9. Алконост. Наваждение

Автор:   Алконост



Он шел вдоль железнодорожной насыпи. Один и в никуда. То, что было у него прежде, осталось там, в том маленьком городке, куда он приехал вместе с женой, сыном и тещей. Про таких, как он, говорят – примаки. Но нет, примаком он не был – просто…. Просто так вышло.

***
 
Снаружи этот дом малиново-йогуртного цвета был похож на водонапорную башню с двумя небольшими окнами-амбразурами под ромбовидной крышей. И только печная труба, как железный нос Дровосека, задранная, насколько это возможно, кверху, указывала на то, что это все-таки жилище.  Жилище для тех, кто стоял сейчас перед небольшой дверью, обитой стареньким, но еще теплым войлоком.
- Ничего, ничего, Маруся! Это же временно, - приговаривал мужчина, муж, держа на руках пятилетнего сына. – Кирила Степаныч обещался, что к новому году у нас уже другое жилье будет. А пока и это сойдет!
- Вася, как же сойдет? Ты посмотри на окна!
- А что окна, Марусенька? – терпеливо отвечал Вася. – Шторочки пошьёшь и вся недолга.
- Вася, но они же маленькие и наверху только.
- Так и ты, Маруся, маленькая, колобочком уже катаешься!
- А ты роди в тридцать пять да поезди за тобой по гарнизонам – тут не только колобочком, целой тыквой будешь…
- Не, Марусенька, до тыквы тебе далековато. Вот у Ивана Ильича жена – та да. Не обхватишь.
-А ты пробовал?
- Ну, хватит ругаться-то! Робятенку давно спать пора, а они ругаются. Все равно другого жилья не дадут, да и вертаться смысла нет, - вперёд выступила дородная женщина лет за пятьдесят, голова повязана разноцветной шалью, из-под которой то тут, то там выбивались крашеные в неопределенный цвет волосы – то ли «каштан», то ли «бордо»,
- Да мы, мама, разве ругаемся,- миролюбиво ответил Вася. – Это мы так – голоса на свежем воздухе пробуем, а он здесь чистый, свежий, как парное молоко после утренней дойки.
- Ну ты, зятек, скажешь! - усмехнулась теща. – ровно всю жизнь не солдатами командовал, а коров за сосцы дергал…
- А чего? И дергал. Когда мамка болела. Только не корову, а козу… - с этими словами Василий переложил спящего сына поудобнее и достал из кармана куртки ключи от йогуртового домика, подал Марусе:
- Открывай дверь, жена!

Маруся повернула ключ в замочной скважине, услышав заветный щелчок, толкнула дверь… и ахнула:
- Вася! Да как же мы здесь жить будем?

Квартира, в которую было предложено поселиться Ивантеевым, была аккуратно поделена на две части – верхнюю и нижнюю. В нижней – огромная печь, чем-то похожая на барыню, вставшую посреди комнаты. В углу приткнулся трехногий стол. Рядом с ним – топчан, накрытый полинялым цветным половиком.

В другом углу примостилась лестница, ведущая на второй этаж. Василий осторожно положил спящего сына на топчан.
- Пойдем, Маруся, посмотрим, что там наверху.
- Да, да, посмотрите! Всё равно нам с Витюшкой здесь обживаться, - тёща демонстративно присела на топчан, - а вам звёзды считать…
- Мама, ну чего ты, - обернулась Маруся. - Можешь и ты…
- Да куда уж мне…с больными-то ногами, - ответила та и затихла.

- Маруся, ну где ты?

Комната наверху казалась просторнее, Может быть, потому, что часть печи здесь была уже, чем внизу, а в окна проникал свет? Да и две железные кровати, накрытые тонкими зелёными одеялами, небольшой шкаф напротив придавали верхней комнате видимость уюта.

- А Витюшке сюда по лестнице не подняться,- задумчиво проговорил Василий, садясь на краешек кровати.
- Мама тоже расстроена, что внизу и без света.
- Ну, ничего! Сегодня ночуем, а завтра что-нибудь придумаем. Будет им с Витюшкой свет в окнах. Кровать еще купим, чтобы помягче им было. Да и лестницу посмотрю.
- Когда тебе? Ты завтра убежишь к своим солдатам и до вечера!
-Так службу, Марусенька, не отменял никто! Но солдат обязательно попрошу для домоустройства.

