Плацебо

..."Что можно простить женщине? Многое. Очень многое можно простить женщине, особенно если любишь её или любил по-настоящему - с муками, терзаниями и сомнениями. Можно простить её капризы, плохое настроение из-за какого-нибудь пустяка. Можно промолчать, если суп пересолен, а котлеты подгорели лишь из-за того, что она в это время слишком увлеклась разговором по телефону со своей подружкой: решался вопрос жизни и смерти - какое платье той лучше надеть на вечер в ресторане. Можно не обращать внимания на постоянно открытые дверцы шкафов и тумбочек, когда она собирается уходить куда-то; не замечать разбросанные по всей квартире предметы косметики; даже следует промолчать, когда она встречает мужа с работы  виноватой улыбкой и смущённой фразой: "Ты только не сердись, но позвонила Галка и я вынуждена была полтора часа выслушивать её жалобы на Дениса и его мамашу. Поэтому я не успела приготовить обед. Давай перекусим чего-нибудь на скорую руку, а?  Всё это мелочи, бытовая шелуха, на которую не стоит обращать внимания. И вечерняя обида от отвергнутой попытки любви, наутро уже не кажется требующей злопамятного отмщения, даже если это была, третья попытка кряду. Если любишь эту женщину, то всё равно найдёшь несколько веских причин для её оправдания. Пожалуй, можно даже простить измену, если это была минутная слабость, наваждение, затмение, помутнение разума, всепоглощающая страсть, ударившая в голову своей новизной и остротой ситуации. Можно. Один раз. И такое можно понять и простить, если... Если, конечно, испытываешь к своей женщине пусть уже не любовь, но уважение, привязанность, чувство неотъемлемости и желания постоянного её присутствия. Да нет, простить, конечно, можно, если попытаешься понять её. Горько? Не то слово! Обидно? До того, что хочется пощёчину влепить, рука так и чешется! Но всё равно простить можно. Не сразу, не вдруг и даже не через один месяц. Потом. Надо дать пройти времени. Пусть горечь разочарования  и обида сменятся снисходительностью к её слабости. Всё утрясётся, уляжется, перестанет болеть и рвать душу, только надо, чтобы женщина правильно себя держала. Умная женщина знает, что это значит: никакого раболепства, заискивания, угодничества. Никаких клятв и слов любви, лишь короткое "прости, если сможешь", а дальше молчаливое спокойствие, немногословность и щепетильная забота о муже во всём, но без назойливости, просто и коротко: "Я приготовила на ужин домашние пельмени, как ты любишь". И всё. И никаких муси-пуси, никаких слюнявостей и преданных, льстивых взглядов. Это раздражает, злит, потому что идёт не от души, а от желания скорей загладить вину, а это хитрость, игра, которая порождает сомнения и недоверие. В результате, итог прямо противоположный ожидаемому. Даже безусловную вину умная женщина переживает достойно. И в этом достоинстве зарождается уверенность, что этого больше не повторится и, в конечном счёте, приводит к искреннему прощению. Значит, даже измену всё-таки простить можно. Чего же тогда нельзя?"
Борис не заметил, как светофор давно переключился на зелёный. Задние машины истерично засигналили, подгоняя зазевавшегося водителя. Он включил скорость и его старенький «Жигулёнок» влился в общий неспешный поток машин.

      "Так что же лично я никогда не смогу простить Татьяне? Она уже несколько месяцев, да что там месяцев, года полтора словно перестала меня замечать. И случилось это незаметно, даже сразу и не скажешь, когда именно началось её безразличие. Оно тихо проникло в наши отношения, разрушая всё, что ещё недавно казалось вечным и незыблемым. Безразличие. Да, именно так можно определить её отношение к нему. Оно разъедает душу и убивает последние угасающие искорки любви. Той, настоящей любви, которая вызывает радостный трепет при появлении любимой, заставляет чувствовать себя счастливым утром следующего дня после целой ночи любви. Конечно, когда эти самые ночи длятся несколько месяцев подряд, они перестают быть волнующими, трепетными, но ведь чувства нежности и благодарности всё равно остаются. И если утром ты видишь в глазах любимой счастье, а на лице тихую улыбку, значит любовь есть, она никуда не ушла, просто перешла в другое качество. А если вместо этого лишь хмурое, недовольное лицо и глухое раздражение, высказанное тягостным молчанием и нервными движениями при надевании халата? И в чём здесь проявляется безразличие? Да ни в чём особенном, на то оно и безразличие, чтобы быть незаметным, невидимым, вползающим в отношения с самого утра, с первым вздохом и взмахом ресниц после пробуждения. И нет уже тех коротких, первых утренних фраз, которые ничего не значат, но без которых утро любящих людей - не утро.
- Привет. Ты выспалась?
- О чём ты говоришь?! Привет. Какой там выспалась? Если бы не идти на эту чёртову работу, я бы ещё спала до обеда!
- Обещаю, что в выходные не издам ни звука, пока ты сама не проснёшься.
- До них ещё дожить надо.
- Ничего, доживём.
- Доживём, если следующей ночью ты меня до смерти не замучаешь (тихий, кокетливый и счастливый смех).
- Я тебя утомил? Извини, увлёкся.
- Вовсе нет, как раз именно то, что нужно...
Теперь ничего этого не было, а появилась другая череда утренних событий. И даже не событий, а безмолвных действий, вполне укладывающихся в имена существительные: халат, зеркало, расчёска, туалет, кухня, кофе, снова зеркало, шкаф и короткое "Пока". Это сейчас, летом, пока оно в самом начале и их Дашка в Крыму у деда с бабушкой. Конечно, ближе к осени мало что изменится, но к той цепочке существительных прибавятся ещё несколько слов: завтрак, прихожая, курточка, туфельки и всё то же пустое "Пока"..."
... Борис подрулил к стоянке возле институтской проходной. Сегодня, в канун выходных, машин заметно прибавилось, многие уезжали за город на дачи сразу же после рабочего дня. Проехав мимо целой вереницы "Москвичей", "Жигулей" и редких "Волг", Борис нашёл, наконец, свободное местечко и с осторожностью сапёра на минном поле очень аккуратно втиснулся на своём красном "Жигулёнке" между машинами.

     В коридоре института было людно и гулко, как было всегда в первые минуты рабочего дня. Через полчаса сотрудники разбредутся по своим лабораториям, архивам, кабинетам, и тогда коридоры их научно-исследовательского института опустеют и наступит новый производственный день.
Не успел он дойти до своей лаборатории, где помимо нескольких больших комнат, сплошь заставленных длинными столами и стеллажами с приборами и установками, был кабинет, который он, как зам., делил со своим шефом, его окликнули:
- Борис! Верников! Вы что, на автопилоте?
- Здравствуйте, Тамара. Нет, просто задумался.
- Звонил ваш шеф, Георгий Иванович, просил, чтобы вы сегодня вместо него побыли на планёрке. Он у смежников, что-то там пробивает, появится не раньше обеда.
- Хорошо. Спасибо, я понял. Обязательно буду.
Через десять минут Борис сидел в конференц-зале среди своих коллег по институту, но в отличие от многих он был без книги или журнала. На трибуну поднялся зам. директора института по научной работе. Щёлкнув по микрофону несколько раз пальцем, он прокашлялся и планёрка началась...
 …В чём же конкретно проявлялось безразличие Татьяны? В мелочах. Да, в повседневных, текущих мелочах, какими любой день недели нашпигован, словно ёжик иголками. А ещё в Татьяне стала проявляться раздражительность, причём, вовсе не обязательно в каких-то принципиальных случаях, а как раз-таки наоборот: в таких мелочах, на которые они раньше вообще не обращали внимания. Пожалуй, что и безразличие к себе он стал замечать только с появлением у неё нервозности. Ну разве ещё два года назад она позволила бы себе такое резкое замечание в его адрес по поводу сбежавшего кофе? А сегодня? Она лишь посмотрела на него, как на ущербного и тихо сказала:
- Следующий раз кофе варить буду я, одной проблемой от тебя станет меньше.
- У тебя появились из-за меня проблемы?
- Хотелось, чтобы их вовсе не было...
Со временем Борис стал замечать, что устаёт от постоянного напряжения в семье. Он честно пытался несколько раз поговорить с Татьяной по душам, но каждый раз такой разговор сводился у них к какому-то странному диалогу:
- Таня, тебе не кажется, что наши отношения изменились далеко не в лучшую сторону? - спрашивал Борис, как можно мягче. Только что у них была близость и теперь Таня лежала, откинувшись на горячую подушку. Её лицо было ещё розовым от возбуждения, а полуприкрытые глаза поблёскивали из -под ресниц.
- Боря, мы живём с тобой уже десять лет, наша Дашунька пошла во второй класс, а ты всё хочешь пламенной и страстной любви. Так не бывает, Боря. Люди ко всему привыкают, даже к любви. У нас с тобой семья - вот о чём нужно думать, а не о юношеской влюблённости.
- Я сейчас говорю не о пылкой любви, а о наших с тобой отношениях в целом. Они стали другими.
- Что конкретно ты имеешь в виду?          
- Холодность. Между нами растёт стена отчуждения.
- Ты всё усложняешь. Это обычная привычка. Она рано или поздно появляется в любой семье. Не стоит драматизировать.
- К сожалению, это факт, а не плод моего воображения.
- Возможно, я бываю иногда не в духе, раздражена, бываю в плохом настроении, но ведь я тоже человек. Устаю на работе, там свои сложности, а ты уже делаешь из этого далеко идущие выводы.
- Ты и раньше работала, причём там же, но это никак не отражалось на нас.
- Я не понимаю, чего ты от меня хочешь?
- Тепла, обыкновенного тепла, которое бывает между близкими людьми, между мужем и женой.
- Так что мне теперь, вывернуться наизнанку и быть такой, какой ты хочешь меня видеть? А где же я сама? Извини, Борис, но я не намерена подстраиваться под тебя. Принимай меня такой, какая я есть.
- Я не прошу подстраиваться, не надо этих жертв, но мне хочется понять, откуда возникла эта разобщённость.
- Ну, о какой разобщённости ты говоришь? Слушай, перестань выдумывать. У нас нормальная семья и отношения у нас нормальные для людей, проживших вместе десять лет.
- Я говорю о душевной разобщённости. Если она возникла, значит, была причина. Я же понимаю, что это не насморк и просто так ничего нам не вернуть. Вот поэтому надо разобраться и найти то, что мы потеряли. Это следует сделать именно во имя семьи. Люди не должны превращаться друг для друга в предмет интерьера.
- Нет, Борис, я не могу с тобой спорить, - уже с раздражением говорила Татьяна. - Ты отец моего ребёнка, мой муж и этим всё сказано. Тебя волнует отсутствие душевной лирики? Ну, извини. Когда есть семья, дом, работа, дочка растёт, тут уж не до лирики. Я плохая жена? Плохо забочусь о семье? Я не удовлетворяю тебя в постели? Я не понимаю. Чего ты хочешь?
- Если я, по-твоему, всё усложняю, то ты упрощаешь, сводишь всё к элементарному быту. Таня, это примитив. Мне мало одних обедов, убранной квартиры, свежего ремонта и чистых носков. Мне необходимо, чтобы рядом со мной была любящая женщина. Я должен чувствовать её тепло, нежность, душевность. Всё это было у нас, было, но куда-то исчезло, ушло, растворилось. Я теперь, словно слепой, который слышит твой голос, но тебя не видит. Руками шарит в темноте, но не находит, не чувствует, не ощущает тебя. Вокруг только пустота, холод темноты и тревога от неизвестности. Я теряю тебя. Ты отдаляешься и сама того не замечаешь. Я должен понять причину, но без тебя я до неё не докопаюсь. Мне нужна твоя помощь. Ты понимаешь о чём я?
Но Татьяна ничего уже не понимала, она спала...

