Во всём виноват Колобок Часть III глава XII

…бывший сержант, а теперь уже рядовой, Саша, опять сидел на гауптвахте. С недавних пор его служба на гауптвахте только и происходила, не успеет с неё выйти, приехать в часть, как опять туда собирается и едет, вернее, везут.

Если разобраться, то ни за что, всего делов то – на глаза командиру части попался и всё, и готов. Воинская часть она тоже как деревня и: что, почему и с кем случается – известно всем, даже самому распоследнему рядовому, хроническому нарушителю воинской дисциплины и двоечнику по военно–политической подготовке.

Но Саша ни нарушителем, ни двоечником не был, недаром аж до сержанта дослужился. Всё произошло, когда он увидел дочку командира части, Ольгу, которая приехала домой на каникулы, из города, где училась в каком–то институте. Сержант Саша увидел студентку Ольгу и очень даже просто влюбился в неё с первого взгляда, а она, соответственно, влюбилась в него.

Рядовой Саша в очередной раз, после очередного пребывания на губе, вернулся в часть, а в части проверка, чуть ли не из самой Москвы. Солдат вперемежку с офицерами выстроили на плацу, а командир части, полковник, ходит вместе с главным проверяющим, генералом, вдоль строя, сам на солдат смотрит ну и заодно генералу показывает.

Вот идут они вдоль строя и останавливаются прямо напротив Саши. Тут полковник, и командир в одно лице, и заявляет генералу:

– А это, товарищ генерал, у меня первый и единственный потенциальный предатель и изменник. – и показывает генералу на Сашу. – Как только война начнётся, он первым в плен сдастся и военную тайну расскажет.
– А он военную тайну знает? – спрашивает генерал.
– Не знает, поэтому врать будет. – отвечает полковник.
– Кто таков? – строго спрашивает генерал.
– Рядовой Саша, фамилию не помню, только что с гауптвахты вернулся! – браво отвечает Саша и смотрит на генерала.
– За что на губу загремел?! – ещё строже спрашивает генерал.
– За то, что в дочку товарища полковника влюбился, а она в меня, товарищ генерал. – отвечает Саша.
– Ну что я говорил, товарищ генерал?! – радостно говорит полковник. – Так и ждёт момента, чтобы Родину предать.
– Да, этот может. – соглашается генерал.
– Его расстрелять надо, товарищ генерал. – говорит полковник. – Прямо сейчас, перед строем, чтобы другим неповадно было.
– Тогда и дочку надо расстреливать. – уточняет генерал.
– Не, дочку нельзя. Она студентка, в институте учится. – как ни в чём ни бывало отвечает полковник.
– Да, тогда нельзя. Тогда его одного. – кивает головой генерал – Командуй полковник.
– Расстрельная команда, ко мне, шагом марш! – громко, чтобы все слышали, командует полковник. – Расстрелять этого предателя и негодяя!

Откуда–то появляются солдаты с кремневыми ружьями.

«Форма новая, а ружья старые. – успевает удивиться Саша. – Такие ружья и осечку запросто дать могут».

Подошедшие солдаты хватают Сашу и волокут на середину плаца. И тут он замечает, что генерал, это, ни кто иной как Иван, а командир части и заодно полковник – козел Ботаник, один в один, только в фуражке и с погонами. Сашу ставят перед строем и почему–то спиной к полковнику и генералу.

– Заряжай, целься! – командует полковник бодрым голосом и тут же начинает петь. – Чтобы славно отдохнуть, я беру с собой на юг: полотенце, маску, ласты…

«Тьфу ты, приснится же такое!».

Оказывается телевизор помимо того, что способен показывать как чудеса всякие, так и полнейшую дребедень с успехом выполняет роль снотворного, причём очень удобного и даже безвредного. Не надо таблетки какие–то глотать, вред причинять организму, телевизор сам всё сделает. Ну разве что сон какой приснится, на это он тоже великий мастер. Так что сплошная польза от телевизора, зря его люди ругают. Опять же, разбудит в нужный момент, как дядю Сашу разбудил, а то бы и вправду расстреляли.