Они спустились вниз.
Витюшка, уже раздетый, спал на узком топчанчике. Мать хлопотала у стола.
- Вещи разбирать завтра будем, а сейчас чаёвничать да на боковую. Хорошо еще, что печь топить пока не нужно, а то бы позамерзали все в этом курятнике! Чего хоть наверху? Спать есть на чем?
- Есть, мама, все есть, - опережая жену, ответил Василий.
-Ну и ладно. А мы с мальцом здесь выспимся.
- Там наверху две кровати. Может?
- Нет! Не полезу я наверх и Витюшку не пущу. Спужается еще и упадет с лесенки. Здесь мы – валетом. - сказала и как точку поставила.

Василий и Маруся промолчали.  У матери был жёсткий характер и прекословить ей было им не с руки. Соберется и уедет. А еще и сына забрать может. Разыскивай потом по родственникам.
Так что утро вечера мудренее…

***

Василиса Николаевна после ухода дочери с зятем еще немного посидела, повздыхала и стала укладываться на ночлег, но сон бежал от нее… Это сколько же она за нами по гарнизонам мотается? Вроде бы и среди мужиков, а всё одна – не с кем и сердечным словом перемолвиться с тех пор, как Петя помер. А ведь молодой был, моложе её лет на восемь, и вот поди ты! Сердце прихватило. И когда? В самый Новый год, когда она с салатами возилась. Пойду,-говорит,- телевизор посмотрю… Она минут через десять с кухни пришла, а он…холодный уже…
Женщина смахнула непрошеную слезу. От воспоминаний стало нехорошо, и она решила выпить таблетку. Села на топчане и…

Маленькая девка или баба сидела у печи и пряла, бормоча что-то себе под нос.
- Ну, чисто баба-яга,- отметила про себя Василиса Николаевна, разглядывая, как та длинным носом касается кудели, выискивая в ней что-то, а потом цепкими пальцами вытягивает разноцветные нити…
 Бояться Василиса Николаевна и не думала: была уверена, что сон это, а что чудной, так мало ли. Да и не девчонка, чтобы всякой нечисти…

А старушка, теперь Василиса Николаевна была уже точно уверена, что перед нею маленькая старушонка в чёрном платке, закрывающем почти всё лицо, продолжала бормотать:
- Крутись, крутись веретено, водой наполни это дно. Водовороты есть пути – найди, найди, найди… Найди, кто будет погружён…

Дальнейшие слова было не разобрать, но Василиса Николаевна и не собиралась прислушиваться к этой, на её взгляд, белиберде, к тому же приснившейся: дон-вон, дон-вон, дон-вон…

***

Утром, когда Маруся спустилась вниз, чтобы помочь матери, та еще спала. И только Витюшка таращил глаза в потолок, выискивая на нём что-то, только ему известное. Увидев мать, он протянул к ней руки:
-Писать!
- Сейчас, мой хороший!
Маруся осторожно вытащила сына и повела в уголок, где уже стояло ведёрко. Сама же оглядывалась по сторонам, куда что и как ставить. Места было катастрофически мало – это она осознала еще вчера, но всё ещё на что-то надеялась. Рядом с печью Маруся заметила мокрое пятно. Витюшка ночью вставал? Или крыша протекает? Но дождя вчера не было, да и наверху пол был сухой.
- Маруся! - сверху, скрипя дощатыми ступеньками, спускался Василий,- чай готов?
- Мама! Ням-ням! – подтвердил сын решение отца.

    И Маруся завертелась, захлопотала между двумя любимыми мужчинами, что совсем забыла о спящей матери и непонятном пятне на полу.

