Первая судимость Йона Тихого

                I

Куда бы ни занесла меня нелёгкая судьба талантливого исследователя, неутомимого путешественника и одарённого писателя, я стараюсь в максимально возможной степени прочувствовать специфику туземных условий. В отелях, например, я не пользуюсь земной мебелью, а предпочитаю местную. Она даёт много пищи для размышлений и гораздо удобней с экономической точки зрения - вы себе представляете, во что обошлась хозяину доставка изделия, допустим, Ковровоткацкого мебельного комбината в другую галактику?!
То же касается еды. Иногда приходится идти на компромисс - я, например, не смог на одном из космических приёмов прожевать три-марганцовокислую закись рутения - но ведь и возлежание на, допустим, упериях, распространённых в созвездии Большой Медведицы, представляет значительные неудобства для позвоночных и хордовых!
Вот и в двести семнадцатом своём путешествии, приземлившись на <по рекомендации наших юристов мы не публикуем название звёздной системы и даже галактики - изд.> и проголодавшись после длительного анабиоза, я отправился в ближайший ресторан. Не без сожаления пропустив в меню тома, посвященные блюдам Солнечной системы, я сосредоточился на шедеврах местной гастрономии. Честно говоря, "сосредоточился" сказано не совсем верно. Обедая в незнакомых местах, я просто выбираю самое красивое название, а потом двадцать минут глубокомысленно смотрю в меню. Двадцать минут - это минимум, необходимый, чтобы добиться уважения обслуживающего персонала.
Проверенная тактика сработала и на этот раз. Как только я оторвал взгляд от голографических страниц, ко мне подскочил официант и, продолжая подскакивать (обычное в тех краях правило вежливости при разговоре с млекопитающим), спросил, что я желаю.
Я никогда не теряю времени зря. Притворяясь, что изучаю меню, я тренировался в произношении слова "ыгалдаьрар" - именно так называлось выбранное мной блюдо. Старания мои увенчались успехом - официант меня понял. А поняв, повёл себя странно. Он заявил, что ресторан, в котором нам с ним выпало счастье встретиться, известен своим уважением ко всем без исключения созвездиям, туманностям и астероидам, что лично у него есть друзья самых разных анатомических строений и политических убеждений, что он ни в коей мере не подвергает сомнению равенство абсолютно всех форм живой и неживой материи и даже мерзких грузилей обслуживает с не меньшим удовольствием, чем...
На этом месте я его прервал:
- Друг мой, посмотрите на меня внимательно. Разве я похож на газетчика? Я не буду судиться с вашим работодателем и не побегу доносить в Комитет охраны прав и свобод. Вы хотите что-то сказать - так будьте мужчиной или, что ничуть не менее почётно, женщиной, дву- или болееполой личностью, транс...
На этом месте он меня прервал. Оглянувшись двумя задними головами и убедившись, что никто не подглядывает, он расположил свои митохондрии в порядке, означающем:
- Не берите, вам не понравится.
Что-то подсказало мне, что ему виднее, и я попросил простую печень тахорга, бутылку безалкогольной водки и старый добрый макдональдс.

                II

Утолив голод, я затянулся "Примой" и в ожидании счёта задумался о тех временах, когда курение было опасно для нашего здоровья, врачи прописывали не сигареты и папиросы, а уколы и занятия спортом, капля никотина применялась в качестве защиты от вражеской кавалерии, а пассивное курение...
- Ыгалдаьрар! - донеслось из-за соседнего столика, и я вернулся в наш просвещённый век.
Вернулся, как оказалось, вовремя: соседям как раз принесли то самое блюдо, которое официант мне так мужественно не рекомендовал. На вид оно походило... Нет, я не скажу на что оно походило. Меня читают не только учёные, учащие, учащиеся и недоученные. Среди моих читателей есть невинные девушки, прекрасные женщины, восторженные юноши, благородные мужчины, глубокоуважаемые лица других ориентаций, а также <здесь издатель в целях экономии бумаги и авторского гонорара вычеркнул ровно двести двадцать две строки - ред.>. Итак, на что оно походило, я не скажу. Но оно и пахло так же! А когда соседи стали намазывать ЭТО на хлеб, мне понадобилось выйти. Того же захотели и съеденные мною печень тахорга и старый добрый макдональдс. А водка повела себя как самая последняя сивуха, а не как приличный напиток из хорошей семьи.

                III

Одним из подтверждений высокой гуманности нашего просвещённого века является то, что меня арестовали не сразу, а только когда я, облегчённый и успокоившийся, выходил из того места, в которое влетел быстрее, чем макдональдс с товарищами из меня вылетели.
Полицейский любезно сообщил, что я арестован по подозрению в оскорблении чувств гастрономических меньшинств, отягощенном нетерпимостью и гастрофобией, которые, в свою очередь, отягощёны отсутствием толерантности и гастрофилии. Кроме того оказалось, что я имею право хранить молчание, сделать телефонный звонок, быть убитым при попытке к бегству, встретиться с адвокатом, получать трёхразовое питание, ходить в наручниках, требовать соблюдения... На этом месте я его прервал:
- Господин полицейский, я не сомневаюсь, что переход под опеку правоохранительных органов расширил круг моих прав до совершенно невообразимых пределов. Я только боюсь, что если вы захотите огласить весь список, у меня не останется времени сидеть в тюрьме.
Полицейскому это замечание показалось разумным, он существенно сократил процедуру, и через самое короткое время я оказался в камере.

                IV

Там мне были не очень рады. Оказывается, чтобы освободить место для меня, пришлось выпустить одного убийцу, обладателя второго междукометного разряда по прыжкам с хвостом. Теперь шансы здешней сборной на победу в приближающемся чемпионате созвездия резко уменьшились, и начальник тюрьмы (из его татуировок явствовало, что он и в мафии занимал видное место) очень переживал по этому поводу. Я не стал его утешать и не рассказал о своих выдающихся достижениях во всех без исключения видах спорта. Во-первых, это несовместимо с моей всей Галактике известной скромностью, а во-вторых мне было не до тренировок - я с нетерпением ждал суда.
Ждал, как выяснилось, не напрасно: суд оказался подлинным праздником Фемиды и Немезиды. Обвинительную речь я пересказывать не буду, потому что прокурор предупредил о суровых наказаниях за нарушение его копирайта. Что же касается выступления защитника - это был шедевр, образец логики, эрудиции и ораторского искусства. Яркими красками описав оскорбление, которое я нанёс любителям нетрадиционной кухни, мой адвокат перешёл к истории вопроса. Оказалось, что почти сорок световых лет назад Совет Шаманов и Знахарей постановил стереть копрофагию (именно так на юридическом языке называется склонность к употреблению ыгалдаьрара в пищу) с Великой Стеллы Болезней и Недомоганий, что копрофагов преследовали Ёся Кровавый и Бесноватый Адя, что копрофагами были Кайчовский, Напоссам, Македон Алексанский, все поголовно гревние дреки и...
На этом месте судья его прервал. Он сказал, что до рекламной паузы осталось всего ничего и поэтому суд удаляется на совещание. Пользуюсь перерывом, чтоб дописать свой правдивый рассказ.
Сейчас присяжные вернутся. Что-то будет?