобразить на лице укор, но это ей плохо удалось.
- А, разве моя жена не достойна этого? – засмеялся Иван и слегка хлопнул в ладоши, - Так, все по местам. Дайте мне что-нибудь перекусить и вперёд, на броню. Будем готовиться к завтрашнему празднику…
                … Лёжа поздним вечером в постели, Лена спросила:
- Вань, так всё-таки, что же было с тобой сегодня?
- Лен, ничего особенного, - поморщился он, - просто накатило.
- А с чего? Причина-то была?
- Конкретной не было. Что-то вспомнилось, потом выяснилось, что у одной моей сотрудницы муж погиб в Афгане, вот всё одно к одному и… Ты правда на меня не обижаешься?
- Ванечка, я тебе твёрдо обещала, что вместе мы обязательно справимся. Я понимаю, что твоя сегодняшняя вспышка не связана лично с нами, со мной и Олей, мы просто попали под раздачу, но впредь прошу тебя контролировать себя. Я-то пойму и стерплю, но вот Оле ты не сможешь так всё объяснить, как мне. Она не поймёт тебя и обида останется в её детском сознании.
Иван промолчал. У него был момент, когда он вдруг захотел рассказать всё Лене, но потом спохватился. Во-первых, что он ей расскажет? Что слышит голос? Нет уж, с этим он должен справиться сам. И во-вторых, если он перескажет тот бред, что творится в его голове, то это просто из записок сумасшедшего, то есть, прямая дорога в дурдом.  Лена станет терзать себя вопросами, как ему помочь и что же ей делать. Всё, что угодно, только не это. Ничего, он ещё посмотрит, что из этого получится: он никогда не врал самому себе и поэтому отстаивать свою правоту просто обязан. Ещё никто не упрекал его в бесчестии. Не упрекал и не упрекнёт, потому что не в чем.

                … - Ну, здравствуй, майор, - зазвенел знакомый голос в голове. От неожиданности Иван вздрогнул и невольно оглянулся.
- Да не дёргайся ты, - сказал голос, - или за три дня позабыл обо мне? - Иван молчал. Он сидел за столом в своём кабинете. Двое его инженеров обходили цеха производства, а он собирался на директорскую планёрку. В комнате никого, кроме него не было.
- Что надо? – грубо спросил он тихим голосом.
- Вот те раз! – прозвучало в голове, - Праздники закончились и трибунал возобновил свою работу. Итак, на чём мы остановились?
- На том, что тебе не мешало бы заткнуться, - ответил Иван.
- Ты, майор, не хами, - строго, с угрозой прозвучал голос. – Я и так стараюсь из последних сил быть сдержанной и деликатной. Будешь хамить – сотру тебя в пыль, будешь у меня лежать куклой в ближайшем дурдоме. Итак, вердикт номер один – виновен…
- Я не согласен, - возразил Иван, - ты версию выдаёшь за факт, а это подтасовка…
- Не принимается, -  коротко ответил голос. – Поиски ваши, товарищ майор, организованы были формально, всех мер не приняли, а в результате из-за вашей преступной халатности погиб человек, жизнь его родных и близких исковеркана, мать вообще на грани помешательства. И ты хочешь, чтобы я вынесла тебе оправдательный приговор? У тебя и правда не всё в порядке с головой, но ты жив в отличие от тех людей, которых ты подставил…
- Никого я не подставлял, - спокойно возразил Иван. – И ты это знаешь…
- Да что ты говоришь!!! –голос воскликнул так громко, с возмущением, что Иван невольно зажал уши. – Оглашаю суть второго эпизода: близ северной границы с Союзом, недалеко от Хайратона, есть городишко Найбадад, где был ЗКП*. Ты послал туда лейтенанта Назарова на БТР*. В результате БТР подрывается на фугасе, водитель ранен, но остаётся жив, а Назаров превращается в фарш…
- Да твою же мать! Я-то тут причём?! –уже в полный голос воскликнул возмущённый Иван.
- А сам не знаешь? – снова послышалась ирония в голосе. – Хорошо, поясню. Назарова ты не любил, он тебя раздражал, и это было понятно, даже отчасти справедливо с твоей стороны. Как человек, юноша и впрямь был с гнильцой: самовлюблённый, с непомерной гордыней, карьерист, считавший, что ему позволено почти всё. Он и в Афган-то, дурачок, подался ради карьеры – думал, что это проложит ему прямую дорожку в академию, а там папаша пристроит в генштаб. Одним словом, дрянь человечешко был. Позволял себе ставить под сомнение твой непререкаемый авторитет, кривлялся за твоей спиной, распускал всякие мерзкие слухи… Офицеры его терпеть не могли, а солдаты откровенно игнорировали. В общем, генеральский сынок. Это, что касается служебных отношений, но ведь была ещё и личная неприязнь, а? Была?
- С какой стати? – удивился Иван. – Какая личная неприязнь?
- Нет, майор, ты и впрямь сильно на голову контуженный, если пытаешься меня, твою совесть, так дёшево провести.
- Да, о чём ты?! – нервно воскликнул Иван.
- Твою мать! Прямо артист, - теряя терпение, сказал голос.  – Хорошо, поставлю вопрос иначе: медсанбат, военврач Казакова Ира, брюнетка двадцати пяти лет, стройная, фигуристая, с невероятной сексуальной грудью…Продолжать?
- Стой! Конечно, помню такую, только она-то тут причём?!
- При том, - устало ответил голос. – Ты же на неё глаз положил. Глаз положил, а кое-что поднялось. Ходил кругами, как кот вокруг сметаны, да вот только лейтенант Назаров тоже хлыщ был известный – тропинку туда протаптывал. Конкурент! Сначала –то она тебе надежды подкидывала, на кое-какие преимущества намекала и недвусмысленно давала понять, что у тебя есть перспективы. Я согласна, что она нужна была тебе, как рыбе зонтик – ты жену любил, но жена – не стена, можно на время и отодвинуть. Я понимаю: здоровый, крепкий мужчина и столько времени без жены… Физиология – всё ясно. Да вот только лейтенант тот дорожку тебе перешёл, разве нет? Он-то холостой был, а ты женатик. Если бы у них всё срослось, то глядишь, Казакова бы из Афгана замужней дамой вернулась, да ни куда-нибудь, а прямо в Москву. Согласись – преимущества все были на стороне Назарова. Вот ты зуб на него и заимел. Плюс – его отношение лично к тебе… Короче, послал ты его на ЗКПА и должен был дать ему не один БТР, а два, или, как минимум, приказать сапёрам сопровождать его – таково было правило, продиктованное войной. И ты это знал. Второй БТР ты не дал ему умышленно, в надежде, что он сам сапёров не возьмёт. Нет, я не говорю, что ты смерти его хотел, ты решил пощекотать ему нервы, охладить немного его гордыню, поставить на место, чтобы он в штанишки наложил и понял, кто есть кто. Только вот «духи» не знали, что это был всего лишь процесс воспитания и заложили на дороге фугас…
- Так что, разве я запрещал ему брать вторую «броню»? Или приказывал сапёрам не ехать с ним? Он офицер и знал свои права и обязанности, как «отче наш». Я ему не нянька, и не обещал его папаше нос ему вытирать. То, что случилось – результат его личного разгильдяйства и наплевательского отношения… Нет, уважаемая совесть, эту вину я никак не приму.
- Тебя, майор, никто спрашивать не собирается, -с ухмылкой прозвучал голос. – Твои действия подпадают под формулировку - неоказание помощи или непреднамеренное убийство – выбирай, что больше нравится.
- Опять одни твои домыслы, - разозлился Иван.
- Суду всё ясно: майор Нестеров вину не признаёт. Вердикт по второму эпизоду – виновен! – сухим тоном торжественно объявил голос.
- Да почему же виновен?!! – заорал Иван, - Ты не принимаешь ни один довод…
- Это вы кому, Иван Николаевич? – услышал он за спиной вполне реальный голос.
- Что? – переспросил Иван, оглянувшись. В кабинет вошла раскрасневшаяся Алла, от неё веяло весенним морозцем и сладковатым запахом духов.
- Я говорю, вы что-то спросили у меня? – она сняла пальто, повесила его на рогатую вешалку и зябко передёрнула плечами.
- Нет, -  недовольно ответил он. – Это я читал один документ и вслух прокомментировал его.
- Вы уже были на планёрке у директора? – спросила она, включая электрочайник.
- Нет, - спохватился Иван, он совсем забыл о планёрке, - я не пошёл.
- Ну, может быть начальство не заметит вашего отсутствия, хотите чаю? На улице лёгкий морозец и я немного озябла.
- Чаю? А можно кофе?
- Вам с сахаром и молоком? – засуетилась Алла.
- Нет, только с сахаром, ответил он, выходя из-за стола.
- А, сигаретой меня угостите? – спросила женщина, размешивая ложечкой содержимое чашек. –Мои дома остались, а буфет откроется только перед обедом.
- Алла, у меня в столе лежит целый блок, и если вам потребуется, берите без стеснения, считайте это приказом.
- Как же приятно подчиняться мужчине, сказала она, сверкнув на него своими тёмными глазами…
- А, где наш Костя? – ему захотелось сменить тему разговора.
- Последний раз я видела его в цеху у крановщиков. По-моему, он собирался их инструктировать, - ответила она, отпивая из чашки.
- Надо проверить все журналы, чтобы всё было заполнено.
- Хорошо, Иван Николаевич, я после обеда обойду всех и проверю, - глаза её потеряли блеск и стали скучными.
Иван закурил и поднёс зажигалку к её сигарете.
- Как прошли ваши праздники? – сделав глубокую затяжку, спросила она.
- Спасибо, нормально, - кивнул он, - по-домашнему. А у вас?
- Обычно, -  ответила она, отводя взгляд в сторону, - у меня все праздники проходят одинаково. Утром встаю, пью кофе у окна, если уже рассвело, нет – тогда на кухне у приёмника. Потом прислушиваюсь к себе и пытаюсь понять, чего мне хотелось бы вкусненького. Начинаю под телевизор что-нибудь готовить. Перекушу и иду гулять всё равно куда. Если погода не очень мерзкая, гуляю часа три. Потом обед -  и на диван с книжкой или к телевизору. Вечером накрываю стол, зажигаю свечи, звоню подругам, их у меня три, зову к себе, но редко кто приезжает – у всех свои планы. Мужья, семьи, родственники. Остаюсь в одиночестве и, честно говоря, даже рада этому. Начинаю своё пиршество. Из напитков больше всего предпочитаю, что может показаться странным, хороший коньяк. У меня родственники живут в Молдавии, да я и сама на половину молдаванка. Так вот, они каждый месяц присылают мне бутылочку эксклюзивного «Белого аиста». Кстати, тот «Аист», что на прилавках наших магазинов, по сравнению с моим - полный суррогат. Не обращайте внимания на мои никчёмные лирические отступления – это я так, для полноты картины. Ну вот, когда чувствую, что есть больше не хочу, перебираюсь к телевизору, прихватив коньяк, лимон и шоколад, выключаю свет, ставлю рядом свечи и продолжаю свой вечер. Мне друзья мужа привезли в подарок видеоплеер, а через знакомых брата презентовали с десяток кассет. Некоторые фильмы пересматриваю в десятый раз, знаю наизусть, а всё равно нравятся. Бывает, что и всплакну. Сижу до глубокой ночи. Когда уже спина начинает болеть, иду в душ, потом небольшая уборка со стола и холодная, одинокая постель. Вот, собственно, и весь мой праздник. Поэтому, что 8-е марта, что Новый год – всё одно, только зимой ещё маленькую ёлку наряжаю.
- Очень грустная история, - помолчав, сказал Иван. - Если бы мы с вами были не из одной «колоды», возможно она не произвела бы на меня такого удручающего впечатления.
- Да я уже привыкла, -  слабо улыбнулась Алла. – В одиночестве есть свои преимущества, хоть и очень сомнительные, для меня, во всяком случае.
Иван почувствовал пронзительную жалость к этой женщине: в конце концов, она была не виновата в том, что случилось, и не заслужила такого тяжёлого испытания одиночеством.
- Алла, вы меня извините за навязчивость, но вопрос мой вполне уместен, можно?
- Конечно, Иван Николаевич, вам всё можно, - сказала она и подняла на него глаза.
- Сколько лет прошло после гибели вашего мужа?
- Уже шесть лет.
- И все шесть лет вы одна?
- Почти, - кивнула она головой. – Когда горе моё отполыхало, я внутренне смирилась с неизбежностью и с удивлением обнаружила, что жизнь продолжается, она идёт своим чередом и никому нет дела до меня и моего горя. Стала жить, как все. Заметила, что мужчины на меня по-прежнему обращают внимание – это было смешно и забавно одновременно. Потом я сблизилась с одним, но наши отношения продлились недолго – случайно узнала, что я у него не одна. Но, знаете, мне даже обидно не было, только смешно. Затем, ещё двое мужчин были рядом. В конце концов, мне самой всё это надоело. Вы извините меня за откровенность, но мы взрослые люди… В общем, я их не любила, и это понятно, но держала рядом с собой исключительно ради постели и того небольшого тепла, что они могли мне дать. Могли, но не дали ни там, ни сям. После, поочерёдно появлялись другие ухажёры, но, знаете, что я заметила? Нет в современных мужчинах того стержня, который должен быть. Хотелось, чтобы мужчина был сильный, уверенный в себе, понимающий и уважающий женщину, а я видела только слабаков, нытиков или маменькиных сынков. Получалось, что ни они меня греют и поддерживают, а я их. Всё ноют и ноют, так и хочется после них взять тряпку и вымыть полы, а то скользко ходить. Так я поняла, что лучше жить одной – хлопот меньше.
- И что же, за шесть лет никто так и не пришёлся по сердцу?
- Знаете, как бывает? Кто не нужен, тот рядом, а по кому сохнешь, тот на тебя внимания не обращает, - ответила Алла и отвела глаза.
          Иван шёл с работы. По просьбе Лены он заходил то в один магазин, то в другой, и когда весь список покупок, продиктованный ему женой по телефону, был выполнен, направился в сторону своего дома. Весь день он исподволь ждал появления голоса, но его не было. После разговора с Аллой на душе у него было тоскливо: он представлял свою Лену в такой же ситуации и мороз пробегал по его телу – подобного врагу не пожелаешь. Да и к мужчинам у Аллы было предвзятое отношение. Печально, что она отказалась от попыток устроить свою жизнь, а виной всему этому – никому ненужная война, ничем не оправданная, бездарно организованная. Парадокс, но как раз от военных там мало что зависело. Войной руководили дряхлые маразматики из своих кремлёвских кабинетов. Иван разговаривал со многими грамотными офицерами, как из числа штабистов, так и с армейцами, которые на своих плечах тянули эту войну. В основном их мнение сводилось к одному: надо было вдвое увеличить численность наших войск, выставить из них плотный кордон на границе с Пакистаном и таким образом перекрыть «духам» кислород в виде нескончаемых караванов с оружием и боеприпасами, а кремневым ружьём много не навоюешь. Конечно, всё равно пришлось бы гонять «духов» по горам, отлавливать по кишлакам и добивать в «зелёнках», только это были бы совсем другие бои и операции…
          Лены ещё не было дома, она задержалась в школе – у неё было родительское собрание. Иван с дочкой решили сами приготовить ужин. Оля возбуждённо крутилась рядом с отцом, стараясь помогать во всём. Он улыбался, подсказывал ей, что знал сам, и потихоньку переделывал за ней результаты её бурной деятельности. За делами вечер прошёл весело и незаметно. Ужинали поздно, Лена пришла около восьми. Потом Оля вызвалась мыть посуду, а Иван и Лена недолго посидели у телевизора. Уже в постели, обнимая жену, Иван вспомнил об Алле и ему стало хорошо от того, что участь Аллы миновала Лену.

                Глава 4
…На заводе был субботник. Это некогда политическое мероприятие давно превратилось в весёлый коллективный праздник. Только люди старшего поколения могли точно и без запинки ответить на вопрос, с чем связан субботник и почему его проводят в двадцатых числах апреля. День начался весело и складывался, как никогда, удачно. С самого утра заводской динамик надрывался весёлой музыкой вперемежку с бравурными маршами. По территории завода то и дело мелькали яркие куртки сотрудниц, а их разноцветные платки и косынки вполне заменяли флаги, некогда украшавшие такие праздники. Мужчины же время от времени сбивались в небольшие группы и о чём-то энергично совещались. Ивану передалось общее настроение и он вместе со всеми бодро сгребал ржавыми граблями прошлогоднюю подгнившую листву, мусор, оставшийся после талого снега, и прочие признаки минувшей зимы. У него была ещё одна причина, по которой Иван ходил последнюю неделю в приподнятом настроении – почти месяц голос не беспокоил его, и Иван стал подумывать, что какое-то событие, а может быть, просто смена времён года повлияли на его состояние и этот кошмар закончился…
- Дорогой шеф, - обратился к нему молодой мужчина в брезентовой куртке-штормовке и толстом свитере, - как вы относитесь к продолжению праздника в узком кругу своих сотрудников?
- Костя, выражайся яснее, - улыбнулся Иван. – Ты предлагаешь сброситься и выпить в честь субботника, так?
- Именно, уважаемый Иван Николаевич, - ещё шире заулыбался Костя.
- Я только «за», - довольно сказал Иван. – А много народу собирается?
- Только свои, в смысле, что каждый отдел собирается своим узким кругом. На субботниках мы собираемся по-тихому, каждый коллектив у себя в кабинете. Застольем особенно не злоупотребляем. Посидим немного, выпьем и по домам.
- Всё понятно, - кивнул Иван. – Надеюсь, что вы меня освободите от похода в магазин из уважения к должности?
- О чём вы говорите?! Вы плохо знаете нашу Аллу. Вы видели, что она припёрла? И как только она всё это донесла?
- Нет, не обратил внимания, - признался Иван, - а что?
- Там, в кабинете, целая сумка провизии, так что нам надо побеспокоиться только о спиртном. Кстати, Алла сама проявила инициативу.
- Зря она так, - сказал Иван. – Ну, да ладно, раз женщина захотела удивить своих мужчин… Короче, Костя, сколько с меня?
- Я думаю, что по десятке. С Аллы мы брать не будем, а нам с вами бутылочки водки хватит, ну и какого-нибудь приличного вина для нашей дамы, - сказал Костя.
- Годится, - согласился Иван и протянул деньги.
         …. Костя, запри дверь, - попросила Алла, – мужчины, кончайте свой перекур – всё на столе.
Иван загасил окурок, а Костя вытряхнул заполненную пепельницу в мусорное ведро. Увидев стол, оба воскликнули:
- Вот это да! – и посмотрели друг на друга.
- Алла, да вы прирождённый кулинар! – восхищённо сказал Костя. – И это всё вы готовили сами?
- Конечно сама, - улыбнулась женщина. – Кстати, тут не так много, как кажется.
- Как немного, когда только мясных блюд я вижу целых пять.
- Перестань, Костя, это всего лишь мясные закуски, - отмахнулась Алла и, чтобы избежать дальнейшего обсуждения, сказала:
 - Ну, всё, садимся. Иван Николаевич, а что вы всё молчите и улыбаетесь?
Иван показал рукой на стол и сказал:
 - Судя по виду закусок, сразу видно руку южной женщины.
-Ну всё, хватит комплиментов, - засмущалась Алла. – Вы сперва попробуйте всё, а уж потом скажете, что вам понравилось, а что нет.
Через час стол заметно опустел, а разговор крутился вокруг заводских новостей и проблем. Больше всех говорил Костя. Он заметно захмелел и теперь размахивал руками, опрокидывая то чашку, из которой пил, то нечаянно попадая локтем в тарелку с острой подливой.
- Нет, ну вы мне скажите, Иван Николаевич, разве это правильно, что из нас, инженеров по ТБ, делают какое-то пугало, а? Если что-то где-то не так, сразу нас отсылают, чтобы мы акт о нарушениях составили. А потом руководство, ссылаясь на наши бумажки, лишает неугодных работников премий. В итоге, начальники – хорошие, а мы – дерьмо!
- Костя, кончай бузить, - пыталась урезонить его Алла, - что за пьяные разборки? Ты можешь о чём-нибудь другом?
- Ма-у, - кивнул Костя, и его непослушные губы не смогли выговорить слово полностью. – Ма-у, но меня сильно возум…, возуща…, возмущает такое положение щевей, то есть, вещей.
В это время задребезжал телефон на столе Ивана. Он подошёл к аппарату и снял трубку.
- Слушаю, - сказал он.
- Ну слава Богу, вы на месте! – услышал Иван голос Вячеслава Ивановича. – Иван Николаевич, голубчик, как хорошо, что вы ещё не ушли. Вы можете немедленно зайти ко мне?
- Иду, - коротко ответил Иван. Он положил трубку и направился к двери.
- Вы уходите? – спросила Алла и в её голосе послышалось напряжение.
- Вячеслав Иванович просит зайти. Я скоро вернусь, - ответил он.
- Ну вот, - пьяно сказал Костя, - разви…, развива…, тьфу ты! Разбивают такую коканию! Нет, … компанию…
               … - Иван Николаевич, у нас к вам огромная просьба, - сказал Вячеслав Иванович, вставая из-за стола навстречу Ивану, - дело в том, что на заводе никого не осталось из руководства – я не в счёт, уезжаю в аэропорт встречать сына. Мы подали предварительные цифры городским властям по итогам субботника. В конце дня они обязательно перезвонят, чтобы уточнить данные. Вы не могли бы задержаться и дать им вот эти цифры, которые я подготовил. У меня самолёт сына через час приземлится. Голубчик, выручайте своего шефа.
- Вячеслав Иванович, - улыбнулся Иван, - я бы вас выручил даже если бы вы не были моим шефом. Давайте бумажку, я доложу, если позвонят.
- Должны позвонить, во всяком случае, предупредили, - сказал Вячеслав Иванович с явным облегчением. – Только вам, Иван Николаевич, придётся перебраться ко мне в кабинет, они сюда будут звонить.
- Хорошо, вы меня подождите пять минут, я только свои вещи заберу из отдела, - сказал Иван.
- Нет, нет, - замахал руками Вячеслав Иванович, - не могу ждать ни минуты, мне ещё домой надо, за женой. Вы забирайте, что вам нужно, а дверь будет не заперта. Ничего за пять минут не случится.
Иван стремительно вошёл в отдел.
- Извините, Алла, остаюсь за главного, буду ждать звонка от городского начальства по результатам субботника. Вы уж тут сами как-нибудь, только Косте больше пить не давайте.
- Хорошо, - безразлично ответила женщина. Она отвернулась и пока Иван забирал свой дипломат и вещи продолжала стоять спиной к Ивану, глядя в окно.
- Шеф, а шеф, ну куда же вы? Не-е-т, так низя, - Костя окончательно опьянел и, похоже, мало что соображал.
- А ты, поганец, пить не умеешь, - уже в дверях, беззлобно сказал Иван, - я с тобой после поговорю. Алла! Вы сможете отправить нашего алкоголика домой на такси? Вот деньги…
- Да идите же вы, Иван Николаевич, - неожиданно зло ответила женщина. – Идите! Вас там ждут, а с нашим домашним алкашом я сама разберусь.
Иван был удивлён таким ответом, но время не позволяло ему вникнуть во все тонкости и он, пожав плечами, скрылся за дверью.
В кабинете Вячеслава Ивановича было тепло и уютно. Иван расположился на вместительном кожаном диване и принялся осматриваться. Всё здесь нравилось ему: длинный стол для совещаний блестел полированной чистотой; по центру, с равными промежутками, стояли стаканы с тонко отточенными карандашами; за спиной кресла начальника была не голая стена с традиционным портретом генсека без родимого пятна, а высились стеллажи со стеклянными дверцами. Большое окно обрамляли тяжёлые бордовые шторы. Иван поднялся и подошёл к стеллажам. Пробежав глазами по корешкам книг, он тяжело вздохнул – вся литература была технической. Тут он заметил на столе, оставленную хозяином кабинета, газету и, прихватив её, снова устроился на диване. Прошло не менее часа, когда телефонный звонок оторвал Ивана от последней спортивной колонки газеты. Он подошёл к столу и задумался: на столе было три аппарата. После четвёртого звонка он снял нужную трубку.
- Кабинет главного инженера, слушаю вас, - сказал он.
- Иван Николаевич, простите Бога ради, это Алла вас беспокоит, -услышал он знакомый голос.
- Алла? Что-нибудь с нашим Костей?
- Нет, нет, с ним всё в порядке, я запихнула его в такси и отправила домой, а вот самой уходить так не хочется… Ну, чего я опять в четырёх стенах сидеть буду? Иван Николаевич, а можно мне с вами время скоротать, а?
- Заходите, конечно, - обрадовался Иван, - у меня как раз газета закончилась и тоска костлявой рукой уже машет мне из окна.
- Спасибо, я мигом, - услышал он радостный возглас и следом короткие гудки.
Минут через десять дверь кабинета открылась и на пороге показалась улыбающаяся Алла.
- Можно? – спросила она.
- Да ладно вам, - улыбнулся Иван, - заходите.
- Знаете, Иван Николаевич, вы очень удачно вписываетесь в обстановку этих апартаментов, - сказала она, проходя в кабинет. – Вас такая перспектива не прельщает?
- Верите, нет, не хочу, честное слово, - ответил он. – По мне или полком командовать, или сидеть тихо, чтобы только меня не дёргали. Можно пойти в архивариусы – это вообще идеальный вариант.
- Что-то на вас это не очень похоже, - с сомнением сказала Алла. Она отодвинула один стул от стола совещаний и села напротив Ивана.
- Почему? – пожал он плечами. – Думаете, если военный, то обязательно мечтаю продвинуться по службе? Ошибаетесь. Почему? Всё очень просто. Я не хочу больше ответственности, тем более такой. Чувство армейской ответственности у меня в крови, меня ей обучали, натаскивали, как породистого щенка. Там, в армии, я принимал решения и отвечал за них, а тут от меня требуют, чтобы я выполнял решения, которые лично я не принимал, понимаете?
- Кажется, да, - ответила она и полезла в карман. – А здесь можно курить?
- Судя по количеству пепельниц, да, можно. Хотя, я точно знаю, что сам Вячеслав Иванович не курит, - сказал Иван.
- А у меня есть для вас сюрприз, да только я не знаю, как вы на него отреагируете,- Алла весело посмотрела на Ивана.
- Вот как? – он поднял брови. Алла, не говорите загадками.
- Тогда, закройте глаза, - попросила она. Иван выполнил её просьбу и через мгновение услышал:
-  Открывайте.
На столе появилась высокая, узкая бутылка со знакомым белым аистом – это был знаменитый коньяк.
- Ух ты! – улыбаясь, воскликнул он. – Это тот самый, эксклюзивный?
- Тот самый, - кивнула Алла и настороженность исчезла из её глаз.
- Можно попробовать? – спросил Иван. – Вы так его расхваливали…
- Конечно же, Иван Николаевич, это для вас, - ответила женщина, было заметно, что она искренне рада.
- Так что? Праздник продолжается? – весело спросил он.
- Значит, продолжается. Вы есть хотите?
- Да что вы!? – отмахнулся он. – После вашего-то угощения? Помилуйте!
- Скажу откровенно, что я именно на этот ответ и рассчитывала, а потому… Оп! – и она ловким движением достала из кармана куртки призывно засветившийся под лучами света жёлтый лимон.
- Вы у нас сегодня просто фея! – засмеялся Иван. – Тогда я пошёл на поиски ножа и тарелочки?
- Вы посмотрите в столе Вячеслава Ивановича, там должен быть скальпель. Он всегда карандаши подтачивает только скальпелем, - подсказала Алла…
            … И верно, достойный напиток, - сказал Иван, отставляя стакан. – Мне много чего приходилось в Афгане пить и плохого, и хорошего, но этот коньяк меня приятно удивил.
- Я рада, что смогла побаловать вас, -  довольно улыбаясь, ответила Алла.
- А когда вы успели за ним смотаться домой? – спросил он.
- Никуда я не моталась, -  засмеялась она, - он был у меня в сумке с самого начала. Я же его лично для вас принесла, в подарок, поэтому и не выставила на стол. Нашему Косте и того хватило, что было.
- Кстати, - вспомнил Иван, - как такой здоровый парень умудрился упиться с полбутылки водки, да ещё с такой закуской?
- Какие полбутылки, Иван Николаевич, о чём вы говорите?! – махнула Алла рукой. – Он мне признался, когда ждали такси, что начал набираться с самого утра с друзьями. Так что к моменту нашего застолья Костя был уже тёпленьким.
- Ах вот оно что, - закивал Иван, - тогда всё понятно. Вот же паршивец! Ну я ему завтра быстро мозги вставлю.
- Не стоит, - миролюбиво возразила Алла, - он сам всё понимает, я его давно знаю. Завтра он будет сам себя поедом есть. Иван Николаевич, а плесните ещё капельку, мне от коньяка так сразу хорошо стало и тепло… А в компании с вами, так вообще…
По мере того, как бутылка пустела, разговор становился задушевнее и теплее. Алла давно сняла свою куртку, а Иван джемпер. Чтобы в кабинете было не так сильно накурено и жарко, Иван открыл форточку.
- Иван Николаевич, - вдруг спросила Алла, -  когда вы ждёте звонка? Так же можно до ночи просидеть.
- Понятия не имею, - признался он, - Вячеслав Иванович мне не сказал, а я не спросил, но думаю, что ещё часа полтора придётся посидеть. Потом позвоню ему домой и сдам это дежурство. Но вы не переживайте, я вас провожу. Кстати, а где вы живёте, далеко?
- Ужасно далеко, так далеко, что туда даже транспорт не ходит, - серьёзно сказала Алла.
- Это как так? – не понял он. – А как же вы…?
Алла не выдержала и засмеялась.
- Да я живу почти напротив завода. Вы представляете дом, где банк на первом этаже? Вот в этом доме и есть моё одинокое прибежище.
- Так это в пяти минутах ходьбы от проходной! – удивился Иван.
- Очень удобно, - сказала Алла, - особенно, если учесть, какая я домоседка. Да и куда мне ходить? Девчонки мои предпочитают ко мне приезжать, когда устают от своих проглотов. Вот ко мне и сбегают.
- Да, Алла, так вам, конечно, не найти себе мужчину, - по- доброму улыбнулся он. – Они по квартирам не ходят с предложением знакомства. Вам бы немного изменить свой образ жизни…
- А мне не надо его искать, - сказала она и стала одним пальцем поочерёдно нажимать на пуговицы на рубашке Ивана, - я его уже нашла.
Иван окончательно всё понял. Он стоял не зная, что сказать и как поступить, а Алла, низко опустив голову, медленно приблизилась к нему и прижалась головой к его груди. Она не обняла его, не закинула руки к нему на шею, а просто прижалась всем телом и так стояла, не шелохнувшись. Тогда Иван сам обнял её, и скорее просто жалея, чем проявляя другие чувства, стал поглаживать её спину и волосы. Спустя несколько мгновений, она подняла голову с закрытыми глазами и ему осталось лишь наклониться, чтобы их губы соприкоснулись. Он тут же почувствовал всю страсть истосковавшихся женских губ: Алла целовала его неистово, с глухим постаныванием, и с каждой секундой Иван чувствовал, как энергия её страсти и безудержного желания передаётся ему, затуманивая сознание и ведя его по пути инстинкта. Их губы то впивались друг в друга, то разъединялись и тогда он слышал её громкое и прерывистое дыхание. Его рука оказалась на её груди и от этого тело женщины не просто задрожало – оно стало вибрировать, словно в лихорадке. Иван сжимал её грудь, продолжая яростные поцелуи, когда вдруг сообразил, что не чувствует под рукой упругости лифчика. Тогда он одним движением поднял свитерок почти до плеча и навстречу ему показалась большая, белая, упругая грудь с крупным тёмно- коричневым соском. Через мгновение Иван жадно прижался к нему губами. Голова Аллы с закрытыми глазами и горящими щеками запрокинулась назад, а из приоткрытого рта Аллы раздался протяжный, вожделенный стон. Почему-то именно этот звук ударил в сознание Ивана и он на секунду замер. Затем осторожно, но настойчиво отодвинулся от Аллы и так же снял её руку со своего паха.
- Прости, - тихо, чуть слышно, проговорил он, - я совсем голову потерял…
Она медленно подняла руки и одёрнула свитер, поправила причёску, и нащупав рукой стул, безвольно рухнула на него.
- И ты меня прости, дуру. Сама не понимаю, как получилось…
- Я не должен был этого делать, - сказал он, зачем-то надевая джемпер, хотя в кабинете было по-прежнему жарко.
- Мы оба сошли с ума, - так же тихо сказала Алла.
- Мне вдвойне не по себе, потому что я так бездумно обнадёжил тебя…
                … - Ванечка, что это с тобой сегодня? – спросила Лена прерывистым шёпотом, будто запыхалась от быстрой ходьбы, - Ты, как с голодного края…
- Весна, наверное, - ответил Иван, утомлённо ложась рядом, вспотевшим от возбуждения телом.
- Так ведь март давно закончился и апрель на исходе, - сказала жена, целуя мужа в плечо.
- Всё равно же весна, природа просыпается, организм тоже, - немного полежав, ответил Иван.
- Верно, - согласилась Лена. – Всё, пускай меня, я в душ.
Она накинула халат и вышла. Иван тоже поднялся. Он снял с вешалки свой халат, взял сигареты и вышел на кухню, прикрыв дверь, чтобы дым не попал в другие комнаты. Закурив, сел за стол и подвинул к себе пепельницу. Ему было хорошо и он улыбнулся.
- Ну ты, майор, здоров, - ударило в ушах. Иван стиснул зубы, и запрокинув голову, зажмурился и выматерился одними губами.
- А ты как думал? – продолжил голос. – Решил, что коль пришла весна, то я исчезла сама по себе? Слушай, ты же не тупой, не дебил в самом-то деле, ну сколько раз тебе повторять, что я – твоя совесть, а в зрительном образа – твоя тень. Неужели это так сложно понять и запомнить? От весенней капели совесть не исчезает. Я появляюсь тогда, когда сама считаю нужным. Скажу тебе откровенно, что в этот раз я просто пошутила: мне было интересно наблюдать за тобой, как ты по-детски радуешься, что меня больше нет. Идиот! – рявкнул голос неожиданно прямо в мозгу. – Мы с тобой только в самом начале нашего разбирательства. Скажи спасибо, что я скромно молчу, когда ты своим женщинам под юбки лазишь. Цени мою тактичность! Кстати, ты меня сегодня приятно удивил. Я грешным делом, уже обрадовалась, что пополню свою картотеку, ан нет, ты оказался порядочнее, чем я привыкла о тебе думать. Хотя, если говорить до конца откровенно, мне думается, что не будь эта женщина, Алла, в таком обалделом состоянии от твоих ласк, а сама проявила бы большую активность, вряд ли бы ты устоял. Но это из области предположений. Принять этот случай, как факт твоей очередной подлости, я к сожалению, не могу. Однако, я уверена, что этим ваши отношения с Аллой не ограничатся, так что я подожду, а там видно будет. Ладно, я сегодня добрая, иди с миром к жене, а о нашем деле мы после поговорим, только я не скажу когда – живи в ожидании. Одно хорошо, что ты и впрямь жену любишь и дорожишь ею. Пока дорожишь. Вон, как сегодня женщину ублажал – она до сих пор пребывает на седьмом небе от счастья и находится в состоянии молекулярного разложения.
               Иван давно уже взял себя в руки и теперь спокойно сидел с сигаретой. Он ждал окончания монолога, запретив себе реагировать на слова. Докурив, он тщательно затушил сигарету, погасил свет и вернулся в спальню. Лена не спала.
- Ты знаешь, у меня сейчас до сих пор всё внутри сладко гудит, - улыбнулась она. – Ты меня сегодня просто разобрал всю на молекулы, я так и лежу разобранная.
Иван внимательно посмотрел на жену, и ничего не говоря, повесил свой халат и лёг к ней под одеяло…