... Рабочий день закончился и вся институтская братия потянулась к выходу. Люди спешили, разбегаясь, как при пожаре. Этот людской поток вынес Бориса на улицу. Он не стал сразу садиться за руль, знал, что все перекрёстки забиты. Он не торопился, хотя устал не меньше других. А куда было спешить? Татьяна уже дома, или вот-вот придёт. Эта мысль больше не прибавляла ему энтузиазма и не наполняла радостным предвкушением встречи. Всё это уже кануло в Лету и теперь его путь домой был скучен и безрадостен - домой, так домой. Сейчас ему хотелось только одного - стать под душ. Он явственно ощутил, как вода смывает с него дневную усталость вместе с жаром от постоянно включённых приборов, и как он убавляет горячий кран, пока окончательно ледяная вода не начинает струиться по его коже. Это ощущение настолько явственно представилось ему, что он больше не захотел ждать, и открыв дверцу своего "Жигулёнка", сел на горячее сидение. В салоне было душно, пахло Татьяниными духами, горячей кожей и немного хвоей от саше. Борис открыл все окна с водительской стороны и уже наклонился к пассажирской дверце, когда заметил женщину, спускающуюся по длинным ступенькам институтской лестницы. Он узнал её и его удивление быстро сменилось радостной улыбкой. Он крутанул ручку стеклоподъёмника, опустил окно и, выскочив из машины, поспешил вдогонку за женщиной.
- Мадам, мне кажется мы были с вами знакомы, - специально понизив голос, с улыбкой сказал Борис.
- Вполне возможно, - ответила женщина и без всякого любопытства посмотрела на подошедшего мужчину. Затем её глаза округлились, брови удивлённо взметнулись вверх и она громко воскликнула:
- Борька! Верников! Боречка! - и она, не обращая внимания на прохожих, кинулась ему в объятья.
- Привет, Вероничка! - Борис счастливо заулыбался. Он не ожидал такой бурной реакции от своей бывшей сокурсницы и был тронут её искренностью. Конечно, Вероника была не просто его товарищем по студенческим аудиториям - их связывало нечто большее, но... когда это было?
- Ты у нас какими судьбами? В командировке? В наш институт?
- Балда ты! - тоже улыбаясь, ответила она и слегка шлёпнула Бориса ладошкой по лбу, как часто делала это в юности.
- Что значит балда? Ты же куда после распределения укатила?
- Боречка, я уже почти год, как живу и работаю здесь. Не в вашем институте, конечно, а в "Титане", но к вам часто захаживаю.
 - Ты вернулась? Насовсем? - почему-то его удивлению не было предела.
- Борька, ну какой же ты смешной! - засмеялась Вероника, - Конечно вернулась и надеюсь, что насовсем.
 - А..? А муж? - спросил с заминкой Борис.
- Мужа нет, а вот сынуля имеется.
- Развелись?
- Да, Боря, мы разошлись, - она ответила спокойно, но было заметно, что эта тема ей неприятна.
- Извини, - он, как в юности, пожал плечами, - но, чёрт возьми! Вероничка, давай куда-нибудь приткнёмся и поговорим. Ты торопишься?
- Боря, нет такой причины, ради которой я бы отказалась от такой встречи, - весело, как в студенческие годы, ответила Вероника.
- Тогда пошли. Видишь красного железного коня?
- Боречка, да ты у нас частник!
- Результат повышения благосостояния народа!
- Не заливай, поди подарок тестя?
- Ты не зря была у нас на курсе самой умной.
- И самой симпатичной!
- Бесспорно!
- Только вот некоторые любвеобильные молодые люди оказались слишком ветреными для серьёзных отношений.
- Да ты никак ревнуешь?
- Нет, ну что ты! Просто жаль безвозвратно потерянной любви, - засмеялась Вероника.
- Так ты же сама почти сразу после защиты диплома замуж вышла.
- Эх, Боря - Боря! Знал бы ты… - снова засмеялась она.

