Черная Скала. Сезон 1. Серия 3. Прачечная

6 июня

Мы нашли это секретное место уже много лет назад. На краю города, где с размахом расположился красивый густой лес, смешанный, возвышающийся над зарослями цветов, сорняков и папоротника, похожий на немного мрачную, но сказочную локацию из новомодного диснеевского блокбастера, можно было свернуть на просёлочную дорогу, преодолеть несколько километров, наслаждаясь пешей прогулкой, затем пройти через лес и лощину, и вот там вашему взору могло открыться небольшое озеро невероятной красоты, просто райский уголок с ивами на берегу и полевыми цветами, ярким ковром усыпающими зелёный луг. Я любил это место, а найти его впервые было чем-то волшебным. Конечно, в дальнейшем я добирался туда уже на своей машине. Помню лицо Молли, когда я привёз её туда. Она сказала, что более романтичного места никогда не видела. Тогда мы провели у озера целый день: устроили пикник, слушали музыку по местному радио, целовались и были невероятно счастливы. Несмотря на это, последнее время наш тайный райский уголок не был избалован вниманием. Учёбы и хлопот становилось больше. Да и эмоции былых времён уже казались неповторимыми. Прошлым летом  мы выбрались на озеро всего один раз. Но это лето особое. Этим летом, ближе к концу августа, я планировал сделать предложение моей любимой, дорогой Молли. Конечно, на озере просить её руки я не собирался: я хотел сделать это как положено, в доме её родителей, в присутствии отца и матери. Да и кольцо я всё ещё не купил, хотя уже собирал деньги на дорогущую покупку. Правда, это отдельная история, сейчас не об этом.
В общем, в это воскресенье я отпросился у родителей и решил свозить Молли в залесье (так мы с ней называли наш райский уголок). Это был солнечный июньский выходной день, когда увлечённые отличной погодой люди потянулись в парки на пикники, но наше место пустовало. Удивительно, что до сих пор его никто, кроме нас, не обнаружил.  Молли хозяйственно занялась устройством наших посиделок. Расстелила плед, вытащила из машины всю провизию, в том числе бутылку её любимого шато марго. Я поставил мангал и принялся жарить говядину. Получались аппетитные шашлыки. Пока мы несуетливо занимались всей этой организацией, Молли рассказала мне о том, что она запланировала на конец лета поездку в Париж. По её странным рассуждениям, Молли просто-напросто хотела увидеть столицу Франции перед завершением выпускного года, сказала, что такая у неё мечта и всё тут. Конечно, такое путешествие стало бы нам в нехилую сумму, но и об этом Молли позаботилась: вроде бы поездку оплатят её родители. От мысли, что я не смогу свозить свою любимую девушку в Париж за собственные средства, мне стало не по себе. Я сказал, что подумаю, ведь конец лета ещё очень нескоро.
Затем Молли взахлёб рассказывала о том, что её родители не в восторге от того, что она планирует продолжить учёбу в США. И даже готовы обеспечить дочери поездку во Францию, лишь бы она отказалась от своей навязчивой идеи учиться в другой стране. Я, честно признаться, тоже мечтал уехать в Америку, хотя мои родители не были настолько негативно настроены на всё это. В отличие от Молли я не особо заморачивался насчёт университета. Конечно, я осознавал, как это важно, но не делал из этого идею-фикс.
Расправившись с едой, мы включили радио и отправились к воде, улеглись на слегка колючую упругую траву, усыпанную одуванчиками, и несколько минут просто лежали и молчали, разглядывая облака, бегущие над нами высоко в небе.
–Пять лет прошло, – негромко сказал я, покосившись взглядом на Молли. – Кажется, ещё вчера мы были тут впервые. А уже пять лет позади. Представляешь, ещё столько же пройдёт? Пролетит! И какими мы будем? Студенты, общежитие. А потом взрослая жизнь…
Молли улыбнулась, погружённая в мечты.
–Уверена, всё будет хорошо. Знаешь, я бы всё сделала, чтобы остаться с тобой навечно здесь, вот у этого озера. Построить здесь деревянный домик, совсем простой, спрятаться в нём от всего мира. Жить счастливо, состариться вместе…
Я повернулся к Молли и, не дожидаясь, пока она откроет глаза, поцеловал её. Страстно и по-взрослому. Целовал, как в последний раз. В голове гремели фейерверки. Я влюблялся в Молли всё сильнее и сильнее с каждой секундой. Так хотелось рассказать сейчас, что я уже почти накопил денег на кольцо, что уже через несколько недель я буду готов сделать серьёзный шаг. Обручиться в старшей школе? Кто-то скажет – сумасшествие. Пусть болтают. Сами они психи. Счастье порой безумно, но я ни на что ни променял бы эти драгоценные моменты. И если я хочу держать людей, которых по-настоящему люблю, что же в этом плохого?
–Эй, у тебя телефон звонит, – сказала Молли, игриво отталкивая меня.
–Пусть звонит, – отмахнулся я. – Мать с отцом знают, где я. Джереми сегодня с семьёй. Школа кончилась. Это время наше. Пусть весь мир подождёт.
Молли издала серебристый смешок и поднялась на ноги. Сорвав цветок одуванчика, она заложила его стебель за ухо – такое у неё украшение получилось –  и зашагала в сторону машины.
–Я хочу тебе показать кое-что, – громко проговорила она, чтобы я наверняка услышал. – Подожди, я сейчас.
Я замер в интригующем ожидании. Молли вернулась через полминуты. В руках у неё была квадратная толстая книга в бордовой тканевой обшивке и мой мобильный телефон.
–Что это? – спросил я.
Телефон снова завибрировал, выдавая полифонию. Молли посмотрела на экран аппарата, и на её лице появилась черта лёгкого удивления.
–Кто там меня хочет?
–Не знаю. Но тебе звонит абонент под именем «Прачечная Служба», – ответила Молли, протянув мне трубку.
Я молча взял телефон и скинул вызов.
–Наверное, до родителей не дозвонились, вот теперь мой номер атакуют. Мама пользуется этой службой, когда речь идёт о её вечерних платьях, а она, знаешь ли, сказала работникам прачечной звонить по каждому поводу и без повода. И оставила мой телефон как резервный. Теперь вот периодически поступают эти звонки…
Я быстро набрал короткое смс и поставил телефон в беззвучный режим.
–Что ты там хотела показать? Хочешь прочитать мне книгу? Тебя мисс МакГрудер завербовала? Любимая, на летних каникулах не обязательно подчиняться учителю по литературе.
–Нет, это не книга. Сейчас всё увидишь.
Молли села рядом и открыла передо мной огромный фотоальбом, в котором на каждой странице размещались наши с ней совместные фотографии разных лет, запечатлевшие даже те моменты, о которых я, признаться, уже давно забыл. И как ей удалось раздобыть фото, где я учу её кататься на велосипеде? Кажется, нам тогда было лет по десять. Ах, да, кажется, тогда мама Молли купила новый фотоаппарат и нашла повод сделать пробные кадры. Момент, где мы с Молли танцуем на школьном балу, прошедшем несколько лет назад. Забавным было и то фото, на котором мы с ней, измазанные в муке, готовим пирог для городской ярмарки выпечки. Тогда наша работа заняла почётное второе место и нам дали кубок и грамоту – этот момент тоже был на одном из снимков. Нас распирала гордость, хотя спустя столько лет никто из нас уже и не помнил, где сейчас те трофеи. Такие вот маленькие радости жизни, которые, несмотря на свою важность, неизбежно забываются нами.