 - Всем доброе утро, - слишком бодрым голосом поздоровался Иван, заходя  в помещение своего отдела.
- Доброе утро, Иван Николаевич, - улыбнулась ему Алла.
- Здра… - буркнул, насупившись Константин.
- Костя, - обратился Иван к провинившемуся, - не бычься, я тебе не папа, не жена и воспитывать тебя у меня нет ни малейшего желания. Только учти на будущее – либо ты с нами, либо нет. Пить на стороне, а сюда прибегать за добавкой – так дело не пойдёт. Или там, или тут.            
- Да… Иван Николаевич, ну, так получилось… В общем, я понял… Извините, - хмуро сказал Костя.
 - Всё, закрыли эту тему! – подытожил Иван. Раздевшись, он сел за стол и добавил, - Совсем забыл. Костя, сходи пожалуйста к главному механику и возьми у него инструкцию, он знает какую.         
- Понял, бу… сделано! – ответил повеселевший Костя. Он схватил заводскую телогрейку, шапку и выскочил за дверь.
- Может, кофе хотите, Иван Николаевич? – спросила Алла.
- Можно, только мне покрепче и сахара две ложки, - попросил он.
Женщина вскипятила чайник, и приготовив кофе, подала чашку Ивану.
- Спасибо, - кивнул он и впервые посмотрел ей в глаза прямым пристальным взглядом.
Алла спокойно, с улыбкой выдержала этот взгляд, а потом, засмеявшись, сказала:
- Иван Николаевич, да всё в порядке. Ну, подумаешь, два взрослых человека немного потеряли контроль над своими эмоциями. Ну так что теперь, с работы увольняться из-за этого? Может быть, я как женщина, и обиделась бы на вас, не будь вы женаты, а так, что ж обижаться? Я вам даже больше скажу. Вы мне очень даже помогли, потом… Ну, не важно. Нет худа без добра…
- Что-то я не очень понял, - сказал Иван, - чем же я вам помог? Тем, что…
- Говорю, не важно, - снова засмеявшись, сказала Алла. – Не всё вам надо знать. В общем, Иван Николаевич, забыли и выкинули из головы.
- Тогда работаем дальше? – улыбнулся он.
- Конечно работаем, - ответила Алла.
 Иван вернулся после обеда, когда его помощники ещё отсутствовали. Он снял пиджак, повесил его на спинку стула и сел, блаженно закинув руки за голову. Настроение было хорошее, до конца рабочего дня оставалось не так уж много времени, а завтра была суббота…
- А вот и я, - знакомый голос молнией поразил его сознание. - Ку-ку! Не ждали, майор Нестеров? Напрасно, нам есть о чём поговорить.
- Что на этот раз? – вслух спросил Иван. Он весь внутренне напрягся, ожидая очередной экзекуции.
- Даже не знаю с чего начать и начинать ли вообще? Знаешь, весна и на меня действует расслабляюще. Правда, замечательная пора года?
- Хорошая, - сухо ответил Иван.
- Верно, хорошая, - не замечая его тона, подтвердил голос. – Весной чаще всего происходят странности, какие-то интересные события, встречи, верно?
- К чему ты клонишь? – насторожился Иван.
- Я? Клоню? – удивился голос, - С чего ты взял? Просто говорю, что весна – особая пора года, много любопытного случается в это время.
- Что например?
- Например, совершаются непристойные, подлые вещи, а прикрываются благими намерениями.
- Ты о чём?
- О тебе, конечно.
Ивану показалось, что в голове у него кто-то хихикнул.
- Что конкретно? – ему надоели эти хождения вокруг да около.
- А что ты напрягся, когда речь зашла о весне? Может, что вспомнил сам?
- Говори конкретно или проваливай, - уже во весь голос сказал он.
- Заткнись! – в голосе была явная угроза, - Помнишь свои делишки весной 88-го?
- Ты прекращай изъясняться загадками, - Иван чувствовал, что злость придаёт ему смелость, - говори конкретно…
В это момент дверь резко распахнулась и в кабинет ввалился смеющийся Костя, а следом вошла Алла.
- Конкретно? Хорошо, коль сам не признаёшься, давай конкретно…
- У меня люди, - сказал Иван, глядя на своих сотрудников.
- Плевать, так даже интересней…
- Это вы кому, Иван Николаевич? – Костя больше не улыбался, а во все глаза смотрел на начальника.
- Ну, отвечай людям, с кем ты сейчас разговариваешь?
- Пожалуйста, выйдите пока из кабинета, - попросил Иван, еле сдерживая нахлынувшую невесть откуда взявшуюся ярость.
- А что случилось - то? – Костя явно не собирался выходить.
- Так вот, конкретно: Казбека Худалова помнишь? – вслух произнёс Иван. – Помню. Дальше что?
- Какого Казбека? – не понял Константин. – Соседскую овчарку?
- Пошли все вон, - тихо, но с явной угрозой произнёс Иван. – Хорошо, если помнишь. А как вступил с ним в сговор, помнишь?
- Что вы себе позволяете, Иван Николаевич? – по лицу помощника пошли красные пятна негодования.
- Костя! Костенька, ну-ка быстро пошли отсюда, - раздался голос Аллы.
- Да почему?!
- Да, помню! Только это был не сговор, а хитрость, чтобы спасти солдатские жизни! – яростно продолжал Иван.
- Костя! Ты что, тупой?! Ну-ка, пошли в коридор! – закричала Алла.
- Знаешь, каждая известная мне подлость прикрывается благими намерениями, - продолжала совесть голосом Ивана.
- Да не пойду я никуда! Я что, пацан сопливый, чтобы так со мной…
- Я вынужден был тогда взять на себя ответственность и пойти на это: до начальства далеко, а Казбек – вот он, рядом…
- Да пошли уже! Вот баран-то упёртый! – Алла тащила Костю за рукав куртки, пытаясь вытолкнуть  в коридор.
- Правильно, и ты пошёл на сделку…
- На хитрость, и на войне это не новость…
- Что тут происходит?! В конце-то концов, кто-нибудь может мне объяснить, почему на меня кричат, да ещё выгоняют с моего рабочего места? – не унимался Костя.
- Тебе напомнить условия вашей сделки?
- Давай, посмотрю, как ты на этот раз факты вывернешь наизнанку! – Иван трахнул кулаком по столу.
- Костя! Чёрт тебя возьми, а ну пошли отсюда! – ещё громче закричала Алла.
 - Не ори на меня и ручонками не маши, вон на них будешь орать. Во, дурдом-то! – Костя зло нахлобучил шапку.
 - Тогда давай по порядку, чтобы освежить твою память.
- Идём, Костенька, идём, дорогой, - Алла подталкивала того к двери.
- Итак, суд совести оглашает суть дела. Майор НАА Казбек Худалов окончил в Орджоникидзе общевойсковое командное училище. По возвращению домой дезертировал из армии, ушёл к «духам» и собрал свой отряд из 12-ти таджиков-дезертиров. Основной район его боевых действий – Баграмский перекрёсток. Весной 88-го он узнаёт, что в этом же районе время от времени появляется капитан Нестеров со своим подразделением. Худалов вспоминает Нестерова – они познакомились на учениях «Щит-84» и даже подружились. Худалов поджидает момент появления в районе Нестерова и через местного дехкана передаёт записку с предложением встретиться. О записке Нестеров никому не докладывает, но на встречу идёт. Разговор был долгим, но каждый остался при своём мнении. Лишь об одном они договорились: Нестеров даёт Худалову бензин, якобы для приготовления еды в горных пещерах, где скрывался его отряд, а взамен Казбек обещал не нападать на колонны, не убивать советских «шурави» и вообще уйти из этого района. Худалов поклялся, что не подчиняется Ахмад-Шаху, а ведёт свою войну с неверными, а потому волен в своих обещаниях. Однако, хитрый Казбек забыл уточнить, что бензин ему нужен не только для горелок, но и для электростанции, чтобы можно было зарядить аккумуляторы своих раций. После получения десяти канистр с бензином он никуда не ушёл, а просто затаился в горах, а после, по рации, сообщил «духам» координаты места расположения подразделения Нестерова. Сколько людей ты потерял в том бою, пока прилетели «вертушки» и подошла подмога? Семь человек! Семь жизней! Семь семей хлебнули горя, семь матерей потеряли своих сыновей… Ты потом понял, чья это работа – обмануть неверного для мусульманина не грех, клянись хоть сто раз. И ты пошёл в поиск. Не спорю, то был геройский поход, мужественный, отчаянный, профессиональный, и всё потому, что на карту была поставлена честь мундира, твоя честь! И ты его нашёл, выследил, как выслеживает зверь свою добычу, крадучись за ней на брюхе сутками напролёт, внюхиваясь, всматриваясь в каждый камень, каждую травинку. Отряд Худалова твои ребята уничтожили, причём, пленных не брали по твоему же приказу – дезертиров добивали на месте, без жалости и с чувством брезгливости, а ты… Ты сам нагнал в горах Худалова по следам крови на камнях, а когда догнал, не стал брать живьём, как того требовал строжайший приказ сверху – Худалов им нужен был позарез, как воздух, потому что по их информации он знал, где сидит Ахмат-Шах. Но ты не выполнил приказ. Стрелять в него, как в бешеного пса, ты не стал. Ты прижал его к скале и молча всадил ему в живот десантный нож по самую рукоять. А после аккуратно вытер нож, а тело ногой столкнул в ущелье. Когда ты вернулся к своим ребятам, то изобразил усталое сожаление и сказал, что Казбек Худалов, бывший офицер НАА*, сумел уйти от преследования. С тех пор во всех официальных документах значится, что полевой командир Худалов, потеряв в боях свой отряд, бесследно исчез в Панджширском  ущелье. Я ничего не перепутала? Всё верно?
- Почти, - хрипло сказал Иван.
- Почему же почти?
- Потому что я знал о рациях, вернее, догадывался. Поэтому сообщил о возможном их выходе в эфир. Так и вышло – его засекли. Вот почему так быстро появились «грачи», а уж после вертушки. Да, бой всё равно был и люди погибли, но это война…
- Э-э-э, знакомая песня, - протянул голос. – Ну, ладно, я не об этом. Итак, суд твоей совести выносит определение: в результате предательского сговора с бандитом погибли семь человек, подчинённых капитана Нестерова…
- Не было сговора, - сказал Иван. Он сидел, опустив голову. Капли холодного пота скатывались с его побелевшего лица на стол.
- А что было? Дружеская встреча однополчан? Почему ты его там же не прикончил? Почему оставил предателя в живых?
- Потому, что нам нужен был не сам Худалов, а его отряд…
- Да что его отряд без него? Так, стадо баранов…
- Ошибаешься, это была серьёзная, натренированная диверсионная команда с большим опытом ведения войны в горах. Но даже не это главное, а то, что все бойцы его отряда были бывшими солдатами Советской армии. Они знали системы охраны, знали наши караулы, они знали всё, о чём только мечтали узнать другие «духи». По информации особистов они подозревались в диверсиях с переодеванием в наших солдат. Так что, страшен был не Худалов, а эти 12-ть человек. Убей я Худалова тогда, отряд бы ушёл на время в горы, объявился бы у них новый командир и тогда много чего они натворили бы снова.
 - Красиво поёшь, да только ты объясни это тем семерым матерям, чьи сыновья остались лежать на тех камнях, - голос  говорил тоном, не терпящим возражения, - сможешь? Нет, ничем и никогда ты не сможешь оправдать смерть семи человек в угоду своему наполеоновскому плану. Неверное решение ты тогда принял – это раз. О записке ты не доложил, принял самовольное решение, затеял игру, на которую не имел никакого права – это два. Вердикт – виновен!
- Стой! Нет! Я не виновен! Сволочь, падла! – Иван вскочил со стула, отшвырнув его в сторону с такой силой, что тот грохнулся об стенку и с хрустом разлетелся на дрова. На его бледно-зелёном лице, залитом потом, горели два глаза, в которых уже не было ничего, кроме безумия.
 – Ты где? Сука говорливая, куда спряталась? Чего замолчала? А? Ты, паскуда, не уходи, нам есть о чём поспорить! Ну же!
Голос молчал, его не было слышно. Иван понял, что снова проиграл. Он медленно сполз спиной по холодной стене и сел на пол, закрыл глаза и привалился затылком к шершавой поверхности. Его волосы прилипли к мокрому лбу, а из-под смеженных век покатились слёзы…

                Глава 5
                …Иван почувствовал прикосновение тёплой ладони к своей щеке, но веки были тяжёлыми и никак не хотели открываться. От руки исходил запах духов и немного пахло табаком. Ладонь вытерла мокрые щёки Ивана и ощущение её прикосновения к лицу исчезло. Наконец, набухшие веки разомкнулись и Иван увидел лицо Аллы – она стояла перед ним на коленях и, чуть улыбаясь, смотрела на него.
- Вот и хорошо, - тихо сказала она, - вы не волнуйтесь, я всё понимаю, а Костя никому ничего не скажет, я знаю, чем его приструнить.
- Помогите пожалуйста мне подняться, - Иван чувствовал, как тяжело гудит его голова, а всё тело словно налито свинцом. Он протянул руку Алле и с её помощью с трудом поднялся. Сделав несколько шагов, Иван схватился за стол обеими руками. Алла быстро придвинула свой стул и Иван сел. Полное безразличие охватило каждую клеточку его сознания, так плохо ему ещё никогда не было.
- У меня остался тот наш коньяк, хотите? – спросила Алла.
В ответ он посмотрел на неё мутным взглядом и, спустя несколько секунд, кивнул головой. Алла метнулась к книжному шкафу, запустила руку в его недра и, словно фокусник, извлекла оттуда бутылку. Она налила в стакан на два пальца и протянула его Ивану. Дрожащей рукой Иван поднёс его к губам. Он пил коричневую, сильно пахнущую жидкость, но вкуса не чувствовал. Алла приняла от него опустевшую посуду и вопросительно посмотрела на Ивана.
- Сигарету… Где? – слабым голосом спросил он.
Алла нашла пачку сигарет на столе, и вытащив одну, сама прикурила её. Он взял сигарету и сделал несколько глубоких затяжек.
- Иван Николаевич, вам надо прилечь, - сказала Алла.
- Ничего, сейчас оклемаюсь, - глухо ответил он.
- Дело не в этом, - она наклонилась, чтобы увидеть его лицо, - вам даже сидеть трудно – вас качает.
- Так что, может мне на полу растянуться? – спросил он.
- Хотите, я отвезу вас домой? – спросила она.
Иван поднял голову, и нахмурившись, посмотрел на настенные часы, висящие над дверью кабинета.
- Нет, - качнул он головой, - дома жена… Уже вернулась…
- Лучше домой, Иван Николаевич, чем здесь в таком состоянии, - заверила Алла.
- Жена ничего не знает… Вернее, знает, конечно, но только…
- Она не знает о приступах?
- Нет. Знаете только вы и теперь Костя…
- Но вы же не сможете бесконечно это скрывать…
- Знаю…, что-нибудь придумаю…
- Тогда давайте ко мне, - решительно сказала Алла. – Тут всего пять минут ходьбы, как-нибудь доберёмся.
- Мне уже лучше… Ничего, посижу здесь… Пройдёт…
- Может, ещё коньяку? Вам правда лучше?
- Да, немного… А коньяку налейте…
Алла снова налила в стакан и он выпил, его рука уже не дрожала. Тем временем она ни слова не говоря, сняла трубку служебного телефона и набрала короткий номер.
- Вячеслав Иванович, здравствуйте. Это Алла из отдела Нестерова… Спасибо, у меня всё хорошо, а вот у Ивана Николаевича не очень… Да, я тоже думаю, что это последствия… Нет, мы сами доберёмся, спасибо.
- Какого чёрта?! – крикнул, как ему показалось, Иван, но его восклицание прозвучало вяло и неубедительно.
- Вы, мужчины, упрямые ослы, и чтобы бороться с вами за ваше же здоровье, приходится многое решать за вас, - твёрдо сказала Алла.
- Кто вас просил, в конце концов? – он продолжал упорствовать, но скорее из-за упрямства.
- Меня обстоятельства вынудили… Давайте собираться, всё равно Вячеслав Иванович уже всё знает, а выслушивать от вас грубости я и дома смогу.
- Никуда я не пойду, тем более, что чувствую себя уже лучше, почти нормально.
- Вам зеркало дать? Господи! Как же трудно с вами, мужиками, когда вы болеете. Я своего мужа иногда просто убить хотела за ослиное упрямство! Он такой же упёртый был!
- Алла, зачем всё это? Ещё полчаса и всё само пройдёт. Вот, смотрите…, - он встал и хотел сделать шаг, но его потащило в сторону и, если бы Алла вовремя не поддержала его, Иван бы упал.
- Будете ещё спорить со мной? – спросила она и в её голосе послышались победные нотки.
- Алла, это даже неудобно, - он снова попытался оспорить её решение.
- Тогда я вызываю «Скорую помощь» и пусть они вас забирают, хоть в больницу, хоть домой везут! – воскликнула она. – Я не понимаю, что за упрямство такое? Вам плохо, причём, плохо по- серьёзному. Надо лечь и хотя бы час полежать. Здесь нельзя, домой вы не хотите, чтобы жену не пугать, ко мне вам неудобно. Так может, вам раскладушку на крыше поставить? Да поймите же вы, что это не шутки!
- С вами проще согласиться, чем переубедить, - ответил Иван.
- Ну вот и хорошо, - облегчённо вздохнула Алла, - давайте одеваться и пойдём потихоньку…

 …  Она открыла дверь квартиры, прошла первой и включила свет.
-  Проходите, Иван Николаевич.
Иван медленно зашёл в прихожую: во время ходьбы от проходной до дома Аллы он заметил, что если двигаться плавно и неспешно, то голова почти не кружится. Так же медленно он разделся, снял туфли.
- Вот тапочки, - сказала Алла, доставая из обувной тумбочки вельветовые домашние туфли. – Вам будут впору. И пиджак снимите, у меня тепло.
Она проводила Ивана в большую комнату. Взяв с кресла плюшевую подушку, бросила её в изголовье дивана.
- Ложитесь и не стесняйтесь, - сказала она.
Иван не спорил.  Сейчас он почувствовал, что после похода ему опять стало плохо. Правда, голова уже почти не кружилась, но тело снова налилось тяжестью, сознание плавало в каком-то мутном киселе. Его охватило полное безразличие ко всему. Алла вышла из комнаты и тут же вернулась, держа в руках какой-то пузырёк и рюмку. Она накапала содержимое в рюмку и протянула Ивану.
- Не знаю, насколько это поможет, но хуже не будет – это точно.
Иван безропотно принял из рук Аллы рюмку и опрокинул содержимое себе в рот. Запахло анисом и валерьянкой.
- Нет, - сморщившись, сказал Иван, - коньяк был лучше.
- Коньяк подождёт, - улыбнулась Алла. – Хотя, я думаю, что только благодаря ему, вы относительно нормально дошли сюда. А теперь ложитесь, я пойду на кухню, надо кое-что сделать.
Она ушла со счастливым лицом, будто сбылась её заветная мечта. Иван осмотрелся. Большое балконное окно было задёрнуто гардиной какого-то непривычного розоватого оттенка. И хоть в голове у него по-прежнему была густая муть, он всё равно обратил внимание, что комната была ухоженной и уютной. В изголовье дивана возвышался торшер, в углу стоял большой телевизор, а напротив дивана располагались два широких кресла, между ними стоял журнальный столик. Противоположную от балкона стену закрывал вместительный книжный шкаф и музыкальный центр. Нигде не было традиционных мелких вещей и украшений, так захламляющих любую квартиру. Никаких статуэток, салфеток, сувениров, фотографий в рамочках. На стене, где стояли кресла, висели три лаконичных эстампа, а над диваном – большая фотография МИ-24, парящего над горами. Иван стал всматриваться в бортовой номер вертушки, но отблеск на стекле мешал рассмотреть его. Он тяжело опустил голову на подушку, закрыл глаза и тут же стал проваливаться в тёмную бездну. Какие-то цветные картинки вспышками замелькали в его сознании, но и они стали меркнуть и уплывать в бесконечную даль. Иван заснул.
Сколько он проспал было не понятно – может несколько минут, а возможно несколько часов. Иван поднял руку и посмотрел на часы, они показывали четверть пятого. Значит, он проспал приблизительно три часа. В комнате сгущались сумерки. Иван уже хотел встать с дивана, когда дверь тихо приоткрылась и в комнату заглянула Алла. Увидев, что он проснулся, женщина улыбнулась и вошла.
- Вот это другое дело, - весело сказала она, - у вас даже румянец появился. Как вы себя чувствуете?
- Как заново родился, -  ответил Иван.
Он и правда чувствовал себя отдохнувшим, голова очистилась, а в теле появилась лёгкость.
- Я так рада за вас. Вот видите, а вы сопротивлялись, - с упрёком сказала она.
- Меня можно понять, - улыбнувшись, ответил Иван.
- Вот именно, поэтому я давно поняла, что заболевших мужчин нельзя слушаться и идти у них на поводу. Надо делать так, как считаешь нужным, не слушая никого, - сказала Алла, присаживаясь на край журнального столика. А теперь скажите мне, вы есть хотите?
- Нет-нет, что вы, - заторопился Иван, - я и так уже испытываю ваше гостеприимство.
- Не говорите ерунды, -  махнула она рукой, - без ужина я вас не отпущу. Считайте это финальной частью курса лечения.
- Я так понимаю, что спорить бесполезно?
- Вы правильно понимаете, - засмеялась Алла. – Идёмте, я вам покажу, где можно руки помыть, и скоренько за стол.
В ванной комнате Иван тщательно вымыл руки и умылся. Приведя себя в порядок, Иван появился на кухне и не удержался от восклицания:
- Ну, Алла! От таких ароматов недолго и сознание потерять!
- Тогда присаживайтесь, - сказала она, смущённо улыбнувшись.
- Фото этого стола может украсить обложку любой кулинарной книги.
- Иван Николаевич! Прекратите меня смущать! Давайте лучше выпьем по рюмочке и будем есть, - сказала она, зардевшись…
 … - Спасибо вам за всё, - сказал Иван, одеваясь. – Вы действительно фея.
- Я не набиваюсь вам в друзья, Иван Николаевич, но хочу, чтобы вы знали – на меня всегда можете рассчитывать. Вы же сами тогда сказали, что мы из одной «колоды». Вот и будем исходить из этого.
               