Вот так вот дядя Саша и не заметил как заснул и даже сон увидел, правда сон глупый и не интересный. Выключив многоликий кудесник–телевизор дядя Саша пошёл в ванную, умылся, ну чтобы сонливость согнать, и только после всего этого заинтересовался, который же час?

Час оказался почти вечерним. Решив не сидеть дурнем в четырёх стенах или же бесцельно бродить по двору дядя Саша отправился встречать Ольгу. Даже просто посидеть в лесу или в поле гораздо приятнее, не говоря уж о том что полезнее, чем в комнате на диване или во дворе, за столом.

***

Выйдя через заднюю калитку со двора и пройдя через рощицу, а может это была просто лесопосадка, дядя Саша вышел к полю. Тропинка, идущая как в Лес так и из Леса была хорошо видна и дядя Саша присев на весьма кстати оказавшийся поблизости пень принялся ждать Ольгу.

По всем известным и неизвестным законам жанра и прочих вещей данному моменту соответствующих, сейчас дядя Саша должен был: сгорать от нетерпения, в красках и с подробностями представлять их встречу и что будет происходить дальше, терзаться опасениями, что Ольга опоздает, а то и вообще не придет, в общем, добровольно изводить себя. Но ничего подобного не было, дядя Саша просто сидел и ждал Ольгу, сидел и ждал.

Не то чтобы он уже устал переживать, терзать себя попусту, вовсе нет. Чего–чего, а душевных сил у него было полным–полно, можно даже сказать в избытке. Просто, то ли он сам, то ли кто–то за него решил не тратить их на себя попусту, а потратить на Ольгу, в хорошем смысле этого слов, разумеется.

Вроде бы начинало смеркаться, а вроде бы и нет, но вот–вот должно было начаться, когда на тропинке появилась Ольга. И опять всё не так как положено. Дядя Саша не вскочил и не бросился ей на встречу, а встал и помахал Ольге рукой, и она помахала ему в ответ, вот и всё.

Когда Ольга подошла ближе дядя Саша, опять же без изумления, а просто заметил: одета она не так, не в ту одежду, в которой он привык видеть её в Лесу. Ольга была одета в обыкновенное, современного покроя платье. Обута была в туфельки, ну разве что не на высоком каблуке. На шее была повязана косынка. В руке она держала самый обыкновенный, хоть и пестро размалеванный, пакет, одним словом, современная женщина, живущая в городе или же в деревне, которая недалеко от города находится.

– Здравствуй, Олюшка. – дядя Саша поцеловал подошедшую Ольгу в щёку, на этот раз она не отстранилась. Единственное, что всё–таки бросалось в глаза, на лице Ольги не было косметики. Да и не нужна она была ей, потому что на самом деле красивую женщину  косметика делает менее красивой, а некрасивую, тут дело вкуса. И ещё, пахло от Ольги не духами, а чем–то непонятным, но очень и очень приятным.
– Заждался? – спросила Ольга.
– Не то чтобы, – дядя Саша чуть не запутался в словах. – в смысле, я всегда тебя ждал и жду, даже когда ты рядом.
– Ну тогда пошли. – Ольга взяла дядю Сашу под руку, ну прямо как в городе, на улице. – Показывай свое житьё–бытьё.
Забор как забор, только не деревянный, а похоже что из железа, да и маленький какой–то, больше для вида, чем для того чтобы от постороннего человека отгородиться.

Слева от дорожки, ведущей к дому, небольшой огород, а справа растет несколько яблонь и смородина с малиной, ничего особенного. Двор как двор: один сарай разделенный на три клетушки, в одной из которой похрюкивал поросенок, а в другой, засыпая, что себе под нос бубнили куры. В третьей было тихо, видимо Ботаник ещё не вернулся со своего шляния по деревне.