... Машина выехала с заметно опустевшей стоянки и покатила по широкой улице в сторону центра.
- Ты что будешь пить? - спросил Борис, когда они добрались до прохлады  ресторанного зала.
- Если ты не возражаешь, я бы выпила холодного белого сухого.
- А я, пожалуй, ради такого случая, возьму сто пятьдесят коньяка.
- Ты же за рулём!
- А! Ерунда! Не бери в голову. Давай лучше поговорим.
- Давай, сначала ты, - сказала она.
- Чёрт, а что рассказывать-то? Во, дела! И рассказать особенно нечего. Ну, ты знаешь, женился. Два года прожили - родилась дочь, ей сейчас восемь. Меня распределили сюда, на наш " почтовый ящик". С тех пор здесь и работаю. Зам. начальника не самой ведущей лаборатории. По-прежнему женат и жена та же. Работаем, растим дочь, к чему-то стремимся, чего-то хотим, радуемся всякой фигне, чего-то добиваемся, а знаешь, по-моему просто небо коптим. Вот обрати внимание, мы сколько не виделись? Лет десять? Десять лет! А рассказать нечего. Парадокс? Хренушки! Всё закономерно. Вот так, Вероничка.
- Бог ты мой, сколько скепсиса! - усмехнулась она.
- Да нет, ты не подумай, я не плачусь. Мне ли стенать? Жена-красавица, дочь, квартира, машина, родители жены в Крыму, а вот радости жизни нет. Понимаешь? Старики мы в тридцать пять, а жаль.
- Боречка, что я слышу? - она была действительно удивлена, - Ты ли это? Я тебя не узнаю! Ты же был самым талантливым на курсе. Вокруг тебя жизнь бурлила, ты был самый заводной, азартный, целеустремлённый. А теперь?
- Завод кончился, - устало сказал он.
- Может быть, тебе трудностей не хватает, борьбы? Нужна новая цель в жизни, а без неё ты хиреешь?
- Всё это не то. Нет, может и то, конечно, только дело не в этом. Да ладно, что толку биться лысиной о паркет? Давай о тебе. Как ты, и почему развелась со своим морским офицером?
- Ты, Боречка, не с того начинаешь. Догадываешься, почему я следом за твоей свадьбой сразу замуж вышла?
- Мне это тогда тоже странным показалось. Помню, что когда узнал об этом, злорадно подумал о твоём непостоянстве. Хоть я сам и не чувствовал себя виноватым, но всё-таки вздохнул с облегчением.
- Моё непостоянство? Это куда ж тебя занесло? Нет, Боря, моё легкомыслие вовсе ни при чём. Причиной всему был ты и твоя свадьба. Мне надо было боль заглушить, сделав себе ещё больнее. До этого Вадим сватался ко мне два раза, но я просто смеялась и успокаивала его, что на мне свет клином не сошёлся. А потом сама пришла к нему и заявила, что если он сей же час не отведёт меня в ЗАГС, то завтра я передумаю. Я вообще в те дни словно с ума сошла. Всё было, как в тумане. Очухалась только тогда, когда мы приземлились на военном аэродроме. Смотрю, а вокруг одни сопки, камни и чайки. А гавань полна военными кораблями. Такие серые громадины, страшно смотреть. У нас и свадьбы-то толком не было. Мы зашли в ЗАГС, Вадим объяснил, что через два дня у него отпуск заканчивается, документы показал, даже смотался на такси к военкому, а тот позвонил в ЗАГС, и через два часа нас расписали. Вечером посидели по-семейному, а утром взяли авиабилеты в Мурманск. Ты знаешь, я ведь видела вашу свадьбу. Меня тогда так переклинило, что до сих пор не помню, как оказалась у ЗАГСа в тот день. Смотрела на вас из сквера, что напротив. Слёзы лились водопадом. И хотела я лишь одного - немедленно умереть от разрыва сердца. И кажется, я была не далека от этого.
- Слушай, я же ничего не знал! - воскликнул Борис.
- А это тебя уже не касалось. Это был финал наших отношений. До этого, между прочим, мы год были вместе, если ты помнишь, конечно.
- Так ведь тогда одна половина института встречалась с другой половиной и это было нормальным явлением.
- Борис, ты что, до сих пор так и не понял, что я тогда была влюблена в тебя до умопомрачения?
- Вероничка, ну, честное слово, ни сном, ни духом!
- Ты что, больной на всю голову?! Весь курс знал, а ты нет?
- Господи, да сколько разговоров ходило тогда о каждом из нас! Камнем кинь и попадёшь в якобы семейную пару. Разве нет? Возьми того же Андрея  Фомина, помнишь?
 - Конечно помню, и что?
- А то, что мне проще перечислить тех немногих наших девчонок, с кем он не встречался, чем его близких подружек.
- А при чём здесь Андрей? Так ты считал, что у нас простой флирт?
- Именно! У меня и мысли не было, что это серьёзно. Ну, понравились друг другу, поцеловались, увлеклись, ну, там ещё кое-что, но так что из этого? Я же говорю, что так жило пол института. Кто же всерьёз воспринимает студенческие отношения?
- Нет, стоп! Надо уточнить некоторые вещи, а то мне почему-то захотелось тебе в голову этой бутылкой запустить, - сказала Вероника и от негодования её щёки зарумянились. - Скажи, ты всегда был таким циником? Или тебя твоя счастливая семейная жизнь таким сделала? Я что, была похожа на девушку с панели? Или ты видел рядом со мной кого-нибудь все первые четыре года в институте?
- В институте - нет, не видел. Ну так и что? Могла же ты встречаться с кем-то на стороне?
- Верников, ты идиот! А кто меня женщиной сделал?!! Ты что, такой тупой? Даже после того, как я день кипятила простыню от пятен крови, ты так ничего и не понял? И в твоей тупой башке даже не возник вопрос, с какого такого флирта я вдруг улеглась с тобой в постель? Борис, прекрати меня разыгрывать! Ты был нормальный, думающий парень, а не охотник за юбками, у которого все мозги в ширинке.
- Ладно, Вероничка, я и вправду дурачусь, мне всегда нравилось смотреть на тебя, когда ты злишься, - улыбнулся Борис.
- Да ну тебя! А я, дура, повелась на твою подначку, - она махнула на него рукой  и засмеялась.
- А если серьёзно, то я чувствовал твою влюблённость, но только не думал, что у тебя всё так...
- Слушай, дело прошлое, ну объясни мне хоть сейчас, что тогда произошло? Почему ты так неожиданно сбежал от меня?
- Разве неожиданно?
- Я не в том смысле. Нет, ты поступил честно, по-мужски, не стал делать из меня идиотку. Я видела, как тебе неимоверно трудно объяснить свой уход. Но и всё-таки. Что случилось на самом деле?
- Всё, как я и сказал: влюбился в Татьяну мгновенно, потерял голову, запутался в своих чувствах, она забеременела и нужно было принять решение. Только не надо думать, что я сделал свой выбор из-за Таниной беременности. Тут дело было в ней самой, ну и беременность, конечно... Правда тогда ничего не получилось, не смогла сохранить. Потом она лечилась, а через два года появилась наша Дашка.
- Борис, я вот слушаю тебя и не могу отделаться от ощущения, что как только разговор касается твоей семейной жизни, ты сразу скисаешь. Ты несчастлив в семье?
- С чего ты взяла? Ничего подобного! У меня всё нормально.
- Так ли уж всё нормально, как ты пытаешься меня убедить?
-  Да нормально всё!
Они помолчали. Вероника смотрела на него, а он смотрел через окно на улицу. Потом он повернулся и встретился с её взглядом. Чтобы как-то замять неловкость, Борис задал ей вопрос, который его действительно волновал.
- А, как у тебя получилось?
Вероника отвела свой взгляд и нехотя начала.
- Всё одновременно и просто,
 и сложно. Ещё до ЗАГСа я сказала Вадиму, что не люблю его, но хочу уехать с ним, чтобы начать новую жизнь. Он согласился, значит, знал на что шёл. С Вадимом я была честна. Старалась быть ему настоящей женой, подругой, ухаживала за ним, как только могла, а в тех условиях это было ох, как не просто. Те, кто не знает, что такое Северный флот, не сможет в полной мере понять меня. Как только мы прилетели, буквально на следующий месяц я поняла, что беременна и обрадовалась несказанно - появление в семье ребёнка поможет мне и тебя забыть, да и с Вадимом будет проще строить отношения. Постепенно я действительно стала привыкать к нему, даже скучала, когда они уходили в поход, в море. Но вот со временем с Вадимом стало происходить что-то непонятное: вместо радости встречи сплошные допросы, выяснения, подозрительность, беспочвенная ревность. Нет, Вадим не бушевал, он просто мрачнел, замыкался в себе и пил. Почему и к кому он ревновал я не знаю, повода я не давала, ни одного и ни разу, но наша жизнь превращалась в кошмар. Потом его запой прекращался, всё успокаивалось, он приходил в норму, извинялся, говорил, что его ревность - это результат его безмерной любви ко мне. Я в такие дни старалась быть нежной, ласковой, настоящей подругой ему во всём. И всё было хорошо, но только до очередного выхода в море. После возвращения всё повторялось снова, как по заведённому правилу. Когда сын подрос, Вадим пытался даже у него выведать, где я бываю, когда папа в походе, с кем встречаюсь, кто бывает у нас дома. Правда, делал он это осторожно, окольными путями, но всё равно это было так унизительно... И чем очевидней была моя верность ему, тем больше росла его ревность. Дошло до абсурда: он пришёл к выводу, что раз он не может уличить меня в измене, значит я настолько хитра, изворотлива и лжива. Вот если бы я раскаялась в измене, очистила душу, вот тогда это было бы нормально, как у всех. Я приводила ему десятки примеров, как женщины нашего военного городка также ждут своих мужей, как и я. Это приводило его в ярость, он начинал кричать, что они такие же изворотливые тихушницы, как и я. Вот тогда я поняла, что беспочвенная ревность, основанная лишь на игре воображения - это не нормально. Тут не переубеждать надо, а лечить. А теперь о финале наших семейных отношений. Вадим сам предложил развестись, мотивируя это тем, что он измучился со мной, что дальше так продолжаться не может, жизнь со мной для него превратилась в пытку, он не ручается за себя и всё в таком же духе. С каким облегчением я вздохнула! Мы оба с лёгким сердцем вышли из зала суда. Он всё сделал, чтобы нормально отправить нас домой. Теперь он каждый год зовёт сына к себе на каникулы. А если сам бывает тут в свой отпуск, обязательно забирает Игорька с собой на несколько дней на рыбалку. Как-то, в последний раз, всё-таки не удержался и при нашей встрече спросил, так с кем же из "сапогов" я развлекалась пока он в море ходил. "Сапогами" они обзывают сухопутных военных. Согласись - это уже патология.
Вероника замолчала и отпила глоток из своего бокала. Глаза её стали печальными и подёрнулись влагой.
- А, где вы живёте с сыном? - прервал молчание Борис.
- Как где? У мамы, в "хрущёвке". Первое время жили вместе, а несколько месяцев назад её сестра, моя тётя, уговорила маму переехать к ней в посёлок. Здесь недалеко. Там хороший кирпичный дом, почти усадьба, вот они там вдвоём и наслаждаются природой, даже кур завели, хотя тётка моя тоже городской житель. Игорёк часто у них гостит. Вот и сейчас укатил туда на всё лето. Так что я теперь полная холостячка. Работаю, как уже говорила на " Титане", на очередь стала на квартиру, глядишь, через годика три-четыре и я квартиру получу, очередь на нашем заводе быстро подвигается..., - Вероника снова замолчала, глядя в большое окно.
- Замуж не собираешься? - спросил Борис. Он был признателен ей за такой откровенный и подробный рассказ.
- Замуж? Нет, Боренька, без любви я уже однажды побывала замужем. Стерпится - слюбится - это бабушкины сказки. Если встречу, полюблю и человек позовёт меня замуж - пойду, а так... Больше нет. Извини, но у тебя в глазах вопрос, а потому я отвечаю: нет, сейчас у меня никого нет. Что ещё ты хочешь знать? Спрашивай.
Борис неопределённо пожал плечами. Он и сам не знал с чего начать, потому что вопросов было слишком много...

        Борис приехал домой в прекрасном расположении духа. Давно он себя не чувствовал так хорошо. Когда он в последний раз был в приподнятом настроении? И по какой причине? И смех, и грех – он не помнил. Нет, когда он был назначен заместителем шефа, то его настроение, конечно, отличалось от обычного, повседневного, но разве то была радость? Да ничего подобного! Назначение лишь польстило его профессиональному самолюбию, он чуточку гордился собой, прибавилось самоуважения. Этот праздник был недолгим. Через неделю он чувствовал себя так, словно давно уже сидел в кабинете рядом с Георгием Ивановичем и в его отсутствие руководил всей лабораторией. Встреча же с Вероникой задела самые потаённые струнки его души и она вдруг запела, всколыхнулась навстречу радости.
Выйдя из машины возле ворот своего гаража, он с удивлением отметил, что погода стоит вовсе не изнуряюще жаркая, а попросту по-летнему тёплая; что воробьи затеяли не сварливую драку, а весёлую возню в горячей дорожной пыли; и краска на железных воротах его гаража вовсе не облезла, а просто выгорела на солнце и её можно завтра подновить.
- Борис Иванович, здоров были! – услышал он за спиной голос соседа.
- Привет! Загораете, Кузьма Степанович? – весело спросил он.
- В прямом и переносном смысле, - кивнул сосед, вытирая руки промасленной ветошью. – Я что хотел? Борис Иванович, у тебя домкрат далеко? Мой сдох в самый неподходящий момент. Может, одолжишь свой до завтра, а?
- Без проблем, - ответил Борис и настежь открыл ворота. Из глубины кирпичного гаража на него пахнуло прохладой, запахом бензина и старых тряпок.
- Держите, Кузьма Степанович, можете им пользоваться пока свой не отремонтируете.
- Вот спасибочки, выручили! Я долго не задержу. Думаю, что в моём домкрате или седло накрылось, или шарик залип. Я тут хотел завтра по прохладце со своей старухой в деревню рвануть и на тебе – где-то гвоздь поймал.               
Борис уже сел в машину, когда вдруг крикнул вслед соседу:
- Кузьма Степанович, а может сообразим? Вы как?
Сосед от неожиданности растерялся.
- Да можно, вообще-то, только вот колесо…
- Сделаем так: я еду в магазин, а вы занимаетесь колесом. Пока я вернусь – вы управитесь. Идёт?
- Идёт, - ответил сосед. –Только у меня рубля три с мелочью, не больше.
- Это не ваша забота, я минут через двадцать буду уже здесь…