***

Василиса Николаевна встала лишь к обеду. К этому времени Маруся успела приготовить нехитрый обед и уже командовала двумя откомандированными к «супруге прапорщика Ивантеева» солдатами, которые навешивали на стену всевозможные полочки, укрепляли лестницу и готовились прорубить в одной из стен небольшое окно.
- Мама, ты часом не заболела? – спросила Маруся. - А то спишь и спишь…
- Голова что-то, - отмахнулась от неё Василиса Николаевна и, накинув на себя пальто, вышла на улицу.
  Вчера Василиса Николаевне было недосуг разглядывать, куда завёз её зять, зато сегодня…

Йогуртовый домик буквально стоял посреди улицы, завершая движение любого транспорта, двигающегося в этом направлении. Позади домика небольшой стеной высились черно-белые берёзки вперемешку с осинами, кустами черёмухи и боярышника. Немногие листья ещё качались на ветру, силясь сорваться в свой последний полёт, но остальные уже лежали желто-красным ковром, скрадывая белые камни. А впереди…

Дорога поднималась вверх и упиралось в белое здание, рядом с которым маячила каменная фигура вождя русского пролетариата.
- Всё как всегда,- вздохнула Василиса Николаевна и, тяжело ступая, пошла к дому.

- Мам, ты чего? - встретила её на пороге Маруся. - Не заболела часом?
- Нет-нет, просто осматриваюсь…
- И как?
- Да всё, как всегда. Даже Ленин на прежнем месте.
- А мы, смотри, уже и окошечко здесь сделали…

Солдаты, и правда, работали споро и уверенно. Пластиковое окно-форточка, через которое виден был кусочек осеннего леса, уже радовал глаз, шкафчики и полочки призывали к уюту.

- А еще Вася обещался тебе кровать привезти сегодня! Чтобы помягче было. А Витюшку мы к себе на ночь забирать будем, чтобы тебе спокойнее отдыхалось. Петя и Ваня вон какие перильца сделали!

«Петя!» - вздрогнулось внутри у Василисы Николаевны, и она более внимательно посмотрела на белобрысого паренька, которому Витюшка подавал гвозди.

***

Кровать привезли ближе к вечеру, когда вся семья уже была в сборе. Панцирная, с белыми шариками в изголовье, она торжественно была водружена на место топчана, и Василиса Николаевна тихо радовалась, что именно ей предназначена такая роскошь – утопить немолодое тело в этих объятиях.
- Спасибо тебе, зятёк, за подарок! - с чувством произнесла она и попыталась по-матерински поцеловать его в щеку, но нечаянно губами ткнулась в его губы и охнула – такими мягкими и податливыми они были.
Впрочем, на эту неловкость никто не обратил внимания, даже Василий нисколько не смутился – тёща же, а не чужая тётка! И всё пошло своим чередом: вечерний чай под звуки радио (для телевизора антенны ещё не было) и сон – каждому свой и в своё время.

***
         
За день Василиса Николаевна уже успела забыть о странной старушонке, которая привиделась ей предыдущей ночью. Она забралась в кровать, накрылась одеялом, наслаждаясь. Закрыла глаза. Сон пришёл быстро. Василисе Николаевне снился её Петя, живой, здоровый, словно и не было тех семи лет одиночества…
- Пусти, Васенька, рядышком полежать, - просил Петя,- соскучилась поди без мужниной ласки?
-Соскучилась, - отвечала она, отодвигаясь к стене, уступая место ему, родному, горячему, - соскучилась…
Василиса тянулась к милому лицу губами, но оно внезапно стало трансформироваться, превращаясь сначала в безусое лицо солдатика Пети, а после и вовсе приобрело очертания зятя…

-Пусти, Васенька…

Василиса Николаевна раскрыла глаза. Темнота ночи окружала её со всех сторон и только топчан, переставленный к окну, чуть освещался ночною луной.
И там кто-то шевелился! Более того, бормотал что-то непонятное… Или понятное, если прислушаться…

- Хи-хи-хи! Ух и развезло тебя, Борода, что и на меня, старуху, кидаешься!
-Да ты, Мокрушенька, послаще других будешь: кровь-то в тебе молодая, зеленая…
-Ну, ну, рассказывай! Будто я и не знаю, зачем ты в мой дом пришёл?
- В твой дом, Мокрушенька? Это когда ты в домах жить стала?
- А ты не чуешь, Борода, как вода внизу собирается, во все углы тыкается?
- Нет, Мокрушенька, не твоя в этом доме власть. Вот нашепчу хозяину, чтобы кота завел, и не зайдешь ты сюда, не зальёшься, даже мокрого места не оставишь.
-Спохватился, плешивый!

И две нечисти сцепились между собой да так, что непонятно было, схватка это или выброс любовной страсти, выжигающей дотла.