–Ты не поверишь, но я собирала этот альбом около трёх лет. И вот буквально на прошлой неделе закончила. Так не терпелось показать тебе его. Ну, я специально дождалась этой поездки. Всё-таки наше место. Особое…
Молли смущённо пожала плечами, а я отвёл глаза от альбома и смотрел в её прекрасные глаза. Не веря до сих пор, что небеса ниспослали мне этого ангела. Я даже не сразу заметил, что телефон начал снова и снова вибрировать. Я страстно поцеловал Молли, затем сославшись на то, что мне нужно бы ответить на звонок, встал и отошёл в сторону. Вернувшись через несколько минут, я рассыпался в извинениях.
–Мы обязательно сюда ещё приедем, но мне срочно нужно вернуться в город.
–Да что произошло? – спрашивала Молли, к слову, без тени обиды. Это ещё одна черта, которая мне в неё нравилась. Молли никогда не обижалась на меня, относилась с пониманием и была на моей стороне, что бы ни случилось. И я, конечно, отвечал ей тем же.
Собирая утварь обратно в багажник, я рассказал Молли, что мистер Петерсон, местный автомеханик, живущий в соседнем районе, решил взять меня на работу и хочет, чтобы я срочно к нему приехал. А с учётом того, что мистер Петерсон обещал  хорошее жалование, глупо было упускать такой шанс, тем более летом в нашем городе с работой для молодёжи всегда туго. Молли всё поняла и даже похвалила меня за такое рвение. Уже когда мы отъезжали на лесную тропинку, ведущую к трассе, она примолкла и отвернулась в сторону окна.
–Эй, мышонок. Ну, не расстраивайся. Вечером я зайду к тебе и мы прогуляемся. Можно зайти в ВК и съесть по большой порции твоего любимого пломбира с алычой. Ну как, идёт?
–Я не расстраиваюсь, всё хорошо. Ты возьмёшь альбом себе? Я же сделала его для тебя.
–Молли, я тебя очень люблю, – просто сказал я. Совесть начинала меня медленно грызть. Ради нашего с Молли счастья сейчас мне пришлось испортить такой прекрасный уикенд. Но Молли, моя дорогая Молли, улыбнулась, и тихим голосом ответила.
–А я тебя сильнее…
И на душе сразу становилось легче.

***

Гретта болтала без умолка всю дорогу. Она никак не могла смириться с тем, что отец вернулся в город и забросал её разными видами ограничений: тоже удумал, не заниматься воспитанием дочери почти два десятка лет, а потом внезапно появиться и строить из себя хорошего папашу. Но это были вовсе не жалобы и нытьё: Гретта хотела уехать из города и строила грандиозные планы на это. Ну и, конечно, звала за собой своего лучшего друга. Сэт Родригез шёл рядом и был весь во внимании. Он полностью разделял желание подруги скорее покинуть город, где его по сути ничего и не держало: отец, севший в тюрьму, мать-алкоголичка, нелюбимый дом, куда возвращаться хотелось ещё меньше, чем в школьные коридоры и классы. Однако Сэт Родригез понимал, что ему необходимо окончить школу и получить аттестат, чтобы рассчитывать хотя бы на малейшие шансы устроиться в другом городе и попытать счастье в поиске лучшей жизни.
В жизни Сэта, как ни странно, были всё-таки хорошие моменты. Недавно он влюбился по-настоящему. В омут с головой он не нырял, но всё же это чувство распирало его изнутри, хотя он сам и боялся признаться, себе в том числе. Это не стеснение, нет. Скорее парень просто не мог поверить, что достоин той любви, на которую всей душой рассчитывал. Он украдкой смотрел на Гретту, понимая, что должен ей всё рассказать, ведь ближе этой девушки у него в жизни никого не было, но по сей момент Сэт хранил тайну. «Ещё не время», – говорил он себе. Но когда это время придёт, не знал даже он сам.
Летние каникулы начались совсем недавно, но Сэт и не думал проводить их дома с вечно пьющей дешёвый алкоголь из магазина на углу и кричащей, как ужасна и несправедлива жизнь, матерью. Он лишь хотел переодеться, принять душ и быстро исчезнуть. Сегодня у друзей были планы на вечер. Гретта обещала показать Сэту новый тату-салон, который открыл один её знакомый байкер. И был ещё приятный бонус: именно этот знакомый имел хорошие связи в Нью-Йорке, вот почему это знакомство было к тому же и выгодным. Заведение находилось в пригороде, поэтому добираться туда нужно было около часа на общественном транспорте. Поэтому Гретта, подходя к дому Родригезов, попросила Сэта поторопиться, но тот предложил ей зайти с ним внутрь, аргументируя, что днём его мать обычно спит и не доставляет проблем. Конечно, Гретта согласилась.
Дом Родригезов, честно признаться, сложно было называть образцово чистым. Гретта не в первый раз была в гостях у Сэта, поэтому беспорядок её не особо удивлял. Но если бы вы оказались сейчас здесь, то у вас как минимум создалось бы впечатление, что в этом доме уже много лет не проводилась даже элементарная уборка. Мебель покрывал толстый слой пыли, на столе в гостиной лежала груда коробок из-под пиццы, засохшая кожура от фруктов и много, очень много пустых банок и бутылок. Помимо этого в доме весьма скверно пахло: нечто среднее между запахом спирта, табачного дыма и мусорных баков, долго не разгружавшихся.
Миссис Родригез в гостиной не было. Наверное, ушла в магазин за алкоголем. Или спит в комнате. Сэт залез в холодильник и достал оттуда пластиковую бутылку со сладкой газировкой, угостив подругу.
–Поднимешься со мной наверх? – предложил Сэт.
Гретта согласилась. Дом был одноэтажным, и ребята завернули за угол, ведущий в коридор с комнатами. Здесь тоже стоял ужасный запах, но уже отличный от того, что ребята почуяли в гостиной. Гретта даже закрыла нос рукавом. Комната Сэта была последней по коридору. Она всегда казалась очень мрачной, тесной и неуютной даже не из-за того, что мать устроила в ней склад коробок, а просто потому, что Сэт здесь практически не жил, лишь изредка заявляясь домой на пять-десять минут. Шторы всегда были задернуты в этой комнате, но только не сегодня. Сэт очень удивился, открыв дверь, ведь яркий луч света ударил по его глазам. Окно было распахнуто настежь. Может, воры? Но что здесь красть, кроме никому не нужного хлама? Однако всё оказалось ещё хуже.
Замерев в оцепенении, Сэт не двинулся дальше порога. Он смотрел вверх. На прикрепленной к люстре веревке, обмотанной вокруг шеи, висела его мать, а вернее её безжизненное тело, бледное и издающее жуткую вонь. Гретта моментально оттащила Сэта назад, захлопнув дверь комнаты. Она буквально вела еле перебирающего ногами парня обратно в гостиную. Рядом с заваленным мусором столиком Сэта вырвало. Он отплёвывал мерзкое содержимое, пока Гретта дотащила его до раковины, где парень смог прополоскать рот. Сэт побледнел и сейчас тоже стал похож на мертвеца. Он не плакал, скорее на его лице застыла маска ужаса.  Пока он стоял, склонившись над раковиной, Гретта приметила на кухонном столе бумажный лист. Он был положен сверху на таз с огромной горой нестиранной одежды. Сложив этот лист, она сунула его в карман, затем помогла Сэту вытереть лицо и дойти до выхода из дома, вывела его на улицу и забрала подальше от этого кошмарного места.