       От тебя водкой пахнет, - сказала Татьяна, когда он вошёл на кухню. Она стояла у плиты и жарила отбивные.
- В гараже с соседом одно событие отметили, - он достал из холодильника трёхлитровую банку с квасом.
- Это что-то новенькое, - сказала Татьяна.
- Ничего нового – всю жизнь мужики в гаражах что-нибудь да отмечают.
- Иди, хоть зубы почисть, от тебя разит, как из бочки.
- Сейчас пойду под душ и почищу.
- Нас Галка с Денисом сегодня вечером пригласили на какой-то новый фильм. Денис кассету достал всего на один вечер. Ты идёшь со мной?
- Ты же знаешь, как я люблю у них бывать. Это твои друзья, так что извини, я сегодня хочу остаться дома.
- Как хочешь, - спокойно ответила жена, но в этом спокойствии ему послышалось даже некоторое облегчение.
После ужина, когда Татьяна ушла к подруге, Борис включил телевизор и с удовольствием вытянулся на диване. Хорошее настроение не покидало его. С чего бы вдруг взяться этой тихой радости? Борису было интересно покопаться в себе. Он уставился в экран, плохо понимая, что там происходит.В его жизни снова появилась Вероника. Она, как отголосок его студенческой молодости, напомнила ему, каким он был тогда, десять лет назад. Он удачно сравнил Вероничку с камнем, брошенным в стоячую воду: от безветрия, постоянного штилевого однообразия его пруд уже забыл, что такое волны на поверхности и как это вообще бывает. Она разбудила его после долгой спячки и теперь он знал, что в этом городе есть человек, с которым он может говорить, как дышать – свободно, легко, полной грудью, не опасаясь вдохнуть вместе с воздухом зловредную мошкару, которая заставит его поперхнуться, закашляться и подумать впредь, так ли уж необходимо ему так глубоко дышать. А что обещало ему появление Вероники, кроме радости эмоционального всплеска? Пожалуй то, чего у него не было все эти годы – друга. Надёжного, проверенного, такого, который знает его много лет. Там, в ресторане, он почувствовал это и потянулся к ней всей душой, всем сердцем. Он был, словно грешник, который давно жаждал исповеди, да только не было кому. Но разве у него не было друзей? Друзей? Нет, друзей не было. Были товарищи, коллеги, знакомые – кто угодно, но только не друзья. Он никогда не считал себя человеком замкнутым, скрытным, недоверчивым, но при всём при этом он никогда не чувствовал в своём окружении такого человека, к кому бы его тянуло так, как сейчас к Веронике. Он и в институте, несмотря на всю свою общительность и популярность на курсе, ни с кем не мог так откровенно говорить, как мог с Вероникой. Но тогда это были другие откровения. А Татьяна? Вот уж нет. С ней можно было поделиться мыслями о работе, о взглядах на свою будущую карьеру, но вот излить душу, открыть самое сокровенное, потаённое, то, что поселилось в его душе словно опухоль - вроде и жить с этим можно, и в то же время она, эта опухоль, растёт и начинает давить, заставляя всё чаще и чаще думать и тревожиться о последствиях – этого, к сожалению, Татьяне сказать он не мог. Почему? Да по очень простой причине: Таня была не тем человеком, который может просто выслушать, посоветовать что-то толковое или искренне посочувствовать. Она никак не подходила для этой роли, её натура была слишком прямолинейной. Да и потом, он уже пытался поговорить с ней по душам, о том же безразличии, которое появилось у неё в их отношениях. К чему это привело? Она попросту отмахнулась от него. Для неё все его разговоры просто вздор и пустое сотрясание воздуха!
       За окном давно стемнело. Через открытую балконную дверь проникал тёплый вечерний ветерок, иногда приподнимая гардину. Во дворе мамаши своими пронзительными призывами загоняли домой загулявших ребятишек, а со стороны дворовой беседки послышались первые трескучие выстрелы доминошных костяшек о столешницу, покрытую листом текстолита. Борису вдруг захотелось немедленно позвонить Вероничке. Просто так, без повода, чтобы услышать её голос.
- Алло, я слушаю, - голос Вероники в трубке звучал несколько иначе, чем в жизни, но его отдельные, низкие по тембру нотки радостным эхом отозвались в нём. Он сделал паузу, чтобы сообразить, стоит ли ему сперва пошутить, изменив голос, или же сразу начать говорить…
- Верников, кончай таинственно сопеть в трубку, я уже давно жду твоего звонка, - сказала Вероника голосом учительницы, заметившей у ученика шпаргалку.
- Никогда раньше не замечал за собой привычки сопеть. Привет, чем занята? Я тебя не отвлекаю?
- Привет! Вот, стою за гладильной доской напротив телевизора, глажу, смотрю и жду твоего звонка.
- А что, разве я должен был позвонить?
- Обязательно. У тебя натура впечатлительная, а под воздействием эмоций становится ещё и кипучей, поэтому едва ли ты ограничишься одной встречей.
- Слушай, а это идея. Давай завтра встретимся, пройдёмся, посидим где-нибудь. У меня столько вопросов…
- Сколько?
- При встрече я предоставлю тебе полный перечень в письменном виде.
- Шантажируешь?
- Нет, интригую.
- Не получится, - вздохнув, сказала Вероника.
- Ты занята?
- Поеду завтра к своим в посёлок, надо кое-что отвезти.
- Так давай я тебя свожу, - обрадованно предложил Борис
- Да? Конечно это удобней, чем давиться в автобусе, но знаешь, Боря, как-то неудобно. Получается, что…
- Нормально получается! – перебил её Борис. – Всё, замётано. Во сколько за тобой заехать?

       …  - Борь, а ты вспоминал обо мне? – спросила Вероника. Они уже давно выехали за город и теперь двигались по трассе в сторону посёлка.
Вероника сидела рядом с Борисом. Тёплый ветер врывался в салон машины через открытые окна и трепал волосы Вероники. Она часто проводила ладонью по лицу, чтобы убрать непослушные пряди.
- Конечно вспоминал, - улыбнулся он своей Делоновской улыбкой.  – Ты помнишь, что мы с тобой за год наших отношений ни разу не поссорились? Поэтому и вспоминалось легко и приятно. Да и было о чём вспомнить.
- Ты правильно делаешь, что не задаёшь мне встречного вопроса, это было бы глупо, - после короткой паузы сказала Вероника.
- Знаешь, мы так хорошо друг друга понимаем, что порой не нужно даже ни о чём спрашивать, и так всё ясно.
- Да, Боренька, я ещё долго и часто вспоминала о тебе. Хочешь, открою тебе страшную женскую тайну?
- Ну-ка, ну-ка!
- Первое время нашей с Вадимом супружеской близости я фантазировала, что это не он, а ты рядом со мной.
Борис промолчал. Да и что он мог сказать?
- Ты была одинока? Я имею ввиду, когда муж был рядом?
- Одинокой я себя чувствовала все десять лет. Если бы мой Игорюня не скрашивал мне жизнь, думаю, что давно бы прекратила эту семейную драму. Мне страшно было оставить сына без отца, да ещё в самом начале его жизни.
- А как он сейчас реагирует на его отсутствие?
- Уже свыкся с мыслью, что отец есть, но он служит и очень далеко от нас. Я объяснила ему, почему мы не живём вместе как можно деликатней. Он выслушал меня очень внимательно и его глаза, взгляд, были совершенно взрослого человека, такой девятилетний мужичок.
После этих слов они замолчали. Говорить о грустном никому не хотелось, но они оба понимали, что без этого им никак не обойтись.
- Боря, извини, если задену больную тему, но скажи, у тебя правда всё в порядке?
- Да как тебе сказать? – помолчав, ответил он.
- А ты говори, как оно есть. Ты мне не чужой человек и я постараюсь тебя понять.
- Ты не поверишь, но именно это и радует меня больше всего. С твоим появлением я второй день живу в приподнятом настроении, - признался Борис. - Странно, правда?
- Не очень. Когда ты довёз меня вчера до дома, я вошла в квартиру, осмотрелась и мне показалось, что в мире что-то изменилось. Это трудно передать словами, но у меня было такое ощущение, что с момента нашей встречи моя жизнь наполнилась новым смыслом. Ты как будто закрыл собой ту брешь, через которую проникала ко мне пустота, которая заполняла вокруг меня всё пространство.
- Чёрт возьми! – воскликнул Борис, - Как точно ты обрисовала всё то, что происходит и со мной. У меня вроде бы всё нормально, для жизни есть всё. Но такое ощущение, что я барахтаюсь в вакууме, ищу точку опоры, а её нет, понимаешь? Пытаюсь поговорить об этом с Татьяной – это моя жена…
- Я знаю…
- А, ну да! Ну вот, пытаюсь с ней поговорить, объяснить, что меня беспокоит, а она смотрит на меня, как на больного и я понимаю, что мои слова не доходят до неё. Мы, как два иностранца на необитаемом острове. Надо поговорить, пообщаться, а мы не понимаем друг друга. С её точки зрения всё хорошо, а моя внутренняя неудовлетворённость – это блажь, капризы, выдумки. Последнее время мы вообще живём каждый сам по себе…
- Борь, да неужели всё так плохо? – не выдержала Вероника. Она повернулась в его сторону, чуть прикрыв стекло, чтобы ветер не мешал ей.
- Нет, Вероничка, всё как раз не так плохо, скверно лишь то, что мы перестали понимать друг друга. Теперь я уже начинаю думать, что у нас с Татьяной никогда и не было взаимопонимания, просто выяснилось это совсем недавно.
- И тебя это серьёзно тревожит или просто беспокоит, как прыщик на мягком месте – всё бы хорошо, да сидеть неудобно?
Борис на секунду оторвался от дороги и бросил на неё короткий внимательный взгляд, но она смотрела на него серьёзно, без тени иронии.
- Я опасаюсь, что всё гораздо сложнее. Хочешь откровенно?
- А как иначе?
- Я убеждён, что именно с этого и начинается развал семьи. Процесс этот долгий, мучительный, он может растянуться на десятилетие, но он уже начался, только Татьяна этого не видит и не понимает.
- Ты с ней говорил?
- Трижды.
- И что?
- Отмахнулась, как от назойливой мухи.
- Погоди, а в чём сейчас выражаются ваши расхождения?
- В безразличии. Мне иногда кажется, не приди я домой ночевать, она этого даже не заметит.
- Не тешь себя пустой надеждой – это любая жена заметит.
- Я снова узнаю тебя. Когда речь заходит о серьёзных вещах, Вероника начинает хохмить.
- Это моя манера сосредоточиться и посмотреть на проблему с другой стороны.
- Знаю, потому не обижаюсь, - Борис вдруг почувствовал, что продолжение разговора на эту тему только испортит им настроение. – Вероничка, ты не стесняйся, если тебе надо по дому помочь – зови, я всегда с радостью.
- О, Боренька, вот за это предложение тебе огромное женское спасибо! Знаешь, сколько всего в доме поотваливалось? Пока всё в порядке, этих мелочей не замечаешь. Но стоит только отвалиться какому-нибудь крючку или ручке – всё, хоть караул кричи. А знаешь, какой у меня Игорёк умничка? Настоящий мужичок в доме – старается всё сам отремонтировать. Правда, я после соседа зову, чтобы он переделал, но сынульке ничего об этом не говорю – пусть гордится собой, а со временем сам научится.
- Так давай я завтра возьму свой инструмент и приеду.
- Ну уж нет! – решительно возразила Вероника.
- А чего?
- Ну ты что, в самом деле? Я не хочу, чтобы твоя жена при встрече зверем смотрела на меня.
- Как скажешь, - упавшим голосом ответил Борис.