                … Иван вошёл в квартиру. Тут же из кухни появилась Лена и с задорным девичьим визгом радостно обняла его за шею.
- Вань, - сказала Лена, удивлённо отодвигаясь от мужа, - от тебя вкусно пахнет едой, каким-то спиртным, по-моему коньяком, и женскими духами.
- Да ты что?! Точно?!
- Вань, я тебя убью! – сказала Лена, сохраняя на губах остатки улыбки.
- Не стоит, - миролюбиво ответил он, снимая плащ и вешая его в стенной шкаф. – Многие пытались это сделать.
- Нестеров, я не буду тебя спрашивать, где ты был, в каком ресторане, но хочу тебе сказать, что любая другая жена на моём месте устроила бы тебе такую разборку, что всем чертям тошно стало бы. А я не буду! – сказала она.
- Это почему же? Чем я хуже других мужей?
- Я гордая!
- Ух, ты!
- Вот тебе и «Ух, ты»! Ну правда, Вань, ты же не у любовницы был, нет? – она посмотрела на него как-то странно, в её глазах он увидел детскую растерянность.
- Ленк, кончай дурить! – уже серьёзно сказал Иван.
- Это Алла, сотрудница нашего отдела, большой кулинар, любитель молдавского коньяка и сама почти молдаванка.
- Замужем?
- Была, - ответил Иван, доставая сигареты и уходя на кухню.
- Молодая? – продолжая свои расспросы, Лена пришла на кухню следом за ним.
- Я так думаю, что около тридцати, хотя может и больше.
- Она тебе нравится?
- Да, - ответил Иван, выпуская дым в форточку. – Она умная, хороший работник, а главное – надёжная. В ней есть какая-то основательность.
- Красивая?
- Вполне. У неё интересный тип лица: молдавская кровь плюс что-то типично русское.
- Вань, - помолчав, сказала Лена, - что-то это всё мне не нравится, тревожно как-то на сердце.
- А ты себя не накручивай, но если хочешь, спрашивай – я отвечу.
- Вань, ты ещё меня любишь? – спросила она с весёлым прищуром.
Он затушил сигарету, подошёл к жене и поцеловал её в губы.
- Люблю и очень люблю, -  сказал он.
Лена посмотрела Ивану в глаза, затем перевела взгляд на кухонные часы-кукушку, и взяв его за руку, потащила из кухни в комнату.
- Вот сейчас и докажешь мне свою любовь…

                …Звонок в дверь раздался около восьми вечера. По счастливой случайности Иван в этот момент проходил из кухни в комнату. Он открыл дверь и увидел на пороге Вячеслава Ивановича. Не успел тот открыть рот, как Иван прижал палец к губам и, подмигнув, кивком показал себе за спину.
- Она не знает, - тихо предупредил он Вячеслава Ивановича.
- Как вы? – также тихо спросил сосед, понимающе кивнув головой в ответ.
- Всё обошлось, - ответил Иван.
- Я, собственно, за этим только зашёл, лекарства какие нужны? – тихим шёпотом спросил сосед.
- Нет, само должно пройти, во всяком случае, врачи ничего не назначали.
- Ну, тогда хорошо, я пошёл, - кивнул сосед.
- Как так? Вячеслав Иванович, да вы заходите!
- Нет, нет, у нас там мероприятие, -  он кивнул на свою дверь, - в другой раз.
- Мы все выходные будем дома, вы заходите, если что.
- Спасибо, - ответил Вячеслав Иванович.
Иван закрыл дверь.
- Кто это был? – спросила Лена, когда он вернулся в комнату.
- Вячеслав Иванович, - ответил Иван, садясь в кресло.
- И не зашёл? – удивилась она.
- Он просто заходил по одному заводскому вопросу. У него гости, поэтому он торопился.

               
                Глава 6
                Иван давно уже заметил, что сон стал приходить к нему как-то вяло, постепенно, словно нехотя, и с большим опозданием. Если раньше ему достаточно было коснуться головой подушки и подумать о чём-нибудь постороннем, как сон забирал его в свой космос, то теперь это становилось для него проблемой. Вот и в эту ночь он лежал с открытыми глазами. Рядом тихо спала Лена. Иван протянул руку, взял с тумбочки часы и посмотрел на светящийся циферблат -  стрелки показывали половину третьего. Он уже собирался положить часы на место, когда услышал:
- Опять не спится? Надеюсь, в таком случае, что не помешаю тебе.
Иван ничего не ответил, но мысленно матюгнулся так, как делал это только в Афгане и только в крайнем случае.
- Ты что-то сказал? – послышалось в ответ.
Иван снова выпалил длинную фразу, почти полностью состоящую из матюгов.
- Опять не поняла. Дело, видимо в том, майор, что из-за контузии ты не способен чётко излагать свою мысль. Вместо слов я слышу какое-то бульканье. Так что теперь тебе придётся разговаривать со мной вслух, можно шёпотом. Кстати, не вздумай со мной молчать, не советую. Я просто взорву твои мозги и превращу тебя в растение. Будешь до конца дней своих дебилом слюни пускать. Хочешь, попробуем в одну тысячную силы? Иван не успел ничего ответить, как раскалённый лом с шипением вонзился в его мозг. Он до боли стиснул зубы, чтобы не закричать, и замотал головой.
- Вот видишь? Я же говорю, что не надо со мной шутить, - снова прозвучало в голове.
Иван поднялся, стараясь не потревожить Лену, надел халат и вышел, прикрыв за собой дверь.
- И то верно, - согласился голос. – Ну что, как тебе моё предупреждение? Как самочувствие? Пулю в лоб ещё не хочется пустить?
- Не дождёшься, - зло ответил Иван. Он прикурил сигарету, и затянувшись, спросил:
 - Почему это я должен хотеть пулю себе в лоб пустить?
- От угрызений совести, - спокойно ответил голос, - моих угрызений.
- У меня их нет, - ответил он.
- Будут, -  коротко пообещал голос. - Я тебя этими самыми угрызениями могу свести с ума…
- Боюсь, что я вряд ли доставлю тебе такое удовольствие.
- Ха-ха-ха! – вдруг беспардонно громкий смех разорвал его сознание. В нём было столько сарказма и издевательства, что Иван непроизвольно отпрянул. – Ну, насмешил! Ну, уморил! Щенок! Я тебя морально по стенке размажу, ты будешь у меня на Луну выть оттого, что у тебя «мальчики кровавые в глазах» будут постоянно стоять. Ты ещё, подонок, не знаешь, что я тебе приготовила. Хочешь покажу? Нет, я твои мозги взрывать не буду, не бойся. Я просто кое-что покажу, один разок, чтобы ты знал о некоторых вещах. Смотри!
Иван не знал куда смотреть, потому стал озираться, шаря глазами по кухне.
- В окно посмотри, - прозвучало в голове.
Иван резко повернулся к окну и невольно вскинул руку, словно хотел защититься от увиденного: из окна на него смотрело окровавленное, бледно-зелёное, обезображенное лицо. На голове была «афганская» панама с офицерской кокардой, но само лицо было неузнаваемо. Оно просто смотрело на него неподвижными глазами, и этот мёртвый взгляд сверлил его сознание тупым сверлом, наполняя душу страхом.
- Не узнаёшь? – послышалось в голове.
- Кто это? – мёртвыми губами спросил Иван.
- Ах, да! Ты ж его таким не видел, - будто вспомнил голос, - это Назаров, тот самый лейтенант Назаров, которого ты, пусть и не умышленно, но угробил. Хочешь с ним поговорить?
- Нет! – воскликнул Иван.
- Может, ещё кого показать, чья смерть на твоей совести, то есть на мне?
- Нет, - коротко ответил Иван. - Я верю твоим способностям.
- А то могу пригласить тех семерых, чьи жизни ты променял на бензин.
- Кончай херню нести, - уже спокойно ответил Иван. – Раз ты моя совесть, значит знаешь, что моей вины в этом случае нет. Тебе зачем-то надо выставить их смерть, как результат моего сговора с Худаловым.
- Ты смотри, - удивился голос, - наш птенчик зачирикал… Ну, хорошо, это дело прошлое, вердикт уже вынесен. Тогда, может быть, тебе показать тех погибших из таджикского городка Пяндж?
- Совсем что ли охренела? Где был я и где Пяндж?
- Пяндж – это уже результат, а вот причина той трагедии тянется прямиком к тебе, - сказал голос.
- Это как же? – спросил Иван.
- Очень просто, поясняю: ракетный обстрел таджикского города Пяндж, что находится всего в трёхстах метрах от границы, устроил полевой командир Ортабулок.
- Ну, и что? – не понял Иван.
- А то, - повысила голос совесть, - помнишь, кто такой Резок?
- Помню, - настороженно ответил Иван, - полевой командир, дислоцировался в районе Ташкургана.
- Верно, -  уже тише прозвучал голос. – Ты с ним дело имел?
- И не раз, - согласился Иван, - у нас с ним даже был обмен.
- О! Наконец-то! – радостно воскликнуло в голове. – Обмен! Вот, ты, майор, тогда и наменял.
- Погоди, ничего не понимаю, - Иван снова судорожно закурил.
- Объясняю для особо одарённых. Тогда два идиота, два мудака: один с погонами прапорщика, а второй -  сержант, поехали в кишлак искать духан. Им тогда сильно шашлычка захотелось. Вот там-то, на выезде из кишлака, а вернее в полутора километрах от него, «духи» УАЗик тех мудил подбили, обстреляли, а их взяли в плен. Так было?
- Да, так, - согласился Иван, ещё не понимая, к чему идёт разговор.
- Так. Тогда тебе было приказано выяснить их судьбу. Если окажется, что они живы -  вызволить их из плена. Причём, каким образом ты это сделаешь, сказано не было, а просто требовалось принять меры к их освобождению…
- Верно, - кивнул Иван, - но…
- Заткнись! – грохнуло в ушах, - Теперь я буду говорить. Спустя два дня тебе приносят записку от Резока. В ней он сообщает, что оба мудака живы и здоровы, просятся домой, и что он, Резок, готов обменять их на двух «духов», якобы его родственников, находящихся в плену у русских. Ты через записки устроил торг, так как Резок предупредил, что в случае твоих боевых действий по освобождению, он их тут же грохнет, а заодно ещё троих пленных солдат.
- Да, помню, было такое, - сказал Иван.
- А куда ж ты денешься, конечно помнишь, коль помню я. Так вот, ты предложил тогда командованию согласиться на обмен, мотивируя это тем, что в случае боевой операции Резок обязательно выполнит своё обещание и пятеро ребят погибнут. Кроме этого, в бою обязательно будут дополнительные потери. Начальство с тобой согласилось и разрешило обмен. Но тут Резок начал финтить, и помимо «духов» из плена, потребовал ещё 500 тысяч афгани. Ты стал тянуть время, для  Афгана такая сумма была очень большой. В ответ ты потребовал, чтобы сами эти ублюдки написали записку о состоянии их драгоценного здоровья и какие лекарства им нужны. Началась тягомотина с записками, передачей лекарств, решением вопроса по деньгам и так далее. В конце концов, у вас состоялся обмен на реке Саманган. Тебе привезли двоих «духов», ты передал их и деньги, а тебе привели ваших подонков, алкашей, мародёров – мразь, одним словом. Но это было не твоё дело – тебе приказали, ты сделал, а момент упустил, ох, какой момент! Результат твоего соплежуйства горем обернулся для целого города.
- Ничего не понимаю, какая связь? – воскликнул Иван.
- А такая, идиот, что одним из «духов» был Ортабулок, а вторым -  его помощник! Они такие же родственники с  Резоком, как негр с китайцем!
- Да я откуда это мог знать?! – возмутился Иван. – И потом, мне приказали обменять их.
- Куда отправили тех козлов, что ты выменял? – задал голос неожиданный вопрос.
- В комендатуру, под арест. Потом судили и отправили в Союз.
- Правильно. А теперь оцени равнозначность их жизней и жизней мирных людей в Пяндже.
- Да я-то тут причём? – заорал Иван.
- Ты что орёшь, придурок?! Хочешь, чтобы жена присутствовала при нашем разговоре? Давай, ты уже однажды попробовал поговорить со мной при посторонних. Понравилось?
- Ладно сочувствие тут проявлять, - огрызнулся Иван и прислушался, но в квартире было тихо. – Объясни, в чём я виноват.
- В бездействии, которое в конечном итоге привело к гибели мирного населения, - почти безразлично прозвучало у него в голове.
- Что же я, по-твоему, должен был делать?
- Ты должен был сразу же после приказа провести боевую операцию, раздавить отряд Резока и вытащить прапора с сержантом.
- И положить в этой операции моих ребят? – усмехнулся он.
- Да! Ты сам орал, что война есть война и солдатские смерти неизбежны. Ты, я вижу, так и не понял, что был использован «духами», как простая пешка в их большой игре. Им нужен был Ортабулок любыми путями, позарез нужен. Только он мог организовать ракетный обстрел Пянджа, так как в том районе только у него были реактивные снаряды от «катюш», которые он отбил, разгромив одну из колонн.
- Допустим. Ну, а если бы Резок расстрелял или головы отрезал пленным, что тогда?
- Тогда Ортабулок никогда не смог бы обстрелять Пяндж и не погибли бы мирные люди, ведь в таком случае обмена не было бы.
- Но пленные, дело изначально было в них!
- В этих двух мудаках? Да и хрен бы с ними!
- А ещё трое? Забыла?
- Вот же придурок! Откуда там могли взяться ещё пленные? Ты своего особиста помнишь?
- Панкратова? Помню.
- Что он тебе тогда сказал?
- Что по его информации пленных в этом кишлаке нет. Ну и что? Я знаю цену их информации – защищался Иван.
- А то, что кишлак тот был не горный, тебе это ни о чём не говорило?
- А что должно было сказать?
- Да то, что «духи» пленных держали только в горных кишлаках, куда вам хода не было. Резок и этих хотел той же ночью отправить в горы, да в последнюю минуту решил попытать счастья с обменом. Так что и здесь ты лопухнулся. Тебя «духи» провели, как котёнка.
- Всё равно, я не согласен, - упрямо сказал Иван.
- Надо было операцию проводить. Да, кто-то погиб бы в ней, но солдаты для того и воюют, чтобы не гибло мирное население, а у тебя получилось всё наоборот – солдат пожалел, а мирных жителей погубил. Гибелью нескольких солдат ты бы спас целый город.
Иван опустил голову. Получалось, что голос был прав. Сам того не подозревая, он стал причиной того обстрела. Действительно, там погибло много людей. Даже среди «духов» не было единого мнения по поводу той акции. Ивану сильно захотелось выпить. Он поднялся, прошёл в комнату, где спала Оля, открыл бар и взял бутылку водки. Голос молчал, но Иван чувствовал, что он где-то тут, рядом. Он вернулся на кухню, взял стакан, наполнил его до краёв и медленно выпил до дна. Голос по-прежнему молчал…

                ...Утро застало Ивана там же, на кухне. Около восьми дверь распахнулась и вошла Лена. Она посмотрела на Ивана и молча присела на табурет напротив него.
- Ванечка, что с тобой? – спросила она, пытаясь заглянуть ему в глаза.
- Сам не знаю, - ответил он, не поднимая головы, - худо мне, Лена.
Она поднялась, убрала со стола пустую бутылку, стакан и выбросила в мусор полную пепельницу окурков. Затем сварила кофе и поставила чашки с ароматным напитком на стол.
- Выпей кофе, - сказала она. Посидев молча, Лена снова посмотрела на мужа. - Ваня, скажи мне, что с тобой? Я попытаюсь тебя понять.
- Говорю же, что сам не знаю. Навалилось что-то и так, что на душе мерзко, что свет померк – сказал он, вертя по столу чашку с кофе.
- Нет, Ванечка, я не об этом, - сказала Лена. - Ты понимаешь, что водка не поможет тебе? Почему меня не разбудил, почему не поговорил со мной?
- О чём? – спросил он и только теперь медленно поднял голову и тяжёлым взглядом посмотрел на жену. – Ты думаешь, что можно вот так взять и просто рассказать о том, что творится внутри? Поделиться всей тяжестью, что лежит на сердце? Как можно об этом рассказать? Какие нужно найти слова, чтобы объяснить всё? Ты понимаешь, что есть вещи, которые невозможно объяснить словами, им нет названий. Они просто берут и душат человека, душат, душат, душат…! Дышать нечем, воздуха не хватает, а чёрная липкая мразь поселилась в душе, на сердце, в мозгах, в сознании и всё растёт и растёт, и я с ужасом жду, когда она заполнит меня всего. От этого нет спасения, понимаешь? Это как рак – его не остановить, пока он не сожрёт всего человека изнутри…
        Лена сидела молча. Слова мужа ужаснули её, она растерялась, не зная, что сказать. Наступило тягостное молчание. Наконец, Лена сказала:
- Ваня, я чувствую, о чём ты говоришь, но безысходность в твоих словах… Я не согласна так жить, не могу и не хочу безучастно наблюдать за тем, как ты гибнешь. Нельзя плыть по волнам твоего настроения и просто ждать. К какому финалу мы придём? Ваня, ты очень сильный и мужественный человек, и я не верю, что ты вот так просто можешь сложить руки и ждать, что будет дальше.
- Я не знаю, что делать, - честно признался Иван. – Понимаю, что жить так невозможно, но и выхода пока не вижу.
- Может, обратимся тогда за советом к тому подполковнику, твоему лечащему врачу? Он дал мне свой телефон, - неуверенно спросила Лена.
- Лен, ты понимаешь, о чём говоришь? Ты предлагаешь мне лечиться от прошлого таблетками?
- Не считай меня дурой, - с раздражением ответила она, - никто не предлагает тебе лечиться от прошлого – это невозможно, но нервы успокоить надо.
- Извини, я не хотел тебя обидеть, - сказал Иван, - просто боюсь, что медицина тут не поможет.
- Ванечка, у тебя после Афгана сильно травмирована психика, нервная система расшатана и всё это усугубляется контузией. Давай начнём бороться хотя бы с одним фактором из трёх и тогда, возможно, это скажется на остальных двух. Ваня, ведь надо что-то делать, нельзя же так просто сидеть, сложа руки, и ждать неизвестно чего! – теперь в её голосе слышалось настоящее отчаяние.
- Я так понимаю, что тебе нужны реальные действия, чтобы возникла мифическая надежда, за которую ты можешь ухватиться, как за спасательный круг. Тебе необходимо что-то делать, неважно что…, - сказал он.
- Да! – воскликнула Лена. – Я должна предпринять какие-то реальные шаги. И дело тут не в мифической надежде, а в борьбе за тебя, за твою жизнь и здоровье. Я не могу безучастно наблюдать, как ты гибнешь, потому что сам не хочешь ничего делать для того, чтобы выкарабкаться из этого состояния.
- Лена, делай так, как считаешь нужным. Хочешь позвонить в Ташкент – звони. Будут какие-то рекомендации – всё выполню. Таблетки глотать? Пожалуйста, хоть пригоршнями. Ложиться на новое обследование? Не вопрос! Лягу и даже не мяукну. Короче, я поступаю в полное твоё распоряжение, - сказал он и впервые за утро улыбнулся.
- Вот то-то же! – улыбнулась она в ответ. – И обещай мне, что впредь, когда тебе снова станет плохо, ты разбудишь меня, а не станешь лечиться водкой.
- Я не могу тебе этого обещать. И будить тебя не буду, потому что иногда мне лучше побыть одному. Ты только не обижайся, но это действительно так. Есть ситуации, когда женщина, пусть даже любимая и самая дорогая, не способна помочь…

          … Близился праздник 9-ое Мая. Погода установилась тёплая и сухая. Иван наводил порядок на балконе, где скопилось всякой ненужной ерунды.
- Мы так и не вынесли тогда вердикт по Пянджскому делу, - неожиданно услышал он голос.
- Надо было сразу выносить свой грёбаный вердикт, - зло ответил Иван.
- Ты будешь мне указывать что делать? – спросил голос.
- Можно подумать, что ты слышишь мои возражения, - усмехнулся он.
- Буду я всякий бред слушать! – засмеялся голос. – Ты мне в ту ночь смертельно надоел, а потом мне стало интересно смотреть, как ты пытаешься водкой залить своё чувство вины. Помнишь, я говорила тебе, что от водки зверею. Вот мне и захотелось провести эксперимент. Надо сказать, что ты меня несколько озадачил – водку пил молча, зло, копошился в прошлой жизни, от чего ещё больше мрачнел, но не выступал, мебель не крушил, посуду не бил и не орал в пьяном угаре, что ты жизнью в Афгане рисковал, под пулями жил, со смертью в обнимку спал, ну и прочий такой пьяный бред, на который все вы, афганцы, горазды.
- Это моё личное дело, и вот тут ты мне не указ, - в ответе Ивана была угроза. – Я не намерен спрашивать у тебя разрешения, когда мне можно выпить, а когда нет.
- Боже упаси! Какое разрешение?! Хочешь пить – пей, я тут тебе мешать не буду. Скажу больше: я забираю назад своё предупреждение в отношении выпивки.
- Благодарю покорно, благодетельница ты моя, - буркнул Иван.
- Юморить после будешь, - холодно ответил голос. – А пока -  вердикт по Пянджскому эпизоду. Виновен!
- Другого я от тебя не ждал, - безразлично ответил Иван.
- А другого и не будет, - развеселился голос. – Ты повинен в гибели людей, ты, по сути – убийца, а за преступления надо отвечать.
- Может, к стенке поставишь? – ухмыльнулся Иван.
- На кой хрен мне тебя к стенке ставить? Ты сам это сделаешь своими собственными руками. А хочешь, я тебе сейчас обрисую твоё будущее? Хочешь? – радостно спросил голос.
- Как хочешь, мне всё равно, -  ответил Иван.
- Тогда так, - с готовностью сказала совесть, - мы с тобой ещё долго будем общаться, очень долго, до тех пор, пока ты под грузом моих обвинений не начнёшь здорово запивать. Жена твоя любит тебя и потому терпеть будет тоже долго. Но рано или поздно ей это просто надоест, а точнее сказать, иссякнет у неё терпение. Она уйдёт от тебя, возьмёт дочку и уйдёт. Сейчас мне думается, что они уедут к её родителям. Первое время она будет очень сильно страдать, будет пытаться  как-то помочь тебе издалека, дочка будет скучать по тебе, они станут интересоваться твоей жизнью через других людей, но всё будет тщетно – мы с тобой будем продолжать общаться: я тебя буду мордой тыкать во все твои подлости, а ты будешь кирять ещё больше. Со временем, постепенно, жена станет отвыкать от тебя: реже вспоминать, меньше думать о тебе. Её чувства к тебе сойдут на нет. Дочка выделит в своей памяти крошечный уголок для тебя и ты будешь в её воспоминаниях занимать малюсенькое пространство. Ваши жизни продолжатся и будут направлены в противоположные стороны: у них вперёд, а у тебя назад, в прошлое. Я не берусь определить степень твоего падения, не это главное, но наступит такой момент, когда рядом с твоей женой появится другой мужчина…
- Заткнись! Ты, сука, мразь! – с шипением процедил сквозь зубы Иван.
- Тихо, тихо, тихо! Я ещё не закончила. Хотя, если ты разумный человек и подспудно понимаешь всю правоту моих прогнозов, можешь теперь же сделать решительный шаг, т.е. приблизить развязку этой истории.
- Каким образом? – спросил он.
- А, вот он, балкончик – то! – подсказал голос. – Пяти этажей, я думаю, вполне хватит. Одно решительное движение телом и ты навсегда станешь свободным. Нехорошо, конечно, но это будет поступок сильного человека.
- Интересно, - с издевательским смехом сказал Иван, - ты и вправду думаешь, что я это сделаю?
- Сейчас? Нет конечно, но вот позже – обязательно, - ответил голос, и в нём было столько уверенности, что Иван невольно посмотрел через перила вниз.
- Не думаю, - ответил он.
- Ну, нет – так нет, - быстро согласился голос. – Слушай дальше. Итак, рядом с твоей женой появился другой. Она не будет его любить также, как любила тебя, но он ей будет очень нравиться. А так как это будет достойный мужчина, то всё равно наступит такой момент, когда она ляжет с ним в постель…
- Ты заткнёшься или нет?! – рявкнул Иван.
- Нет! – задорно крикнул в ответ голос, - Прыгни и я замолчу!
- Сука, заткнись!
- Твоя жена будет любить его и просить, чтобы он любил её страстно…
- Тварь! Мразь! Паскуда!
- Ах, так?! Она будет таять в его объятьях от блаженства и хотеть его, и визжать от…
-  Заткнись, сучара!
- Прыгай! Ну!
- Падла!
- Она станет тянуть его в постель, как иногда тянула тебя, будет торопливо ласкать его, чтобы он быстрее возбудился, потому, что ей будет невтерпёж…
- Сука! Сука! Сука!
- Прыгай, прыгай, скорее! Ну же!
-  Вот х..р тебе…!
- Она будет целовать его так же сладострастно, как целовала всего тебя, и будет просить его любить её ещё и ещё, также неутомимо, как делал это ты…
- Так сдохни ты, тварь, вместе со мной! – выкрикнул Иван … и одним рывком перекинулся через перила.
Наступила тишина. Она была повсюду. Он не слышал звука улицы, птичий гомон не доносился до его слуха, даже голос в его голове замолчал.
Повисев на руках некоторое время, он легко подтянулся и запрыгнул на балкон. Внутренняя дрожь колотила Ивана с такой силой, что зубы стучали, выбивая мелкую морзянку. Дрожащими пальцами он с трудом вытащил сигарету из пачки, прикурил от трепыхающегося пламени зажигалки и несколько раз глубоко затянулся, закрыв глаза – в них до сих пор стояла картинка, нарисованная его воображением, на которой его Лена извивалась в страстном возбуждении от ласк другого мужчины. Он бросил недокуренную сигарету в старую пепельницу, которая всегда стояла на балконе, и стремительно вошёл в комнату. Странное, небывалое до сих пор возбуждение охватило Ивана. Жену он нашёл в кухне, она мыла окно. Когда он появился, она уже закрывала створки окна, упорно стараясь вставить непослушный шпингалет на место. Иван обнял её сзади и в одно мгновение развернул её к себе. Не успела Лена ничего сказать, как он жадным поцелуем закрыл ей рот. Она замычала толи смеясь, толи протестуя, но он не обратил на это внимания.
- Ого! Это что за мексиканские страсти? – спросила Лена, когда он, наконец, оторвался от её губ. – А что у тебя с глазами? Откуда этот дикий взгляд?
Он снова прижался к её пухлым, пахнущим помадой, губам. Постепенно его какая-то первобытная, безудержная страсть передалась ей и она, забыв обо всём, обвила шею мужа своими руками и прижалась к нему всем телом. С такой страстью, бурлящей в обоих, они целовались лишь во времена своей неженатой молодости, когда полная природной силы кровь кипела в их телах, заполняя сознание внезапным, как стихия, возбуждением. Иван, словно игрушку, крутанул Лену в своих руках и опрокинул грудью на стол – на пол полетел тазик с грязной водой, губка, какие-то тряпки. Подол халатика взметнулся вверх, мелькнули кружевные трусики, а следом белые, упругие ягодицы. Лена схватилась за края стола, широко раскинув руки и навалившись на него всем телом. Движения Ивана были мощными, с размахом и такой силы, что казалось, скоро стол пробьёт бетонную стену. Ярость в движениях Ивана вызвала в Лене ответную реакцию – она то просто стонала при каждом толчке, то вскрикивала и бормотала что-то бессвязное, умоляя, прося, требуя сильнее и ещё сильнее войти в неё. Финальный стон Ивана можно было сравнить только со звериным рыком, а протяжный, надрывный крик Лены заглушил даже его громкое рычание.
        Иван первым пришёл в себя. Он взял обмякшее тело жены на руки и отнёс в спальню. Там, положив её на кровать, нежно прижался своими горячими губами к её голому животу. Он прошёлся поцелуями по всему её телу, а она лежала с закрытыми глазами и лишь тихо улыбалась уголками рта.
- Ванечка, укрой меня, - еле слышно сказала Лена.
Он взял плед и набросил на жену, заботливо подоткнув его вдоль всего тела. Когда Иван выходил из спальни, жена уже тихо спала…