Усевшись в парке у дерева, друзья долго молчали. Гретта держала руку Сэта не отпуская. Спустя примерно полчаса, она произнесла:
–Отец разрешит тебе пожить у нас. Хочешь?
–Да. Туда я больше не вернусь, – холодным голосом ответил Сэт.
–Хочешь, пойдём ко мне прямо сейчас? – спросила девушка, понимая, что ни о каком посещении тату-салона уже речи быть не может. Во всяком случае, не сегодня.
–Мы пойдём, – кивнул Сэт, резко встав на ноги. – Но только для начала навестим кое-кого.
Гретта не поняла намерения своего друга, но без вопросов последовала за ним.
Посещение родственниками в колонии строгого режима было лишь в строго отведённые часы, но после того, как подтвердилось заявление Сэта о самоубийстве его матери, шериф Джефферсон разрешил парню повидаться с отцом в порядке исключения. Свидания проходили один на один, как положено, с использованием специальной кабинки, разделённой надвое пуленепробиваемым стеклом немного сероватого оттенка.
 Отец Сэта Родригеза был крепким смуглокожим мужчиной, выглядел достаточно молодо для своего возраста, не считая несколько глубоких морщин на лбу и небрежной растительностью на лице, сбрив которую, он мог бы выглядеть максимум лет на тридцать. На нём была серая тюремная форма, которая закрывала многочисленные татуировки мужчины. Мистер Родригез хмуро смотрел на сына, когда сотрудник тюрьмы посадил его на стул и оповестил, что время ограничено пятью минутами, а затем удалился.
Сантьяго Родригез не особо горевал насчёт разлуки с семьёй. Наверное, он даже и не любил свою жену и сына, как следовало бы, ну или искусно скрывал свои чувства. Мужчина не первый раз угодил за решётку и свидания с родственниками не любил, вот почему сейчас он глядел на сына с недоумением и раздражением, словно его оторвали от какого-то очень важного дела ради совершенно пустякового дела.
Сэт молчал около минуты, сверля взглядом отца.
–Ну чего, щенок? – прокуренным хриплым голосом произнёс Сантьяго. Он часто называл сына «щенком», когда жил дома, но к его грубости все домашние относились как чему-то обыденному. Вот и сейчас это слово Сэта не задело.
–Мать повесилась, – с каменным лицом ответил Сэт.
Сантьяго молчал. Возможно, он не поверил сыну. Возможно, ему было больно. Но чувства он свои не показывал. Выражение его невозможно было истолковать. Лишь холодное безразличие.
–Ты знаешь, что это значит? – продолжил Сэт. – Меня или заберёт дядя Росса, а это на другом континенте, или поселят в детский дом.
–Чего ты от меня хочешь? – спросил мистер Родригез, разведя руками. – Ты сам назвал два варианта. Ты не останешься на улице.
–Я скорее предпочту смерть, чем жизнь с твоим братом или в детском доме, где дети и так подыхают с голоду! Ты должен попытаться выйти из тюрьмы. Если ты останешься моим официальным опекуном, я смогу продолжать жить хотя бы так, как жил раньше!
–Предпочтёшь смерть? – улыбнулся отец сыну. Но улыбка была дурной, даже дьявольской. – Да что ты знаешь о трудной жизни, щенок?! Жизнь – дерьмо по определению. И если после каждого облома ты будешь ныть и жаловаться  – тогда отправляйся вслед за матерью! Она оказалась слабой! Ни на что негодной! И ты, похоже, весь в неё! Мне стыдно, что у меня сын вырос бесхребетной соплёй.
Сэт потупил взгляд. Он сжал руки в кулаки, его зубы стиснулись, словно тело пронзила невыносимая боль, но крика парень допустить не мог.
–А как же мама? – тихо спросил парень, надеясь, что хотя бы к женщине, в которую его отец когда-то давно влюбился, у этого бесчувственного мерзавца остались хоть какие-то чувства. Но и тут Сэт ошибался.
–Она уже мертва. Как ни странно, для неё все проблемы окончены. Ей легче, чем нам с тобой.
–Да что ты такое несёшь? – воскликнул Сэт, ударив кулаками по столу.
–Не повышай на меня голос, щенок! – гаркнул Сантьяго. – Если загробного мира нет, то твоей матери уже всё равно, что я о ней думаю. А если ад существует, а именно туда попадём мы все, то у неё там нет времени вспоминать о своей жалкой человеческой жизни! Так что кончай разводить сопли и либо борись за свою жизнь, либо сдохни, как собака!
Сэт чувствовал, как будто его обдали ведром ледяной воды. Он сник, засутулился. Парень с ног до головы покрылся гусиной кожей, на лбу выступил холодный пот. От каждого шороха, звона ключей и отдалённого голоса он вздрагивал. Как будто вся его душа, вся нервная система разом обнажилась. Было не больно, но очень некомфортно, грязно и тяжело.
–Я, возможно, получился таким себе отцом, паршивым, но ты всё же мой сын. И прими совет, самый ценный: в этом мире надейся только на себя. Принимай помощь, только если кто-то её тебе сам предложит. Но это из разряда фантастики. Всем и всегда будет насрать на твои проблемы, а те, кто говорят иначе – те ещё ублюдки, потому что врут. Грубо? Да! Зато честно. Ты должен учиться нести ответственность за свою никчёмную жизнь, если хочешь выжить. Иначе тебя попросту сожрут. Как твою мать. Когда-нибудь ты вспомнишь мои слова.
Сэт не знал, что сказать. Он хотел сказать, очень хотел, но слова не шли ему на язык. Он чувствовал себя сиротой. Больше, чем когда либо. Но самое ужасное было в том, что в безразличии отца был резон и железная логика. Однако меньше всего Сэту хотелось превратиться с годами в такого человека, каким был Сантьяго Родригез. И вдруг Сэт снова очень разозлился. Гнев переполнил его сердце и мозг, разлил по венам бурлящую кровь. Парень поднял голову, трясясь от напряжения и выпалил:
–Я не вспомню твои слова. Как и тебя, чёртов эгоист! Это ты виноват в смерти нашей семьи! Ты не ценишь людей, которые тебе близки! И однажды ты останешься совсем никому не нужным жалким стариком, потому что ты не умеешь любить! И в этом твоё проклятие!
Затем Сэт резко встал со стула. Тот полетел в сторону, звонко ударившись о пол. Не желая оставаться в тесной кабинке для тюремных свиданий больше ни секунды, Сэт вышел из помещения в коридор, где его ждала Гретта. Взяв подругу за руку, парень поспешил покинуть ненавистное здание, поставив крест на родстве с Сантьяго Родригезом.

***

–Прости, я вернусь в город, как только смогу! Я сейчас на озере с Молли.
–Слушай. Всё нормально. Если не можешь  – не приезжай.