… - Боренька, видишь синие ворота? – спросила Вероника.
- Вон те, слева?
- Ага, нам туда. Только заезжать во двор не будем, там куча кирпичей лежит, не проехать.
Они благополучно добрались до места, Вероника заторопилась в дом, а Борис стал извлекать из багажника сумки, пакеты и какие-то свёртки. Снова показалась Вероника, а следом за ней две женщины. Они остановились на крыльце веранды.
- Помоги мне занести всё в дом. Ты хоть маму мою помнишь?
- В общем-то да, наверное, - смущённо улыбнувшись, ответил Борис.
- Если ты и ей так ответишь, я тебя, Борька, убью! И обязательно ей скажи, что она почти совсем не изменилась. Ты меня понял?
- Что ж тут непонятного. А тёте это тоже сказать?
- Ты что, Верников, с ума сошёл? Ты её в жизни не видел, не вздумай ляпнуть.
- Ох, можно подумать, что она помнит всех твоих студенческих друзей, - сказал Борис, отбирая у Вероники тяжёлые сумки.
- Тётя?! Боренька, она у меня помнит даже номер автобуса, в котором у неё в 46-м году кошелёк спёрли!
- Вот это память! – с уважением кивнул он головой.
- Борь, мы всё взяли?
- Да куда ж больше? И скажи честно, ты им кирпичи привезла? Как ты собиралась это всё сама переть?
- А я и не собиралась, - весело ответила Вероника. – Если бы не ты, я взяла бы одну, вот эту сумку, а на машине-то… Чего ж тебя не поэксплуатировать? За все-то мои страдания?
В доме началась суета: сумки надо было разгружать немедленно, потому что в них оказалась колбаса, свежезамороженная рыба, тушки цыплят и ещё много чего съестного. Борис не мешался под ногами у женщин, он вышел на веранду и стоял там, дожидаясь Веронику. Наконец, она появилась – весёлая, румяная, с горящими глазами и тут же заявила:
- Боря, нас не отпускают! Требуют, чтобы мы чай с ними попили. Ты не куксись, это недолго.
- Ну, хорошо, но только чай, - ответил он, - без продолжения в виде обеда, плавно перерастающего в ужин.
- Нет, Боренька, только чай. Ты не заводись, а как иначе? Уедем, они обидятся.
- Хорошо- хорошо, остаёмся. А где твой Игорёк?
- На речке, где ж мальчишке летом быть? Ты хотел на него посмотреть?
- Конечно, а что?
- Нет, ничего. Ну, пошли?
Стол накрыли во дворе, под большой развесистой яблоней. Оказалось, что мать Вероники Борис помнил лучше, чем думал. Когда он с улыбкой говорил ей комплимент о том, как хорошо она выглядит, то делал это вполне искренно, с настоящим восхищением. На что женщина ему ответила:
- А вы, Боренька, возмужали, в вас появилась солидность, я бы даже сказала, степенность. Сколько вам было, когда вы появились в нашем доме?
- Я уж и не помню, наверное двадцать три, - ответил Борис. – Я же в институт поступил на год позже, чем мои сверстники.
- Верочка, а ты помнишь, я тебе говорила, что у моей Веронички провожатый появился, красавец-кавалер? – спросила мать Вероники, обращаясь к сестре.
- Чего ж тут не помнить? Я тогда к вам заехала, чтобы на машинке шторы прострочить, моя-то сломанная стояла. Ты помнишь те шторы? Такие, тёмно-вишнёвые, рисунок ещё был набивной?
- Бабушки, бабушки! Стоп! Вечер детальных воспоминаний отменяется, - чуть повысила голос Вероника. – Нам ещё час домой добираться, я и так выходной день Борису испортила.
- Ну почему же испортила…
- Мам! Привет! – услышал Борис звонкий мальчишеский голос. Он, не договорив, обернулся и увидел бегущего от калитки мальчика лет десяти. Тот был высокий, голенастый, по-детски тонкий и уже смуглый от июньского загара.
- Сынуля, привет! – заулыбалась Вероника. – Ты с речки?
- Да, мне Колька Бурканов сказал, что у наших ворот «Жигулёнок» стоит. Я же знал, что ты сегодня приедешь…
- Познакомься, Игорь, это дядя Боря, мой старый товарищ по институту. Мы с ним не виделись десять лет, а вчера случайно встретились.
- Здравствуйте, - сказал мальчик и с детской настороженностью посмотрел на гостя.
- Здравствуй, Игорь, - улыбнувшись, сказал Борис и протянул парню руку.
- Игорёк, мы сейчас с дядей Борей уезжаем, не обижайся, сынуля, так надо. Пойдём, у меня есть разговор к тебе.
Вероника поднялась и, обняв сына за горячие плечи, повела в дом.
- Игорь уже перекупался, - сказала Вероникина тётя, - у него глаза красные от этой речки…
Пока Вероники не было, разговор за столом возобновился. Женщины расспрашивали Бориса о его работе, о семье, обсуждали перспективы карьерного роста Вероники и т.д. Борис хмуро участвовал в разговоре, иногда отвечал невпопад. Наконец, показалась Вероника. Она проводила сына до калитки, поцеловала в щёку и подтолкнула того к выходу, слегка шлёпнув по плечу.
- До свидания! – крикнул мальчишка уже с улицы.
- До свидания, Игорь, - ответил Борис.
               
        …Машина резко вильнула к обочине, и взвизгнув тормозами, остановилась. От неожиданности Вероника чуть не ударилась головой, но вовремя успела упереться руками в переднюю панель:
- Борис, ты что, с ума сошёл? – испуганно вскрикнула она.
- Сколько Игорю лет?
- Десять, вернее девять.
- Так девять или десять?
- Борис, не сходи с ума, Игорь не твой сын.
- Сколько мальчику лет?!
- Девять, неполных десять.
- Когда он родился?
- Борис…
- Когда он родился?! Число! Месяц!
- Борис…
- Число! Месяц! Чёрт возьми!!!
- Ну, в январе, двадцать третьего…
Он смотрел в упор в глаза Вероники и в его взгляде бушевал горячий вопрос…               
- Ты так не смотри на меня. Я уже сказала, что Игорь не твой сын, понимаешь, не твой. Почему ты мне не веришь?
- По одной причине. Ты помнишь, когда мы были с тобой близки в последний раз?
- Весной?
- Правильно, весной. Но весна длится три месяца. Когда именно, помнишь?
- Нет, не помню.
- Не верю, но напомню. Это было на 1-е мая, вспомнила?
- Ну, допустим.
- Нет, Вероника, не допустим, а именно первого, а точнее ночью с первого на второе.
- А почему ты так точно запомнил?
- На то была причина. После демонстрации мы с тобой сбежали, не пошли со всеми ребятами, а поехали на квартиру к моему другу. Его родные уехали на праздники куда-то, а он сам отмечал в компании на даче и тоже не планировал появляться в городе раньше, чем через три дня. Вот тогда-то он и предложил мне ключи от квартиры. Теперь вспомнила?
- Да, что-то такое припоминаю. И что?
- Что ты мне утром сказала? Второго числа?
- Господи! Да откуда же я помню?! Десять лет прошло!
 - Зато я помню. Утром второго после душа я зашёл на кухню, а ты вся такая озабоченная была. Я спросил, что с тобой, а ты что мне ответила?
- Да, не помню я!
- Напрасно. Ты тогда сказала мне, что обеспокоена, так как минувшая ночь приходится по каким-то твоим подсчётам на самые опасные дни.
- Теперь вспомнила. Да, было такое, но это ещё ни о чём не говорит. Пойми же ты, что это была лишь вероятность, а забеременела я в июне, Игорь-то у меня семимесячным родился.
- А по-моему получается, что ты его даже переносила. На сколько позже у тебя роды случились? Недели на две?
- Чего ты тут целое расследование устроил? Мы с Вадимом расписались 30-го июня, с того дня жили семейной жизнью. Короче, неделей раньше, неделей позже! Верников! Не твой Игорь сын, пойми же ты, не твой!
- Да чёрт возьми! Приедем в город – я тебе покажу свою фотку приблизительно того же возраста, что и Игорь сейчас. И если ты скажешь, что это не одно и то же лицо, тогда я слепой, слепой и тупой!
- Так ты поэтому так уверен?
- Поэтому в первую очередь, плюс элементарные подсчёты.
- Боря, но это же бред. Уж кому, как не мне знать, от кого у меня ребёнок. Да Игорь копия отца, копия! Даже манера говорить и смотреть исподлобья – точно отцовские. Борис, я тебя прошу, перестань дурить, у тебя просто разыгралась фантазия, сказывается тлетворное влияние индийского кино. Ну, успокойся и улыбнись.
- Ну почему я тебе не верю, а? Вот не верю, хоть ты тресни! А как же внешнее сходство?
- Это тебе так видится, а на самом деле – ничего общего…

       … - Где ты пропадал полдня? – спросила Татьяна. Она сидела в кресле рядом с телефоном. Увидев входящего в комнату мужа, зажала микрофон ладонью, но трубку от уха не убрала.
- Ездил по делам, - коротко ответил Борис и стал рыться в шкафу и в серванте. Копался он долго, доставая из ящиков и с полок всякий хлам, который в любой квартире накапливается с годами в невероятном количестве. Татьяна время от времени посматривала на него отсутствующим взглядом, продолжая вести свой разговор. Наконец, Борису надоело перебирать залежи всякого барахла. Он присел на подлокотник соседнего кресла и, не обращаясь ни к кому, спросил:
- Да где же он может быть?
- Ты что-то ищешь? – снова зажав трубку, спросила Таня.
- Куда подевался мой фотоальбом?
- В зелёном бархатном переплёте?
- Да.
- Он на книжной полке в нашей комнате.
Борис встал и направился в спальню. Там, среди книг, старых журналов и всяких побрякушек нашёл то, что искал. Пролистав несколько страниц, он вынул одну фотографию и сел с ней на кровать. На снимке был запечатлён он сам вместе с отцом на рыбалке. Фото было нечётким, любительским и хранилось в семье главным образом потому, что на нём он стоял счастливо улыбаясь, а в левой руке за жабры держал большую щуку. Борис внимательно разглядывал снимок. И чем дольше он держал его в руках, тем большие сомнения закрадывались в его сердце. Похоже, что Вероника говорила правду. Снимок он не убрал в альбом, а положил в нагрудный карман рубашки.
- Так куда ты ездил? – спросила Таня, когда он снова появился в комнате. Она уже закончила разговор по телефону и сидела, листая какой-то яркий журнал.
- Я вчера встретил свою сокурсницу, мы не виделись десять лет, и я хотел пригласить её посидеть сегодня где-нибудь, вспомнить студенческие годы, услышать новости от неё, но она должна была именно сегодня отъехать тут недалеко за город, поэтому я предложил совместить приятное с полезным: отвёз её в посёлок и заодно мы поговорили.
- Ну что же ты не сообразил? Надо было человека к нам пригласить, вместе бы и посидели.
- Я же говорю, что она собралась уезжать, о каком приглашении ты говоришь?
- А альбом тебе зачем?
- Искал одно фото студенческого периода.
- Нашёл?
- Нет.
- Может, оно в другом месте?
- Может быть, но это уже не важно.