                Глава 7

        …- Ванечка, ты наденешь сегодня свою форму? – спросила Лена утром следующего дня, когда вся семья завтракала на кухне.
- А надо ли? – с сомнением спросил Иван.
- Одень, Вань, я хочу тобой гордиться, - по-детски сказала она.
- Лен, я не знаю, честное слово. По-моему, у твоего мужа есть другие качества, которыми можно гордиться, - смеясь, ответил Иван.
- Ты не понимаешь, это совсем другое, - искрясь глазами, задорно сказала она.
- Ну, раз ты просишь, так и быть, одену, - согласился он.
- Только, афганку, ладно?
- Хорошо, одену афганку, - примирительно согласился Иван.
Потом, во время завтрака, Оленька о чём-то им рассказывала, Лена внимательно её слушала, время от времени комментируя услышанное, а Иван лишь кивал головой, пытаясь мысленно определить некую систему, при которой голос в его голове исчезал. К концу завтрака он понял: к сожалению, никакой системы не было.
           …Они не спеша шли по нарядным улицам. Навстречу двигались празднично одетые люди. Дети несли разноцветные шарики и маленькие красные флажки, ветераны держали в руках небольшие букетики весенних цветов, а шумная молодёжь шла целыми группами, занимая всю проезжую часть дороги, перекрытую от транспорта на время праздника. Торжественное шествие уже закончилось и люди расходились по домам. Лишь дойдя почти до самого центра города, Иван обратил внимание на взгляды прохожих. Они все были разными, но что-то объединяло их, нечто общее и едва уловимое сквозило в каждом. Кто-то поздравлял Ивана с праздником, жал ему руку или просто уважительно кивал головой, но это были мимолётные движения, а вот настороженные, недоумённые взгляды он ловил на себе постоянно. У какой-то бабушки на углу Лена купила букет сирени с тюльпанами, и дойдя до вечного огня, они положили этот скромный знак благодарности на полированный мрамор памятника. Потом они гуляли по парку, ели мороженое, на набережной смотрели на весеннюю полноводную реку, вдыхали свежий, но уже по-весеннему тёплый ветер, доносивший едва уловимые ароматы цветущих деревьев. Казалось, что природа радуется весне, празднику вместе с людьми, так было хорошо на душе у Ивана. На обратном пути они остановились у прилавка с пивом и выпили по стакану пенного напитка, а Оленька смаковала что-то шипучее с резким запахом апельсина. Уже в своём районе они увидели, что заработал общественный транспорт.
- Вань, давай доедем домой на троллейбусе, а то ноги уже гудят.
 На ближайшей остановке Иван достал сигареты и закурил. Лена с Олей были рядом, о чём-то оживлённо шушукались. Подошёл троллейбус, но это был другой маршрут. Пока троллейбус стоял, люди, сидящие у окон, стали рассматривать Ивана: кто-то с любопытством, но большинство – по-иному. Иван почувствовал себя неуютно под напором этих странных взглядов. Он не мог понять причину, почему люди так смотрят на него. Но вот послышался звук закрываемых дверей и троллейбус отошёл от остановки. Следующий был их. Вскоре они вошли в свою квартиру. Оля, наскоро перекусив, убежала к подружкам во двор, а Иван с Леной расположились у телевизора.
- Что-то я не пойму, - сказал Иван, спустя некоторое время.
- Ты о чём? – спросила Лена.
- О том, как люди смотрели на меня.
- Я это заметила.
- Ты тоже обратила внимание на это?
- Конечно. Мне было приятно, когда люди подходили и поздравляли тебя, особенно меня тронул до глубины души тот ветеран Великой Отечественной, который протянул тебе руку для рукопожатия – это дорогого стоит. А вот другие смотрели так, словно ты…
- Словно я вёл своих солдат на бойню, а сам при этом остался жив и невредим? - закончил он за Лену.
- Нет, это не так, совсем не так, как ты думаешь. Пойми, о войне в Афганистане простые люди, если и знали, то только из редких упоминаний в телепередачах, в которых о войне говорили, как о простых учениях. Создавалось такое впечатление, что вы там только тем и занимаетесь, что принимаете восторженные приветствия в связи с приходом на афганскую землю, получаете цветы, помогаете простым афганцам строить новую мирную жизнь, и лишь время от времени грозите кулаком обнаглевшим бандитам, которые пытаются вредить мирному процессу. Но это не могло продолжаться вечно. В скором времени по стране поползли совсем другие рассказы, а по всему Союзу матери стали получать запаянные гробы, и число их неуклонно росло. Люди просто не знали, что думать. Сколько раз у меня в школе спрашивали, что же там такое на самом деле творится, если по телеку показывают радостные встречи, сплошные объятия и победное шествие революции по стране, а гробы всё идут и идут, а слухи всё страшнее и страшнее. И самое обидное, что когда я начинала объяснять то немногое, что знала от тебя, люди принимали это в штыки, обвиняли меня в искажении фактов, т.е. во лжи. Теперь ты понимаешь, какой перекос получился в людских головах? Вот поэтому они так и смотрят на вас – то ли оккупанты, то ли герои, то ли убийцы, то ли спасители. Им, Вань, непонятно, как к вам относиться. Да и форму вашу, афганку, многие в глаза не видели, тоже любопытно. Людям время надо, чтобы правду узнать.
 Иван встал, подошёл к окну, его взгляд был устремлён куда-то в пространство. Лена хорошо знала  эту его напряжённую позу – широко расставленные прямые ноги и сжатые руки за спиной. Надо было что-то сказать или что-то сделать, но она не знала, что именно может помочь ему принять эту действительность и не рвать себе сердце. Лена подошла к Ивану, заглянула в его глаза и обняла мужа, сердце её сжалось, она сглотнула, чтобы не разрыдаться: тревога опять завладела всем её существом, от прелести этого дня не осталось ничего.

 … - Ты, видимо решил, что перехитрил меня, а, майор? – раздалось в голове Ивана.
- А ты решила, что доконала меня своими фантазиями в отношении жены? – слабая надежда, возникшая у него после последнего случая в канун майских праздников, исчезла, как ветром сдуло.
- Я не столь наивна, - хихикнул голос. – Каждый раз мне любопытно, что ты придумаешь теперь.
- А что придумала ты? – спросил Иван. – Твои попытки довести меня до края становятся однообразными.
Иван говорил спокойно, хотя холодный страх поднимался в нём откуда-то из глубины, охватывая его  неприятным волнением, и медленно, но неуклонно подбирался к сознанию. Он был дома один. Олю с началом каникул он отвёз к дедушке и бабушке, взяв трёхдневный отпуск, а Лена ещё не вернулась с работы. С того последнего случая прошёл месяц и в глубине души Иван лелеял надежду, что голос больше не появится, что его майский финт с балконом что-то сдвинул в мозгах, и что этот бред прекратился навсегда.
- Мне торопиться некуда, - сказал голос, - и послушайся моего совета: кончай глотать таблетки. Это так не эффективно, как пытаться ложкой перетаскать весь песок из пустыни.
- Я это делаю ради жены, - ответил Иван.
- Послушай, майор, я же существую в твоих мозгах и кто, как не я знаю, чего ты боишься, а чего нет.
- А мне плевать на то, что ты знаешь, - всё так же спокойно парировал Иван.
- Так! – воодушевляясь, сказал голос, - Ты прав, надо мне как-то разнообразить эмоциональную сторону наших бесед и я, кажется, знаю, как это сделать.
- Ну-ну, давай, твой творческий подход мне даже интересен, - ответил он.
- Кончай храбриться, - с угрозой произнёс голос.
- У тебя свои методы, у меня свои, - пожал плечами Иван.
- Ну, хорошо же, тогда я сделаю то, что давно хочу…  Но не сейчас.
Иван тут же почувствовал, что в его голове стало удивительно легко и пусто.
       … Была середина ночи, когда Иван отложил книгу и выключил слабенький ночник. Он решил ещё раз попытаться уснуть. Вот уже несколько месяцев подряд его мучила нескончаемая бессонница. Она выматывала его нервы: Иван стал раздражительным, появилось ощущение постоянной усталости. Это не прошло бесследно. Он всё чаще стал срываться на работе, его отношения с людьми резко испортились. Даже дома Иван не мог расслабиться. Лена видела его страдания и всячески старалась ему помочь. Она обзванивала знакомых, поднимала имеющиеся связи, чего никогда раньше не делала, бегала по городским аптекам, и всё это делалось во имя одного – необходимо было достать новое, самое эффективное снотворное. Вячеслав Иванович, их сосед, со своей стороны тоже прилагал все усилия, пытаясь добыть действенные препараты. К сожалению, все их усилия были напрасны – любое новое снотворное действовало на Ивана слабо. Да, он засыпал, мог проспать час, а потом всё равно просыпался и уже не мог уснуть до утра. На работу он уходил таким же взвинченным и раздражённым, как и раньше. Приходя с работы, Иван плотно обедал и закрывался в спальне, а Лена охраняла его сон, чтобы Оля случайно не громыхнула своей музыкой. Иван ложился, открывал книгу и через несколько минут тяжёлые веки закрывались сами, но вот дальше этого дело не шло. Сознание его плавало в полудрёме, но как только он начинал засыпать, необъяснимая тревога поднималась в нём, напрочь разгоняя слабые признаки сна.
 Лёжа с закрытыми глазами, он прислушался к дыханию Лены. Это мирное посапывание жены действовало на него успокаивающе. Иногда он не выдерживал и очень осторожно целовал её в щёку одним лёгким прикосновением губ. Лена от этой нежной ласки не просыпалась, а он улыбался и некоторое время просто смотрел на свою спящую жену, на её спокойное, умиротворённое лицо, а затем тихо отворачивался, чтобы ненароком не разбудить её своим взглядом. Иван прислушался.  Где-то далеко на улице были слышны звуки ночной жизни города, а в комнату сквозь гардины проникал свет луны, смешанный с отблеском уличных фонарей. Вдруг, странное ощущение охватило его – почудилось, что в их спальне кто-то есть. Он открыл глаза: может, это Оля пришла к родителям, чего-то испугавшись во сне, но тут же спохватился – Оля гостила у родных. Луна, видимо, спряталась за облако и сумерки в комнате сгустились. Иван снова закрыл глаза, но сердце продолжало тревожно колотиться. Он сделал несколько глубоких вдохов, стараясь сдержать биение сердца и это ему удалось. Он повернулся на бок и посмотрел на Лену. Наверное, ей что-то снилось в эту минуту – она хмурила брови и её губы чуть заметно шевелились. Иван уже хотел повернуться на спину, когда почувствовал, что на него кто-то смотрит из темноты комнаты. Это ощущение он знал хорошо, оно часто появлялось у тех, кто воевал в Афганистане. Он сам определил для себя это ощущение, как инстинкт самосохранения. Он интересовался у знакомых офицеров и практически все, кто больше года воевал, признавались, что иногда испытывают то же самое. На втором году своего пребывания в  Афгане, Иван стал просыпаться от этого ощущения и, как правило, сквозь чуть разомкнутые ресницы видел кого-то из своих бойцов возле своей кровати. Бойцы знали, как редко выпадает их командиру возможность поспать и не решались его будить, а разбудить всё равно надо было. Вот и теперь Иван медленно, будто во сне, повернулся на спину, правую руку закинул за голову и очень осторожно осмотрелся через опущенные ресницы – в комнате никого не было. И в то же время он мог поклясться, что чутьё его не обманывает. Мышцы его тела напряглись, он сжал кулаки, готовый вскочить в любую секунду…
-  Всё, майор, пора тебе отправляться в психушку, - чуть шевеля губами, выдохнул Иван.
Он потянулся, стараясь сбросить с себя ощущение опасности, но вместо этого напрягся ещё больше. Его обоняние уловило запах прели, сырости и чего-то ещё, до боли знакомого. Через мгновение он уже усомнился в присутствии этих запахов, они исчезли также внезапно, как и появились. Иван повернул голову в ту сторону, где стояли два небольших кресла. В этот момент луна выползла из-за облаков и осветила всю комнату – в креслах сидели двое. Присмотревшись, Иван догадался, что одеты они в афганки, без головных уборов, а на коленях лежат автоматы с подствольниками*. Их воронёная поверхность знакомо поблёскивала в неверном свете луны. На Ивана смотрели чёрные провалы глаз на белых безжизненных лицах. Иван приподнялся на локтях и всмотрелся в сидящих. Он узнал обоих. И как только сердце его провалилось в какую-то бездонную пустоту, он определил тот запах, который не мог вспомнить раньше. Это был трупный запах – запах смерти и войны…
 Страха не было – он улетучился сразу, как только он понял, кто сидит перед ним.
- Сейфуллин? Равиль? – спросил Иван, всматриваясь в левый силуэт. Такая абсолютно круглая голова была только у него, да ещё оттопыренные уши – вид этого солдата всегда напоминал ему какого-то мультяшного героя.
- Он самый, - ответил силуэт, но голос прозвучал непривычно и странно: он был глухим, словно из металлической бочки, с несвойственной солдату хрипотцой.
- А ты, по-моему, сержант Коваль? – обратился Иван к правому силуэту.
- Так точно, - прозвучало так же глухо и сипло, - сержант Коваль Никита.
Иван замолчал, молчали и оба силуэта. Он всматривался в них, пытаясь в скудном свете луны рассмотреть их получше, но облака снова закрыли таинственное ночное светило и, кроме белеющих в темноте пятен вместо лиц, ничего разобрать было невозможно. Снова запахло сыростью, гниющим тряпьём с чуть слышным душком трупного запаха.
- Что привело вас, парни, ко мне? – произнёс Иван, потому что надо было хоть что-то спросить, их молчание угнетающе действовало на него.
- Дело прошлое, - начал Никита, - но хотелось бы кое о чём спросить.
- Спрашивайте, - пожал плечами Иван.
- Да и не только спросить, - просипел Сейфуллин, - просто поговорить, рассказать кое о чём.
- Я видел, Равиль, как пулемётная очередь из ДШК* прошила тебя, - сказал Иван. Сам он тогда лежал чуть выше Сейфуллина, за большим камнем, и очередями из своего «калаша» не давал возможности «духам» перебежать высохшее каменистое русло горного ручья, чтобы занять более выгодную огневую позицию. Уже четыре трупа в «пакистанках» лежало среди камней, но обкуренные «духи» предпринимали всё новые и новые попытки занять господствующее положение.
- В меня попала всего одна пуля, но ты же, майор, понимаешь, что такой пули и одной достаточно, чтобы переломать всё внутри. Я даже не успел сообразить, что случилось. Просто за мгновение, как остановилось сердце, понял, что убит.
- А, вот тебя, сержант, я в бою не видел. Пулемёт твой слышал, работал толково, - сказал Иван, обращаясь к силуэту Коваля.
- Позиция у меня была классная. Если бы не тот «дух» с гранатомётом, хрен бы они меня взяли.
- Не мучился? – спросил Иван.
- Какой там! – ответил сержант. – Раз! И я уже в раю. Только что держал на мушке «духа», хотел уже курок жимануть, но…. Темнота и никакой боли. Был Коваль и не стало.
- Я видел, как тебя в плащ-палатку собирали… после, - извиняющимся голосом сказал Иван.
- Я тоже…, - ответил сержант. – Странно было видеть такое.
- И ты видел, Равиль? – спросил Иван у Сейфуллина. – Ты себя тоже видел?
- Конечно, - ответил силуэт, - даже пытался орать ребятам, которые после боя нашли меня возле того камня. Это я уже сейчас со смехом вспоминаю тот момент, а тогда мне трудно было понять, что происходит. Я и тебя, майор, видел. И пока меня не убило, слышал твой автомат. Я ещё тогда подумал, как чётко ты бьёшь: короткими, по два патрона, с паузами, как в тире. Значит, думаю, наш майор щёлкает «духов», как орешки. А вот когда та пуля переломала мне весь позвоночник, рёбра, кишки перемолола, вот тогда я увидел себя сверху -  и ребят, и тебя с рацией в руках – ты задрал голову, смотрел, как «вертушки» становятся в «карусель» и что-то орал им, но грохот стоял такой, что я видел только твой орущий рот.
 Иван тоже помнил тот эпизод: он тогда кричал в рацию, пытаясь скорректировать действия «вертушек». Спустя десять минут с «духами» было покончено и «грачи», появившиеся в небе, шли в пикирующем полёте на те пещеры в горах, где засел Худалов.
- Вас через два дня «тюльпаном» отправили в Союз, - помолчав, сказал Иван.
- Это было уже неинтересно, - безразличным голосом откликнулся Сейфуллин.
В это время луна снова чуть больше осветила комнату, но Иван по-прежнему не мог рассмотреть лиц, только провалы глаз обозначались большими тенями, и было не понятно – глаза есть или вместо них лишь глазные впадины.
- А, что вы, парни, хотели у меня узнать? – спросил после паузы Иван.
- Вопросов у нас несколько, - прозвучало из правого кресла. – Первый, наверное, будет самым пустяковым и глупым.
Коваль замолчал, будто собираясь с мыслями, а Иван гадал, что же это за вопрос.
- Скажи, майор, - просипел силуэт, - насколько наша смерть была оправдана? Как так получилось, что «духи» навалились на нас в то предрассветное утро? Откуда они вообще взялись, ведь тот район нашим был? Вот сейчас ты можешь объяснить нам, убитым в том бою, почему он случился, тот бой?
- Откуда взялись «духи» я не знаю, - ответил Иван. – А, откуда они всегда брались? Район был наш, подконтрольный, даже по ночам не было замечено их перемещений, иначе бы наблюдательные посты засекли их обязательно. Одно могу сказать, что связь у них работала отлично, лучше нашей. Я после анализировал тот бой и обратил внимание на такую деталь: они свалились на нашу голову именно в тот момент, когда два взвода сутки назад ушли в поиск. Думаю, вся причина в этом.
Он замолчал и в наступившей тишине стало слышно, как на улице прогрохотал мотоцикл.
- А может быть всё дело в том, что «духов» на нас навёл Худалов, твой старый знакомый? Ты же снабдил его бензином, он зарядил севшие аккумуляторы на рациях и подсказал своим, где мы, а то, что два взвода ушли на караван, ему местные шепнули всё по той же рации, - послышалось со стороны Сейфуллина.
- Я уже слышал эту версию, - ответил Иван. – Так можно гадать до второго пришествия, только вот, что я вам скажу: после боя, когда уже и «грачи» улетели, и «вертушки» наши, а мы собирали убитых и готовили раненых к отправке, я обратил внимание, что среди убитых «духов» не было ни одного таджика из отряда Худалова. Если бы он навёл на нас, вряд ли его бойцы не участвовали бы в том бою. Как бы они потом оправдались за своё бездействие? Нет Равиль, что-то тут не так, не складывается в одну цепочку
- А в какую логическую цепочку ты уложишь мою несостоявшуюся жизнь? – спросил Сейфуллин. – Теперь-то я знаю, как жил бы, не погибни в том бою.  Я тебе поведаю в двух словах и хочу, чтобы ты меня выслушал. Если бы не та пуля, дослужить мне оставалось полтора месяца из двух неполных лет. Вернулся бы я к себе в Казань. Месяц гулял бы, как сыр в масле катался, но это ерунда, не это главное. Потом поступил бы в университет. Кстати, моя Фарида ждала меня до последнего, пока не увидела в том цинковом окошке. Тебе рассказывать, что с ней было? Знаю, не хочешь, но я должен это сделать. Выбросилась она с девятого этажа. Не сразу, конечно, а через год. После того, как похоронили меня, что-то у неё с головой случилось. Сначала её родители обратили внимание на её странное поведение: разговаривать стала сама с собой, по ночам почти не спала, есть отказывалась, а на улице приставала ко всем прохожим с вопросом не видели ли они куда я пошёл. Что с её родителями было – не передать. Куда они её только ни возили, вплоть до Москвы. Её лечили, кололи, пичкали таблетками, а родным намекали, что процесс необратим – шизофрения. Были у Фариды минутные просветления. Она в такие моменты спрашивала только об одном – нет ли от меня телеграммы, что приезжаю. Вот так из жгучей красавицы, стройной, с тонкими чертами лица, за год моя любимая превратилась в толстую, обрюзгшую тётку. И это в её-то двадцать три года! И однажды, в момент просветления, она не узнала себя в зеркале. Потом что-то поняла, нахмурилась, задумалась, а когда мать на радостях, что она в себя пришла, побежала на кухню, чтобы поскорее накормить её, да вымыть как следует, Фарида открыла балкон и спокойно, словно вышла на улицу, перелезла через перила и шагнула вниз…
Сейфуллин замолчал. Его бесстрастный металлический голос повис в душе Ивана, зацепившись в его сознании последней фразой.
- Ну а ты, Никита, что расскажешь? – спросил Иван, стараясь скрыть то впечатление, которое произвёл не него рассказ Сейфуллина.
Коваль помолчал, а потом ответил:
 - У меня никто не выбрасывался с девятого этажа просто хотя бы потому, что я жил в деревне. У нас там несколько деревень по обе стороны Днепра, вернее, не самого его, а одного из притоков. Красивые у нас места, а главное есть всё -  и раздолье, и речка, и леса нехилые. В семье у меня ещё две сестры. Когда привезли запаянный цинк, мать всё не хотела верить, что это я, кричала, чтобы гроб открыли, но какой там – ты же знаешь правило, что обезображенные трупы хоронить только в запаянных цинках и без окошка. Вообще-то, это правильно, - сказал сержант, потом издал какой-то странный булькающий звук, похожий на смешок, и добавил, - представляете, что мать там увидела бы, если гранатомётный выстрел взорвался у меня перед лицом? Короче, хоронили меня всей деревней, даже с той стороны реки знакомые поприходили. Отпевали. Я крещёный был и бабка моя священника позвала из соседнего села. Кажется, его отцом Фёдором звали. В общем, крику было, слёз, рыданий… Мать дважды откачивали – в обморок падала. Девчонка моя не смогла до конца побыть, убежала куда-то, с парнями напилась так, что ей плохо было. Нет, вы не подумайте, она у меня нормальная, ни какая-нибудь пьющая, но в тот день… Ну, вот, после и девять, и сорок дней – всё, как полагается, но только мать, словно сонная ходила. Она работала бухгалтером в колхозе, но вот жила и делала всё, как во сне. Отец тоже замкнулся, но мужикам проще такие вещи переживать – пошёл к приятелям, врезал, как положено, оно и легче стало. Как-то раз ночью, когда с похорон пару месяцев прошло, он по пьяному делу к матери полез, так она его так двинула, что утром батя на работу с фингалом пошёл. Сёстры летом в город подались, поступили в ПТУ при заводе, родители вообще одни остались. Отец будто одичал, он даже сам не знал, что так сильно любил меня. Стал всё чаще боль и горе своё вином заливать. Бывало, напьётся, уйдёт от мужиков на речку, упадёт в траву и воет, как собака. У них с матерью вообще полный разлад пошёл: мать не в себе, а он вечно пьяный, если не на работе. Как-то опять начал к матери лезть – полгода тогда прошло, как меня не стало – а она схватила утюг, которым гладила и в него запустила. Хорошо, что шнур в розетке был, иначе прибила бы батьку. Ну, а потом, как водится – чем дальше, тем хуже. У нас в соседней деревне тётка одна жила. Поговаривали, что ни один холостой мужик мимо неё не проходил, да и половина наших пацанов через неё мужиками стали. Короче, повадился мой батя к ней. Я его не осуждаю – живой человек, природа она своего требует. Мать знала всё, только ей было это безразлично – она в каком-то своём мире жила, хотя на работу ходила, как и положено, по дому всё делала, готовила и себе, и скотине. Прошёл год, отметили эту дату по мне. Батя к этому времени уже перебрался к своей… Но только сильно пьяный он и ей не нужен. Какой трахальщик с пьяного мужика? Выперла она его в баню ночевать. Там он и сгорел вместе с баней, видимо, закурил по пьяне. Мать второго похоронила и окончательно превратилась в чёрную старуху. Знакомые бабы при встрече теперь её вообще не узнавали…
        Иван сидел на кровати и смотрел перед собой, он представлял всё услышанное яркими картинками, которые прокручивались в его сознании. Так сидел он долго, пока нависшая тишина не стала давить на него. Кроме того, в комнате заметно посерело – летняя ночь коротка. Он повернул голову в сторону кресел. Они были пусты. Тогда он поднялся, прижал ладони к лицу и отёрся ими, словно умылся. Ему захотелось курить. Иван оглянулся и только теперь заметил, что Лена сидит на кровати. Одна её рука сжимала край одеяла и прикрывала им грудь, а вторая была прижата к губам, словно сдерживала крик. По щекам жены текли слёзы. Он растерялся – эта картина привела его в замешательство – Иван напрочь забыл о её существовании. Он смотрел на жену и не знал, что сказать. Затем, так и не произнеся ни слова, повернулся и вышел из спальни. В кухне было тепло, ходики показывали половину шестого утра. Иван взял с подоконника пачку сигарет, закурил и сел к столу. Следом пришла Лена. Она запахнула халат и села напротив него. Она уже не плакала, но её мокрые ресницы поблёскивали в лучах рассветного солнца.
- Ваня, с кем ты разговаривал? – тихо, но настойчиво спросила она.
- А, ты что, их не видела? – вопросом на вопрос ответил он, стараясь говорить спокойно.
- Нет, я никого не видела, - упавшим голосом ответила она.
- Значит, их видел только я. И потом, они же приходили ко мне.
- Кто -  они? О ком ты, Ваня, говоришь?
- Неважно, ты их не знаешь, - отмахнулся он, словно речь шла о прохожих.
- Ваня, в комнате никого не было, - её глаза были полны откровенного ужаса.
- Для тебя не было, а для меня были, - ответил он миролюбиво.
- Нет, Ваня, их не было и быть не могло. Они – плод твоего воображения, - Лена говорила всё с большим напором.
- Хорошо, хорошо, - усмехнулся он, - ты только не заводись.
- Как мне не заводиться?! – воскликнула она, - Хочешь, я угадаю с первого раза, кто это был?
Иван с интересом посмотрел на неё и вопросительно поднял брови. Лена смотрела на мужа и его безмятежный вид только добавлял ей нарастающего страха.
- Это были твои офицеры или солдаты -  не важно, кто именно – но они погибли там, верно?
- Точно так, - спокойно ответил Иван.
- Что значит, точно так?! Ваня! Раз они погибли, то никак не могли быть здесь! Ты отдаёшь себе в этом отчёт?! – больше она не могла говорить спокойно.
- Да, погибли, но они были здесь, просто ты их не можешь видеть.
- Ты сам себя слышишь, Ванечка? – она понимала, что спорить с ним теперь бесполезно и от этого страх нарастал в её сознании с ещё большей силой и рвал душу.
- Лен, ну ты же видишь, что я спокоен, на меня их приход никак не повлиял, так чего ты так разнервничалась?
- Какой приход, Ваня?! Какой?! Приход мертвецов?! Ты что, окончательно сбрендил?! – она не хотела, но от страха перешла на крик. Лена с ужасом поняла, что началось что-то непоправимое во что её сознание никак не хотело верить.
- Ну, как тебе это объяснить? – задумчиво сказал Иван, - Понимаешь, их не было, но они были. Для тебя их не было, ты их не слышала, не видела, а раз так, то значит всё, что я говорю – бред. Но только это не так. Они же приходили ко мне, вот поэтому их видел только я. Ну, хорошо, а запах ты почувствовала?
- Какой запах? Запах чего? – настороженно спросила она.
- Характерный запах тления. Тления и ещё кое- чего, ответил Иван, забирая её ладонь в свою руку.
-Нет, Ваня, в нашей комнате в основном пахнет только моими духами, твоей туалетной водой и моей косметикой!
- Тогда всё правильно, - ответил он и откинулся назад.
- Что правильно?!
- Значит, и запах чувствовал только я, так и должно быть.
- Да нет никакого запаха и не было никаких гостей, чёрт возьми! – закричала Лена в порыве отчаяния, - Это твои больные, контуженные мозги придумали всё это!!!
- Лен, ну что ты кричишь? – он опять попытался взять её за руку, но она отдёрнула ладонь.
 Они сидели напротив друг друга – он смотрел на жену с нежностью и сожалением, а она – с растерянностью и ужасом. Оба молчали, их разговор зашёл в тупик. После продолжительной паузы Лена спокойно сказала:
- У меня июль – август отпуск. Ты возьмёшь отпуск за свой счёт, я с Вячеславом Ивановичем договорюсь и мы поедем в Москву, в «Бурденко».
- С какой стати? – спросил он и выражение его глаз изменилось.
- А ты считаешь это нормальным видеть то, чего нет, слышать, когда никто ничего не говорит? Это уже галлюцинации! Бред!
- Ты это утверждаешь по принципу: раз я этого не вижу – значит, этого не может быть!
- Этого не может быть не потому, что я не вижу, а потому, что люди эти давно умерли и сгнили в земле! – она уже выкрикивала каждую фразу. – Ваня, мёртвые по гостям не ходят! Они лежат, где их похоронили, а всё остальное – игра твоего больного воображения. Ты способен хоть на секунду оставить своё упрямство и услышать, что я говорю? Ты не спорь со мной, а прими мои слова и с этой точки зрения взгляни на положение вещей…