Дом оказался каким–то несерьезным, так что ли. Был он весь как бы игрушечный, дунь, и развалится. Если Ольгин дом был сложен из толстенных бревен, которые зимой от холода согреют, а летом от жары спасут, то Сашин дом был сделан непонятно из чего, похоже что из камня, а может быть и нет, потому что казался сделанным из чего–то цельного. А вот окна Ольге понравились, они были большими. Сени, как определила Ольга, так те были вообще состояли наполовину из стекла.

– Разувайся, проходи. – сказал дядя Саша когда они зашли ещё в одни сени, которые на самом деле назывались прихожей.
– А разуваться–то зачем? – удивилась Ольга.

«Зимой-то понятно. Зимой снегу в дом запросто натащить можно, поэтому валенки и надо снимать, а летом–то зачем? – подумала она».

– Ну, принято у нас так. – дядя Саша и сам удивился зачем, а ведь раньше об этом не задумывался, разувался и всё. – Ну чтобы пыль и мусор всякий в дом с улицы не нести. Я тебе тапочки дам.
– Ну раз так, давай свои тапочки.

Внутри дома тоже всё оказалось не так как у Ольги. Мебель в комнатах тоже казалась какой–то игрушечной. Выглядела она конечно красиво, смотрелась, но было такое впечатление, что в первую очередь она должна была выглядеть красивой, а потом уже быть прочной, удобной, добротной и всё такое.

И много её было, мебели, свободного места в комнате совсем чуть–чуть, даже не свободное место, а проходы между диваном столом, и шкафами. Дело в том, что Ольга до этого никогда не была в домах, тем более современных.

Дом отца, из которого она сбежала давным–давно, как снаружи и изнутри, выглядел совсем по другому. Совсем по другому выглядит и её дом, в Лесу, может быть и не так как отцовский, но уж совсем не так как дом дяди Саши. Конечно же она видела по Ябтару современные дома и квартиры. Для тех кто не знает, Ябтар, это лесной аналог Интернета, яблочко катится по тарелочке, помните, вот это Ябтар и есть.

– Проходи, присаживайся. – на самом деле дядя Саша не знал что делать дальше, можно сказать? Растерялся.

Вот когда он думал, мечтал и представлял себе момент когда Ольга придёт к нему домой, тогда знал что делать, а сейчас нет. Оно часто так бывает: думаешь, даже готовишься, а когда наступает то о чём думал и к чему готовился, получается что и не готов ты к этому вовсе.

– Чаю хочешь? – дядя Саша, можно сказать, призвал на помощь всё спасающее в таких случаях чаепитие, мол, сначала чай или кофе, а дальше видно будет, чай или кофе подскажут. – Хочешь, телевизор включу?
– Включи. – присаживаясь на диван согласилась Ольга. – Только давай сначала дело сделаем. Если не забыл, я Ивану пришла помочь.
– Да, конечно. – согласился дядя Саша. – К Марье пойдем? Он сейчас у неё.
– Не надо нам туда идти. – Ольга лишь мельком взглянула на то что стал показывать телевизор и перестала обращать на него внимание, как будто был этот телевизор для неё вещью самой что ни наесть обыденной. – Сходи к Марье, скажи ей пусть сюда придёт, здесь я с ней и поговорю. А сам, покуда мы будем разговаривать, на дворе побудь, так надо.
– Я ей позвоню, зачем идти–то.
– Позвони.

Дядя Саша взял со стола самого верного друга всех лентяев – мобильный телефон и найдя в нем номер Марьи нажал на кнопку вызова:

– Марья, привет. Не спите ещё? – начал он. – Ты вот что, зайди сейчас ко мне. Нет, завтра не получится, сейчас надо. У меня для Ивана лекарство хорошее есть, в миг твой богатырь бегать и прыгать начнет. Давай, жду. Ивану привет. – положив телефон на стол дядя Саша направился к двери. – Я её на улице подожду.