       …Следующая рабочая неделя выдалась у Бориса очень напряжённой – он был включён в состав комиссии по приёмке одной установки. Это был госзаказ и ему уделялось особое внимание. Установка работала с перебоями, а сроки катастрофически поджимали. Поэтому вся комиссия, включая ведущих специалистов, работала, не обращая внимания  на  время суток. Тут уж Борису было не до лирики и о Веронике он вспоминал от случая к случаю во время вынужденных передышек, когда механики в сотый раз принимались разбирать установку. И вот, в одну из таких пауз, Борис подошёл к телефону и набрал номер Вероники.
- Вероничка, привет, это я.
- Ой, Боренька, привет! Ты на работе?
- А где ж ещё? У меня такое впечатление, что я живу здесь и у меня вообще нет дома.
- Ну и, как ваши дела?
- Горим, как шведы под Полтавой. Начальство заказало себе самосвал валидола, а мы держимся на одном энтузиазме. Я на бутерброды уже смотреть не могу. О простой жареной картошке мечтаю, как обезьяна в нашем зоопарке о банане.
- Так ты что, дома не бываешь?!
- Бываю, но только чтобы принять душ, упасть на кровать на пару часов, а к семи снова сюда.
- Ой, бедненькие! И что, просвета не видно?
- Да нет, наконец вчера вроде бы поняли в чём причина нестабильной работы. Механики снова разбирают эту чёртову установку, потом кое-что сделаем, заменим и опять будем пробовать.
- Получится?
- Ты что, сглазить хочешь?
- Тьфу, тьфу, тьфу! Я постучала по дереву.
- Я тоже… себе по голове. Ну, ладно, пойду зажую очередной бутерброд, и может, получится вздремнуть.
- Борь?
- М-м-м?
- Можно я тебе котлеты привезу? А?.. Ну что ты молчишь?
- Вот думаю, то ли выругать тебя, то ли согласиться?
- Боренька, соглашайся, соглашайся. У меня они знаешь какие?
- Какие?
- Сочные, ароматные, с чесночком!
- Эх, ма!
- Ну, так что, везти?
- Да нет, Вероничка, спасибо.
- Ну и зря!
- Не обижайся, но правда, не стоит.
- Ну, как знаешь, моё дело предложить…
- Я вот о другом  подумал.
- О чём?
- Почему это предлагаешь мне ты, а не моя жена?
- А ты домой давно звонил?
- Две минуты назад.
- И что?
- Спросила, приеду ли я в пятницу, потому что в субботу её друзья пригласили нас на пикник или на  дачу – я так и не понял куда именно.
- Ну и что, нормальный вопрос.
- Ты считаешь? А то, что я почти неделю дома не был? И чем занят муж, она даже не спросила.
- Погоди, как так?
- Нет-нет, она знает, что я в институте, и даже знает, что мы сдаём какую-то «постановку», - это её выражение. Но так как это не касается её лично, то значит, находится за пределами её интересов.
- Да ладно тебе, Борь, она же у тебя гуманитарий, а не технарь, так чего же ты от неё хочешь?
- Чего хочу? Элементарного – минимального интереса к проблемам мужа!
- Хорошо, ты только не кипятись…
- Да как же мне не кипятиться, если я за последние три дня спал всего шесть часов, а её волнует, поедет ли она в субботу на пикник, и если поедет, то одна или со мной? Это нормально по-твоему? А ты говоришь не кипятись…
- Котлетку хочешь?
- Чего?
- Котлетку, говорю, привезти?
- Вероника, мне твои шуточки сейчас…
- Борь, а правда, как думаешь, к субботе управитесь?
- Очень надеюсь, должны, - уже миролюбиво ответил Борис.
- Борьк, я за вас буду кулаки держать.
- Как на экзаменах?
- Угу. Помнишь?
- Ладно, держи. Ну, пока, котлетная принцесса…

        …Борис оказался прав: в пятницу после обеда установка заработала как надо. Специалисты института гоняли её по всем параметрам, на всех мыслимых и не мыслимых режимах, но их детище показало себя отлично. В итоге, акт о приёмке был подписан всеми членами комиссии с лёгким сердцем. А дальше началось всеобщее повальное веселье: лаборатория Бориса в считанные минуты в подобие цыганского табора, благо, спирта в институте хватало, а хозяйственные сотрудницы натаскали в своих сумочках столько различной снеди, что ею можно было накормить целую роту солдат. Начальство делало вид, что ничего не замечает, да и от них самих попахивало устойчивым запахом коньяка вперемешку с корвалолом. Георгий Иванович, высокий седой грузинистого вида мужчина, шеф Бориса, отозвал его в сторону и сказал:
- Боря, дорогой, я, пожалуй, поеду домой, а вы здесь особенно не увлекайтесь, проследите, чтобы всё было на уровне. Советую через часик закрыть наше внеплановое торжество.
- Я думаю свернуть его даже раньше, как раз к окончанию рабочего дня.
- Вот и отлично, так и сделайте. Потом лично убедитесь, что всё в порядке, обесточьте всё и сдайте помещение охране…
        …Вернувшись домой, Борис застал жену за уже привычным занятием: одной рукой Татьяна наносила тушь на ресницы, а другой держала телефонную трубку. Увидев Бориса, она прижала её к груди, закрывая микрофон:
- Ты уже насовсем?
- Да, мы сдали «постановку».
- Слава Богу, теперь хоть спокойно поедем завтра к Авдотьевым.
- Таня, я в этом совсем не уверен.
- Перестань капризничать. Ладно, после поговорим…, - и Татьяна снова вернулась к телефонному разговору.
       Борис доедал ужин, когда Татьяна появилась в дверях кухни.
- Дорогой, планы поменялись, к Авдотьевым мы выезжаем сегодня вечером. Семёновы с Федиными уже выехали. Я сейчас перезвонила Галке с Денисом – они тоже уже собираются выехать. Так даже лучше, правда?
Борис молчал, сосредоточенно тыкая вилкой в тарелку. Татьяна продолжала:
- Я возьму с собой белые брюки и тот бежевый свитерок, который мы купили в Крыму, помнишь? А поеду в джинсах и батничке, в том, оранжевом. Халат! Я же про халат забыла! Купальник, думаю, взять закрытый, он меня стройнит. Хотя нет, возьму оба. Тот, зелёненький, тоже очень ничего. Только знаешь, я наверное джинсы одевать не буду – жарко в них. О! Я надену знаешь что? Угадай!
   - Смирительную рубашку, - хмуро, не поднимая головы, буркнул Борис.
Возникла пауза. Она была такая же напряжённая и тихая, как природа перед  грозой. Если бы Татьяна была не так озабочена своими нарядами, она заметила бы, как медленно закипал Борис: напряжение всей недели, особенно последних двух суток, хроническое недосыпание и накопившаяся усталость сделали своё дело. Борис из последних сил старался сдержать себя.
- Слышишь, умник, а что ты хамишь?
- Тань, я тебя прошу, уйди, пожалуйста, с глаз моих и от греха подальше. Я устал, я очень устал, и у меня одно желание – скорее продавить в себя это пересоленное мясо, которое ты называешь ужином, и лечь в постель. Мне абсолютно всё равно в каких джинсах поедет твой батник и какой купальник оденет бежевый халат. А за руль я вообще не сяду, потому что в институте мы выпили. Я и домой-то ехал через микрорайон, чтобы гаишников объехать.
Татьяна стояла, словно вкопанная, и только по изменяющемуся цвету лица было понятно, какие чувства, сменяя друг друга, обуревали ею. Наконец, шок у Татьяны прошёл, её глаза сузились и она тихим напряжённым голосом произнесла первые слова:
- Ты хочешь, чтобы я ушла с твоих глаз?
Дальше Татьяна дала волю своим чувствам. Борис даже не подозревал, какой мощный темперамент скрывался в её, почти юношеском, теле. Обиднее всего было слышать, кроме перечисления всех его грехов и слабостей, о которых он и так знал, обвинения в немыслимых вещах. Оказывается, что он деспот, сыч, сухой технарь, человек малоинтересный; ретроград, отставший от жизни, не способный окружить её интересными, нужными людьми, и так далее… Видимо, чем больше оскорблений она выкрикивала, тем меньше их оставалось в её словарном запасе, и тогда она переключалась на узость его восприятия мира и непонимание жизненных ценностей. Но даже в пылу своего эмоционального монолога, Татьяна, похоже, понимала краешком сознания всю абсурдность своих заявлений, правда, остановиться уже не могла, а внешне спокойное, даже пренебрежительное поведение Бориса, только подливало масла в огонь её страстей. Между тем, копившееся возмущение Бориса как-то сразу улетучилось, ему стало всё равно, что говорит Татьяна. Борис убрал со стола грязную посуду, вымыл её в раковине и поставил в сушилку. Потом достал из настенного шкафчика турку и принялся варить кофе. По всей видимости, его олимпийское спокойствие было обусловлено теми четырьмя рюмками спирта, что он выпил в лаборатории. По-настоящему Борису был неприятен лишь, ставший визгливым, голос жены. Изредка Борис морщился, как от внезапной зубной боли…      
- И можешь не надеяться, что я сейчас психану, соберу вещи и скроюсь с твоих глаз навсегда – этого не будет. Можешь пить свой кофе, валяться бревном на диване, пялиться в этот ящик, и вообще, можешь делать всё, что захочешь, а я всё равно поеду на дачу к нормальным людям, которые тоже работают, причём, не меньше тебя, но в отличие от некоторых, умеют отдыхать. Ты тут как-то распространялся в отношении безразличия, так вот, прежде всего, ты стал скучен для меня, занудлив, а потому и мало привлекателен, как муж, как мужчина! Нормальные люди стараются, мотаются по всему городу, чтобы достать на вечер кассету с новым итальянским фильмом, приглашают тебя на просмотр, так ты, видишь ли, считаешь этих людей недостойными тебя, их компания тебя не устраивает. Приличные люди зовут тебя отдохнуть на даче, пообщаться, побыть на природе, а ты, бедняжечка, так устал, что не можешь сдвинуться с места. А мне там интересно, да! Вот поэтому ты мне и стал безразличен! У тебя своя жизнь, у меня своя. Я не намерена киснуть рядом с тобой, я хочу разнообразия, развлечений и общения с порядочными людьми, - с этими словами она кинулась к телефону.
Борис слышал из кухни, как она звонила, о чём-то просила, договаривалась, а потом, захватив свою спортивную сумку, громко хлопнула дверью…
Проснулся он утром в субботу, когда солнце уже вовсю жарило в окно. Тут же вспомнился вчерашний скандал с женой. Он поморщился, потом с подвыванием сладко потянулся, быстро вскочил с постели и пошёл в душ. Поначалу его настроение было не очень – ссора с женой, хоть и была не первой в их семейной жизни, но вчерашняя зашла далековато. Но по мере того, как прохладные струи разгоняли остатки сна, а бодрость наполняла тело горячей кровью, настроение заметно улучшилось.
- Вероника, привет, - весело сказал он в трубку.
- Борис, ну куда же ты пропал?! Как там ваши дела?
- Всё в полном порядке – пошла родимая!
- Установка? Запустили?!
- Она, милая, она. Вчера мы её чуть сами не угробили – так гоняли, а она хоть бы что, всё выдержала.
- Так вы вчера закончили?
- Вчера после обеда, - ответил Борис.
- Какая же ты, Боря, свинья! Я тут за них всей душой… Хоть бы позвонил…, - и в трубке послышались короткие гудки. Борис чертыхнулся и шмякнул себя по колену.
- Идиот! Ну как же я забыл ей позвонить? На радостях совсем из головы вылетело.
Он походил по квартире, включил и снова выключил телевизор, вышел на балкон – на улице было изумительное утро, когда воздух уже прогрелся, но было ещё не жарко, а тепло было приятным. Он вернулся в комнату, и постояв немного, глядя на телефон, снова набрал номер.
- Даже не звони мне, слышать тебя не хочу! – тут же, после первого длинного гудка, ответил телефон.
-Вероник, у тебя котлеты ещё есть? Я жрать хочу, как настоящий холостяк.
- Я по субботам не подаю!
- Не дай умереть с голода молодому, талантливому зам.зав.лаборатории. Вот когда меня представят к госпремии за нашу установку, я тебе мороженое куплю. Я очень щедр, когда добр, а добр я, когда сыт.
- Да ты также забудешь о своём обещании, как забыл вчера обо мне.
- Не! Ты чё?! Клянусь константой Планка! Всеми генераторами, модуляторами и синхрофазотронами, что числятся на балансе в моей лаборатории! А страшнее этой клятвы нет ничего!
- Погоди, что это ты кусок хлеба выпрашиваешь у посторонней женщины? А что ж супруга?
- Уточняю: кусок хлеба с двумя котлетами. Хорошо бы ещё прибавить жареной картошечки и салатик, а что касается супруги, то тут у нас случилось расхождение во мнениях по некоторым принципиальным вопросам. Так как насчёт котлет?
- Ладно уж, а то и правда потом скажут, что я не поддержала вовремя молодое дарование. Приезжай уж, накормлю по старой дружбе, только по дороге купи свежий батон.
- Бу сделано, благодетельница моя! Спасительница! Век не забуду, как мать родную!
- Верников, кончай трепаться, я начинаю картошку чистить…