                Глава 8
…  На работу Иван пришёл в мрачном расположении духа, его разговор с Леной закончился напряжённым, тяжёлым молчанием. Иван уходил на работу первым. Он подошёл к Лене, когда она закончила причёсываться и сидела напротив зеркала, задумчиво снимая с расчёски оставшиеся на ней волосы. Он обнял её за плечи и поцеловал в макушку. Она подняла глаза и посмотрела на него через зеркало. Этот пристальный взгляд не понравился ему…
 День на заводе прошёл в обычных делах. С утра он сидел со скучающим видом на директорской планёрке, потом до обеда работал со своими помощниками в цехах, а после обеда засел за документы.
- Иван Николаевич, я могу идти домой? – услышал он голос Аллы и поднял на неё глаза. Алла стояла возле своего стола в полной готовности уйти. На ней была короткая юбка-шотландка, которая подчёркивала красоту её стройных, чуть полноватых ног, а прозрачная кофточка аппетитно облегала большую грудь. Иван продолжал молча смотреть на Аллу и его губы слегка тронула странная улыбка. Женщина растерянно отвела глаза, незаметно улыбнулась, а затем с вызовом посмотрела в глаза своему шефу. Этот молчаливый диалог продолжался недолго.
- Алла, а пригласите меня в гости! – после паузы сказал Иван.
Она вопросительно подняла брови, на секунду задумалась, а затем решительно сказала:
- А почему бы и нет?! Я надеюсь, вы знаете, что делаете.
- Именно, - ответил Иван и поднялся со стула.
Они шли молча. Иван никак не мог подобрать тему для разговора, а Алла не спешила ему на выручку.
- Мне нужно зайти в магазин, - сказала она, когда они перешли улицу. Они зашли в гастроном.
- Я бы хотел взять торт. Какой вы любите?
- Иван Николаевич, такого здесь нет. Если вам так уж неудобно идти с пустыми руками, купите лучше коробку «Птичьего молока» - это мои любимые конфеты. Только не вздумайте покупать спиртное, вы же знаете, что у меня дома всегда есть фирменный коньяк. Когда они вошли в квартиру, Алла достала Ивану уже знакомые домашние тапочки, сама сбросила босоножки, отнесла покупки на кухню и спросила, глядя на Ивана:
- Иван Николаевич, скажите честно, только без детского стеснения, вы есть хотите? Если хотите, то я очень быстро, за двадцать минут приготовлю ужин.
- А вы? Вы сами-то не голодны?
- Ой, что вы?! Я абсолютно есть не хочу, но вам, если вы хотите, с удовольствием составлю компанию.
- Нет-нет, я тоже не голоден, - сказал он честно, - спасибо.
- Ну, тогда вы идите в комнату, а я сейчас, быстро…
Иван вошёл в комнату. Увидев уже знакомое фото вертолёта, он подошёл к нему и внимательно посмотрел на бортовой номер, как будто это имело какое-то значение. Иван вдруг поймал себя на мысли, что ему очень хотелось, чтобы номер этой «вертушки» был ему знаком, тогда это был бы ещё один малюсенький мостик в его отношениях с Аллой. Но, к сожалению, номер ничего ему не говорил.
- А вот и я! – услышал он за спиной. Обернувшись, Иван увидел Аллу с подносом в руках. Они выпили по рюмке. Посасывая лимон, Алла вдруг спросила:
- Иван Николаевич, у вас неприятности с женой?
- С чего вы взяли?
- Мне так показалось.
- А вообще-то, есть немного, - признался он. В жизни Иван не был открытым человеком, скорее наоборот, но вот с Аллой ему почему-то не хотелось скрытничать, возможно потому, что она и так уже знала про него больше, чем все остальные.
- Надеюсь, ничего серьёзного?
- Конечно, - ответил он, - просто у нас утром состоялся неприятный разговор относительно моего здоровья и каждый остался при своём мнении. А, почему вы спросили? – спохватился он.
- Всё очень просто, - ответила она, и было непонятно говорит Алла в шутку или серьёзно. – Я заметила, что как только у мужчин случаются неприятности с женой, они тут же ищут утешения на стороне. Мне очень не хотелось бы, чтобы вы относились к их числу.
Иван искренне рассмеялся.
- А вы наблюдательны! Уверяю вас, что это не тот случай.
- Тогда я рада за вас, - ответила Алла и сделала ещё один глоток коньяка.
Иван закурил, и выпустив струю дыма в потолок, сказал:
- Расскажите немного о себе. Что посчитаете возможным.
- Думаю, что моё жизнеописание не будет интересным, но если вы хотите…
Она тоже закурила, и помолчав, сказала:
- Папа мой родом из Кишинёва, служил в Подмосковье, там познакомился с мамой, она была медсестрой в поликлинике. Однажды, возвращаясь вечером домой с работы, она споткнулась, сильно расшибла колено, ободрала локоть и в добавок ко всему сломала каблук. Отец в это время ехал на машине мимо – он отвозил домой командира и возвращался в часть. Увидел мать, она сидела на тротуаре и плакала от боли, но больше от обиды из-за каблука, туфли-то новые были, второй раз только одела. Отец притормозил, вышел из машины, и ни слова не говоря, поднял маму на руки и запихнул брыкающуюся в УАЗик. Она потом рассказывала, что хотела выскочить, но почему-то не выскочила. В общем, довёз он её до дома, туфли забрал, а через два часа привёз обратно с целым каблуком. Дальше понятно. Папа дослужил, съездил домой, вернулся, они поженились, а через год родилась я. Сейчас они под Кишинёвом живут. Мама работает врачом, хоть и на пенсии давно, а папа – директор автопарка. Теперь обо мне…, - Алла взяла рюмку, и помолчав, допила одним махом.
- Со своим Виталькой я познакомилась, когда была на четвёртом курсе. Я тогда экзамен завалила. Обидно было до слёз, ведь это был последний экзамен в сессии и не самый сложный. Расстроилась жутко. И не столько из-за стипендии, сколько из-за того, что хвосты терпеть не могла. Настроение было – хуже не придумаешь. И тогда я решила пойти на пляж, у меня так бывает: ищу одиночества среди людей в такие моменты. А Виталька в это время был там со своей компанией, ну, и заприметил меня. Как потом признался, его удивило, что такая, по его словам, яркая брюнетка и лежит одна, обложившись учебниками и конспектами. Решил познакомиться. Скажу честно – мне он тогда до того не понравился, что я готова была кинуться на него с кулаками. Он понял, что я не кокетничаю, отошёл, но из виду не терял, я это заметила. Ночью, когда я лежала на кровати в общежитии, этот парень не шёл у меня из головы, хоть ты тресни. На следующий день, ругая себя последними словами, я побежала на пляж. Такое было со мной впервые. Голова понимает, что это дурь, блажь, полный идиотизм, а ноги сами несут и сердце колотится в сладком предчувствии. Он был там, один, на том самом месте, где вчера лежала я. Вы не поверите, но я даже не удивилась, что он ждёт меня – так это было естественно. Когда я подошла, он встал, протянул мне букетик обалденной красоты и сделал предложение. Я тут же согласилась. В это трудно поверить, но всё было именно так. Поженились мы через год. Он окончил училище, а я свой институт. Другого такого мужчины я в своей жизни не встречала. Любила я Витальку до умопомрачения. Вообще-то, его невозможно было не любить. Он был весёлым, остроумным, жизнь из него била фонтаном. Он хорошо чувствовал меня, как и я его. Ну, а дальше вы всё знаете, - закончила Алла. Потом, помолчав немного, она сказала, глядя себе под ноги:
 - Вы с ним абсолютно разные, в вас нет ничего общего – ни внешне, ни в манере общения, ни в поведении, но при всём при этом – вы так похожи… Я всё пыталась понять, в чём же причина этой похожести, и мне кажется, что я нашла ответ: вы очень схожи своим внутренним стержнем, в вас одинаковое очень сильное мужское начало…
         Они долго ещё сидели и вспоминали случаи из своей молодости. В конце вечера Иван признался, что ему удивительно хорошо, что он отдохнул душой, что атмосфера в квартире у Аллы особенная, уютная.
- Это в квартире-то одинокой женщины? – засмеялась она, - О чём вы говорите, Иван Николаевич! Просто у вас дома пусть и мелкие, но неприятности и вам не хочется туда спешить. Это на уровне подсознания.
- Возможно, вы правы, - согласился он, поднимаясь.
Уже в прихожей, когда Иван окончательно был готов уйти, Алла посмотрела на него и несколько смущённо сказала:
 - Иван Николаевич, у меня не совсем обычная просьба к вам, можно?
- Конечно.
- Обнимите меня, пожалуйста, и поцелуйте.
Иван не был готов к такому повороту – он на мгновение растерялся, но тут же обнял её за талию и поцеловал в щёку.
- Не будьте ребёнком, - сказала она, - поцелуйте по-мужски, это вас ни к чему не обяжет.
Тогда он чуть сильнее прижал её к себе и припал к её губам. Алла стояла, закрыв глаза. Когда настойчивое желание охватило всё существо Ивана, Алла неожиданно оттолкнула его и торопливо добавила почти шёпотом, не глядя на него:
- Всё, спасибо – это как раз то, чего мне хотелось. А теперь уходите, скорее, я хочу остаться одна.
И не дожидаясь, когда он откроет дверь, она резко повернулась и ушла в комнату…
                Придя домой, Иван не обнаружил в квартире жену. На кухонном столе он нашёл записку, из которой следовало, что Лене позвонил отец и просил подойти к проходящему поезду – он им с оказией передал небольшую посылку с вяленой рыбой. Недолго думая, Иван взял пакет и отправился за пивом. Вечер обещал быть приятным, если, конечно, Лена снова не начнёт…
                Дождавшись, когда Лена уснула, Иван осторожно поднялся, и ещё раз посмотрев на спящую жену, вышел из спальни. Пройдя на открытый балкон, он закурил. На улице было темно. Небо закрыли плотные тучи, накрапывал мелкий дождик, но свежести в воздухе пока не чувствовалось. Он выкурил сигарету, вернулся в комнату, сел в кресло и стал ждать. Время шло, а гости не появлялись. Ещё с самого вечера у Ивана возникла уверенность, что визиты продолжатся, ведь голос говорил о семерых, погибших в том бою. Только сейчас Иван сообразил, что во всей этой истории есть одна странность. Дело было в том, что тогда действительно погибли семеро, и Иван это знал точно, так как не только провожал своих парней, но и готовил на погибших документы. Он вспомнил, что сделал запись в своей записной книжке, переписал все их адреса, так как решил для себя, что после, если сам останется жив, обязательно свяжется с родными погибших, чтобы хоть как-то помочь им, утешить хотя бы тем немногим, на что был способен, пусть даже просто рассказом, как жил и служил их сын, брат или чей-то жених. Записная книжка сильно поистрепалась, в ней появилось много вклеек, так как число погибших неуклонно росло, но он упорно продолжал делать записи. Сейчас, вспомнив о ней, он решил завтра же разыскать её и посмотреть, может быть пора заняться обещанием, данным самому себе. Мысли его снова вернулись к тем семерым. Он тогда аккуратно записал их данные, а позже пришло сообщение из Кабульского ЦВГ (Центрального военного госпиталя), что там скончались от полученных ран в том бою ещё два бойца. Спустя некоторое время, Иван воспользовался случаем и связался с Кабулом, разыскал того хирурга, который оперировал ребят и выяснил, что они были практически обречены, так как их ранения, по словам медика, были «не совместимы с жизнью». Это был единственный случай, когда Иван не записал в свою книжку их адреса, так как к моменту их смерти документы уже были в Кабуле, а события текущих дней загрузили его другими проблемами и он просто забыл сделать записи.
Он снова вышел на балкон и закурил. Дождик кончился и Луна пыталась пробиться сквозь клочья облаков. Она то появлялась, словно пыталась напомнить людям о своём существовании, то тут же её робкий свет закрывала непроницаемая туча. Иван затушил окурок и шагнул в комнату. Гостей он увидел сразу. Их было трое. Тут же поплыл по комнате запах сырой земли, прелых тряпок и смрадно-сладковатый дух гниющей человеческой плоти. Иван посмотрел на присутствующих и почувствовал что-то вроде облегчения. На этот раз они не заняли кресла, а стояли в дальнем углу комнаты напротив балконного окна, куда свет луны не мог достать, а света фонарей вообще не было – балкон выходил во двор, лампы неонового света были частично разбиты, а частично просто перегорели. Один из гостей стоял в самом углу, широко расставив ноги. Его руки покоились на автомате, висящем поперёк груди. Поза стоящего была хорошо знакома Ивану.
- Так, - спокойно произнёс Иван, - сегодня ко мне пожаловал сержант Попов, кажется, Владислав…
Иван замолчал, всматриваясь во второго, привалившегося к стене плечом.
… - Рядовой Саша Дорофеев, - продолжил Иван и посмотрел на третьего – тот сидел на корточках, уперев автомат прикладом в пол и держа его между ног, от чего ствол возвышался над его головой, как флагшток. – И, судя по росту и привычке сидеть на корточках, Коля Сачков, - закончил он… - Я не ошибся? Может, кого по имени неправильно назвал?
- Всё верно, майор, - продребезжал в ответ глухой голос из угла. - Наши вчера были?
- А как же! – чуть ли не с радостью в голосе воскликнул Иван. - А вы что, не в курсе?
- Каждый из нас сам по себе. Саню с Колюней я сам только что увидел. У нас там строевых смотров нет и живём мы не в казармах. Я же говорю – каждый сам по себе.
- Слушайте, парни, а почему вы все с автоматами таскаетесь? – спросил Иван о том, что хотел узнать ещё в прошлый раз.
- Теперь это наша такая же неотъемлемая часть, как рука, нога или голова. Мы уже привыкли к нашим «калашам», а без них даже как-то непривычно, - ответил силуэт, облокотившийся о стенку.
- Ну, и как вам там живётся? – спросил Иван, прекрасно понимая всю бестактность своего вопроса.
- Извини, майор, - ответил сержант за всех, - скоро ты сам об этом узнаешь, а мы не можем про это говорить.
- Звучит, как угроза, - усмехнулся Иван.
- Мы не можем угрожать, - услышал он, наконец, голос сидящего, - мы ничего не можем, у нас нет чувств, как у вас, живущих.
- Ну, хорошо, - сказал Иван, - теперь объясните, что вас привело ко мне?
- Мы не успокоимся, пока не поговорим с тобой. В том смысле, что не будет нам покоя.
- Вас послал сюда кто-то конкретный? – спросил Иван.
- Этого мы не можем сказать, потому что сами не знаем. Просто должны и всё, - ответил сержант.
- Тогда, давайте перейдём к делу, - Иван был взволнован, он чувствовал, что ему опять придётся оправдываться, а это всегда для него было сложно.
- Майор, - начал Попов, - может быть нам тогда нужно было просто подняться в горы, обложить Худаева с его орлами и перестрелять по одному?
- Ты, Влад, говоришь ерунду, - резко ответил Иван, - никто не знал, где его искать, где его пещеры. А если бы мы даже и знали, то штурмовать пещеры – это положить там ни один десяток парней. Исключено!
- А, нам-то, какой хрен, где погибнуть? Камни везде одинаковые, - сказал сидящий.
- Вас погибло в том бою семеро, а там, в горах, полегло бы раз в пять больше, - возразил Иван.
- Ну, слава Богу, разъяснил! Мне теперь значительно легче! А я-то всё думал, на кой хрен меня подставили?
- Тебя, Сачков, никто не подставлял, - Иван почувствовал, что начинает психовать. – Был бой и ты в нём погиб. Это могло случиться с любым…
- Ну, так пусть бы и погиб любой, но пуля-то мне в сердце попала, а не любому… Мне полтора месяца оставалось! Всего-то! Я из двадцати одного боевого выхода выскочил, а тут собственный командир, отец, можно сказать, родной, под «духов» подложил. Во, грёбаная удача! А то, что у меня жена должна была быть и пятеро детей? Это как? Там, на тех камнях, не Колюню Сачка убили, там шестерых убили! Враз, в один момент, шестерых! Бац и всё!
Иван молчал. Он почему-то подумал, что все слова Сачкова, его восклицания, очень похожи на провокацию.
- Так, что скажешь, майор?
- А то, что твои слова, Коля, - это детский лепет.
- Это почему же? – не унимался сидящий.
- А потому, что пуля – дура! Слышал такое? – уже зло ответил Иван.
- Слышал, только мне сдаётся, что с теми канистрами с бензином ты нас всех Худалову сдал….
- Кто ещё такого мнения? – громко спросил Иван.
- Да все! – ответил сержант. – Почему за гибель семерых ты, майор, не ответил, а? Почему мы должны были рассчитываться своими жизнями за твои авантюрные ошибки?
- Я тоже уверен, что не будь той сделки, мы бы все живы остались, - сказал силуэт у стены.
- И ты, сержант, так думаешь? – спросил он у Попова.
- Сказано же, что все мы в этом уверены. Ты тогда, как верно сказал Колюня, не просто нас под «духовские» пули подставил, а вместе с нами наших родных, близких, будущих детей, детей наших детей, наших внуков – всех зачеркнул! Вот, майор, цена твоей ошибки, а может, простой бездарности, как командира!
Иван подошёл к бару, достал бутылку водки и хрустальный стакан. Не глядя в тёмный угол комнаты, налил себе полный, выпил залпом и только тогда повернулся – в комнате он был один…
                Иван постоял, тупо глядя на пустующий угол, и медленно сел в кресло. Единственная мысль билась в его воспалённой голове, и смысл этой мысли можно было уложить в одно единственное слово – «Неужели?!» … Неужели он действительно чего-то не предусмотрел, не учёл, упустил из внимания? Но как иначе было выманить Худалова из его лежбища, как заставить действовать? Отряд этого дезертира натворил немало бед в районе дороги Баграм – Кабул. Он нападал на заставы, жёг наши колонны, уничтожал нашу технику, незримо присутствовал при любом серьёзном столкновении с «духами». Худалов был головной болью всего района Баграмского перекрёстка. А сколько бед  он натворил бы ещё?  Нет, выманить его нужно было обязательно. Но может быть не таким способом? Может, именно в выборе метода борьбы с Худаловым и была его ошибка? В таком случае обвинения его погибших бойцов абсолютно справедливы? И он действительно погубил на тех камнях не только их, но и будущее этих парней?
Иван не заметил, как бутылка опустела. Он поморщился, снова открыл бар и достал ещё одну. Мысли скакали в его голове, как кузнечики. Он пытался мысленно вернуться туда и снова решить всё ту же задачку. Постепенно у него родились в голове два новых варианта решения, но он был не уверен в правильности этих версий. Потом его мысли переключились на другое: что, если бы он тогда сам бой организовал по-другому? Ведь «духи» двинулись в предрассветной мгле, но посты вовремя их засекли и открыли огонь, тем самым известив остальные два взвода о нападении. Дальше его бойцы действовали, как отлаженный механизм. Но «духов» было много, такой массированной атаки он никак не мог ожидать. Если бы он тогда предвидел это, то поставил бы два пулемёта на высотках и тогда «духи» вряд ли бы смогли подойти так близко…
 Когда Лена утром вошла в комнату, Иван сидел в кресле и, обхватив голову руками, раскачивался из стороны в сторону, повторяя лишь одно слово: «Неужели?!»…
- Опять? – спросила она, имея ввиду его галлюцинации.
Иван вздрогнул и взглянул на жену – белки его глаз были в красных прожилках от бессонницы и выпитого.
- Ты что-то спросила? – в его взгляде было отчаянье и горе.
- Уже ничего, - бросила она и вышла.
- Я позвоню Вячеславу Ивановичу, - сказала Лена, вернувшись спустя несколько минут, - не вздумай сегодня показываться на работе. Сейчас приготовлю завтрак – обязательно поешь. И подходи, пожалуйста к телефону, я буду звонить. Тебе ванну налить?
- Какую ванну? – строго спросил Иван, - Воды у нас в обрез, дай Бог, чтобы хватило бойцам, водовозки придут не раньше, чем через два дня.
- Водовозки? – переспросила Лена. Она была удивлена, не понимая, о чём он говорит.
- Именно, водовозки, - повторил он, словно для глупого солдата. Лена застыла, глядя на Ивана. – Теперь так, - продолжил он командирским голосом – наверху поставить два пулемёта. Один у большого камня, там, где скала нависает козырьком, а второй – с противоположной стороны на том же уровне. Выдать каждому по четыре пулемётные коробки и проследи, чтобы были вторые номера у них – расчёты должны быть полными. Пулемётчиков не менять, выдать сухпай на двое суток и столько же воды. Обеспечить с ними связь, обязательно. Сектора обстрела определи сам. Если появятся «духи», ближе двухсот метров к расположению не подпускать. Так, что ещё? Ах, да! Передай всем, чтобы соблюдали скрытность – это будет для «духов» мой сюрприз. Теперь можешь идти и не тяни, всё надо сделать быстро. Сержант, я кому говорю? Выполнять!
 Лена продолжала смотреть на мужа, по её щекам катились слёзы. Она медленно повернулась и вышла из комнаты. Иван откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Он сидел молча, не шелохнувшись, и казалось, что он уснул, но его веки подрагивали. Вернулась Лена. Она внесла кружку с дымящимся кофе.
- Надо выпить кофе, - сказал тихо она, ставя кружку на стол.
Иван открыл тяжёлые веки и с удивлением посмотрел на Лену.
- О, привет! – сказал он тоном смертельно уставшего человека. – Ты давно поднялась?
- Нет, только что. Вот сварила кофе. Будешь? – она старалась не смотреть на мужа.
- Выпью немного, - согласился он. Потом нахмурился, будто вспомнил что-то, - а что с пулемётами?
- Всё сделано, как ты приказал, - ответила она. Он кивнул головой и взял чашку.
- Ваня, обратилась она к нему, подождав, когда он сделает несколько глотков, - ты на работу сегодня не ходи, не надо. Я позвоню Вячеславу Ивановичу. Обещаешь?
- Почему? – недоумённо спросил он, - Ведь сегодня рабочий день.
- Я забыла тебе сказать, что вызвала на сегодня мастера, так что надо, чтобы ты был дома, он обязательно придёт. Только ты никуда не уходи, - быстро нашлась Лена.
- Какого мастера? – не понял он.
- Ну, мастера! Обыкновенного мастера, - она лихорадочно соображала, что у них дома не в порядке. - А! Ты помнишь, мы говорили с тобой, что пора менять газовую колонку? Помнишь?
- Нет, - честно признался Иван.
-Ну, как же?! Месяц назад, ещё Оля была дома, не помнишь?
- Нет. Ну, да Бог с ним, - его голова была настолько тяжёлой, что ему казалась, что мысли плавают в какой-то мутной жиже. – И что? Он сегодня будет?
- Обязательно, - кивнула Лена. – Ты уж, пожалуйста, будь дома.
- Слушай, а почему бы тебе…, - начал было он.
- Нет-нет, - замахала она руками, - у меня сегодня комиссия из РОНО, я никак не могу, я должна быть в школе.
- Хорошо, - пожал он плечами, - если это так срочно…
- Срочно, Ваня, очень срочно. Упустим мастера, потом ещё месяц будем его ждать, - она была рада, что так удачно сообразила, как оставить его дома. – Я сейчас приготовлю завтрак и побегу на работу, а ты поешь и попробуй уснуть. По-моему, ты сегодня плохо спал.
- Плохо спал? – переспросил он и снова наморщил лоб, что-то вспоминая…
               