Марья не заставила себя долго ждать. Дядя Саша только–только во двор и успел выйти, такое впечатление, что она за калиткой дожидалась когда позовёт.

– Я Ивана помыть собралась, – она сразу же принялась отчитывать дядю Сашу, наверное для того чтобы потом обвинить его в том, что он во всем виноват. – а тут ты, до завтра подождать не мог. Что там за лекарства, где взял?
– Марья, не шуми. – попытался было успокоить её дядя Саша. – Иди в дом, там всё увидишь.
– А ты что же? – праведный гнев за непомытого Ивана не помешал  ей удивиться, но в дом всё–таки пошла одна, без дяди Саши.
– Я здесь тебя подожду, иди.

***

Учёные люди говорят, что незнакомого человека человек оценивает в первую очередь по одному единственному параметру – представляет ли тот для него опасность или нет.

Вот случае когда в руках незнакомца оглобля или ещё нечто столь же впечатляющее, всё ясно: или бей первым, или беги куда глаза глядят. А вот когда в руках незнакомца ничего подобного нет, да и сам он улыбается и не ругается матом, тогда «тест на опасность» тоже проводится, но происходит он по каким–то никому непонятным законам. Никто не в силах объяснить, как за несколько секунд можно определить своё отношение к незнакомому человеку? Правда, говорят, что первое впечатление обманчиво, но так происходит далеко не всегда.

А вот когда встречаются две женщины, да ещё один на один, и больше никого рядом нет, тогда да, тогда вообще неизвестно, что они определяют в первую очередь, не говоря уже о том, как.

Зайдя в дом Марья увидела женщину, примерно одного с ней возраста. Даже по самому максимуму критичности и предвзятости при оценке незнакомки на предмет «...кто на свете всех милее, всех румяней и белее…» Марья была вынуждена признать, что незнакомка – женщина красивая, и красивая не благодаря чему то там одному, а просто красивая и всё тут.

А вот одета незнакомка была, можно сказать, что не ахти как, ничего особенного. Платье как платье и прически никакой, не говоря уже о косметике. И хотя  Марья сейчас сама не могла похвастаться гламурностью наряда, на душе у неё полегчало.

Может она в непокобелимости Ивана сомневалась, может быть, но Ивана здесь не было. Неблагодарное это занятие – гадать, почему это пронеслось в Марьиных душе и голове и проносится в душах и головах других женщин в подобных ситуациях, не угадаешь. Скорее всего это так, на всякий случай.

– Здравствуй, Марья. – незнакомка встала при её появлении. Взгляд незнакомки был ясным и бесхитростным, но всё равно каким–то не таким. Казалось что незнакомка смотрит не только на Марью, но и на всё вокруг вообще, и не только на комнату, но и на двор, и на всю деревню сразу.
– Здравствуйте. – поздоровалась Марья.
– Прослышала я, с Иваном твоим беда приключилась. – продолжала незнакомка. – Вот решила помочь. Меня Ольгой зовут.
– Спасибо за помощь, Ольга. – Марья присела на стул. Сейчас ей было не до Ивана, были вещи и поважнее. – И чья же ты будешь? Что–то я тебя раньше не видела. – что ни говори, а выведение на чистую воду шпионов, и вообще, подозрительных личностей всех мастей надо поручать женщинам, мужики в этом деле ни на что неспособные.
– Своя собственная и буду. – усмехнулась Ольга. – А не видела, потому что живу я не здесь.

Марья чуть было не спросила: а где? и не устроила Ольге «мягкий и пушистый» допрос со спрятанными в этих мягкостях и пушистостях, на всякий случай, когтями.

Такие вещи происходят тоже как бы сами собой, а вовсе не из–за опасения того что Иван, увидев Ольгу, вздумает кобелировать, хотя и это со счетов было нельзя сбрасывать. Но разум женщине тоже даден и иногда он, разум, оказывается прав, а не душа.