       … - Какие запахи! Какие ароматы счастливой и спокойной жизни! – воскликнул Борис, войдя в прихожую Вероники.
- Ну и подхалим же ты! – Вероника встретила его улыбкой.
- А как ты выглядишь?! О! Я ослеплён твоей красотой. Богиня! Булгаковская Марго! Королева!
- Так, - с подозрением глядя на Бориса, сказала Вероника, - это уже намёк на кофе?
- Господи, ну какая проза жизни?! Какое упадничество и серое мещанство, соцреализм в его  банальном проявлении бытовухи! Я о прекрасном, о возвышенном…
- Это кофе с коньяком, что ли?
- Ну, наконец-то! Оказывается, сударыня, вам тоже не чужд полёт высокого романтизма.
- Ох, и трепач же ты, Борька! Каким был в институте балаболом, таким и остался.
- Увы-увы! Я рад, что ты это заметила.

       …- М-м-м, вот это котлеты! Слушай, Вероничка, ты выбрала не ту профессию. Это же шедевр, произведение искусства, а не котлеты, - мурлыкал Борис, отправляя в рот очередной кусок сочного, острого мяса.
- Знаешь, я и без твоего подхалимажа поняла, что они пришлись тебе по вкусу, - сказала Вероника, пряча довольную улыбку, - у тебя глаза стали масляными и пьяными, как у сытого котяры. Это красноречивее всяких слов.
- Вероничка, я свободен до понедельника, так может махнём к твоим в посёлок? Там природа, речка…
- И мой Игорёк, - перебила она Бориса. – Я не хочу, чтобы ты снова пудрил мне мозги своими беспочвенными подозрениями. С меня прошлого раза хватило.
- Вот, посмотри, - сказал он, доставая из кармана рубашки старую фотографию.
- Что это?
- Смотри… Не твой ли Игорёк на этой фотке? Что скажешь?
- Что я скажу… Большая щука, килограмма на два…
- Два девятьсот, как сейчас помню. Но я про сходство.
- Вообще не похожа.
- Кто?
- Да щука на тебя! Никакого сходства.
- Ты кончай тут юморить, - уже став серьёзным, сказал Борис. – Сходство между мной и Игорем видишь?
- Нет.
- А если присмотреться?
- Ну, есть. Оба мальчики, есть сходство по половому признаку, возраст приблизительно одинаковый, да и рост, вроде бы, тоже. Что ещё? Оба шатены, хотя и выгоревшие на солнце. Ещё есть похожесть в моменты самодовольства и детского упрямства…
- Ты всё сказала? Или дать ещё времени на придумывание очередной отговорки?
- Боря, ничего нового к тому, что я тебе сказала ранее, добавить не могу. А уж если говорить совершенно серьёзно, то сходство кое-какое есть. Но если мы сейчас выйдем не улицу и остановим десять мальчишек одного возраста, то найдём у них столько общего, что ты офигеешь. Так что успокойся со своими фантазиями и забудь о них. Игорь- сын Вадима.
- А вот мне что-то подсказывает, что ты либо сама находишься в глубоком заблуждении, либо по какой-то причине не хочешь признать факт моего отцовства.
- Боречка, я сейчас вот о чём подумала, - сказала Вероника, с лукавинкой глядя на него, - ну, хорошо, допустим, что Игорь твой сын. Я говорю допустим. Мне просто стало интересно что, собственно, ты в таком случае собираешься предпринять? Ну-ка, ну-ка, хочу послушать. Давай, излагай.
- Нет, твоё допустим меня не устраивает – это похоже на торг. Но чтобы мои слова не показались тебе паническим отступлением, я скажу, что я стал бы делать в таком случае.
- Да-да, давай, мне любопытно, очень хочу послушать.
- Давай без сарказма, он мало уместен сейчас. Так вот, во-первых, я бы стал помогать тебе, выплачивая алименты, причём, без всякой утайки, официально, хоть через суд, хоть добровольно – с женой я сам бы разобрался. Во-вторых, сказал бы Игорю всю правду и стал общаться с ним, как с сыном. Согласись, что есть немало случаев, когда родители расходятся, но оба продолжают воспитывать ребёнка. Далее…
- Всё, достаточно, я поняла…
- Нет, ты ещё не всё поняла…
- Большего и не нужно, потому что твоя правда обернётся против меня. Получается, что я десять лет врала своему ребёнку, подсовывала ему чужого дядьку вместо родного отца и обманывала не только сына, но и Вадима. За десять лет Игорь привык считать своим отцом именно Вадима, и заметь, считать вполне справедливо. Так что твой расклад, дорогой Боречка, ничего не стоит против моих доводов. Даже, если бы было так, как ты говоришь, моя ложь гораздо гуманней твоей ломовой правды.
Борис хотел что-то возразить, но вовремя спохватился и промолчал.
- Господи! – нарушив затянувшуюся паузу, воскликнула Вероника, - О чём мы спорим, когда нет самого предмета спора. Всё. Боря, закрываем эту тему раз и навсегда. Лучше расскажи, почему ты рассорился с женой.
- Не напоминай, мне и так тошно.
- Ладно, не буду – это твои личные проблемы.
- Так не в этом дело, просто рассказывать особенно нечего: я вчера приехал уставший, голодный, спать хочу, а тут выясняется, что надо ехать на дачу этим же вечером, ублажать её желание быть в центре внимания всей компании. Ладно, если бы речь шла о поездке сегодня утром – я бы хоть ночь отдохнул – так нет же, засвербело ей в одном месте ехать прямо сейчас. И понимаешь, что самое обидное? Она даже не собиралась обсуждать это со мной, моё мнение её вообще не интересовало. А! Что тут говорить?! Её эгоизм не знает границ, она своею прихотью прёт, как танк, подминая под себя меня, мои интересы, мои желания и даже мои возможности.
Борис замолчал и, глядя на него, Вероника пожалела, что начала эту тему. Но, видимо, он ждал каких-то слов от неё и потому, помолчав, она сказала:
- Ну, что тут скажешь? Судя по твоим словам, Татьяна не учла твоё состояние, но ведь и ты мог ей объяснить ситуацию. Чего сразу шашкой махать?
- Вероника, это только один случай из целого ряда ему подобных. Ты думаешь, что я раньше не пытался терпеливо объяснять? Только всё это бесполезно. Если она что-то втемяшила себе в голову, тут уж никакие доводы и аргументы, никакие препятствия её не остановят: либо добьётся своего, либо нарвётся на очередной скандал. Правда, последнее время она нашла для себя удобную лазейку – стала всё реже посвящать меня в свои планы, мотивируя это тем, что у меня своя жизнь, а у неё своя.
Снова возникло молчание, каждый думал о своём.
- Помиритесь? – спросила Вероника.
- Как всегда. Ссора продлится до тех пор, пока жене позарез что-нибудь потребуется и без меня ей не обойтись.
- Ладно, хватит о грустном, - сказала Вероника. -  Какие у тебя планы на сегодня? Помимо поездки в посёлок.
- Вероника, а может, мне развестись? Ну что я теряю? Дочь? Так живём в одном городе. Семью? Это всё равно мало похоже на семью, скорее, на проживание в общей квартире.
- Борь, ты всерьёз меня спрашиваешь или просто треплешься вслух? От меня-то ты чего хочешь?
- «Того же, что хотел друг моего детства Коля Остенбакен от подруги моего же детства, польской красавицы Инги Заёнс, а он хотел от неё любви!»
- Щас! Разогнался! Держи карман шире! Прошла любовь, завяли помидоры. Ты, Боренька, ещё десять лет назад променял меня на эту жизнь, так что теперь, цитируя тех же авторов, хочу тебе сказать: «…не стучи лысиной о паркет и не хлопай ушами по щекам» - поздно, проехали.
- А если во мне снова любовь воспылала?
- Выпей водички и всё пройдёт. Давай лучше о твоих планах, а то и так уже полдня прошло, а у меня тоже есть дела.
- Да отложи ты свои дела! Давай на речку махнём, а? Просто на речку, вдвоём? Всё, решено, собирайся…