                Глава 9
 Как только Лена ушла, Иван стал слоняться по квартире. Он не находил себе места, необъяснимая тревога терзала его. Ему надо было вспомнить что-то важное, очень существенное, но вот что именно, он не мог сообразить. Мысли в голове были какими-то скользкими, обрывочными и очень расплывчатыми. Сегодня ночью ему приснился страшный сон – в нём он, вроде бы, видел троих своих бойцов и даже, кажется, разговаривал с ними, но вот о чём? Потом он хотел что-то сделать, связанное с их появлением, что-то проверить, но вот что? Сделав ещё один бессмысленный круг по комнатам, он вернулся и присел. Голова по-прежнему гудела и была очень тяжёлой.
- Ну, что, майор, хреново? – бичом ударило в его мозгу, - Ты по-прежнему считаешь, что чист перед всем белым светом?
- А, - протянул он, - это опять ты?
- Конечно я, мы же не прощались с тобой, - бухнуло в голове.
- Тут приходили от тебя…, - сказал он.
- Я знаю, мне же как-то нужно было заткнуть тебе рот, чтобы ты хоть немного начал думать, прежде чем говорить всякую чушь. Это были мои аргументы.
- Я так и понял, - кивнул он. – Что ещё привело тебя ко мне?
- Как что?! – воскликнул голос, да так громко, что Иван поморщился. – Дальше, майор, будем разбираться.
- Что ещё тебе надо от меня? – тихо спросил он, но в его сдержанности была слышна ярость.
- Сейчас узнаешь, майор, - прозвучал ответ. – Итак, Афгано-пакистанская граница, дорога на Пешавар. Взвод под командованием ротного, капитана Нестерова, вошёл в два кишлака – Сангир и Биру. Это был район Джамали на границе с Пакистаном. Не припоминаешь?
- Знакомые места, - согласился Иван и напрягся.
- Майор, а давай по- простому, без фокусов и выкрутасов, а? Вот так, с глазу на глаз, без протокола, как говорится, давай?
- Ты к чему клонишь?
- Я не клоню, мне надоело умничать и придерживаться официальной точки зрения, доказывая тебе, что ты подлец. Талантливый, умный, скрытный подлец! Поэтому-то я и предлагаю напрямую, без обиняков, давай?
- Давай, - пожав плечами, согласился Иван.
- Скажи, зачем ты тогда согнал из этих двух кишлаков мужчин и просто убил их, а? Мирное-то население, зачем?
- Что за бред? Какое мирное население?! Это были «духи», и был бой, правда, очень скоротечный, - от возмущения он даже покраснел и вскочил с кресла.
- Да какой там бой?! Это вы первые начали стрелять, а что им-то оставалось делать? Смотреть, как вы их будете по одному убивать?
- Ты хренотень-то не пори! – воскликнул Иван, - Что бы ты сама делала, если бы увидела, как из окна дома на тебя высунулся ствол?
- Это был единичный случай, а ты из него тут же выстроил целую концепцию и дал команду провести рейд по кишлакам, т.е. зачистку, - ответил голос с такой интонацией, будто ему смертельно надоело уличать Ивана во лжи.
- А ты знаешь, сколько там всего было? И потом, если они мирные жители, то почему побежали в горы, кинулись в ближайшее ущелье? Нет, тут ты даже не пытайся что-либо доказать. Кишлаки те были «духовские». Тем более, что я никого не сгонял, они сами кинулись бежать. Потом у половины из них нашли наше же оружие…, - Иван давно понял, что спорить и доказывать совершенно бесполезно.
- Скучно, майор, очень скучно с тобой. И ты мне чертовски надоел. В общем так, - сказал голос, - убийство мирного населения доказано, а потому… вердикт – виновен!
Иван безнадёжно отмахнулся и, уже не обращая внимания на голос совести, подошёл к бару и достал ещё одну, последнюю бутылку водки. Выпив залпом стакан, закурил.
- Вот это правильно, это по-нашему, по-мужски! – воскликнул голос, - А то глотаешь эти таблетки, будто они могут тебе помочь, верно?
Иван молчал, он и не думал отвечать. У него было одно желание: как можно скорее отделаться от голоса. Сейчас ничего лучшего в целом мире для него не было, только бы эта тварь заткнулась.
- Если бы ими можно было оживить всех, кого ты предал, подставил, кого послал на верную смерть, вот было бы здорово, а?! Таблетку проглотил – и Назаров ожил, ещё таблетку – и Сейфуллин воскрес, ещё одну – и Коваль вернулся в свою деревню живой и невредимый. А, как?! Здорово, верно? Да ладно, это я веселюсь так. Надоела я тебе? А ты засади ещё стакан, а лучше два и не думай ни о чём. Гони её, печаль! Залей водкой, чтобы не одолевала. Это издавна был самый эффективный способ избавления от мрачных мыслей – водка и бабы. Выпил от души, бабу оттрахал, да так, чтобы мебель трещала - снял напряжение, вот тогда и жить дальше легче, не так всё мрачно.
Иван налил ещё один стакан – он готов был выпить всю бутылку прямо из горлышка, лишь бы голос больше не сверлил ему мозги, не давил на каждую клеточку его истерзанного сознания.
- О, молодец! Ну, майор, уважаю! Эх, теперь бабу тебе, да где ж её сейчас взять-то?! А может, позвонишь на работу, намекнёшь своей помощнице, чтобы подошла к себе домой прямо сейчас, а? А чего?! Ты же сам знаешь, как она сохнет по тебе, а тебе просто необходимо расслабиться – это уже не шутки. Хороший секс только мозги тебе вправит. Ты же не собираешься с ней жить втихую, а один раз – не показ. Да что греха таить – ты же сам её хочешь, я-то это знаю. Ну, решайся! Будь мужиком! Кому от этого хуже? Жене? А вот это вообще детский лепет. Ты, что-ль, побежишь ей рассказывать? Нет. Подруга твоя начнёт по телефону каяться и слёзы лить? Тоже чушь! Так в чём дело? А какой темперамент у этой женщины, ты почувствовал его? Ты представляешь, чего ты хочешь себя лишить? Аль, ты не мужик?...  Да перестань меня смешить – думает он, куда там! Тоже мне проблема – я тебя умоляю! Учти, время сейчас обеденное, ей как раз будет удобно отпроситься до конца дня. Тем более, что отпрашиваться не у кого – ты-то здесь. Слушай, да что я тебя уговариваю?!  Мне, что ли, это нужно? Давай, сиди дальше, сопли размазывай, вместо того, чтобы снять трубку, в пять секунд договориться, а через двадцать минут уже ласкать её пышные груди, целовать большие соски и слушать, как женщина стонет от желаний. Подумай, всего двадцать минут отделяет тебя от её прелестей, от блаженства и полного облегчения. Двадцать! Всего лишь, меньше получаса. И ты ещё думаешь?!
Иван тяжело посмотрел на телефон и закусил губу. Он неуверенно поднялся и только тут почувствовал, какая тяжесть налилась у него внизу живота – неуправляемое, жгучее желание бурлило в нём, подогреваемое воображением от слов, сказанных голосом в его мозгу. Он протянул руку к аппарату, но в это мгновение тот зазвонил сам. От неожиданности Иван отдёрнул руку, но потом снова протянул её и снял трубку.
- Слушаю, - хмуро сказал он.
- Ваня, это я. Привет! – услышал он голос жены.
- Привет, - ответил он.
- Ну, как ты там? Как твоё самочувствие?
- Хреново.
- Тебе плохо?
- Очень. Хуже некуда.
- Вань, не пугай меня.
- С какой стати? Хреново на душе, на сердце…
- В смысле, настроения?
- А в каком же ещё смысле? Конечно в душевном.
- Больше ничего, только настроение плохое?
- А что, этого, по-твоему, мало?
- Ты больше никого не… Никто не…, - Лена не знала, как сформулировать свой вопрос, чтобы не обидеть или не разозлить его.
- О чём ты? – уже с раздражением спросил он.
- Кто-нибудь был у тебя? Ну, пока меня нет? – наконец сообразила она.
- Никого, - недоумённо ответил он.
- Вот и хорошо, - она даже улыбнулась.
- Лен, - сказал он твёрдо, - ты можешь приехать домой прямо сейчас? Только не спрашивай зачем. Можешь?
- Скорее всего нет, - растерянно ответила она, - мне ещё надо, как минимум, часа два отработать. А, что случилось-то?
- Я же просил не задавать вопросов. Надо мне, чтобы ты приехала, очень надо, - всё больше раздражаясь, сказал он.
- Ничего не понимаю, - услышал он в трубке.
- Да не надо ничего понимать! – воскликнул он, - Ты просто приезжай и всё!
- Да не могу я сейчас взять вот так просто, бросить всё и уехать с работы! – Лена тоже начала нервничать. Она действительно не понимала, зачем Иван так срочно вызывает её домой.
- А когда сможешь? – спросил он с надеждой в голосе.
- Через два часа, не раньше, - категорично ответила Лена.
Он замолчал. Его желание ещё больше усилилось, а невозможность реализовать его в ближайшее время лишь подогревало Ивана.
- Хорошо, - сказал он, -  через два часа и не минутой позже. Обещаешь?
- Вань, я постараюсь, - неуверенно сказала она, а потом добавила с восклицанием, - да что за спешка такая?! Ты можешь объяснить?
- По телефону нет. Приедешь – объясню.
- Ну, ладно, - задумчиво протянула Лена, - буду стараться. Ну, пока.
- Я жду тебя. Пока, - сказал он и повесил трубку.
Свинцовая тяжесть в животе не давала Ивану даже спокойно сесть в кресло. В одном голос был прав – Ивану страшно захотелось близости с Леной. Ему нужны были сейчас её нежные руки, её ласки и вздохи. Он до зуда во всём теле почувствовал отчаянную потребность в тепле и нежности. Пусть бы Лена просто пожалела его, приласкала, а потом… Ему нужна была её активность, безудержность, весь её темперамент, без остатка, без стеснения и границ. Сейчас он ощутил потребность в этом такой силы, что Иван зажмурился.
- Будешь ждать два часа? – вдруг услышал он над самым ухом – это водка исказила голос и теперь он звучал рядом с его головой.
- Да, - ответил Иван и с деланным спокойствием плеснул себе полстакана. Он был уверен, что пока последняя доза спиртного гуляла по его жилам, голос молчали
- Во, дурак! – пророкотало то ли в комнате, то ли в голове, - Вот идиот! Ну хорошо, через два часа появится твоя Лена, и что? Вы уже сколько лет живёте, а? Ты уже знаешь её наизусть, и что нового она может тебе продемонстрировать? Ну что?! Всё, на что она способна, ты давным - давно знаешь, и это опробовано вами не раз. Не скучно? О какой страсти может идти речь? А ведь тебе нужна именно страсть – взрывная, безудержная, бесстыдная. Тебе нужно, чтобы кровь закипела и взорвалась в тебе, чтобы через секс выплеснуть наружу все свои чувства, всю тяжесть и грязь, которая так мешает тебе спокойно жить. Ты хочешь близостью избавиться от душевной боли, как вырвать больной зуб. Нет, майор, ты и впрямь дурак! Ты хочешь снова на время заглушить свою боль простым анальгином? И это вместо полного её удаления? Да пойми же ты, что только та женщина сможет тебе дать то, в чём ты так нуждаешься, и чего ты сейчас так жаждешь, без чего все твои попытки унять рвущую твоё сердце и душу боль будут пустой вознёй, холостым выстрелом. Она и только она на пике своей влюблённости пожалеет тебя так, как родная жена никогда не пожалеет, потому что за столько лет привыкла к тебе, как к мебели в квартире. А какой секс будет с той!!! Незнакомое тело, новые ощущения, необычные приёмы, страсть незнакомки, её безудержное желание близости с тобой! Наконец-то она получит то, о чём грезила по ночам, терзая себя до исступления. Подумай, ещё есть время! Не променяй, майор, настоящую страсть, которая сделает тебя свободным, на жалкое подобие: всё равно, как ни шатко - ни валко ковылять по давно разминированному полю. Вместо взрыва будет пшик и сплошное разочарование. Не пожалей после, другого такого шанса может и не представиться. Не дури, будь мужиком и бери то, что само хочет быть твоим!
Звонок в дверь прервал этот внутренний диалог. Иван посмотрел на часы и удивился. Если это Лена, то с момента их разговора прошло только полтора часа, и потом, у Лены есть ключи, она не стала бы звонить в дверь. Он снова плеснул водки в стакан, одним глотком влил её в себя и поднялся вместе со вторым звонком. Тяжесть внизу живота горячей болью разлилась тут же по всему животу и усиливалась с каждым его шагом к двери. Как только он открыл дверь, Лена быстро вошла и внимательно посмотрела на мужа.
- Ключи забыла, пришлось звонить, - Иван выглядел осунувшимся, больше обычного бледным, с заметными тёмными кругами под глазами, а в них была боль, страдание и что-то чужое, пугающе незнакомое и холодное. - Ну, что случилось? – спросила она, протягивая ладонь к его щеке, которая уже покрылась седой щетиной.
Он перехватил её руку и прижался к ней губами. Лена с улыбкой удивлённо подняла брови. Тогда он рывком привлёк жену к себе, и рванув ворот тонкой кофточки, впился поцелуем в её шею.
- Вань, ты что?! – вскрикнула она, но он уже ничего не слышал и ещё меньше соображал.
Запах волос, кожи, духов ударил ему в голову. Он ещё раз дёрнул за отворот кофточки, и если бы она была не на кнопках, а на пуговицах, то Иван выдрал бы их с кусками ткани.
- Ваня! Прекрати! – закричала Лена и попыталась вырваться, но его объятья были сродни тискам. Он неистово сдирал с жены одежду и она уже не мешала ему, иначе на пол полетели бы клочья.
Когда Лена осталась в одном лифчике и юбке, Иван крутанул её к себе спиной.
- Да прекрати же ты, чёрт тебя возьми! – уже зло закричала Лена.
 Она пыталась отпихнуть мужа, с таким же успехом можно было толкать скалу. Иван схватил лифчик и с такой силой рванул его, что пластмассовый замок хрустнул и разлетелся на кусочки. Не давая возможности ей повернуться, он одним движением сорвал бретельки и только после этого повернул Лену к себе. Их взгляды встретились. И тут Лена испугалась по-настоящему – она увидела в его глазах звериную похоть, ни одной человеческой мысли в них не было. Когда с лифчиком было покончено и он, словно тряпка, отлетел в угол прихожей, Иван ринулся ртом к обнажившимся соскам, но Лена успела закрыть груди ладонями. Странная, безмолвная борьба происходила между ними. На каждое движение Ивана Лена давала молчаливый отпор. Когда борьба ни к чему не привела, а сопротивление Лены лишь ещё больше возбудило его желание, он подхватил её на руки и понёс на постель.
- Не смей этого делать! Я не хочу, слышишь?! Не хочу! – кричала она, но он её не слушал, - Оставь меня! Не смей прикасаться ко мне! Пусти!
Иван почти бросил Лену на постель. Она упала на спину. Иван, забыв о замке, дёрнул за подол юбки, пытаясь её сорвать. Лена инстинктивно схватилась за её пояс.
- Да прекрати же ты! Уймись! Не вынуждай меня ненавидеть тебя! Не будь скотиной! Я не хочу, слышишь, не смей!
Он был глух. Ещё раз Иван попытался сорвать юбку с жены, но замок и её руки не позволили ему это сделать. Тогда он поступил проще – задрал её так, что подол оказался на груди. Появились голубые ажурные трусики.
- Ваня! Перестань! Ненавижу! – в голосе жены испуга уже не было, лишь настоящая ненависть звучала в её крике.
Но ничто уже не могло его остановить. Иван схватился за резинку трусов и в два приёма сдёрнул их с ног.
- Тварь! Скотина! Вот только тронь меня, ублюдок! – кричала Лена, не заботясь о том, что её крики могут быть услышаны где угодно. Она пыталась подняться, выгнуться и увернуться, но его левая рука сильно придавила её к постели. Она была словно распята, но когда его пальцы, преодолев сопротивление ног, жёстко, по-хамски проникли в неё, Лена изогнулась дугой, встав почти на мостик, и крутанувшись невероятным образом, вывернулась из-под его рук – никакие тиски на свете не могли её удержать. В доли секунды она вскочила на колени и со всей силы женского оскорблённого достоинства влепила Ивану жгучую пощёчину.
- Мразь! – только и смогла она выкрикнуть. От неожиданного удара он отшатнулся и с ненавистью посмотрел на жену.
Лена вскочила и в два прыжка оказалась у двери. Иван медленно повернулся и двинулся за ней. Лена метнулась в ванную, схватила с вешалки свой банный халат и, пролетев комнаты, оказалась на балконе. Она успела набросить на себя халат и защёлкнуть шпингалет. Конечно она понимала, что такая защёлка для Ивана всё равно, что канцелярская скрепка, но её действия были продиктованы инстинктом – на улице было полно детей и взрослых – и значит, вряд ли Иван возобновит свои попытки прилюдно. Через балконное стекло Иван смотрел на Лену долгим невидящим взглядом. Потом он подошёл к столу, вылил в стакан остатки водки, не торопясь выцедил её, закурил, сделал несколько глубоких затяжек, пристально посмотрел в угол, где видел этой ночью гостей, и раздавив окурок в пепельнице, пошёл в спальню. Он не оглянулся и не увидел, как Лена, сдерживая громкие рыдания, захлёбываясь слезами, смотрела на него, уходящего, со страхом и жалостью одновременно. Зайдя в спальню, Иван оделся, и выходя из комнаты, двинул ногой в дверь с такой силой, что она со звоном врезалась в стену. Если бы в ней стояло не армированное, а обычное стекло, то его осколки усыпали бы весь пол. Он вошёл в зал, взял со стола сигареты и зажигалку. Лена по-прежнему стояла на балконе с тем же выражением лица, она осознала, что произошло непоправимое, а что делать теперь женщина не знала.
                Иван не понял, как оказался у подъезда Аллы. Он проделал весь путь автоматически, неосознанно. В нём бушевали ярость и дикая, животная страсть, а алкоголь только подогревал этот жуткий коктейль. Иван не отдавал себе отчёта в случившемся всего полчаса назад и не испытывал никаких угрызений совести. Переходя улицу, он остановился у светофора. Справа и слева от него стояли такие же прохожие, которые терпеливо ожидали зелёного света. Стоя у края тротуара, Иван посмотрел себе под ноги. Всё было нормально, ничего необычного, и всё же что-то было не так.
- Мужик, ну ты идёшь, что ли? – услышал он недовольный голос сзади. Потный, с красным от духоты лицом толстяк в несвежей тенниске обошёл Ивана, и удаляясь, буркнул недовольно: «От этой жары весь город с ума посходил!» 
Иван перешёл дорогу и остановился рядом с деревом. Он посмотрел на тень, которую оно отбрасывало, и стал таким образом, что их тени оказались рядом. Всё повторилось вновь: тень дерева была плотной и чёткой, как и у тех людей, что стояли рядом с Иваном у края дороги, а его тень была чуть заметна, почти сливаясь с цветом тротуарной плитки. Иван поднял руку и тень ответила ему тем же жестом. Усмехнувшись, Иван направился к дому Аллы. Он поднялся по прохладным пролётам лестницы и нажал кнопку звонка, даже не посмотрев на часы. Алла должна быть дома, она просто не имела права не быть. Через несколько секунд он услышал быстрые лёгкие шаги и дверь открылась.
 - Иван Николаевич? – удивлённо спросила Алла. Он окинул её быстрым взглядом. На Алле был лёгкий, почти прозрачный халатик, а её мокрые волосы ложились на плечи – видимо его звонок застал женщину в ванной.
- Разрешите? – хриплым от водки голосом, спросил Иван, - Я кажется не вовремя? – Иван ещё раз тяжёлым взглядом прошёлся по её фигуре, осмотрев с головы до ног, будто видел впервые. Алла была обворожительна. Она вся светилась чистотой, здоровьем и какой-то особой женственностью, она улыбалась, держа в руках полотенце.
- Да ничего страшного, проходите в комнату. Поскучайте секундочку, я только полотенце повешу, - сказала женщина, проходя мимо него на балкон. Иван прошёл к столику и сел в кресло. Она вернулась быстро, и остановившись у окна, спросила, глядя с прежней улыбкой:
 - Ну! Какими судьбами? Что привело вас ко мне? – Иван молчал и вовсе не потому, что ещё не придумал повода – он просто не слышал вопроса, уставившись на неё. Алла стояла на фоне ярко освещённого окна, её и без того прозрачный халатик теперь словно светился изнутри, демонстрируя все прелести женской фигуры. Иван понял, что под халатиком на ней ничего нет. Он поднял глаза на Аллу, но из-за света, бьющего из окна, лица её он не разглядел. Она прекрасно понимала это и смотрела на Ивана с весёлыми искорками в глазах. Лицо её светилось от счастья в предвкушении свершения давней и тайной своей мечты. Она хорошо понимала, для чего мужчина приходит без приглашения к одинокой женщине, и это сладко будоражило её воображение, а в животе разливалось волнующее тепло. В общем-то, она могла и не прибегать к столь примитивному фокусу, как стояние на фоне освещённого окна. Ещё в прихожей она моментально поняла, для чего он появился в её доме. Женское чутьё в таких случаях опережает логику и здравый смысл. Ещё там, стоя напротив него и видя его секундную растерянность и промелькнувшее сомнение, она почувствовала, как сердце её ёкнуло и блаженно затрепетало в груди. Этой позой у окна Алла захотела подразнить его, добавить ему желания и смелости. С того самого случая на субботнике, в кабинете, она не могла уже заснуть без мыслей и мечтаний об Иване. Она ещё долго чувствовала на своём теле прикосновение его губ и рук. Но Алла не забыла и того урока, который тогда он ей преподал. Тогда, в том кабинете, она готова была провалиться сквозь землю, сгореть от стыда – она чувствовала себя то брошенной, отвергнутой, то соблазнительницей, которая сбивает праведного Ивана с пути. Сейчас она дала себе слово, что первой не сделает ни шага к сближению, а вот подтолкнуть Ивана, придать ему решительности – это, пожалуй, необходимо. После гибели мужа неудачный опыт с несколькими мужчинами привёл её к выводу, что по-настоящему сильного партнёра найти гораздо сложнее, чем отыскать иголку в стоге сена. Поэтому место настоящего мужчины в её постели продолжало пустовать. Лишь с появлением Ивана всё в жизни Аллы изменилось. Её женское начало с первой же встречи подсказало, что этот мужчина именно тот, кого она так долго ждала и искала. Она понимала, что у него семья, любимая жена и столь же драгоценная дочь, и что Иван никогда не будет принадлежать только ей, да и она сама не позволила бы так далеко зайти их отношениям, если бы таковые имелись. Поэтому максимум, чего ей хотелось и виделось в её женских грёзах – чтобы Иван, хоть иногда, пусть даже не чаще одного раза в месяц приходил к ней, давая ей немного тепла и мужской ласки.
- Просто захотелось вас увидеть, - ответил Иван, с трудом отводя глаза от Аллы. Сейчас больше всего на свете он хотел выпить, чтобы унять внутреннюю дрожь и сексуальное волнение, от которого горячий пульсирующий комок подкатил к горлу, а новая тяжёлая волна отлила к низу.
- Вот и отлично, - весело сказала она и отошла от окна – цель была достигнута, - хотите выпить?
Могло показаться, что Алла услышала его желание или просто догадалась о нём. Может, оно и так, но только её предложение было не только жестом гостеприимства. Сейчас она почувствовала вдохновение, она не хотела спешить, как истовый гурман, наслаждаясь каждым своим действием и наблюдая за его эффектом. Алла прошла к тумбе с музыкальным центром и вернулась с бутылкой коньяка и двумя коньячными рюмками, поставила всё на столик.
- Открывайте, я принесу лимон.
Пока Иван разливал по рюмкам коньяк, рука его мелко дрожала, но вовсе не от выпитого до этого, а совсем по иной причине. Он понимал, что близится тот момент, о котором говорил голос, и это не могло не волновать его. А в это время Алла вошла на кухню и первое, что сделала – прижалась горячим лбом к холодному стеклу кухонной двери. Она чувствовала, как горит её лицо от сексуального возбуждения. Она провела рукой по своей груди, закрыв глаза в сладкой истоме, потом тряхнула головой, освобождаясь от нахлынувшего наваждения.
Алла вернулась в комнату, неся тарелочку с нарезанным лимоном, слегка присыпанным сахаром.
- Вот теперь можно посидеть, - сказала она, принимая от Ивана рюмку, и присела на широкий диван прямо напротив него. Скользкий короткий халатик пополз вверх, обнажая её белые, слегка раздвинутые, стройные ноги.
- Вы хорошо сделали, что решили просто так зайти ко мне, - она подняла руку с рюмкой, приглашая Ивана сделать первый глоток, - вы сегодня приболели?
- Нет, - ответил он чужим голосом, - обычные домашние проблемы, я имею ввиду хозяйственные дела. Я ждал мастера – газовщика, а у жены сегодня комиссия из РОНО, поэтому дома остался я.
- Ваша жена работает в школе?
- В школе, - кивнул Иван.
- Вот уж кому не позавидуешь, так это учителям, - сказала она, внимательно наблюдая за его реакцией.
- Да, - согласился он, поднимая на Аллу глаза, - она говорит, что иногда чувствует себя там, как в тылу врага.
Последние слова этой фразы Иван произнёс так, словно самолёт, на котором он летел, резко ухнулся в пике. Алла ликовала – её игра приносила ей небывалое наслаждение – этот большой, сильный мужчина сейчас был полностью в её власти, во власти её желаний. Она видела, как он не мог оторвать взгляда от её ног и того места, где халатик едва прикрывал её плоть, как он с трудом сглотнул густой комок, застрявший в его горле.
- Вы меня извините, Иван Николаевич, но сейчас начнётся очередная серия, которую я хотела бы посмотреть исключительно из любопытства. Там сценарист настолько явно увлёкся своим творчеством, что загнал своих героев в тупиковую ситуацию и мне теперь жутко интересно, как же он выкрутится из этого, - сказала она, делая вид, что не замечает его сверлящего взгляда, нацеленного на её, почти полностью оголённое бедро.
- Да ради Бога, - выдавил он из себя и сделал большой глоток коньяка.
Тогда Алла легко поднялась с дивана и подошла к телевизору. Она наклонилась ровно настолько, чтобы край халатика поднялся вверх ещё больше, обнажая её ноги так высоко, почти до самых складок, после которых угадывались ягодицы. Она успела только коротко вскрикнуть и прежде, чем сообразила, что происходит, почувствовала, как рука Ивана скользнула под халат и сильным рывком прижала её к телу Ивана. Другая его рука грубо стаскивала халатик через её голову. Такого она не ожидала.
- Что вы делаете?! – воскликнула она и попыталась остановить его руки, - Иван Николаевич! Да в чём дело?! – Алла попыталась перевести всё в шутку, - Откуда столько экспрессии? Мне не очень нравится ваш порыв, - её халатик уже валялся на полу.
Не обращая внимания на её вопли Иван сильным движением толкнул её в спину на диван и тут же его руки оказались на её бёдрах. И тут Аллой овладел страх, не так она представляла себе первую близость с Иваном. Где та романтическая нежность, которая должна была предшествовать их любви? Она почувствовала себя пойманной птичкой в лапах безжалостного хищника, который готов терзать её тело с остервенением, получая наслаждение от её боли и унижения.
- Сейчас же уберите от меня свои руки!!! – с этим криком Алла вывернулась из рук Ивана и вскочила с дивана. Она была из тех женщин, которых легче убить, чем взять силой вопреки их воли и желания.
Алла стояла перед ним и молча смотрела на Ивана, ей нечего было стыдиться своего обнажённого тела. На Ивана смотрели два больших возбуждённых соска на упругих грудях женщины. Ноздри Ивана хищно затрепетали, глядя на эту восхитительную грудь. Эта молчаливая сцена длилась не более нескольких секунд. Руки Ивана потянулись к торчащим соскам и в этот момент Алла со всей яростью наградила его хлёсткой оплеухой. Его голова дёрнулась, и он с удивлением и ненавистью посмотрел на Аллу, их взгляды встретились. Лучше бы этого не произошло вовсе. Иван смотрел на неё диким взглядом, он ничего не соображал, в нём окончательно победил зверь, готовый наброситься на добычу. От второго, не менее тяжёлого удара, голова Ивана дёрнулась в противоположную сторону. Иван пошатнулся и чуть не упал. Алла по-прежнему стояла перед ним голая и прямая, в упор глядя на него. В это мгновение выражение его глаз резко изменилось. Он снова оглядел её с ног до головы, но совсем иначе: в его взгляде были растерянность, смущение и удивление. Потом он отвёл глаза от Аллы, поднял с пола халат и протянул его ей.
-Чёрт возьми, что это было? Алла, а почему вы в таком виде? Это всё я?... – Иван пытался по выражению её лица определить, сколь далеко зашёл он в своём буйстве.
- Нет, - ответила она, принимая от него халат и набрасывая его на плечи, - это Пушкин заходил, Александр Сергеевич, помог мне оголиться – жарко ведь, душно.
С этими словами она повернулась, вышла из комнаты и почти сразу же вернулась в летнем сарафане.
- Алла, Бога ради, простите меня! – тихо взмолился Иван, -Я не понимаю, что со мной. Это какое-то помутнение, честное слово.
- Да, Иван Николаевич, вы были не похожи на себя. Скажу больше – это вообще были не вы. Налейте мне немного коньяку, надо прийти в себя.
Он плеснул ей в рюмку коньяк и подал, не глядя на Аллу. Иван совсем растерялся, не зная, что сказать.
 - Простите, простите меня, пожалуйста… Если честно, я даже плохо помню, как оказался у вас.
- Вы до этого много выпили? – спросила она, отхлебнув из рюмки и закурив сигарету.
- Выпил? Не знаю… Не помню… Наверное…, - пожал он плечами.
- От вас сильно разит водочным перегаром. Может быть, дело в этом?
- Чёрт его знает, - по-прежнему тихо ответил он.
- Во всяком случае сейчас я вижу, что вы трезвый, хотя запах, конечно сильный.
- Алла, скажите, я вам ничего… такого… не говорил, я имею ввиду… про армию?
- Нет, вы вообще мало говорили, больше глазели на мои достоинства, - она уже поняла, что стала свидетелем и немного жертвой какого-то его непонятного приступа.
- Алла, пожалуйста, не мучьте меня, я же искренне извинился!
- Ничего, немного ваших мучений компенсируют мне моё унижение и испуг, - засмеялась она, давая понять Ивану, что больше не сердится на него.
- Я ещё и напугал вас? – Иван с трудом скрывал своё неловкое положение.
- Да ещё как! – воскликнула она, - Видели бы вы свои глаза, когда … срывали с меня халат – Хичкок отдыхает!
Иван ничего не ответил. Он поднялся и вышел на балкон. Стоял прекрасный летний вечер. Было немного душно, но вечерняя свежесть уже наполняла воздух блаженной прохладой. Алла вышла вслед за ним. Они помолчали, наслаждаясь тишиной и покоем.
- Иван Николаевич, - обратилась к Ивану Алла, - я не могу не задать вам несколько вопросов, так ка я и так знаю больше остальных, уж извините, но так получилось. Ваше состояние мне не безразлично. Скажите, вы что-нибудь делаете для того, чтобы прекратились эти приступы?
- Это, Алла, не приступы, это кое-что похуже, - ответил он.
- Хуже?... Погодите, может, вы имеете ввиду раздвоение сознания?... Есть такое понятие – раздвоение личности.
- Что-то вроде того, - кивнул он, глядя вдоль улицы, на которую выходил её балкон.
- Так вот почему…, - замолчала она, не закончив фразы.
- Если вы имеете ввиду тот случай в нашем отделе и сегодняшнее моё поведение, то да, похоже, что это именно то, что вы назвали.
- Иван Николаевич, но ведь надо что-то делать! – взволнованно сказала она.
- Мы планируем с женой съездить в августе в Москву, а там видно будет, - сказал он.  – Хотя в отношении жены…
- А, что с ней? – спросила Алла.
- С ней? Ничего. Только мне почему-то кажется, что я её очень обидел. У меня такое чувство, что я чем-то сильно провинился перед ней, но вот… чем? – Иван силился вспомнить последнюю встречу с женой, но вместо этого в памяти всплывали какие-то отдельные, мутные и мало реальные картинки ссоры с женой. Что послужило причиной их размолвки он забыл, и как ни старался, так ничего вразумительного и не вспомнил.
- Вас завтра ждать на работе? – тихо спросила Алла.
- Да, конечно, - твёрдо ответил Иван…
               