А у Василисы Николаевны не было сил, чтобы подняться и разогнать разбушевавшуюся нечисть – тело не подчинялось.

***

Дни в домике шли своим чередом, и Василиса Николаевна уже стала забывать про свои ночные видения, но однажды вечером Василий принес домой черного котенка.

- Вот вам новый жилец,- сказал он,- вытаскивая котёнка из-за пазухи. - Принимайте Уголька!

Зять спустил Уголька на пол, и тот, завертевшись, сначала ринулся под стол, а затем, увидев, открытое поддувало печи залез туда и затаился.

- Ты где его взял, такого дикого? – Маруся вопросительно посмотрела на мужа.
- Так он и есть дикий. Солдаты подобрали на улице. В казарме не оставишь, а на улице ночами холодно становится. Вот я решил домой забрать. Приживётся – ласковый будет.
 
Но котенок приживался с трудом. Выбравшись ночью из поддувала, он долго шипел на все углы, но молоко выпил. От рыбы же отказался, от сухого корма –тем более, зато предложенную сосиску заглотил почти целиком. А вечером, воспользовавшись открытой дверью, выскользнул на улицу.
- Не ко двору мы ему пришлись, - вынесла свой вердикт Василиса Николаевна.

Но все оказалось иначе. Убежавший из дома кот далеко не ушёл, а поселился рядом, в привезённом для печи горбыле. Днём котёнка не было слышно, зато ночью его протяжное тоскливое «мяаавуй» достигало второго этажа. Первой не выдержала Маруся.
- Вася, да сделай ты что-нибудь!
- Да что я сделаю, если он дикий!
- Дикий- не дикий, а жалко… Кто его там в горбыле кормит? Вот, сосисками зазывать будем!

Ближе к вечеру, когда котёнок, выбравшись из горбыля, готовился совершать прогулку возле дома, Василий приоткрыл дверь и выбросил сосиску, привязанную на верёвочку. Кот среагировал мгновенно – схватил «подарок» с одного конца и … поминай, как звали!

Заброс следующей сосиски Василий готовил более основательно – веревочка обхватывала её со всех сторон. Котёнок понял уловку, но отказаться от еды не мог и маленькими шажками двигался к открытой двери…
 Вот он уже наполовину дома…

Маруся протянула к котенку руки, но тот неожиданно зашипел, взвился, вцепился когтями ей в плечо, прокусил, раздирая… Глаза его злобно сверкнули…
- Оборотень! - ахнула Василиса Николаевна. И повторила: Оборотень…

А тот прыгнул в двери и растворился в темноте вечера.

Но Ивантеевым было уже не до него. Витюшка плакал, прижимаясь к матери. Василиса Николаевна наскоро перевязывала Марусино плечо, пытаясь остановить кровь. Василий же побежал до ближайшего телефона, чтобы дозвониться до скорой…
- Скорая, скорая,- кричал он в трубку, - срочно приезжайте по адресу… Да, да, двухэтажный домик у леса…Что случилось? Кровь остановить не можем – рана рваная…

***

Скорая увезла Марусю на горку в хирургическое отделение.
-Да Вы не переживайте! Недельку подержим: уколы там, таблеточки – всё-таки случай у Вас нестандартный. Да и не верится, что это котёнок мог сделать… Вы, наверное, ещё в Афгане были?...
- Ну, был! А что? Меня там кусаться учили, что ли? – сердился Василий.
- Так рана больше на ножевую походит… Есть такие ножички, зазубренные,- гнул свою линию доктор.
- Ты на моего зятя не клепай! - рассердилась Василиса Николаевна. - Он в жизни никого не обидел, а жену и мать своего ребёнка тем более…
-Ну, ну, - усмехнулся доктор. – Будущее, оно покажет…

***

Ночью Василиса Николаевна положила Витюшку рядом с собой. Тот долго всхлипывал во сне, потом перестал.  Сама же вглядывалась в темноту ночи, впервые осознавая, что всё, что она видела в этом домике – совсем не сказка и не приснившаяся блажь…
Старуха эта правду сказала, что мы в этом доме чужие, что кот уже не  поможет! Вот он и не помог – только ещё больше натворил… А что же дальше будет?