       … Ой, Боренька, как же хорошо, что ты вытянул меня на речку! – воскликнула Вероника, плюхнувшись в кресло, когда они вечером снова появились в её квартире. – Лежи себе на молодой траве, купайся, загорай, ни о чём не думай – прелесть!
- Я тоже так отдохнул, что хоть завтра на работу. И почему мне так покойно рядом с тобой? – спросил он.
- Потому, что я сама спокойная, и ты это чувствуешь. У меня также было с Игорьком: когда я спокойна, то и его не слышно, но стоит только Вадиму устроить очередные разборки, Игорь тут же начинал плакать. Подожди, ты что, собираешься уходить?
- Ну… в общем-то…
- Нет-нет-нет, даже не думай, пока я тебя не накормлю обедом – никуда не отпущу, - решительно запротестовала она.
- Тогда уж не обедом, а ужином. Ты хоть знаешь, который сейчас час?
- Хорошо, пусть будет ужин, - уже деловито согласилась она. – Делаем так: я сейчас иду в душ, потом ты, если хочешь, конечно. Пока ты будешь смывать с себя речную грязь, я быстро приготовлю ужин. Ты сейчас сильно голодный?
- Нет, не очень.
- Значит, сильно. Холодные котлеты, яичница и бутерброды с сыром тебя устроят?
- А, можно без бутербродов? Я ещё года два на них смотреть не смогу.
- А, со шпротами, будешь?
- О, это же другое дело!
-Тогда включай телевизор, подожди меня, а я быстро.
Борис нажал кнопку на «Рубине» и сел в кресло. Он слышал, как Вероника прошла в свою комнату, потом в ванную, затем послышался шум льющейся воды. Через открытую балконную дверь доносились со двора детские голоса, где-то гудели машины, до его слуха долетел далёкий звук сирены скорой помощи… и он задремал. Спал он недолго, всего несколько минут: телевизор по-прежнему вещал о каком-то футбольном матче, детвора голосила под окнами, но в квартире было тихо. Борис поднялся с кресла и прошёл на кухню – Вероники там не было, и из ванной комнаты не раздавалось ни звука. Он заглянул в прихожую, но там тоже было пусто. Борис подошёл к спальне и понял, что Вероника там, дверь была плотно закрыта. Борис снял рубашку, майку, бросил их в кресло и пошёл в душ. Открыв дверь ванной, он шагнул во влажный, тёплый воздух и… «нос к носу» столкнулся с голой Вероникой: она стояла напротив небольшого запотевшего зеркала и, склонив голову набок, вытирала волосы полотенцем. При неожиданном появлении Бориса она не вскрикнула, не возмутилась, а просто замерла с поднятыми руками, глядя на него через мутное зеркало. Моментально кровь ударила ему в голову: он смотрел на влажную спину Вероники, на мокрые волосы, на её ещё молодые, плотные ягодицы и возбуждающие округлые бёдра. Она же стояла по-прежнему молча, только медленно опустила руки, а в её спокойных глазах не было ни испуга, ни негодования, лишь молчаливый вопрос. Сердце Бориса застучало мощными толчками, зашумело в ушах, горло сдавило и его рассудок отключился, оставляя одни обнажённые инстинкты…

      …- Борис, ты сумасшедший, - тихо сказала Вероника. Они лежали поверх скомканного покрывала. Одна подушка валялась на прикроватном коврике, но у Вероники не было сил поднять её.
- Наверное, - безразлично ответил он, еле шевеля губами, ему тоже не хотелось говорить и шевелиться. В спальне было душно, пахло духами, Вероникиной косметикой и ещё влажными волосами.
- Это не оправдывает тебя, - еле слышно произнесла Вероника.
- Плевать, я не чувствую за собой вины.
- Я не о тебе, я о себе.
- А, что у тебя?
- Да что-то не очень радостное у меня состояние.
- Почему? Разве ты этого не хотела?
- Хотела, с первого нашего вечера хотела, только причина этому совсем не та, что ты думаешь.
- Ты уже совсем меня не… Я тебе безразличен до такой степени? Совсем ничего не осталось ко мне?
- Боря, нельзя так, ты слишком всё упрощаешь, сводишь к элементарным животным инстинктам.
- Я не понимаю, ты о чём?
- Хорошо, я объясню. За десять лет я думала, что всё у меня перегорело, умерло, окончательно потухло. Я была в этом уверена до тех пор, пока не увидела тебя. Ещё там, в машине, я поняла, что все мои надежды и уверенность ни что иное, как самообман. Ничего во мне не умерло и не прошло, а просто стало немного по-другому. Я увидела тебя, своего первого мужчину, конечно же, я обмирала от желания, тем более, что у меня больше года никого не было. Я ждала этого и боялась одновременно. И вот оно произошло. Теперь я задаю себе вопрос: что мне делать дальше, как жить? Боря, я живой человек.
- Но я же рядом, я же с тобой.
- Ты опять меня не понял. Боря, просто так, только по зову своего желания, я не лягу в постель ни с одним мужчиной. Ну вот такая я дура, так я устроена. Мне надо, чтобы я любила своего мужчину. У меня уже был опыт стерпится-слюбится, такого насилия над собой я больше не допущу. Да, сейчас у меня есть ты, но ты уйдёшь и я снова останусь одна. И что дальше? А дальше остаётся нам быть любовниками, только я этого не хочу, потому что знаю на примере моих подруг, как это унизительно и мучительно. Я видела во что выливаются эти огрызки любви, эти украденные отношения. Нет, Боренька, приходящий муж мне не нужен. Мне сейчас было хорошо с тобой, очень хорошо, у меня до сих пор внутри всё дрожит от наслаждения и такая блаженная пустота, которая бывает только после близости с любимым мужчиной. Но эта внезапная близость очень осложнила мне жизнь, понимаешь, очень. Если бы её не было, мне было бы легче справиться с собой, со своими чувствами и желаниями, а так… В общем, один раз мы оба не сдержались, на этом наши любовные отношения прекращаются, пока это не зашло слишком далеко, во всяком случае для меня.
- Вероника, я уже подумывал разводиться, у меня исчезла всякая надежда на какие-то изменения в моей семейной жизни. Твоё появление лишь укрепило моё решение. Как оказалось, я тоже тебя по-прежнему люблю и хочу быть с тобой.
- Э, нет, дорогой, я не буду подталкивать тебя. Решение ты должен принять сам и осознанно, без моего участия. Как ты сам решишь, так и будет. Если ты решишь вернуться ко мне, я тебя приму, но только после твоего развода, не раньше, только тогда я смогу считать себя замужней женщиной, причём тоже официально, через ЗАГС. А любовницей, как и гражданской женой, я не буду. Можешь считать меня старомодной, но только при этих условиях я буду чувствовать, что у нас с тобой семья. Я понимаю, тебе надо подумать, всё взвесить – это правильно, ведь у тебя дочь. Поэтому на сегодняшнем вечере мы заканчиваем наши близкие отношения – расслабились и хорошо. Я буду ждать твоего решения, каким бы оно ни было. Договорились? А теперь иди ко мне: раздразнил голодную женщину, так теперь ублажай – сам виноват, коль голову потерял…

       … Прошли долгих два месяца. И вот однажды под вечер в квартире Вероники раздался звонок в дверь. Она поспешила в прихожую, поправляя на ходу причёску. На пороге стоял Борис. Его лицо было осунувшимся, в глазах – растерянность.
- Боря? Проходи, - сказала Вероника. Она удивилась, что он появился без звонка после стольких дней молчания. Последний раз он звонил месяц назад и разговор у них был короткий и пустой.
- Привет, - сказал Борис сдавленным, сухим голосом.
- Привет, - ответила Вероника и нехорошее предчувствие завибрировало в ней.
- Я пришёл поговорить с тобой, - сказал он.
- Я это поняла, только сперва ответь, у тебя всё нормально?
- У меня? Нормально, все живы-здоровы, если ты это имеешь ввиду.
Эти своим ответом Борис снял все дальнейшие вопросы. Вероника всё поняла. Десять лет назад она уже видела это осунувшееся лицо и такие же горящие глаза.
- Борь, ты проходи, я сейчас. И, знаешь что? Не терзай себя и не волнуйся – я знаю с чем ты пришёл. Не смотри на меня удивлёнными глазами, я ждала тебя и готова к твоему решению.
Вероника слегка подтолкнула его в спину, а сама прошла на кухню. Подойдя к холодильнику, она открыла его, затем достала из настенного шкафчика две рюмки и уже сделала два шага к двери, как остановилась. Поставив рюмки на стол, она достала из холодильника бутылку импортной водки и вышла из кухни. В прихожей Вероника снова остановилась и с недоумением посмотрела на бутылку. Вернувшись на кухню, она поставила бутылку на стол, а рюмки взяла в обе руки. Наконец, совсем отчаявшись, она всё оставила на столе, а сама прижалась лбом к прохладному стеклу окна, в её глазах стояли слёзы. Когда Вероника вернулась в комнату, Борис стоял у зашторенного окна и смотрел сквозь гардины на летний вечер.
- Боря, давай выпьем по глоточку, а после поговорим.
Не говоря ни слова, Борис наполнил рюмки холодной водкой из запотевшей бутылки и также молча выпил одним большим глотком.
- Ой, извини, я забыла взять закуску, - сказала Вероника.
- Стой, не уходи, - чужим голосом остановил он её.
- Боря, не надо ничего говорить…
- Нет, надо! Вероника, я не смог… Я не могу бросить дочь, пойми, не могу. Это выше моих сил. Думал, что справлюсь с собой, пересилю, но…
- Борис, я всё понимаю… Мы оба честно старались быть вместе, однако…
- Второй раз я приношу тебе боль и несчастье. Я хотел, я очень хотел, да и сейчас хочу быть с тобой, быть вместе, но что же мне делать, если я не могу так поступить с Дашкой – она же боготворит нас, меня и Таню, маму и папу. Вероника, я ухожу, не могу больше… И если можешь, прости меня…

                Эпилог
                (из письма Вероники своей мурманской подруге)

«… а разыскивать его я стала в первый же месяц по приезду. Нет, я вовсе не планировала наладить с ним отношения, но и не увидеть его я просто не могла – ты понимаешь меня. Мне помог случай: нашему объединению потребовалось кое-какое оборудование, которое мы могли приобрести именно в том НИИ, где по слухам работал Борис. Сама не знаю почему, я не хотела искать его через знакомых или через справку. Понятно, что я приложила максимум усилий, чтобы именно мне поручили эту работу. Мне опять повезло, я увидела его на третий день, в конце рабочего дня, когда собралась ехать домой. Он заметил меня первым и узнал, так мы встретились. Дорогая Наденька, вот тогда-то я и поняла, что люблю его, как прежде, что ничего не прошло, как себя ни уговаривай. У нас завязались вполне дружеские отношения, хотя я просто с ума сходила по нему, чего уж тут скрывать. Это так трудно: быть рядом и не сметь, ничего не сметь…»
   «…на второй же день после его аврала я чуть не прокололась – он стал догадываться, что Игорёк его сын. Каких же мне трудов стоило разубедить его в этом! Ты спросишь, почему? Мы уже говорили с тобой на эту тему: пусть сын считает, что Вадим его родной отец, так лучше. А теперь, если ты читаешь моё письмо стоя, то лучше сядь. Я опять беременна и снова от Бориса. Всего только раз я потеряла контроль над своими чувствами и вот тебе, пожалуйста. Но ведь всё было так потрясающе! Он ничего не знает и я ему никогда не скажу. Зачем? Мы хотели быть вместе, но у нас не получилось – он не смог уйти из семьи и бросить дочь. Я его понимаю и за это не виню. Знаешь, за это время я многое переосмыслила и теперь знаю, что нельзя любовь подменять увлечением или наоборот – стараться вылечиться от неё, создавая семью с нелюбимым человеком. Это -  плацебо, самообман, от которого может и наступает облегчение, но сама болезнь не излечивается. Только ты не вздумай жалеть меня. Я счастлива, что теперь у меня двое детей от любимого человека, и второй будет девочка. Теперь я знаю, что мне так необходимо будет ей сказать, когда она …».