                Глава 10
 …Иван вошёл в квартиру и сразу почувствовал, что она пуста. Он прошёлся по комнатам – Лены нигде не было, лишь на журнальном столике лежала записка, написанная знакомым, чётким, почти каллиграфическим почерком жены. В ней она сообщала, что вынуждена уйти от него, так как жить в постоянном страхе невыносимо. Кроме него, у неё ещё есть дочь, о которой она обязана думать. Его поступок вынуждает отказаться от обещания всячески помогать ему: неизвестно, как далеко Иван может зайти в своём безумии. Что если ночью он увидит в ней вооружённого «духа»? Тогда что? Ещё Лена просила не искать её, всё равно не найдёт, так как пока она будет у подруги, которую Иван не знает. К тому же, после сегодняшнего случая Лена видеть его не хочет, тем более общаться. Внизу стояла подпись –Лена. И всё. Дочитав записку, Иван оторопело опустился в кресло и задумался – что же он такого натворил, что Лена ушла от него? Он не мог себе представить, как так Лена могла взять и уйти от него? Да такого не может быть, потому что не может быть никогда! Они же неразлучны, вроде сиамских близнецов. И дело тут даже не в семейных отношениях, а в их природном единстве, родстве душ и телесной гармонии. Он ещё раз, более вдумчиво прочитал короткий текст. Она намекнула, почему-то, на «духов». Что Лена хотела этим сказать? И почему, собственно, он может принять её за «духа»? Нет, это не объяснение, а наоборот – сплошной ребус. И потом, что значит её фраза: «пока я побуду у подруги»? А, что будет после этого «пока»? Уедет к родителям? Снимет жильё? Вернётся к нему? Нет, что-то Иван упустил, где-то его память дала сбой и теперь необходимо вспомнить, что же произошло между ними? Чёртовы мозги! Они плавают в мрачном тумане и не способны чётко работать, восстановить события дня. Иван решил снова обойти квартиру, возможно что-то из вещей или какая-то мелочь поможет ему вспомнить события этого дня. Но сначала хорошо бы выпить, чтобы дать толчок для работы головы. Он почему-то был уверен, что хорошая порция водки поможет ему. Иван открыл бар, но водки там не обнаружил. Были вина, пара бутылок какого-то бальзама, начатая Леной бутылка ликёра, но водки не было. Он закрыл бар и быстро вышел из квартиры.
               … Иван возвращался, неся в пакете три бутылки водки, хлеб и несколько банок консервов. Весь его поход в магазин прошёл под большим знаком вопроса: чем он обидел Лену, почему она ушла от него. Пока Иван шагал в магазин, топтался в душной очереди, шёл с покупками домой – всё это время он перебирал в голове возможные варианты, каждый раз чутко прислушиваясь к себе – возможно это именно то, что он так лихорадочно ищет? Когда воображаемые причины иссякли, он вдруг подумал о том, что может быть он поднял на Лену руку? Иван остановился – быть того не может!
- Что мужик? – услышал он рядом голос и, повернувшись, увидел мужичка потрёпанного вида, с сальными волосами, в грязных, давно потерявших вид, брюках и в рубашке неопределённого цвета. Тот заискивающе улыбался ртом, в котором не хватало, как минимум, половины зубов. Кивнув на объёмистый пакет, в котором недвусмысленно позвякивало стекло, дядька спросил: «Бухло купил, а выпить не с кем?». Этот случайный вечерний прохожий сбил его с мысли – он только-только нащупал нечто, что заставило его сердце ёкнуть от неприятного предчувствия, а тут этот… Нет, ударить Лену он не мог – исключено! В любом виде, в самых крайних обстоятельствах он мог повысить голос, по-мужски стукнуть кулаком по столу, матюгнуться по армейской привычке, да что угодно, но только не это. Но ведь что-то в его сознании шевельнулось, когда он только подумал об этом, какая-то близкая догадка мелькнула, махнув крошечным хвостиком, лишь обозначив своё присутствие…
- Так, может, я составлю тебе компанию, а? – продолжал незнакомец, воодушевлённый молчанием Ивана, - У меня и стаканчик найдётся, и местечко есть укромное, чтобы никто нам на хвост не сел. А ментов там вообще не бывает. Ну, что, угостимся по-компанейски?
Мужик подошёл совсем близко. Он уже предвкушал неожиданную халяву, а судя по пакету, халявы в нём было прилично – может на долго хватить. Да и молчание Ивана вселяло в него всё больше надежды, что счастье рядом, совсем близко и, как любая удача, это счастье оказалось неожиданным. Мужик мучился жутким похмельем с самого обеда, когда проснулся в кустах какого-то двора. Оставшуюся половину дня провёл в тщетных поисках опохмелки. Но судьба, словно отвернулась от него. Однако теперь он догадался, что она, родимая, вовсе не отвернулась, а просто готовила ему сюрприз. Теперь главное не упустить этого здорового дядьку с бледным, слегка осунувшимся лицом, не очень старого, но с седыми висками, а главное – в его глазах была какая-то растерянность. Иван смотрел на неожиданного собеседника, так бесцеремонно сбившего его с мысли, и силился понять, кого он ему напоминает. Тот что-то говорил безостановочно, губы его было запёкшимися и потрескавшимися, а в уголках  неприятно до брезгливости видна была белая закись. Мужик был среднего роста, худой, с коричневым лицом, сморщенным, как печёное яблоко, но вовсе не от старости. Много таких лиц видел Иван – они было характерны для афганских мужчин. Палящее солнце с детства выжигало кожу лица и она сморщивалась. А скудное однообразное питание превращало их тела уже в среднем возрасте в ходячие скелеты.
- Ну что, мужик? – не отставал прохожий, - может, вмажем по сто, посидим, поговорим по-людски, а? Тут недалеко идти.
Чем больше незнакомец наседал на Ивана, тем тревожней у того становилось на душе. Эта лёгкая тревога, скорее даже лёгкое беспокойство, знакомо дразнило его нервы. Точно такое же ощущение было у него, когда ему приходилось через своего таджика-переводчика допрашивать пленных «духов». Такие же коричневые, не по возрасту морщинистые лица; жёлто-коричневые, наполовину отсутствующие зубы, те же чёрные маслянистые глаза и немытые пряди волос. Иван сдвинул брови – откуда здесь, в их городе мог взяться «дух»? Но с этим вопросом можно подождать. Сейчас главное было вспомнить кого, из виденных им ранее душманов, напоминает этот. А мужик продолжал говорить и уже начал жестикулировать от нетерпения. Иван же, как и раньше на допросах, давал пленным возможность выговориться, спокойно наблюдая за ними. Правда, те так не размахивали руками и говорили гораздо меньше, да и лица у них были бесстрастными, лишёнными мимики, но это было лишь в самом начале допроса. Потом-то у них и жестикуляция появлялась и мимика, да и говорить они начинали не хуже наших цыган. Этот экземпляр, видимо, особый – лопочет что-то уже минут десять и останавливаться, видимо, не собирается. Тем лучше, можно вспомнить, где Иван видел его раньше. Скорее всего это кто-то из полевых командиров. Басир? Вроде нет, тот выше ростом. Малагаус? Тоже нет – он значительно старше. А где, в каком месте он мог его встречать, в каком районе? Рух, Мазари, Чарикар, Джамали? Стоп! А не встречались ли они в районе Пули-Хумри? Точно! Это же Гаюр, тот самый Гаюр, который ушёл от него в Южном Баглане, переодевшись женщиной… Не выпуская пакет из левой руки, Иван одним коротким, натренированным до автоматизма, ударом в то место, где соединяются рёбра грудной клетки, прервал говорившего. От неожиданности тот не успел даже ойкнуть, глаза его выкатились из орбит, взгляд сделался стеклянным, рот открылся и мужик стал оседать на ватных ногах. Но прежде, чем он рухнул на асфальт, Иван поймал его и, держа тело навесу, стал сжимать пальцами его горло. Лицо Ивана ничего не выражало, оно было спокойным, застывшим, словно маска. Видимо, мужик от удушья пришёл в себя и вцепился своими скрюченными, грязными пальцами в руку Ивана, пытаясь отодрать её от своего горла. Глаза его всё больше выкатывались из глазниц, а широко открытый рот не издавал ни звука. Иван медленно продолжал сжимать горло, пристально глядя в глаза «пленного», он хорошо знал, когда надо ослабить хватку. Мужик судорожно задёргал ногами. Иван разжал пальцы, давая возможность «пленному» глотнуть воздуха, тот мешком обвалился на тротуар. Иван осмотрелся. Он с удивлением глядел на место, где находился, и с не меньшим недоумением на человека у своих ног. Носком своих туфель он осторожно перевернул лежащего на спину и нагнулся, чтобы рассмотреть в сумерках его лицо. Глаза лежащего были широко открыты и бессмысленно вытаращены, а рот со свистом хватал воздух побелевшими губами. Иван ещё раз осмотрелся, но никого рядом не увидел. Он не понимал, почему остановился, когда до его подъезда оставалось совсем ничего, и кто этот мужчина, валяющийся на тротуаре? Но то, что этот человек не трезв, Иван понял, когда наклонился над ним, слышался сильный запах перегара. Иван пожал плечами и пошёл дальше.
                Придя домой, он выложил содержимое пакета в холодильник, и прихватив одну бутылку, пошёл в зал. Там он распечатал водку и налил себе половину стакана – ему нежелательно было захмелеть больше допустимого. Выпив тёплую, с резким запахом, жидкость, он откинулся на спинку кресла, пытаясь собраться с мыслями и вспомнить начало сегодняшнего дня, желательно с самого утра. Сидя в кресле, Иван почувствовал, как водка горячим мягким комом прокатилась по его внутренностям и разлилась, обволакивая пустой желудок приятной волной. Он чуть улыбнулся: пережитое только что ощущение напомнили ему, как он после очередного боевого выхода устало возвращался в свою палатку, тяжело опускался на пустой снарядный ящик, стоявший на ребре и служивший ему табуреткой. Затем на столе появлялась фляжка с водкой, маслянистая на ощупь банка тушёнки и полбуханки белого солдатского хлеба. Иван десантным ножом вспарывал банку, выпивал полкружки водки, а к этому моменту кто-нибудь из дневальных ставил перед ним полную миску рассыпчатой гречневой каши. Он ел, наслаждаясь состоянием покоя и тепла. Потом снимал высокие армейские ботинки и падал на свою скрипучую кровать. Засыпал Иван раньше, чем его голова касалась подушки… Он встряхнулся – пора было сделать то, что он наметил. Закурив, Иван начал свой обход. Не спеша, очень внимательно он всматривался в интерьер комнат, представляя свою жену. Кухня, ванная и прихожая не вызвали в нём ни малейших, даже весьма смутных воспоминаний. Оставались большая комната и их спальня. В большой Иван остановился в центре, включил люстру и, медленно поворачиваясь, осмотрелся. Результат был тот же, лишь вид противоположной от балкона стены вызвал в нём неприятные ощущения, но прислушавшись к себе, он понял, что этот мрачный позыв не связан с Леной. Но тогда с чем? Хотя, сейчас это неважно. Теперь спальня. Прежде, чем направиться туда, Иван налил и выпил ещё водки и вышел на балкон. Постояв там, он вдруг почувствовал странное нежелание идти в последнюю комнату. Может, это было связано с тем, что она, эта комната особенная, там протекала их личная, ночная жизнь, и воспоминания об этой жизни больно отзывались в его душе? Постояв ещё немного, он решительно двинулся в спальню. Войдя, Иван включил свет и остановился, чуть переступив порог. Первое, на что он посмотрел, была, конечно, постель, но её идеально застеленный вид ни о чём ему не говорил. Тогда он прошёл дальше и осмотрел остальное. Кресла! Почему у него при их виде так тревожно и тягостно стало на сердце? Он напрягся. Нет, память молчала, ни одного всплеска, ни единого воспоминания – ничего. Всё впустую. Осмотр не дал ему абсолютно ничего. Матюгнувшись коротко и зло, Иван быстро вышел из спальни, в сердцах так двинув дверью, что она грохнула о стенку и армированное стекло жалобно звякнуло. Он замер, словно охотничья почувствовавшая дичь. В его сознании сначала что-то шевельнулось, дрогнуло, потом смутно замелькали какие-то картинки… и вдруг, туман в памяти мгновенно рассеялся. Он вспомнил! Вспомнил всё и сразу! Иван медленно, будто с опаской, повернулся в сторону кровати. Его воображение тут же восстановило картинку стоящей на коленях Лены, с руками закрывающими грудь и с горящими глазами. Он сделал, словно во сне, ещё несколько шагов и, издав стон раненого зверя, схватился за голову и плашмя повалился на постель. Иван рычал, стонал, матерился, уткнувшись лицом в покрывало. Он молотил кулаками по кровати, потом сгрёб одеяло себе на голову и стонал, стонал и стонал… Прошло не менее часа, прежде чем Иван затих. Он по-прежнему лежал на постели, уткнувшись в неё лицом. Теперь он понял всё, а поняв, с безысходностью осознал, что Лена не просто ушла, а ушла, чтобы не вернуться. Своим поступком он навсегда перечеркнул всё то, что было у них, начиная с самого момента знакомства. Такого Лена никогда не простит и не забудет. Он отчётливо помнил каждое её слово, брошенное ему в лицо, а её горящий ненавистью взгляд, теперь прожигал его раненое сердце. Иван понял весь смысл её записки, догадался обо всём, о чём она не договорила в ней.
                А что делать теперь ему? Как жить без них? Без Лены и Оленьки? Он-то точно знал, что ни раз выживал там, в Афгане, только потому, что они ждали его, он не имел права не вернуться, не мог оставить своих девочек без себя. И вот теперь они сами оставили его. Нет! Он никого не упрекал, не осуждал, ни на кого не обижался, потому что знал – Лена права. Она поступила так, как ей подсказывала её интуиция, её понимание ситуации. Поступить иначе она не могла, не имела права, хотя бы по отношению к их дочери. Он тяжело приподнялся и сел на кровати, затем медленно встал.  Случившееся было сильным ударом для него. Когда он выпрямился, пол закачался у него под ногами, а стены стали разъезжаться в разные стороны. Чтобы не упасть, он сделал два быстрых шага и прижался к стене. Когда его перестало качать, он неуверенной походкой вышел из спальни и прошёл в ванную. Подставив голову под холодную, упругую струю, долго стоял так. Затем, закрыл кран непослушными пальцами и вытерся полотенцем, заметил на змеевике выстиранные трусики Лены. Запрокинув голову, он снова застонал сквозь стиснутые зубы. Бросив полотенце, Иван вышел, и пошатываясь, прошёл в комнату. На стене, рядом с портретом маленькой Оли, висела их с женой фотография. Иван долго смотрел на улыбающуюся Лену и ему трудно было поверить, что это именно он чуть не изнасиловал её, свою собственную жену, женщину, которую так искренне любил, к которой относился с такой душевной теплотой и нежностью. Откуда в нём появилась эта звериная дикость? Что стало тому причиной? Куда только подевалась вся его любовь и безмерное уважение к ней? Он никак не мог поверить, что сам сотворил такое, чему нет названия. Наконец, он оторвался от фотографии и сел в кресло. Заметив на столе початую бутылку водки, Иван понял, что сейчас у него есть только одно желание – напиться до чёртиков, до полной отключки, так, чтобы, ничего не чувствовать и не помнить.
                …Заканчивалась вторая бутылка, когда Иван почувствовал, что наконец-то комната поплыла перед глазами, а часы на стене стали двоиться. До этого момента он пил и вспоминал, вспоминал и снова пил. Ему было хорошо плавать в этих воспоминаниях, они давали ему отдохновение и уводили от реальности. Он снова был там, где совсем другая жизнь, где время измеряется не днями и часами, а минутами, порой даже секундами. Закрыв глаза, он видел скалы и кишлаки, снежные вершины гор и серый, извечный песок. Он слышал хруст камней под подошвами своих ботинок, лязг автоматного затвора, ощущал запах горячего металла и кисловатый аромат пороховых газов. Его руки чувствовали, как ритмично дёргается в них автомат и отстрелянные гильзы с перезвоном сыпятся на камни, ударяясь и отскакивая от них. Увиделся запылённый БТР, катящий впереди колонны КАМАЗов, зелёной змеёй выползающей из-за поворота. Боковые окна машин занавешены бронежилетами, а на дверцах нарисованы звёздочки по количеству ходок за речку. И чумазые, счастливые лица водителей, выглядывающие из кабин, и радостный рёв воздушных сирен, приветствующий своих. Почудился солярный запах и жаркий порыв «афганца» - всё это было так явно, ощутимо, реально, что Иван сидел и пьяно улыбался всему увиденному. Выкурив последнюю сигарету, он с трудом поднялся и, шатаясь, направился в спальню. Зайдя в комнату, выключил свет и упал лицом в подушки. Вдруг он замер – ему показалось, что ветерок из открытой форточки донёс до него запах Лениных волос. Иван приподнял голову и понял, что лежит на подушке Лены. Спустя мгновение, рыдания вырвались из него безудержным потоком – он плакал горько, пьяно, искренне и с облегчением…
… Проснулся Иван в шесть утра. Это была первая ночь за много недель, которую он провёл, как провалился, без снов и видений. Голова была тяжёлой, тело разбитым, а коварная память по-предательски быстро напомнила ему о случившемся. Иван сильно зажмурился, стиснул зубы и тихо взвыл. Затем резко встал с постели. Он принял сначала горячий, а потом холодный душ. Стоя под колючими струями, Иван пытался составить план своих действий на сегодня и на ближайшее будущее.  Самым сложным и главным было решить - как вернуть Лену. Теперь, после того, как он проспал несколько часов глубоким сном и освежился под душем, голова приобрела достаточную ясность. Ему было страшно от решения Лены, и в то же время жизнь теперь приобрела глубокий смысл и целенаправленные действия. Иван приготовил плотный завтрак, и выпив несколько глотков водки, поел так, как не ел давно, разве что ещё с Леной, до начала всех этих событий. После большого бокала крепчайшего кофе он тщательно оделся и пошёл на работу.
- Доброе утро, - приветствовала его Алла, когда он вошёл в кабинет.
- Вы уверены? – спросил он без улыбки и посмотрел ей в глаза. Женщина на секунду растерялась, но тут же нашлась:
 - Абсолютно, - уверенно ответила она, - вы ходите, дышите, вы есть у своей семьи, вы обнимаете своего ребёнка, целуете жену, одним словом – вы живёте в отличие от моего мужа. И то, что вы живёте – это уже несказанное счастье.
- Уже нет, - хмуро ответил он, перебирая бумаги на столе.
Алла отложила косметичку и вопросительно посмотрела на своего шефа, пытаясь сообразить, что он имеет ввиду.
- Я не поняла, - спустя несколько секунд, сказала она. – К чему из перечисленного относится ваше скептическое замечание?
- К ценностям этой жизни, - ответил он, продолжая заниматься своими делами.
- А вы сомневаетесь в их важности? Вы ставите под сомнение основные жизненные ценности? – спросила она, закуривая.
Иван поднял на неё больные глаза, оторвавшись от бумаг:
 - Алла, а что вы знаете о жизни, о её ценностях, о том, что в ней главное, а что нет? – спросил он холодно.
Она удивлённо вскинула брови, хотела что-то возразить или возмутиться, но спохватилась и, задумчиво посмотрев на него, сказала:
 - Уровень сложности вашего вопроса не соответствует степени подготовки опрашиваемого, но я всё равно отвечу на него, -  Алла усмехнулась. - Для меня – это был мой муж. Вы его отобрали у меня, отняли бесцеремонно, по-хамски беспардонно, не спросив меня. Ради своих мужских игр в войну вы в одночасье разрушили человеческую жизнь, при этом даже не заметили этого. Так, мимолётно, между прочим. Вы погубили моего мужа, самого дорогого для меня человека на всём белом свете. Вы не только его сожгли в том вертолёте, нет. Вы уничтожили целую семью – счастливую, любящую, умеющую радоваться жизни. У нас были бы дети и их было бы много, я знаю. Вы и их, ещё даже не родившихся, сожгли в вертолёте. И после всего этого у вас поворачивается язык спрашивать у вдовы, в чём ценность жизни? Да в самой жизни! Не вы её нам дали! Но вы отняли её у нас. А мы бы сами, без вас, определили свои жизненные приоритеты.
Она замолчала, и подперев голову кулачком, отвернулась, уставившись в окно. Тяжёлое, тягучее молчание повисло в кабинете. Иван не спорил и не возражал этой красивой, молодой и безмерно одинокой женщине. Он прекрасно понимал, что все её слова не относились лично к нему, ведь он был таким же рядовым офицером, как и её муж. Не он начал эту войну, и от его согласия или несогласия ничего не зависело. Он был таким же рабочим войны, как и Виталий, но он вернулся, а муж Аллы нет, и в этом нет его вины. Иван встал, пересёк кабинет и подошёл к своей помощнице. Она продолжала смотреть в окно, и только сейчас он увидел, какие крупные слёзы катятся по её щекам. Алла даже не пыталась их вытирать или прятать. Они скатывались с подбородка на её руку и продолжали бежать дальше, собираясь под локтем в крошечную лужицу. Сердце Ивана сдавила пронзительная жалость – он подошёл вплотную к женщине, и обняв одной рукой за плечи, другой прижал её голову к себе. Она покорно прислонилась к нему, и спустя мгновение, её плечи стали вздрагивать и трястись в безмолвных рыданиях. Вдруг, Алла с силой обхватила Ивана вокруг талии, как это делают малые дети, ища защиты, и её тело стало содрогаться ещё больше. Он растерялся, но её объятье только удвоило в нём чувство жалости и Иван, положив свою большую ладонь ей на голову, стал гладить Аллу по волосам. Может быть, он зря это сделал, потому что послышались её тихие сдавленные стоны. Иван услышал в них нескончаемое горе и безысходность вдовьего одиночества. Алла плакала долго, с всхлипыванием и подвыванием. Постепенно плач стал стихать, плечи перестали трястись и Алла зашмыгала носом, разжав свои объятья.
- Дайте мне, пожалуйста, ваш платок, я свой, как всегда, не взяла, - сказала она, чуть гнусавя из-за забитого носа. Иван сунул руку в задний карман брюк и, протянув Алле платок, неожиданно прижался поцелуем к её голове. Она замерла, боясь шелохнуться, а он вдыхал аромат её волос и сердце его наполнялось нежностью к этой женщине. Потом он выпрямился и отошёл к своему столу.
- Спасибо вам, дорогой Иван Николаевич, за всё спасибо, - сказала она, не глядя на него, - мне стало сейчас так легко. Я словно какой-то груз сбросила с себя.
Она отвернулась, высморкалась несколько раз и, сжав платок в комочек, положила его рядом с собой. Потом достала из шкафа полотенце, мыльницу, и захватив платок, уже выходя из кабинета, остановилась в дверях. Повернувшись к Ивану, она сказала: «Иван Николаевич, вы не знали, конечно, но на будущее, мало ли что, прошу вас никогда не гладить меня по голове, когда я плачу или на грани этого, потому что я тогда чувствую себя маленькой и очень несчастной девочкой, которой хочется плакать долго-долго, чтобы её так же долго жалели. Так я могу реветь часами». Она улыбнулась и вышла. Иван посмотрел ей вслед и тоже улыбнулся.
 Алла вернулась умытая, с мокрой чёлкой и лёгким румянцем на лице, повесила влажное полотенце на плечики, а выстиранный носовой платок Ивана аккуратно разложила на чистом листе бумаги на подоконнике. Она повернулась к нему и задорно посмотрев ему в глаза, сказала: «А вы, оказывается, можете быть нежным, не то, что вчера…».
- Алла, - сказал он, не отрываясь от документов, - давайте договоримся: если вы хотите, чтобы я по-прежнему относился к вам по- дружески, прошу вас никогда больше не вспоминать о том случае – я сам готов убить себя за вчерашнее.
- Хорошо, - сказала она, - больше не буду.
- Алла, а давайте мы пойдём вместе в магазин и вы выберете себе новый халат взамен мною испорченного, - неожиданно предложил Иван. Он вспомнил, с каким треском отлетали пуговицы на пол. Ему хотелось хоть чем-то компенсировать Алле её унижение.
- Ну, вот ещё! – почему-то смутившись, воскликнула она, - Какие пустяки! Я даже вам благодарна, что теперь могу выкинуть этот надоевший халат без зазрения совести, к тому же он был слишком прозрачным и не пропускал воздух.
- У вас очень красивое тело, - буркнул Иван, продолжая свои тщетные попытки вникнуть в смысл документа. Ему очень захотелось сказать Алле что-нибудь приятное, но только не банальный комплимент. Он не видел, как зарделось её лицо.
- Странно, что вы это вообще заметили, - тихо ответила она, улыбнувшись, - но всё равно спасибо.
- Заметил, - также, глядя в сторону, сказал Иван.
Они замолчали. В воздухе почувствовалось напряжение.
- Алла, а сколько нашему Косте ещё гулять? Когда заканчивается его отпуск? – спросил Иван, чтобы как-то заполнить возникшую некомфортную паузу.
- Через неделю Костя выходит, - ответила она и тоже склонилась над столом…
                Иван вернулся домой и сразу же почувствовал стойкий аромат Лениных духов. Сердце его тревожно забилось, и он метнулся сначала в одну комнату, затем в другую, заглянул на балкон, но увы… Лены нигде не было, но то, что она совсем недавно побывала здесь, в этом он не сомневался. Этот пустячный факт дал ему крошечную надежду, что у него, возможно, получится увидеться с Леной и поговорить с ней. Но Иван слишком хорошо знал свою жену, её характер. Во всяком случае, ему надо набраться терпения, потому что в ближайшее время Лена вряд ли захочет видеть его. Да и захочет ли вообще.
 Вечер подходил к концу. Иван отсутствующим взглядом упёрся в экран, на котором мелькали кадры какого-то фильма, смысл которого никак не доходил до него. Сейчас Ивана занимала куда более важная мысль: он силился понять, что он хотел сделать после того, как вспомнил о двух бойцах, скончавшихся в Кабульском ЦВГ. Этот вопрос тревожной занозой засел в его голове, за ним скрывалось нечто очень важное, серьёзное, от чего зависит его дальнейшая судьба. Она, эта мысль, промелькнула одновременно с появлением голоса в его голове, поэтому он не смог развить её и ответить на тот самый вопрос. Он только успел подумать о том, что ему обязательно нужно вернуться к этой мысли, что это очень важно, как голос напомнил о себе, о ночных гостях, о непонятном происшествии с его тенью – всё это тревожным пульсом било в его мозгах. Он вспомнил, что утром, когда он шёл на работу, и днём на территории завода, и на обратном пути домой он видел очень чёткий, тёмный силуэт своей тени. Он даже пару раз становился таким образом, чтобы можно было сравнить свою тень с тенью других людей. Тени были идентичны. Это обрадовало его, но в то же время озадачило – не готовится ли против него очередная мерзость? Все эти мысли роились в его голове пока он стоял под душем после работы, без аппетита ужинал, слонялся по квартире или стоял на балконе, а вот теперь тупо смотрел на мелькающие кадры на экране телевизора. Внезапный телефонный звонок прервал поток его мыслей. От неожиданности Иван вздрогнул, да так, что ощутил мощный прилив адреналина в кровь. Он вскочил и снял трубку.
- Слушаю, - сказал он, но в ответ услышал лишь слабое потрескивание и очень далёкий голос диктора, который рассказывал о каких-то событиях. Он хотел уже положить трубку, но неожиданная мысль остановила его руку на полпути к аппарату. Он снова прислушался – на том конце провода по-прежнему молчали.
- Лена, - сказал Иван хриплым от волнения голосом, - я знаю, что это ты. Лена, я очень прошу, давай встретимся, нам есть о чём поговорить, нужно увидеться, обязательно!!! Где хочешь! Лучше дома, но если ты… В общем, в любом удобном для тебя месте, только ты мне как-то сообщи, ладно?
Он напряжённо вслушивался в тишину, надеясь услышать короткое «да», но вместо этого далёкий диктор бодрым голосом сообщал о безоблачной, жаркой погоде на завтра.
- Лен, - снова начал Иван, - мне очень плохо без тебя. Я всё понимаю, но… , - он замолчал. От волнения тело его покрылось испариной, а ладонь, крепко сжимающая телефонную трубку, вспотела, - Лена, дорогая, любимая моя, родная, ну ты же должна понимать, что это был не я! Мне трудно вот так сразу объяснить тебе…, - он не договорил, потому что услышал короткие гудки.
Иван долго смотрел на трубку в своей руке, потом задумчиво положил её на телефонный аппарат и нервно закурил. Выйдя на балкон, глубоко вздохнул – в конце концов пусть Лена не ответила ему, но она же позвонила! Значит, не всё потеряно, есть надежда! Иван ещё долго стоял, вдыхая вечерний воздух. Он смотрел, как ночь наползала на дома, как в них загорались окна, за которыми протекала своя жизнь. Он тяжело вздохнул и пошёл спать. Иван почти заснул, когда в полудрёме, поворачиваясь на другой бок, услышал в голове голос. Он звучал откуда-то издалека, словно пробивался в его сознание через многие километры.
- Ну, нет. Так дело не пойдёт. Это каким надо быть законченным эгоистом, чтобы натворить столько бед и преспокойно завалиться спать? Эй, майор, давай-ка просыпайся, и мы с тобой ещё немного пообщаемся.
- Что тебе надо? – спросил Иван, поворачиваясь на спину и открывая глаза.
- Я же сказала – поговорить, - теперь голос звучал ближе и не так громко, как раньше.
- О чём же? – поинтересовался он.
- Ну ты даёшь! Натворил Бог знает чего, а теперь ещё и спрашивает! Это каким нужно быть идиотом, чтобы так всё испоганить, а?
- Ты о чём? – снова спросил он.
- Да что ты заладил?! – возмутился голос, - Ты от рождения такой дебил или это Афган тебя таким сделал? Я о твоей жене и о помощнице. Что касаемо наших с тобой прежних разговоров – так мы к ним ещё вернёмся, не надейся. Сейчас меня интересует твоё нынешнее поведение и твои новые подлости. Так вот, объясни мне, идиот проклятый, как можно было испортить то, что само шло к тебе в руки? Каким надо быть тупым дебилом, чтобы так отвернуть от себя женщину, которая спала и видела себя в твоих объятьях? Про жену я вообще не говорю: то, что ты сделал -  это такой шедевр, почти готовый сюжет про сексуального маньяка. Нет, майор, ты меня по-настоящему удивил! И вот после всего этого ты мне будешь доказывать, что ты не скотина и не мерзавец?! Да ты последняя мразь, даже ещё хуже, потому что твоя сущность прячется за благообразной внешностью и мужественным благородством.  Хотя… заметь – это характерно для маньяка – снаружи ангел, а внутри монстр.
- Очень ценное наблюдение, - усмехнулся Иван. Он сказал это только для того, чтобы не получить болезненный удар в мозг из-за своего молчания.
- Слышь, майор, скажи откровенно, тебе ещё не надоело так жить? По-моему, самое время покончить с такой жизнью. Посуди сам: душу свою ты сгубил – у тебя на твоей совести, то есть на мне, уже столько жизней, что хватит сполна самому отъявленному душегубу, руки у тебя в крови не то, чтобы по локти – по самые уши; ещё ты сам, собственными руками разрушил, разметал, уничтожил свою семью – потерял жену и дочь; и в заключение – хорошую женщину унизил, которая чуть ли не боготворила тебя и готова была отдаться по первому твоему желанию. Видишь сам, каков итог твоей жизни. Я считаю, что у тебя есть единственный шанс искупить свою вину – это раскаяться и покончить со своей никчёмной жизнью. Ну скажи, за что тебе цепляться? За прошлое? Оно ужасно! Жить ради будущего? А оно у тебя есть? Жены нет, дочь потерял, любовницу не нашёл – это разве будущее? Всё равно закончишь жизнь, как тот мужик, которого ты принял за Гаюра из-за своей паранойи. Так у мужика крови на руках нет, а у тебя? Нет, я понимаю, что ты на что-то надеешься, уповаешь на время, на то, что оно лечит, очищает, даёт возможность многое искупить, исправить – это всё верно, правильно, но… Мил человек, это всё для тех, у кого нет такого груза прошлого и новых подлостей в настоящем. А для тебя и таких, как ты, путь один – не мешать людям жить. Ты слишком далеко зашёл и пора тебе, наконец, понять это и принять единственно правильное решение.
- Хорошо, я подумаю над этим, - сказал он, лишь бы голос перестал так занудно и монотонно бубнить у него в голове.
Наступило молчание, а спустя некоторое время, снова прозвучало:
- А, знаешь что? Пожалуй, я на сегодня оставлю тебя в покое. Всё, что я хотела сказать, уже сказано. Других доводов у меня нет. Поэтому, прими мои факты, как данность, и попытайся хотя бы закончить свою никчёмную жизнь достойно.
        В голове у Ивана настала пустая тишина – так было, когда бой внезапно прекращался. Только что всё грохотало кругом, взрывалось, звенело автоматным затвором, било по ушам пулемётными очередями, рвало барабанные перепонки гранатомётными выстрелами – мгновение… и вдруг… полная тишина – ни звука, ни шороха – только всепоглощающее молчание. Оно, как спицей, пронизывает мозг, давит своим вакуумом на сознание, и тогда малейший звук, даже ничтожный шорох от осыпающихся камешков кажется спасительным благом…
           Он задремал. Ранний рассвет летнего молодого утра пробился сквозь гардины в спальню, наполняя комнату слабым светом. Проспал Иван недолго, в шесть утра он проснулся, как по будильнику. Голова немного гудела, но на такие мелочи он никогда не обращал внимания. Быстро поднявшись, Иван принял контрастный душ, позавтракал и вышел из подъезда в новый день. Идя по тротуару вдоль дороги к своей остановке, он посмотрел на часы. Стрелки показывали почти восемь. Надо было торопиться, через полчаса начиналась планёрка. Иван уже почти дошёл до навеса, под которым люди дожидались своего транспорта, когда на противоположной стороне улицы случайно заметил женщину очень похожую на Лену. Она стояла в тени придорожной липы, чуть заметно выглядывая из-за не очень большого ствола дерева. Иван остановился, поставил свой «дипломат» на тротуар и стал прикуривать. Склонившись к ладоням, в которых держал зажигалку, поднял глаза и теперь уже внимательно посмотрел через дорогу. Расстояние между ним и деревом было приличным, в этом месте улица была трёхрядной, но мешало вовсе не это, а поток машин, который нескончаемым своим движением не давал возможности как следует рассмотреть женщину. Пока он чиркал зажигалкой, потом старательно прикуривал, успел определить, что платье на ней было незнакомым, а вот всё остальное – фигура, плечи, причёска, цвет волос – точно соответствовало Лене. И тут он пошёл на хитрость. Подхватив «дипломат», Иван быстро зашагал в сторону остановки, глядя на светофор, и как только жёлтый свет поменялся на красный, он метнулся на дорогу, стараясь как можно быстрее оказаться на той стороне. Лавируя между машинами, он слышал от водителей далеко нелестные эпитеты в свой адрес. Когда же он благополучно достиг другого берега, за приметной липой уже никого не было. Иван зло и растерянно озирался по сторонам, но всё было напрасно – таинственной женщины нигде не было. Покрутившись ещё немного, больше для очистки совести, Иван направился в сторону заводской проходной.
 