Сверху послышались шаги зятя. Василиса Николаевна затаилась.

- Не притворяйся, мать! Вижу, что не спишь. На улицу я пойду – невмоготу мне, - с этими словами Василий схватил с вешалки куртку и вышел за дверь. Женщина вздохнула – тяжело ему сегодня… пусть сходит…

Дверь захлопнулась, и Василиса Николаевна вновь вернулась  к своим мыслям.
…Кот-то вон как на углы шипел да всё в поддувало метался – нечисть чувствовал! А я, дура старая, не поняла – всё на самотёк пустила. Завтра же зятю скажу, чтобы новую квартиру у начальства просил… Или заберу Витюшку и уеду! Вон, брат давно в гости зовёт…
- Не уедешь, не уедешь… поздно уезжать, - отозвался на её мысли голосок с топчана.- Топчан отдала, кота прогнала…
- Брысь, треклятая!- Василиса Николаевна подняла с пола тапок и бросила его на голос.
- А вот и не попала, не попала, - хихикнула старушка, подпрыгивая на топчане. Теперь мой черёд. Жди…

Старушка спрыгнула и закружилась по половицам:
- Крутись, крутись веретено, водой наполни это дно. Водовороты есть пути – найди, найди, найди… Найди, кто будет погружён… кто будет страстью заражён…он…он…он…

Затем Мокруха повела носом, вытянула свою костлявую руку и вытащила  из поддувала Домового:
- Чего прячешься, Плешивый! Я же говорила – мой дом это! Мой!
- Ну твой, твой, Мокрушенька, я ведь не против… И я твой, Мокрушенька. Пойдем на топчан, я тебе покажу чего-нибудь…
- Да чего ты мне, Сморчок Берёзовый, показать можешь! Лучше смотри, что дальше будет...

***

Зять вернулся под утро. Выпивший, со впалыми глазами – Василиса Николаевна впервые видела его таким – он сел на топчан.
- Мать, прости! Выпил немного. Иди сюда – поговорим.
- Тише, Василий! Сына разбудишь…
- Вот и иди сюда, чтобы не разбудил.
 
Василиса Николаевна встала, накинула на себя халат, нашарила на полу тапочек и, как была в одном (второй-то у топчана был), подошла к Василию.
- А чего в одном? - ухмыльнулся пьяной улыбкой зять. - Здесь потеряла? Ну, садись! Сейчас надевать будем.
- Да я сама, Василий, могу…
- А я не мужик, что ли?
Зять наклонился, поднимая тапок, и вот уже не Василий, а её Петя-Петенька, Пётр Иваныч берёт её за лодыжку, потом его рука поднимается выше и выше…
-Петя, Петенька, - шепчет Василина, принимая поцелуи и ласки мужа. - Соскучилась я….
- Я тоже…соскучился, - отвечает он, - старая карга, соскучился….

Это Василий, очнувшись, в порыве гнева сталкивает с себя тёщу, а затем, наклонившись, сдавливает ей горло.

Воздух мелкими толчками выходит из лёгких Василисы Николаевны, и последнее, что она слышит, это злобное хихиканье Мокрухи и её песенку:
«Динь- дон, динь –дон, динь-дон, один из дома вышел вон, второй уйдёт за ним вослед…Водой умойся, белый свет…»

***

Василий долго сидел возле бездыханного тела тёщи, не осознавая, что произошло. Затем встал, прикрыл её ноги полами халата и огляделся. На топчане стояла початая бутылка водки, а в углах посверкивала ручейками вода, которой становилось всё больше и больше.
- Папа,- окликнул его с кровати сын. - Баба бай-бай?
-Спит, спит бабушка, - утвердительно качнул головой Василий. – А мы сейчас к маме пойдём.
Он быстро собрал сынишку и вышел на улицу. Еще раз оглянувшись, он увидел, как вода начинает сочиться уже из нижнего окошка дома, пробивается сквозь йогуртовые стены…

Всё пропало… Сына – Марусе и…бежать…бежать… Маруся смерти матери не простит… С карьерой покончено… с ним покончено…

И откуда так много воды? ...


© Copyright: Конкурс Копирайта -К2, 2020
Свидетельство о публикации №220050102251


http://proza.ru/comments.html?2020/05/01/2251