–Не похоже, что всё нормально. Что у тебя с голосом? Что-то случилось?
–Да. Но расскажу при встрече. Жду тебя через два часа в прачечной. В нашем обычном месте.
–Понял. Принял. Уже выдвигаюсь.
–Жду.
Я положил трубку. Затем отвёз Молли домой, без конца извиняясь, а сейчас у меня оставалось ровно полчаса, чтобы заехать домой, переодеться и успеть к назначенному часу в прачечную. В такие моменты я был очень рад, что живу в маленьком городке, где никогда не бывает пробок.
Был вечер, но темнело в июне поздно, поэтому родители были не против, что я допоздна занимаюсь своими делами вне дома, и никогда не устраивали мне допросов. Репутация у меня была хорошая, проблем  я старался не создавать, оттого мать с отцом мне доверяли.
Будучи пунктуальным, я прибыл в здание прачечной службы ровно к шести часам после полудня. Сюда любой житель нашего городка мог прийти, заплатить символическую сумму и воспользоваться одной из нескольких десяток стиральных машин. Самообслуживание этого заведения стало его фишкой и причиной, почему услуги стоили так недорого. Особенно по вечерам здесь постоянно стоял гул стиральных машин, что являлось хорошей шумовой завесой.
Здесь, в огромной комнате, уставленной стиральными машинами, в дальнем углу меня ждал Сэт Родригез. Он сидел неподвижно на деревянной, обшарпанной скамье, глядя в неопределённую точку. Я быстрым шагом подошёл к нему, но этот парень настолько погрузился в мысли, что не сразу заметил моё присутствие. Несильно толкнув его в плечо, я поздоровался. Сэт ожил, даже улыбнулся и приветливо пожал мне руку, хотя я не мог не отметить его красные глаза. Сэт часто ходил с раскрасневшимися глазами и тёмными кругами под глазами, за что многие сверстники принимали его за наркомана, что было крайне ошибочным мнением, так как лично я ни разу не видел Сэта даже пьяным. Скорее болезненный вид этого паренька был следствием его тяжелой судьбы. Сегодня по глазам Сэта я понял, что он плакал. Что-то явно случилось.
Сэт Родригез рассказал, что его мать покончила жизнь самоубийством, а отец, мягко говоря, послал его далеко и надолго. В процессе рассказа Сэт назвал его таким словом, что я упрекнул его в использовании такой лексики, хотя и сочувствовал горю приятеля. Редкие посетители не слышали нашего разговора по причине, о которой я упомянул выше.
Сэт помогал мне заработать деньги. И сейчас я расскажу как. Способ не совсем легальный, зато была возможность сколотить за короткий срок круглую сумму. Сэт работал курьером. И меня посвятил в это дело. Непыльное дело, к слову: нужно было доставлять пакеты и мелкие бандероли до адресата и получать в итоге хорошие деньги. Загадка была в том, что содержимое пакетов было запрещено к вопросам и обсуждению. Я и сам никогда не интересовался, что было в тех посылках, но подозревал, что участвую в распространении запрещённых веществ. Наркотики, не иначе. Всё это дело находилось под покровительством влиятельных людей, местной мафии, как утверждал сам Сэт, который и уверил меня в относительной безопасности всего происходящего. Я уже успел поучаствовать в доставке пяти посылок, и сегодня Сэт принёс мне конверт с так называемой «зарплатой». Денег оказалось намного больше, чем я ожидал. На самом деле, их было уже достаточно, чтобы купить недешёвое кольцо.
Признаться честно, я не понимал, почему этот странный на первый взгляд, угловатый и нескладный паренёк помогал мне. Мы познакомились совершенно случайно: я искал работу и расклеивал объявления на столбах по всем доступным районам, а Сэт однажды подошёл ко мне и начал диалог, ни с того ни с сего, словно мы уже давно были знакомы. Сначала я с недоверием отнёсся к контакту с человеком, которого в школе считали не от мира сего, но уже после пяти минут общения с Сэтом я понял, что он достаточно приятный, умный и дружелюбный парень. С первого дня он всячески пытался помочь мне, несмотря на то, что в чём-то помощь нужна была больше ему. И Сэт даже не обиделся, когда я попросил держать наше с ним общение в тайне. Встречались мы в основном по рабочим моментам, как сегодня, а здание прачечной службы стало нашей своеобразной штаб-квартирой. К слову, когда мы с Сэтом обменялись номерами телефонов, я так и записал его в телефонной книге. «Прачечная Служба». Чтобы избежать вопросов со стороны знакомых.
Не скажу, что в дальнейшем мы с Сэтом много общались. Он периодически мне звонил или писал, предлагая доставить новую бандероль. Иногда я соглашался, иногда отказывался. Особенно после того случая, как шериф застал нас с Сэтом у одного из заказчиков. Не знаю, как это получилось, но мы чудом избежали наказания, хотя мне влетело от родителей по первое число. Благодаря моей наспех выдуманной, но очень правдоподобной и оправдывающей меня истории, я отделался парой дней домашнего ареста и моя репутация была полностью восстановлена. Родители сошлись на мнении, что такой хороший мальчик, как я, просто оказался в ненужное время и в ненужном месте.
Со временем я подумывал, что стоит вывести Сэта из статуса тайного друга. Я очень сочувствовал его непростой судьбе и ужасному социальному статусу среди сверстников. Может, во мне жила трусость, возможно, я боялся порицания за дружбу с Сэтом. А может, меня останавливала другая неизвестная даже мне причина. Вся история нашего с ним знакомства выглядела столь нелепо, сколько и нереально.
Сэт не жаловался. И не ныл. Он просто рассказывал мне о своих планах. О том, что его уже ничего не держит в нашем маленьком городке и что по окончании учебного года он с Греттой уедет в Нью-Йорк. А оставшийся год будет копить деньги на новую жизнь. Правда, по словам Сэта, это будет тяжело, ведь теперь его либо заберёт дядя, крайне неприятный тип во всех отношениях, либо городской детский дом, который по своей сути был практически тюрьмой для детей. Я пообещал, что попробую помочь, хотя понятия не имел, какую именно помощь я в силах оказать.
После около получасового разговора Сэт предположил, что отвлекает меня от дел и подметил, что я не обязан так долго сидеть и выслушивать его. Но я тут же уверил его в обратном. На самом деле, я никуда не спешил. Конечно, я обещал Молли увидеться вечером, мне даже пришлось соврать ей, что я еду по поводу работы в мастерской. Ну да, виновен. Время побыть с Сэтом еще оставалось.
Мы всё разговаривали и разговаривали. Впервые с того момента, как познакомились, говорили по душам. И в один момент Сэт назвал меня своим другом. Мне, признаться, было очень приятно это услышать. Сегодня я уверился, что в новом учебном году я не стану ни от кого скрывать, что дружу с Сэтом Родригезом. Молли и Джереми он тоже понравится, ведь они во всём и всегда поддерживали меня, да и Сэт ведь по факту человек очень даже неплохой.
На улице забарабанил по крышам дождь. Через минуту он уже перешёл в ливень. Из открытых окон прачечной повеяло приятной свежестью. Это был тёплый летний дождь, звуки которого буквально завораживали. Я сидел рядом с Сэтом и ловил себя на мысли, что до окончания дождя я не поеду к Молли. Людей в прачечной было немного. В основном пользователи этой службы запускали работу стиральной машины и на час-два уходили, возвращаясь ко времени окончания стирки. В какой-то момент мы с Сэтом вообще остались здесь одни.