Разум и спросил у Марьи, мол, а что это делает Ольга в доме у Саши на ночь глядя, тем более что живет не здесь, а неизвестно где? Ей что, дня мало, лекарство отдать? О том, откуда Ольга узнала как её зовут, про Ивана, почему–то не думалось, оно и понятно, Саша рассказал, трепло.

– Стало быть, ты родственница Сашина. – не унималась Марья.
– Не родственница, – Ольга присела на диван, не стоять же посреди комнаты, тем более что разговор мог и затянуться. – Знакомая я его.

***


Только теперь до Марьи стало доходить то, вернее, причина того, что с недавних пор она заметила за дядей Сашей. Изменился он, причём непонятно из–за чего изменился.

Если просто посмотреть на дядю Сашу и сравнить с ним же, только месячной давности, то ничего особенного, такой же как и был. Но Марью на такой мякине не проведешь, да и большинство женщин тоже. Кстати, вполне возможно что и деревенская общественность женского пола тоже заметила произошедшие и видимые только им изменения в дяде Саше, но до поры, до времени, молчала. Может ждала дальнейшего развития событий, а может быть просто для детального анализа, постановки диагноза и вынесения вердикта, информации не хватало.

Внешне дядя Саша, можно сказать, что и вовсе не изменился. Ну разве что сутулиться перестал и ходил теперь: грудь вперёд, как на параде, хотя и до этого особой сутулостью не отличался. Так что это был признак изменений произошедших в дяде Саше маловидимый и для большинства малозначимый.

Гораздо более заметным, для Марьи, это уж точно, стало другое. Если раньше голос дяди Саши был похож на голос человека идущего в гору или несущего тяжелую ношу, не то чтобы он задыхался или говорил через силу, нет, просто говорил он до этого как бы, потому что надо было говорить, а не потому что хотелось, то теперь не говорит, а прямо как тот диктор, об успехах в народном хозяйстве рассказывает. И ещё глаза, правда хоть у нас не особенно–то принято в глаза заглядывать и рассматривать их, чуть ли не грехом считается. Если раньше глаза дяди Саши были глаза как глаза, по своему цвету и выразительности вполне соответствовали его возрасту, то теперь изменились, и ой как изменились.

Наверное и вправду говорят: глаза, это зеркало души. Если глаза так себе, ничего особенного, то и душа и на душе соответственно, а если огнем горят, в радости или в гневе, то и на душе значит пожар и буря соответствующей направленности. Сейчас глаза дяди Саши горели каким–то прямо демоническим огнем, а взгляд иногда был таким, что смотреть больно, как на электросварку.

Всё это Марья заметила, можно сказать, сразу же, но не найдя объяснения и подтверждения извне отложила до поры, до времени и между свалившимися на неё хлопотами, Иваном, паразитом этаким, вызванными, можно сказать что и забыла.

И вот теперь перед ней сидела та, которая и была причиной всего того, что произошло с дядей Сашей в столь короткое время. То что это всё из–за Ольги Марья не сомневалась, да и любая другая женщина определила бы сразу, талант у них, у женщин, на такие вещи.

И вот прокрутив всё это и поняв, что Ольга хоть и соперница ей как и любая другая женщина в силу своей природы, но на Ивана посягать не будет, Марья окончательно успокоилась. Конечно же весь этот душевный и мыслительный процесс промелькнул у Марьи, моргнуть не успеешь, но всё–таки был. Так что теперь можно было и дальше про Ивана думать и лечить его.

 Разумеется Ольга понимала, что сейчас был и закончился процесс «принюхивания» и определения её, Ольги, на предмет возможного соперничества, а значит и враждебности.

Делала ли сама Ольга тоже самое – неизвестно. Хоть и жила она не среди людей, а в Лесу, но природа её все равно была женской, и изменить её и всё ей присущее невозможно.