                Глава 11

 Планёрка закончилась быстро и Иван вернулся в отдел. Аллу он застал склонившейся над документами. Она подняла голову и как-то странно посмотрела на него, будто увидела впервые в жизни.
- Здравствуйте, - сказал Иван, проходя к своему столу.
- Доброе утро, - ответила она. - Я уже подумала, что вас сегодня не будет.
- Сегодня я немного задержался, поэтому сразу пошёл на планёрку, - ответил Иван, раскладывая нужные бумаги.
- Как прошёл вчерашний вечер? – спросила она.
-  Обычно, - пожал он плечами, - никак.
- Вы домосед? – поинтересовалась она.
- Не знаю, - неуверенно ответил он, и оторвавшись от бумаг, закинул руки за голову и стал чуть раскачиваться на стуле, - до последнего года я точно не был домоседом.
- Да, уж! – засмеялась она его шутке. – Это вы точно сказали.
-Когда я служил в Союзе, а потом в Чехии, то по молодости любили с женой пройтись по ресторанам или кафе, но больше всего любили бывать на природе, в лесу. Иногда вместе выбирались на рыбалку, но это была просто забава, так, для разнообразия,- сказал он, продолжая покачиваться.
- А, сейчас? Нигде не бываете?
- Нет, пожалуй, всё как-то больше дома.
- Ну, когда плохая погода – я понимаю, - Алла говорила и одновременно вырезала из бумаги какие-то бирки или ярлычки. – А в такие вечера, как прошедший? Я и то вчера вышла просто прогуляться.
- Да, - согласился Иван, - вечер был хорош, тепло и не душно.
- Вас одиночество не угнетает? - спросила она.
- Я бы не сказал, - усмехнулся он. – И потом, у меня вчера был интересный вечер.
- Если не секрет, чем же вы вчера занимались? – спросила Алла, убирая обрезки в мусорную корзину.
- Думал, - коротко ответил он.
- Ого! – засмеялась она, - Это уже серьёзно, и долго думали?
- До рассвета, - тоже улыбнувшись, ответил Иван.
- Да вы мыслитель!
- Будешь тут мыслителем, - ответил он.
- А, что за проблема, если это не военная тайна?
- Секрет, - серьёзно ответил Иван, - именно, военная тайна.
- А, что ж жена не помогает? – спросила Алла и скрыла лицо, роясь в своей сумочке.
- Помогала, когда могла, - ответил он.
- А, что так? Уехала? – нужный предмет в сумочке никак не находился.
- Просто у неё свои проблемы – ей не до меня.
- Разве может быть, чтобы жене не было дела до мужа?
- Как видите, может. Тем более, что в моих проблемах она мало что понимает.
- Значит, она хотя бы не мешает вам, а это уже помощь, - теперь Алла перестала рыться в сумочке, она поднялась и, скрывшись за открытой дверцей книжного шкафа, искала что-то на его полках, время от времени выглядывая к Ивану.
- Не мешать – это не значит помогать, - горько усмехнувшись, сказал Иван. Он вспомнил женщину у дерева и сейчас же почувствовал сомнение – может, это была вовсе не Лена? И вообще, с чего он взял, что это была она? Фигура? Не факт – таких фигур немало. Причёска и цвет волос? Да только на одном этом заводе найдётся с десяток женщин с таким же цветом волос и похожей причёской. Платье? А вот оно-то было вообще незнакомым. Да и вчерашний телефонный звонок тоже мог быть простой ошибкой или мелким хулиганством человека, которому делать было нечего.
- Вы говорите какими-то загадками, - недовольно сказала Алла и с опозданием попыталась скрыть своё лёгкое раздражение, - Впрочем, дело ваше, не хотите говорить – не говорите.
- А, вы разве что-то конкретное спросили? – удивился он.
- Вообще-то нет, наверное, - раздалось из-за шкафа.
- У меня создалось впечатление, что вы ходите вокруг одного и того же вопроса и вместо того, чтобы задать его напрямую, пытаетесь окольными путями найти на него ответ. Разве нет? – он уже присел на угол своего стола и закурил.
- Я?! – снова спросил шкаф голосом Аллы, - Что за глупость?! Ничего я не хотела узнать. Да и какое мне дело, как вы провели вечер и где ваша жена?
- Ну, не знаю, такой у меня напрашивается вывод, - ответил Иван. Он понял, что попал в точку и бурные отрицания Аллы лишь подтверждали это. Ему захотелось немного подразнить её – до того хороша она была в своих наивных возмущениях, что он не мог отказать себе в таком маленьком удовольствии.
- Да с чего вы это взяли?! Какие вопросы у меня могут быть? – наконец, она закрыла шкаф и с пустыми руками снова вернулась к своему столу.
- Да, как с чего взял?! – деланно возмутился Иван, - Вы же сами спросили, как я провёл вечер, не уехала ли жена и всё остальное в том же духе.
- Я такого не спрашивала! – воскликнула она. Лицо её горело, а красивые тёмные глаза метались по кабинету. Затем, на секунду запнувшись, она добавила со смущением, - Вернее, я действительно спросила вас об этом, но совсем не в том смысле. Я поинтересовалась этим просто так, к слову, -  она снова сняла со спинки стула свою сумочку и вновь принялась в ней что-то искать, совершенно забыв, что уже проделывала это всего несколько минут назад.
- Ну, хорошо-хорошо, что ж вы так разволновались-то? – спросил он с видом человека, которому всё уже понятно, и теперь хочется лишь одного -  чтобы его оппонент не попал в неловкое положение.
- Да ничего я не разволновалась! Иван Николаевич, перестаньте пожалуйста! Вы сегодня странный какой-то, честное слово! – громко, слишком резко для простого разговора, воскликнула Алла.
- Это я-то странный? – изобразил он удивление, еле сдерживая смех и наблюдая, как Алла поочерёдно вынимала из сумочки косметические принадлежности, машинально раскладывала их на столе и потом так же машинально запихивала их назад в сумку, но уже в обратном порядке.
- Вы поинтересовались моей личной жизнью, я вам честно ответил и теперь я же странный?
- Какой лич…? Вы что…? Да когда…? – она уже окончательно запуталась и теперь растерянно смотрела на него глазами маленькой девочки, которую застукали на месте проступка.
- А зачем вы вчера вечером звонили мне? В глаза! Смотрите мне в глаза! Ну, быстро! Не слышу ответа! Чем дольше вы молчите, тем ближе я к истине в своей догадке, - он встал и медленно двинулся на Аллу. Смотрел Иван серьёзно и ему стоило больших усилий не рассмеяться. Алла захлопала ресницами, окончательно сбитая с толка и почти выкрикнула:
- Это не я! Я хотела сказать, что… Да почему вы решили, что это я?! Кошмар какой-то! – он увидел, что румянец свекольного цвета разгорелся уже во всю щёку, а губы стали мелко-мелко дрожать.
- Я узнал вас по запаху духов! Так зачем вы звонили?! – он почувствовал, что его шутка может закончиться бурным потоком слёз и потому решил быстро свести всё к весёлому розыгрышу.
- Говорю же, что это не я! Я в это время гуляла! – она уже плохо понимала, что говорит.
- Ага! – закричал Иван, -А почему вы знаете, в таком случае, во сколько мне звонили? Я вас раскрыл, вычислил, сдавайтесь!
Дальше произошло то, что и предполагал Иван с той лишь разницей, что он рассчитывал этого не допустить, а получилось всё наоборот. Сначала он увидел, как глаза Аллы наполнились слезами. Затем она вскочила со стула, на котором сидела, стул опрокинулся и с грохотом упал. Алла кинулась из кабинета, желая, как можно скорее покинуть его, но реакция Ивана была быстрее: он успел схватить её за плечи раньше, чем она проскочила мимо него. Алла несколько раз дёрнулась, пытаясь вырваться из его объятий, горячо выкрикивая: «Как вы можете! Я-то думала, что вы… А вы… Эх, вы…!»
- Алла, дорогая, милая наша Алла, но ведь это всего лишь шутка. Ну, неужели вы этого не поняли? – ласково, как маленькой девочке, сказал Иван.
- Да какая это шутка?! Устроили издевательство…, - слова её стали прерываться и она готова была расплакаться, но из объятья Ивана уже не вырывалась, уронив голову на его плечо.
- Ну-ну, хватит, Алла. Ну, простите меня! Не звонили и Бог с ним! – сказал Иван, поглаживая её по плечу.
- Я зво-ни-ла, - всхлипывая по-детски, призналась она.
- Это я уже и без вас понял, - улыбнувшись, сказал он.
- По запаху? – спросила она и засмеялась сквозь слёзы.
- По вашим вопросам, - ответил он и невольно провёл рукой по её волосам.
- Не гладьте меня по голове, - снова заревела она. Иван отдёрнул руку.
 – Ну, хватит, честное слово. Вы, как маленькая, - он снова провёл рукой по её плечу.
- А знаете, как хочется иногда побыть маленькой?! Хочется прижаться к верному плечу, пореветь, и чтобы обязательно пожалели, - успокаиваясь, сказала она.
- Что-то в последнее время наши встречи не проходят без мокрых глаз. Вы заметили это? – спросил Иван, заранее доставая носовой платок из заднего кармана брюк.
-Вы меня простите, Иван Николаевич, но до вас я так долго не плакала, думала, что слёз лишилась навсегда, ещё со смерти мужа, - призналась Алла. Она взяла у Ивана платок и вытерла глаза.
- Так что же вы позвонили и ничего не сказали? – спросил он, протягивая ей сигарету.
- Понимаете, дело в том, что я хотела на сегодня отпроситься. Решила вам позвонить, но не была уверена, что правильно помню ваш номер. Услышала голос и засомневалась – он совсем не был похож на ваш.  Решила прислушаться, а вместо этого услышала ваши слова к жене. Тут я поняла, что невольно подслушала чужую семейную тайну и испугалась, бросила трубку. А сегодня стыдно было признаться. Понимаю, что глупо, но ничего с собой поделать не могла. Вот и попала в дурацкое положение, сама виновата, - сказала Алла и посмотрела на Ивана виноватыми глазами.
- Так вы же записывали мой телефон, - улыбнувшись сказал он. Они стояли напротив друг друга, привалившись каждый к своему столу.
- Да потеряла я свою записную книжку, а может, куда сама засунула, да так, что уже месяц найти не могу. А там все номера, все адреса, представляете?
- Книжка! Записная книжка! С адресами! Ну, конечно же, книжка с адресами! А я-то голову ломал, всё не мог…
- Господи, Иван Николаевич, да что с вами? – вскрикнула Алла и тоже поднялась. Она видела, как засверкали его глаза, а взгляд стал лихорадочно-встревоженным, немного с сумасшедшинкой.
Вдруг, он подхватил Аллу, поднял над полом и закружил по кабинету.
- Книжка! Как всё просто – обыкновенная записная книжка! – кричал Иван, кружа визжащую Аллу.
- Да поставьте меня на пол! Сумасшедший Иван Николаевич! – выкрикивала Алла, чередуя свои возгласы с визгом и смехом одновременно.
Наконец, он опустил её, но тут же заключил в объятья и расцеловал в обе щеки, а затем поцеловал в губы.
- Алла! Вы умница! Вы даже сами не понимаете, какая вы умница!
- Ну, почему же?! Очень даже… - она кокетливо поправила чёлку. Оба рассмеялись.  – Иван Николаевич, дорогой, неплохо было бы услышать объяснение вашему приступу такого восторга.
- Аллочка, потом, всё потом. Я домой, срочно! Сколько там до конца дня? – спросил Иван, хотя часы на его запястье шли исправно.
- Да это неважно! – воскликнула она, - Вы бегите, а я вас, если что, прикрою!
- Спасибо, напарник! – засмеялся Иван счастливым смехом и ещё раз чмокнул довольную и смущённую Аллу в щёку. Иван выскочил из кабинета и не мог слышать её последних слов: «Да я готова для вас нефть в городе добыть, лишь бы ещё раз оказаться в ваших объятьях, и чтобы вы меня обязательно поцеловали» - тихо сказала она, грустно глядя на закрывшуюся дверь.
… Он с дрожью в руках раскрыл заветную записную книжку. По чистой случайности она раскрылась на букве «С». Иван пролистал первые два листа, горящими глазами пробегая по строчкам. Фамилию Сейфуллин он нашёл в самом конце. Иван набрал номер и пока шли гудки закрыл глаза и запрокинул голову, как спортсмен перед головокружительным прыжком. Лицо его было бледным с холодной испариной на лбу.
- Аллё! Слушаю!  - услышал он немолодой женский голос.
Иван поздоровался и кое-как объяснил, подбирая слова, что собирает материал об «афганцах» для книги, и что случайно нашёл этот номер телефона, и что хотел бы услышать несколько слов о Равиле. Оказалось, что говорит он с матерью Равиля. Женщина сначала немного всплакнула, но быстро успокоилась, разговорилась. И тут Иван, скорее интуитивно, чем специально, задал вопрос:
- Мне говорили его сослуживцы, что Равиль собирался поступать в университет, но не успел, его призвали.
- Да какой там! – неожиданно воскликнула женщина, - Он до армии уехал работать в Набережные Челны, устроился на КАМАЗ, там же окончил ПТУ и после армии собирался вернуться туда же. Какой там университет. Это он пошутил.
- Погодите, - опешил Иван, - а невеста у него была?
- Да.
- А как её звали?
- Света.
- А кто такая Фарида?
- Нэ знаю, - почему-то с акцентом ответила женщина.
- Вы ничего не путаете? – осторожно спросил Иван. У него родилась одна догадка и он очень боялся спугнуть удачу.
- Э-э-э, уважаемый, - протянула женщина, - у нас невест не путают. Света её звали, она недавно замуж вышла за нашего дальнего родственника. А кто така Фарида – нэ знаю…
После этого разговора Иван долго сидел неподвижно, затем, бросив быстрый взгляд на часы, открыл записную книжку не букву «К». Конечно, у Коваля никакого домашнего телефона не было – какой телефон в деревне? – но зато был номер сельсовета. Долго слышались длинные гудки с потрескиванием и шумами. Иван уже хотел положить трубку, когда вдруг услышал далёкое: «Да! Сельсовет слушает». Иван вкратце объяснил причину своего звонка и попросил к телефону кого-нибудь из начальства.
- А на кой вам начальство? Никита Коваль был крестником моего брата Фёдора. Я и сам могу рассказать про Никиту.
Иван стал задавать вопросы, осторожно подбираясь к главному. Наконец, он решился и спросил:
- Скажите, родители Никиты Живы? У него вроде бы мать осталась?
- И мать и отец, живы-здоровы, - ответил незнакомец.
- И отец жив?! – не веря своим ушам, переспросил Иван.
- Да что с ним сделается?! – был ответ. – Конечно жив.
- Он шоферит в колхозе по-прежнему?
- Что-то вы путаете, - поправили Ивана с того конца провода, - он как был главным зоотехником, так до сих пор и работает.
- А мать в колхозе бухгалтером?
- Да никогда Анюта не была бухгалтером! – почему-то возмутился мужчина. – Учителкой она в школе у нас и всегда была ей!
Ивану всё стало ясно. Дальше звонить не имело смысла, вот если только…
- Я слушаю, - услышал он приятный женский голос. Иван представился и попросил к телефону Панченко Анатолия Ивановича, бывшего своего особиста. Они хорошо сдружились в Афгане, Панченко был на редкость порядочным и смелым человеком. После возвращения из Афганистана Анатолий Иванович продолжил службу в своём же ведомстве, но теперь уже в самых его верхах.
- К сожалению, Анатолия Ивановича сейчас нет и будет, по-видимому, очень поздно. Что ему передать?
Иван сказал, что ему необходимо очень срочно переговорить с Анатолием Ивановичем по важному вопросу и продиктовал свой номер. Сказал, что будет ждать звонка в любое время, вплоть до завтрашнего утра. Теперь оставалось только ждать. И это оказалось самым трудным. Радостное предчувствие и нетерпение распирали его, он не находил себе места. Кое- как перекусил, попытался смотреть телевизор, но это было абсолютно невозможным занятием: он видел, как на экране шевелятся губы разных людей, но вникнуть в суть он никак не мог. Он ощущал только одно – новый мощный прилив жизненных сил. Ему хотелось хоть с кем-то поделиться своей радостью, но из-за опасения пропустить звонок своего старого друга, он удерживал себя у телефона. Московский звонок раздался лишь в половине первого ночи. После обычных приветствий, радостных восклицаний и вопросов о здоровье и делах, друзья перешли к главному.
- Толя, ты помнишь, был такой полевой командир Ортабулок?
- А! Пянджская история? Помню, конечно, а что?
- Слушай, ты можешь по своим каналам узнать, в какой период он находился у нас в плену? В какой комендатуре содержался и кто был комендантом? Сможешь?
- Ого! Уж не мемуары ли ты собрался писать?
- Тут не до мемуаров, - отмахнулся Иван. – Помнишь, может быть, что у меня с Резоком обмен состоялся на двух «духов»?
- Погоди, это, если память мне не изменяет, было в районе Ташкургана, на реке Саманган? На мосту, так?
- Ну, у тебя и память! Всё точно, именно там.
- И что?
- Понимаешь, есть подозрение, что мы тогда под видом родственника Резока, обменяли Ортабулока.
- Ни хрена себе! – воскликнул особист. – Слушай, а не поздновато ли ты спохватился? И откуда такие сведенья?
- Толя, это не сведения, это предположение, а всё остальное я тебе после объясню. Это нужно мне лично, информация дальше меня не уйдёт, клянусь!
- Да уж, надеюсь, - ответил товарищ. – Ну, хорошо, я ничего не обещаю, но попробую. Я и сам теперь заинтересован в этом. Представляешь, если ты прав, то как я лоханулся тогда?!
- Когда ожидать твоего звонка? – с надеждой в голосе спросил Иван.
- Даже не знаю, это же архивы поднимать…  Короче, ты никуда не уезжаешь?
- Нет, - ответил Иван.
- Тогда давай мне рабочий телефон и жди. Как только выясню – позвоню.
- Толь, а как мне найти отца лейтенанта Назарова?
- Это твоего взводного? Того, что подорвался на дороге?
- Его самого, - ответил Иван пересохшим горлом.
- Уже только на Новодевичьем кладбище, - ответил особист.
- Давно?
- Через полгода после гибели сына. Я сам об этом случайно узнал: генерал был замешан в одном нехорошем деле, проходил по нашему ведомству. Хватило ума застрелиться…
- О, как! – удивился Иван.
- Назаров-то тебе на кой ляд потребовался?
- Так дело в том, что… Короче, ты помнишь детали того дела? Я имею ввиду обстоятельства подрыва его БТРа?
- Даже лучше, чем ты думаешь. Сыновей генералов там было немного, сам понимаешь, а потому расследование велось особенно тщательно. Тебя тогда, контуженного, уже в Союз отправили. Мы же в ходе спецоперации захватили одного из ближайших помощников самого Ахмат Шаха. В общем, не важно… Наряду с другими делами мы тогда узнали, что Назаров попал в переплёт совершенно случайно. «Духи» получили новые НАТОвские противотанковые управляемые мины и заминировали ими участок дороги, километра полтора, если не ошибаюсь. Ты тогда мог бы послать в сопровождение хоть целую колонну БТРов и один хрен, они все бы взлетели на воздух. Как говорится, Назаров просто оказался не в то время и не в том месте. Вот так-то…
                …Звонок от особиста раздался лишь через две недели. Всё это время Иван жил, словно во сне.  Лена по-прежнему не давала о себе знать. Иван ещё пару раз замечал издалека ту женщину, так похожую на Лену, но полной уверенности, что это Лена, у него не было. Больше Иван не бегал за ней, не пытался выяснить, кто она. Он просто шёл дальше и незнакомка вскоре отставала. Иван, в силу возникшей привычки, довольно часто посматривал на свою тень, но та оставалась такой же отчётливой и тёмной, какой и должна быть.
                … - Ну и задал ты мне задачку, - сказал особист. – Одним словом, твои сведения и предположения – полная туфта. Ортабулок никогда, ни одного дня не был у нас в плену…
После этого разговора события в жизни Ивана стали происходить в каком-то ускоренном режиме, как будто они сами знали свою очерёдность. В школе, куда Иван первым делом направился в поисках жены, ему сказали, что Лена уже три дня как в отпуске, и по слухам, кажется, уехала к родителям. Иван тут же оформил короткий отпуск за свой счёт и поезд привёз его в город, где жили родители Лены. Он позвонил им домой, но попал на соседку, которая оказалась в квартире случайно, ей было поручено поливать комнатные цветы. Она-то и объяснила Ивану, где найти всё семейство. До пригорода он добрался на такси, ему хотелось как можно скорее увидеть Лену и Оленьку. Только после звонка своего боевого товарища Иван почувствовал, что неимоверная тяжесть ушла из его души навсегда, жизнь снова наполнилась чистыми светлыми красками. Он как бы вновь ощутил, что давным-давно и сильно соскучился по своим любимым девочкам. Быстро рассчитавшись с водителем, Иван собрался уже искать их дачу, когда заметил на дороге две фигурки – одну высокую, стройную, и вторую поменьше и худенькую. Они шли ему навстречу. Сердце Ивана заколотилось и волнение сдавило горло – в нём застрял сухой комок.
- Папка приехал! – закричала Оля, она первой заметила отца, и с разбега кинулась ему на шею. Подошла Лена, она чуть улыбалась, внимательно глядя на мужа.
- Привет, - просто сказала она, словно они расстались только вчера.
- Привет, - улыбнулся он и заглянул в её глаза.
- Мы на речку, - сказала Лена, - ты с нами?
- Конечно, только у меня плавки в чемодане, - ответил он.
- Ничего, - улыбнулась она, - в кустиках переоденешься.
 Они шли по дороге, держась за руки. Иван шёл и улыбался. В своей ладони он держал доверчивую ладошку своей любимой дочки и нежность переполняла его сердце, он был счастлив. Дачный посёлок только-только начал просыпаться. Кое-где на зелени ещё блестели капельки утреннего дождика. Солнышко уже поднялось над высокими придорожными тополями и его лучи играли зеркальными отблесками в небольших лужицах. С веранды какой-то ближней дачи раздавался знакомый баритон: «Я люблю тебя, жизнь, я люблю тебя снова и снова…». Иван шёл и улыбался  навстречу новому радостному дню…

ДШК* – пулемёт противотанковый «Дегтярёво – Шпагина крупнокалиберный»
БТР* – бронетранспортёр
ЗКП *– запасной командный пункт
НАА* - Народная армия Афганистана