Сэт показал мне письмо. Он сказал, что Гретта нашла его в доме после обнаружения тела. Это было очень короткое письмо. Мать Сэта просила прощения у сына на бумаге, написала несколько слов о причине самоубийства: отец Сэта задолжал денег группе людей, которые после требовали долг с неё. Ультиматум был таков: или деньги, или смерть. При выборе второго варианта должна была погибнуть она или её сын. Вот такая жестокая игра. Обращение в полицию не принесло бы результата: шериф с явной предвзятостью относился к семье Родригезов. И сыну рассказать правду не хватило духа. Сэт сам признался, что последнее время воспринимал слова матери как очередные бредни пьяницы. Предсмертное письмо матери, тем не менее, уверило Сэта, что его мать лишила себя жизни, чтобы спасти его. Ещё Сэт поделился опасением, что люди, устроившие шантаж, могут вернуться и нанести вред ему и его друзьям. Он подметил, что всё-таки в секретной дружбе есть свои плюсы. А потом Сэт еще несколько минут размышлял вслух о том, что всё это время, возможно, был несправедлив к своей матери, что любит её и всегда будет любить, даже несмотря на то, что она решила оставить своего сына вот таким образом.
Я перечитал письмо, данное мне Сэтом, несколько раз, ужасаясь ситуацией, не веря, что ни в чём не повинный подросток мог выдержать все эти испытания. Меня мучили мысли о несправедливости этой жизни. Мне было невероятно стыдно за свою сытую и счастливую жизнь. Я переводил взгляд с письма на Сэта, удивляясь отсутствию  слёз на его лице. Он просто оставался задумчивым, спокойным.
Молли начала звонить начиная с семи часов. Она волновалась, где я. Это она написала в смс после двух недозвонов. Сэт уверил меня, что с ним все будет хорошо и сегодня он останется в доме Гретты. Я искренне сказал, что попытаюсь чем-нибудь помочь ему. И первое, что мне пришло в голову…
–Возьми, тебе это сейчас нужнее…
Я протянул Сэту конверт с деньгами. Сэт, конечно, начала отказываться, явно удивлённый таким жестом, но я буквально затолкал этот конверт в его пальцы, наотрез заявив:
–Ты можешь! И возьмёшь! Тут не так уж и много.
Сэт глядел на конверт в своих тонких бледных пальцах. Он явно думал, подбирал слова. В его глазах читалась растерянность. Даже при рассказе о самоубийстве матери и её письме Сэт не выглядел так. Именно в этот момент его спокойствие и задумчивость исчезли. Парень выглядел растроганно, взволнованно и потерянно.
–Моя жизнь сейчас будет непредсказуемой, – предположил Сэт, протянув мне конверт обратно. – Эти деньги могут отобрать или украсть. Пусть побудут у тебя. Обещаю, если мне срочно понадобятся деньги, я обязательно к тебе обращусь. Номер твой у меня есть. Где ты живёшь, я знаю. Не беспокойся за меня. Договорились?
Сэт всё говорил правильно. Я взял конверт и положил в карман. Я не знал, что ещё сделать перед тем, как уйти. Поэтому просто протянул ему руку. Мы обменялись крепким рукопожатием.
–У тебя есть друзья. Ты не один, не забывай, – сказал я напоследок и был таков.
Дождь только закончился. Вечер выдался очень тёплым. Я шёл к автомобилю, шлёпал по лужам, не заботясь о промокших кедах, и погружался всё глубже в мысли, сжимая в кармане конверт с купюрами и всё больше убеждаясь в том, что совсем не на важнейшие вещи я планировал их растратить.

***

3 сентября

Фасад не сгорел полностью, крыша осталась целой и невредимой, а вот окна и дверь казались обугленными, и из них клубами выходил чёрный дым – остаточное явление после пожара, пламя которого затушила, хвала небесам, вовремя поспевшая пожарная служба. Соседские зеваки беспардонно высовывались из окон своих домов, выходили на лужайки, показывая пальцем на чуть не уничтоженный огнём дом семьи Андерсонов – ну что за бестактность с их стороны! Миссис Андерсон стояла у калитки, в ужасе глядя на то, во что превратился дом её семьи, и обнимала свою дочь, которая, не срывая слёз, плакала. Рядом с калиткой стоял также семейный автомобиль с открытым багажником, где лежали многочисленные пакеты с продуктами. Видимо, по возвращении из магазина мать и дочь Андерсон встретил весьма неприятный сюрприз.
Молли и Джереми осмелились подойти к миссис Андерсон только в полицейском участке. Женщина написала заявление, и шериф оставил её с дочерью сидеть на диване в приёмной. Миссис Андерсон до сих пор пребывала в шоке. По словам шерифа, злоумышленники не только хотели устроить пожар, но и, возможно, покушались на жизнь членов семьи Андерсонов, предполагая, что внутри дома находились люди.  Анна плакала, а мать всячески пыталась её успокоить. Когда вернулся шериф Джефферсон, миссис Андерсон бросилась к нему с вопросами, смог ли он связаться с её мужем и какие меры по поимке преступника будут предприняты.
–Джули, – отвечал шериф. – Мы предоставим вам квартиру для временного проживания. Сегодня мы заведём дело и будем расследовать это преступление. Не волнуйся. Уверен, что всё это происки уличных хулиганов.
Конечно, мистер Джефферсон говорил так отчасти потому, что просто хотел как-то успокоить женщину и её дочь, хотя понимал, что череда трагедий попросту добивает миссис Андерсон.
–Думаешь, нам безопасно будет в съёмной квартире? – нахмурилась она.
–Ну, домой я тебя не отпущу, – отрезал шериф, просматривая толстую папку с бумагами. – Мы звонили Фредерику. Он уже едет. Дождётесь его здесь, потом наш человек отвезёт вас по адресу. Не волнуйся, пожалуйста. Такие преступления по свежим следам мы быстро раскрываем. Всё будет хорошо, я обещаю.
Затем, распорядившись, чтобы миссис Андерсон принесли кофе, шериф Джефферсон отправился в кабинет. В этот момент из коридора в приёмную вошли Молли и Джереми. Они нарочно выжидали момент, когда Андерсоны останутся одни.
–Здравствуйте, миссис Андерсон. Привет, Анна, – негромко произнесла Молли. Джереми тоже поздоровался.
–Боже мой, здравствуйте, дорогие. Как вы тут оказались? – озабоченно спросила миссис Андерсон.
–Простите, что мы вас беспокоим. Узнали о пожаре в вашем доме, – начала Молли.
Джереми отчаянно боялся, что его подруга без какого-либо такта попросту перейдёт к делу.
–Не волнуйся за нас. Шериф выделил нам съёмную квартиру в охраняемом доме, пока преступник не будет найден. Расскажите лучше, как у вас дела? Мы так долго с вами не виделись ребята…
Очевидно, что Молли и Джереми напомнили лишний раз миссис Андерсон о потерянном сыне, поэтому губы её дрожали и эта женщина с трудом сдерживала слёзы.
–Извините, что говорю об этом прямо сейчас, – нетерпеливо начала Молли, хотя Джереми активно подавал ей знаки, впрочем, незамеченные. Девушку уже было не остановить.