А вполне возможно что Ольга, так сказать, и не «сканировала» Марью на предмет того, кто лучше и кого больше шансов, потому что была женщиной в себе уверенной, в хорошем смысле этого слова конечно.

Наверное подобные политесы среди женщин, да и среди мужиков тоже, правда несколько иначе, происходят от собственной неуверенности, а может быть ещё от чего, тоже пустячного, но кажущегося в этот момент самым главным.

– Что ж за лекарства такие? – спросила Марья. – Вроде бы ему и лечить–то нечего, только и остается что ждать, когда переломы срастутся.
– Это не совсем лекарства, какими ты их понимаешь. – Ольга стала доставать из принесенного пакета какие–то свертки и ещё что–то. – Переломы, как раз, срастутся быстрее, да и вообще, чувствовать себя твой Иван будет лучше.
– Почему сразу мой? – Марья помимо своей воли, опять изображала из себя независимую женщину, непонятно только зачем.
– Ну не мой же! – усмехнулась Ольга.
– Ну да. – вот кто и за что сейчас дёргал Марью и или что–то куда–то подсыпал? – Твой во дворе шляется, видать зайти боится.
– Может и мой. – и согласилась, и не согласилась Ольга. – А зайти он не боится, тем более к себе домой, просто мешать не хочет.

Простой и исчерпывающий ответ Ольгу, можно сказать, вернул Марью в чувство:

– Не обращай на меня внимания, это я так, не привыкла ещё.
– Привыкнешь. – Ольга разложила на столе принесённое и стала объяснять Марье, что от чег, когда и как надо применять.

Наука оказалась нехитрой, всего то делов: заварить, да поить этими отварами Ивана, все очень просто, даже записывать не надо.

– А эта травка называется, болотный цвет. – Ольга показала последний из принесенных свертков. – Его заваривать не надо. Ты её Ивану в подушку положи, он спать будет, как у вас говорят, без задних ног. А когда человек спит, организм сам себя лечит и болотный цвет в этом деле ой какой хороший помощник.
– Откуда у тебя всё это? – некоторые из трав Марья видела впервые, хотя по деревенским меркам толк в них знала и немалый. – Я в травах разбираюсь немного, собираю, а вот тот же болотный цвет впервые вижу, даже не слышала что такая трава бывает.
– Из Леса, откуда же еще. – Ольга сложила принесенное в пакет и протянула Марье. – А травы, их много и все знать невозможно. Тот же болотный цвет, трава редкая, да и открывается далеко не каждому, так что вполне естественно что ты о ней не знаешь.

Ольга разумеется не сказала Марье, что траву эту русалки используют для своих таинственных дел, им эта трава только и показывается. Так что Марья смогла бы увидеть болотный цвет только в одном случае, если бы сама стала русалкой.

– Спасибо тебе, Ольга. – в который раз поблагодарила Марья. – Пойду лечить жениха своего.
– Пожалуйста. Лечи, не играть же свадьбу когда жених в гипсе? – Ольга встала что наверное означало: Марье домой пора, Иван поди заждался, да и Саша на дворе мается. – На свадьбу не забудь пригласить.
– И ты туда же. – смутилась Марья. – Считай что пригласила. Ладно, пойду я.

Попрощавшись Марья вышла во двор где томился, как она считала, дядя Саша:

– Иди уже, – не отказав себе в удовольствии подтрунить над дядей Сашей сказала Марья. – извёлся весь, кавалер. Ишь ты, тихоня тихоней, а какую красавицу отхватил?!
– А ты что, завидуешь? – нашёлся дядя Саша.
– Чего бы это я завидовала?
– Ну тогда и языком не мели впустую.
– Да ладно, Саш, не обижайся. – сказала Марья примирительно. – Это я так, за тебя радуюсь. Спасибо тебе, пойду я, а то Иван один там.
– Марья, только про Ольгу чтобы никому, ладно?
– Ладно. Пошла я.
– Пока.