–У меня к вам вопрос, который, возможно, покажется странным, но я должна спросить.
–Спрашивай, конечно, дорогая, – кивнула миссис Андерсон. – Что тебя беспокоит?
Молли перевела дыхание и, посмотрев собеседнице в глаза, просто произнесла:
–Вы знаете, кто такой Фернандо Мартинез?
По взгляду миссис Андерсон стало ясно, что она не понимает, о ком речь.
–Прости, детка, но я впервые слышу это имя, – с искренней честностью ответила она.
Молли переглянулась с Джереми, а потом продолжила.
–Он знал вашего сына. Этот мистер, по его словам, знал и вас.
Миссис Андерсон в растерянности переводила взгляд с одного подростка на другого, явно не понимая, что от неё сейчас хотят. Молли, поняв, что сейчас мать Макса ничего не может сказать, продолжала.
–А ещё этот мистер связан с преступными группировками. Он знал вашего сына, потому что Макс связался, судя по всему, с одной из них. И еще он, мистер Мартинез, утверждает, что вы были у него не более месяца назад в гостях, и он рассказал вам обо всём этом.
Молли поджала губы и умолкла. Джереми так больно ткнул её в бок, что девушка негромко взвизгнула. Миссис Андерсон подбирала слова. Рот её открылся от удивления.
–Пожалуйста, не сердитесь, что мы вот так вот свалились на вас как снег на голову. Мы с Молли до сих пор в потрясении и от случившегося… – спокойным голосом начал Джереми, но Молли его перебила.
–Я уверена, миссис Андерсон, что Макс жив. До сих пор. И если вы знаете о чём-то, что-то скрываете, пожалуйста, дайте нам знать. Макс – наш лучший друг. И мы не в силах находиться в неведении…
–Нет-нет. Постой Молли, – в смятении проговорила миссис Андерсон. – Я вообще не понимаю, о чём ты, дорогая. Какой мистер Мартинез? Какие преступные группировки?
–Ну, вы же знали, что Макс был связан с наркотиками? Поэтому вы спрятали его? Пожалуйста, скажите, если это так…
Теперь и Молли начало трясти. Она явно теряла самообладание.
–Она ничего не знает, ты же видишь! Идём скорее отсюда. Добром это не кончится… – сквозь зубы цедил Джереми и уже взял подругу за плечо, чтобы силой вывести её из приёмной шерифа, но та сопротивлялась и никак не хотела сдаваться.
–Да что ты такое говоришь? – пытаясь сдерживать крик, говорила миссис Андерсон: она беспокоилась, что окончательно запугает свою дочь, которая совсем ушла в себя и сидела с каменным лицом.
–Вы же были у мистера Мартинеза. Он сам мне сказал, что мать Макса расспросила его обо всём. Вы знали, что Макс влез в дурную историю, и спрятали его. А теперь те же самые плохие люди, что представляли опасность для вашего сына, вероятно, и подожгли ваш дом! Неужели это не ясно? Признайтесь нам с Джереми хотя бы, если полиции правду открывать не хотите!
Молли перешла на крик, полностью ошарашив бедную женщину. Из коридора в приёмную начали заглядывать сотрудники полицейского участка, интересуясь, кто это поднял крик под конец дня. Даже шериф Джефферсон вышел с возмущением: он ненавидел, когда кто-то нарушал тишину без причины. Кажется, до миссис Андерсон начал доходить смысл сказанных Молли слов, и в тот момент она закричала:
–Да как вы смеете говорить такое о моём сыне?! Как вы смеете приходить сюда и нести свои небылицы в присутствии меня и Анны?! Я очень в вас разочарована! Я больше не желаю вас видеть и слышать! Убирайтесь отсюда!
–Джули, боже мой, да какого чёрта тут происходит? – начал успокаивать женщину шериф Джефферсон, бросая грозные взгляды на разбушевавшуюся Молли. Джереми снова предпринял попытку оттащить подругу к выходу из приёмной шерифа.
–Ты слышал, чего они тут наговорили? – в слезах и истерике бормотала миссис Андерсон. – Они сказали, что мой сын наркоман…
Шериф приказал подросткам немедленно уходить. Два раза просить не пришлось. Друзья вылетели пулей из полицейского участка и направились в городской парк. Молли перенервничала, и у неё разболелась голова. Джереми всю дорогу упрекал её в бестактности, но сильно не наседал, понимая, что сейчас подруге больше нужны не обвинения, а крепкая дружеская рука.
К вечеру похолодало. Темнеть начинало рано, и вдоль улицы зажглись белые огоньки. В парке было совсем мало народа. От силы дюжина человек, уединившихся по парам на скамьях и в сквериках. Молли жадно вдыхала прохладный вечерний воздух, тяжёлый и влажный, и успокоилась лишь когда Джереми привёл её на каменные развалины декоративной башенки, которые были построены по всему периметру парка. Здесь можно было спрятаться и спокойно обговорить всё, что случилось.
–Она не врала, я уверен, – наотрез заявлял Джереми, обнимая и успокаивая подругу. – Ты видела реакцию миссис Андерсон? Такое не сыграешь. Она действительно не знает ничего о том, что ты сказала ей.
–Выходит, мистер Мартинез соврал? – предположила Молли. – Думаешь, ему есть смысл придумывать для меня всю эту историю.
–Я не знаю, Молли. Не знаю. Но скажу честно, я склонен поверить матери моего лучшего друга, чем какому-то неизвестному криминальному авторитету.
Джереми приподнял указательным пальцем подбородок и посмотрел Молли прямо в глаза.
–Я не хочу, чтобы ты отчаивалась, – тихо и нежно произнёс он. – Я твой лучший друг и я поддержу тебя, что бы ни случилось. Но ты должна пообещать мне, что впредь будешь держать эмоции под контролем. Врала миссис Андерсон или нет, после сегодняшнего скандала мы уже точно не узнаем. Опрометчивые поступки нам сейчас совсем не в помощь, если ты действительно хочешь докопаться до правды.
Молли отвела взгляд в сторону, склонив голову. Она была согласна с Джереми. Скандал в полицейском участке стал её огромной ошибкой.
–Мы не отпустим руки, – продолжил Джереми. – Мы попробуем поговорить с Сэтом Родригезом ещё раз. Я знаю, что он будет на школьной вечеринке. Это точно. И мы с тобой отыщем его и поговорим. Всё-таки я уверен, что именно Сэт знает всё, что нам нужно. Как ты смотришь на всё это?
Молли кивнула, но оставалась очень грустной и подавленной. А ещё ей внезапно стало очень холодно. Она села, обняв колени. Тело её пробивала еле заметная дрожь.  Джереми снял толстовку и накинул на плечи девушки, сев ближе к ней, буквально прижавшись. Молли улыбнулась этой заботе и положила голову на плечо другу. Акустическая система парка выдавала фортепианную мелодию, очень знакомую, хотя мало кто знал имя её автора. Молли молчала. Джереми мычал по нотам мелодию. Молли всегда любила голос друга, утверждала, что при желании он бы мог стать неплохим вокалистом, хотя сам Джереми никогда к таким советам не относился серьезно. Сейчас парень подпевал мелодии, потому что знал: это немного успокоит Молли. Так оно и получилось.
–Если я тебя попрошу кое о чём, ты выполнишь мою просьбу? – тихо произнесла Молли.
Джереми утвердительно промычал в ответ.
–Пообещай, что никогда меня не оставишь. Дай слово, что не расстанешься со мной и будешь рядом, пока мы живём и дышим. Мне кажется, сейчас ты самый родной человек для меня. Только рядом с тобой я чувствую себя защищённой.
Джереми молча повернул голову и поцеловал Молли в лоб.
–Думаешь, Макс всё-таки жив? – прошептала Молли.
–Я не знаю. Честно, даже боюсь думать об этом, – чуть слышно ответил Джереми. – Но знаешь, если он исчез по своей воле или по воле его родителей, то я уверен, что он рано или поздно с нами свяжется. Я дружу с Максом с самого детства. Мы с ним как братья. А на тебе, Молли… В общем, знаешь… Наверное, скрывать нет смысла. Он хотел сделать тебе предложение. Что бы ни произошло, Макс очень сильно тебя любил. И я уверен, любит до сих пор. А такие чувства не уходят. Если Макс жив, он обязательно даст о себе знать.
Следующий вопрос девушка задала с большой осторожностью в голосе и после длительной паузы.
–Думаешь, мы ошиблись тогда? В тот день, когда Макс уехал на Блэк Рок?
Молли подняла голову с плеча Джереми и посмотрела ему в глаза. Парень тяжело вздохнул. Потом он приблизился к подруге и нежно поцеловал её в губы. Девушка оцепенела, не шевелилась, даже перестала дрожать, затаив дыхание. Джереми продолжал целовать её около минуты, потом отпрянул назад, но взял руку Молли, крепко сжимая её.
–Я твой друг, Молли. Я всегда буду рядом и всегда тебя защищу. Наша с тобой связь – это нечто необычное, отличное от простой подростковой дружбы. Мы близки с тобой. И я рад, что поцеловал тебя. Тогда и сейчас. Я люблю тебя. Ты мой лучший друг.
Молли разрыдалась, но сейчас её слёзы омывали улыбку. Как радуга среди проливного дождя. Девушка впервые за долгое время улыбалась действительно искренне. И была рада, что рядом с ней такой хороший, добрый друг.
–Спасибо, что ты рядом, – шепнула она и поцеловала парня в ответ.
Лампочки, развешанные по всему парку, начали светиться и переливаться всевозможными цветами, музыка, звучащая из динамиков, стала чуть громче. Это была та самая “There for me”, под которую два года назад Молли танцевала с Максом на очередном школьном балу в тёплый сентябрьский вечер, совсем такой, как сегодня. Сегодня, когда Макса не было рядом, Джереми пригласил Молли на танец. В старых развалинах, где друзей никто не смог увидеть, они посвятили этой знаковой песне четыре волшебных минуты своего вечера.

***

4 января

Это был шикарный гостиничный номер, который, конечно, мог быть скромным по меркам президента или арабского принца, но простому работяге из спального района пришлось бы отдать треть зарплаты, чтобы провести ночь в такой роскоши. У распахнутых шёлковых штор нежно розового цвета стояла стройная женщина, задумчиво вглядываясь, как метель заносит снегом дороги и тротуары. Ветер проносился по окрестностям со свистом: в такую погоду не хотелось бы оказаться без крыши над головой.
Эванжелина была невероятно красивой женщиной. Кто бы мог подумать, что ей в прошлом году исполнилось тридцать два года, хотя внешне она вполне могла сойти за студентку начальных курсов. Однако в ней никогда не было той зелёной неопытности, как у подростков. В этой женщине чувствовалась стать, от неё веяло невероятной силой.
Эванжелина встретилась со своим давним любовником, чтобы поздравить его с наступившим новым годом и оказать ему платные услуги интимного характера. Мужчину звали Карлос Иглесиас. Уже немолодой, состоятельный мужчина с проблесками седины на всё ещё густых каштановых волосах смотрел на Эванжелину с вожделением, несмотря на то, что она уже провела с ним несколько часов в плотских утехах, но, видимо, этого было мало.
Карлос Иглесиас любил Эванжелину уже почти пять лет. Он помог этой женщине выбраться из нищеты, осыпал её подарками и различными благами. Конечно, Карлос был повязан узами брака: у него была семья, дети, общий бизнес с женой. А истинную любовь приходилось скрывать за завесой тайны.
Однако и эта «истинная» любовь многим не показалась бы таковой. Отойдя от окна, Эванжелина подошла к столу, накрытому белой кружевной тканью. Там лежало около десятка крупных купюр, которые женщина пересчитала, словно не доверяя своему любовнику.
–Достаточно? – с лёгкой усмешкой спросил он. – Я могу добавить.
–Ты добавишь, – немного холодно, но улыбаясь, ответила Эванжелина. Её бровь вздернулась, и она слегка высокомерно взглянула на Карлоса. – Ты же хорошо помнишь своё обещание, не так ли?
–Да, я помогу тебе в твоей безумной затее, чего бы мне этого не стоило, – пристально наблюдая за тем, как женщина прячет деньги в клатч, произнёс Карлос. – Но и ты не забывай о нашем уговоре. Как только ты разберёшься со своими родственниками, мы с тобой станем, наконец, нормальной семьёй.
–Даже не верится, что ты бросишь жену и детей, твоих прекрасных малюток, ради меня. Но ты же знаешь, что я тебя тоже люблю…
Эванжелина на секунду замолчала, словно сомневалась в том, что только что сказала, но уже спустя мгновение её голос снова уверенно зазвучал.
–И если с моими сыновьями всё будет хорошо, то я тоже успокоюсь и смогу посвятить оставшуюся жизнь тебе.
–Звучит и приятно, и угнетающе одновременно…
Этот комментарий никак не обидел Эванжелину. Хотя должен был. Всё дело в том, что у этой женщины не так давно диагностировали глиобластому головного мозга. Конечно, при столь богатом любовнике она могла себе позволить дорогостоящее лечение в лучших клиниках Европы, однако сотни тысяч потраченных долларов и месяцы потерянного времени закончились полным крахом. Лекарства не помогали, а болезнь прогрессировала. И оставалось загадкой, почему Эванжелина не впала в предсмертную депрессию. И ответ знали всего два человека. Оба они находились сейчас в гостиничном номере.
–Да, – странным голосом ответила Эванжелина, покачав головой в знак согласия. – У тебя будет шанс, мой любимый Карлос, провести немного времени с лысеющей полумёртвой женщиной твоей мечты, ради нескольких месяцев с которой ты готов разрушить свой двадцатилетний брак. Не иронично ли?..
Полная грации, она подошла к мужчине, обошла кресло и положила локти на мягкую спинку. Склонившись над ухом мужчины, она продолжила.
–Я никогда не была замужем, но имею чёткий взгляд на всё это дело. Столько мужчин пали ниц перед моей красотой, а сколько из них клялись мне в вечной любви – и не сосчитать. И, конечно, большинство из них, как и ты, любимый, готовы были бросить семью ради меня. Но я никогда не позволяла себе разрушить чужую семью. Знаешь почему?
Карлос повернул голову к Эванжелине, и их лица оказались всего в нескольких сантиметрах друг от друга.
–Потому что у меня у самой никогда не было нормальной семьи. И я готова была жить так и дальше. Любовью до гроба и обещаниями вечной верности меня нельзя было купить. Но деньгами – можно было. Но только на время. Я всегда умела уходить в нужный момент, хотя и разбивала вдребезги сердца. Наверное, за это бог меня и карает. C'est la vie, mon amant…
–И со мной ты решила остаться лишь потому, что смерть не за горами? – Карлос знал, что задаёт глупый вопрос. Но всё же считал его уместным.
–Только потому что ты попросил. Ну и потому что поможешь мне с сыновьями. Устроишь их. Пусть я прожила дрянную жизнь и была паршивой матерью, но хотя бы у моих сыновей будет приличное будущее.
–Я связался с одним моим знакомым из Германии. Он опытный онколог. И я…
Но Эванжелина не дала договорить Карлосу. Она закрыла ему рот долгим и страстным поцелуем. Она всегда целовала так Карлоса, прикусывая ему губы и засовывая язык настолько глубоко, насколько позволяли умения. Затем она немного отпрянула назад, снова обошла кресло и села на кровать, немного откинувшись назад и поправляя причёску, словно позировала невидимому фотографу глянцевого журнала, который затем будут раскупать поверхностные блюстители новомодных трендов.
–Никаких докторов больше, свет мой, – гордо заявила она. – Пусть я умру, но останусь с волосами. И не буду измучена всяческими процедурами и бюрократическими условностями. К тому же, ты знаешь сам, к чему напоминать, всё это лечение всё равно мне не поможет. Я предполагаю, что процесс смерти несёт в себе мало приятного, но, поверь мне, в моей жизни были вещи и пострашнее. Смерти боятся только глупцы, а я, даже с головой погрузившись в самокритику, едва ли могу назвать себя глупой. Нет, я посмотрю своей гибели в лицо. У меня есть ещё силы сделать это достойно и без тени сомнения.
–Он предлагает новую программу лечения, которая либо не подействует, либо даст результаты уже в течение полугода. Ты ничего не теряешь. А в случае успеха ты сможешь увидеться с сыновьями уже через шесть месяцев!  Будучи здоровой. Ну, или, на крайний случай, продлишь хотя бы на немного свою жизнь. У тебя появится время побыть с мальчиками. И со мной.
В голосе Карлоса звучало лишь призрачное отчаяние и боль. Он оставался сдержанным и беспрестанно буравил глазами любимую женщину. Эванжелина издала хриплый смех. Взяв с тумбы сигареты и зажигалку, она закурила. В номерах курить было нельзя, но Карлос Иглесиас оставлял гостинице неплохие чаевые, отчего ему и его гостям было позволено немного больше, чем рядовым приезжим.
–Значит, в Германию? – переспросила она, выдохнув клуб сигаретного дыма. – Потерять ещё полгода?
–Ты ничего не теряешь, – ещё раз повторил Карлос. – Пойми, многие, оказавшиеся на твоём месте, впадают в отчаяние от того, что у них попросту нет средств на дорогостоящее лечение. А тебе всё достаётся даром. Разве не расточительно с твоей стороны отвергать мою помощь?
Эванжелина продолжала курить, оставаясь погруженной в глубокие мысли. Хотя, возможно, она просто делала вид, что размышляет. Карлос уже привык к своеобразным театральным паузам в общении с Эванжелиной и сейчас просто терпеливо ожидал.
–Судьба у меня много отобрала, но и много дала, хотя обе эти стороны несоизмеримы. И я благодарна за то, что имею. Даже за эту чёртову болезнь, данную мне воистину в наказание, очевидно. Может, за грехи юности, может за то, что угробила жизнь своим мальчикам. И я отвечу за всё это. Я уже расплачиваюсь, и продолжу в аду! А сейчас я, пожалуй, соглашусь на твоё щедрое предложение. Я ждала без малого два десятка лет. Подожду ещё полгода. Ради сыновей. Я готова поверить в последний раз, что судьба может быть ко мне благосклонна.
Карлос улыбнулся. Его улыбка не сошла с лица даже тогда, когда Эванжелина обрушила на него холодный взгляд и направила на него руку с дымящейся тлеющей сигаретой как жест предупреждения.
–Но, чёрт возьми, Карлос, ты должен мне обещать, что даже  если твой хвалёный доктор не сможет мне помочь, ты все равно отвезёшь меня к мальчикам! Последние дни жизни я должна провести с ними!
–И это не слова «паршивой матери», – подметил Карлос, встав с кресла и подойдя к кровати. Он сел рядом с любимой женщиной и, отняв у неё сигарету, прикурил.
–Только не нужно говорить столь высокопарно, любимый, – ответила Эванжелина и взяла новую сигарету из упаковки. – Кому нужна эта лесть? Я никогда не была хорошей матерью и вряд ли ею когда-нибудь стану, и ты это прекрасно понимаешь, не так ли? Ох, я устала от этого разговора. А сигареты снимают головную боль лучше, чем эти чёртовы таблетки, что прописал мне тот напыщенный доктор. Я поглощаю их, как мятные конфеты, а толку  – как мёртвому припарка.
–Тебе нужно отдохнуть, – сказал Карлос, отобрав у Эванжелины и вторую сигарету. – Поспи немного. С утра тебя ждёт масса дел.
–Что за масса дел?
–Ну, я позволил себе наглость заранее купить билеты на самолёт в Германию. Вылет завтра в девять утра.
–Ты знал, что я соглашусь?
Карлос самоуверенно хмыкнул.
–Я знал, что увезу тебя в Германию вне зависимости от твоего решения, милая, – честно признался он, сняв пиджак и галстук. – И, к моему облегчению, везти насильно тебя не придется. А теперь – спать. И это практически приказ.
Эванжелина упала на подушки, раскинув руки в стороны. Она закрыла глаза, словно расплывалась в блаженстве, широко улыбалась, обнажая белые, как жемчуг, зубы, а Карлос наблюдал за ней со сдержанным восторгом, как ребёнок обычно смотрит на игрушку, дорогую и хрупкую, с обожанием, но страхом прикоснуться и разрушить. Карлос чувствовал, что борется за жизнь этой легкомысленной, но умной, расчётливой, но нежной женщины гораздо с большим рвением, чем она сама. Да, Карлос никогда так не любил ни одного человека, даже своих детей. Порой он задумывался, как так получилось, что ключ к его сердцу нашла порочная и продажная – чего уж скрывать – особа. Мужчина до сих пор не понимал, чем же зацепила его незнакомка, которая когда-то приехала к нему в мотель по вызову. Всё, в чём Карлос Иглесиас сейчас был совершенно точно уверен, было большое чувство, распирающее его душу, отчего сердце стучало чаще и сбивалось дыхание.
Карлос неспешно лёг рядом с Эванжелиной, обнял, положил её голову себе на плечо и свободной рукой накрыл себя и женщину теплым одеялом.
Часы показывали без четверти два. Эванжелина заснула очень быстро, прижавшись к груди Карлоса. Сам Карлос ещё долго не спал. Он остался наедине со своими мыслями. Рукой он непроизвольно периодически прижимал Эванжелину к себе, словно боялся, что кто-то  украдёт её среди ночи. Но всё было тихо и спокойно.  Ближе к рассвету Карлос погрузился в чуткий сон.