Дрожники. Покорение мира 3

Сейчас, когда при робком утреннем свете, пробивающемся сквозь щели сарая, куда я окончательно переселился, записываю свои ночные приключения, ужас не отпускает меня. Какой же я идиот, хотел вырваться на свободу из запертого города, а погрузился в самую лютую неволю – неволю страха. Я услышал глухой звук шагов и нырнул в кусты. Звук нарастал, и больше не напоминал шум, производимый одиноким прохожим, скорее это было шипение, вроде воздуха, выходящего под напором из шланга. Всматривался во тьму, пока ни увидел клубящиеся седые вихри над дорогой. Это было похоже на песчаную бурю, но ветра не было! И тут прямо передо мной возникла фигура. Я не видел ее приближения, казалось, что незнакомец материализовался из пыли прямо передо мной. Возник всего лишь на мгновение, а потом пропал, прикрывшись пыльным пологом, но я никогда не забуду его! Это был старик удивительного роста, метра два, не меньше. Седая голова, острый, хищный нос, свисающий к седым же усам. Но страшнее всего были его глаза, он повернулся в мою сторону, и я заметил зеленый свет, так светятся в темноте глаза кошек. Не помню, во что он был одет, я вообще ничего о нем больше не помню, а вот его свиту разглядел лучше. Сотни, тысячи колючих шариков, размером с теннисные мячи, кружились пчелиным роем, издавая тот самый, пугающий звук. Часть отроилась и закружилась над моей головой. Неожиданно, я чувствовал, что обладаю защитой, они даже не коснулись меня. Не знаю, сколько просидел в этих кустах. Когда вышел - ни старика, ни шипящего окружения не было, да и пыль улеглась.
Именно с тех минут я понял, что такое ужас - не сиюминутный, парализующий, но временный, отпускающий, а ужас бесконечный, который вгрызается в плоть, становясь частью тебя.
Меня не удивили темные окна снимаемого дома, но с запертой изнутри дверью столкнулся впервые. Благо есть заветное место, потихоньку переселяюсь в сенной сарай.
Проснулся очень рано, вылез из укрытия и остолбенел. Никогда в своей жизни я не видел такого красивого рассвета. Деревья, дома, покосившиеся заборчики, казалось, светились мягким кремовым светом.  Было тихо, даже петухи попрятались. Ледяная колодезная вода смыла сонливость. Деревня просыпалась: со всех сторон слышалось мычание коров, петушиные  распевы, приглушенный собачий лай.
Со скрипом отворилась дверь, Аська, босая, в длинной рубахе, стояла на пороге, щурясь от первых лучей солнца.
- Асенька, - бросился к ней, но остановился, заметив испуг в глазах.
- Настена я, - тихо проговорила она, изворачиваясь.
- Да, да, Настена, я помню…
- Утренничать идите… Я  одежду приготовила, переоделись бы, батюшка, от людей стыдно.
- От каких людей, Аська… Настя, от каких?
- Знамо, от соседей. Прореха на прорехе, - кивнула она на мои джинсы.
- Тебе нравилось.
Зашел в сени, показалось или запах стал другим? Мебель в комнате тоже изменилась, вместо старого круглого стола – деревянный прямоугольный, срубленный из толстых досок, свежих еще, пахнут деревом. У стола такая же лавка. Никаких шкафов, серванта, ничего. Кровать - та же лавка, только шире. Как это могло произойти? Ушел вчера вечером, ночью не слышал никаких звуков. Осмотрелся в поисках сумок, привезенных с собой, их не было! Не было телефонов, планшета, не было чемоданчика с инструментами, которые я занес в дом в первый же день, ничего, что напоминало бы о нашей прежней жизни. Пожалуй, только одежда на мне. Взгляд уперся в сложенное на лавке белье: белые штаны и рубаха, костюмы для исторического фильма.
Надо выбираться. Мысли о розыгрыше больше не появлялись в моей голове, ночное происшествие примирило с неведомым. Как легко современного скептика склонить к мистическому восприятию, достаточно напугать посильнее! Эта чертовщина началась после попыток отыскать проклятое озеро, может, дело в нем? При свете дня я не рискнул продолжить знакомство с деревней, да и оказаться на месте моего ночного укрытия, пережить даже прошедший ужас было выше сил, и я отправился в лес.  Озеро, разумеется, не нашел, проблуждал часов пять. Да и глупо было надеяться, человеку, привыкшему к упорядоченности парковых деревьев, разобраться в знаках буйной природы невозможно.
Во время многочасовых блужданий меня преследовало отчаяние. Пытался найти хоть какое-нибудь разумное объяснение всей этой дьявольщине, но ничего не приходило в голову. Я боролся с волной апатии, безумно хотелось просто сесть в ближайшие кусты и ждать, когда жизнь покинет меня. Заметив просвет между кустами даже не обрадовался, возвращаться в дом к незнакомой мне Настене не хотелось, деревня пугала. В лесу я еще мог обманывать себя, убеждать, что все это – плод больного воображения.
Еще за забором понял, что у нас гости, Аська с кем-то тихо переговаривалась, слышалось лошадиное ржание, какие-то скрипы и стуки. Во дворе незнакомый мужик что-то делал у пегой кобылки. Не знаю всех этих тонкостей обращения с гужевым транспортом.  Раскрасневшаяся Настена металась между избой и двором, бросая на гостя игривые взгляды.
- Ты кто? – в моем голосе не было дружелюбия.
Но гость молчал, словно меня и не было.
- Аська, что происходит? – поймал жену у колодца.
Но Аська бросила ведра и кинулась к мужику, прячась за его субтильную фигурку. Тот развернулся и бросил на меня угрюмый взгляд. Бородка, которая еще недавно была щетиной, смешно топорщилась, и это, в сочетании с худосочной и сутулой фигурой, придавало облику возницы комический вид.
- Ты того, барин, иди-ка, нечего к моей бабе приставать.
- Так его, Матюша, гони, ишь что удумал, охальник.
- Матюша? – не верил я ушам. – Кто такой этот Матюша?
- Супруг мой, хозяин, - Аська, или как ее там, потупилась.
Безумие продолжается. Я побежал к сенному сараю, хорошо хоть тетрадка и ручка на месте. Кстати, еще одна вещь, уцелевшая во временной метаморфозе, и этом странно, изначально тетрадка мне не принадлежала, я нашел ее в доме.
 Деревня оживает с каждым днем. Соседний с нами дом уже заселен, во дворе, у сараев, курятников и прочих построек мелькали люди. У ворот стояла запряженная лошадь, на телеге навалены какие-то мешки, короба. Парнишка лет одиннадцати, заметив меня, остановился, с интересом разглядывая мои джинсы.  Я прошел мимо, никакого желания разговаривать с новыми соседями не возникло. У дома мужика с окладистой бородой ускорил шаг, а вот Миколу проскочить не удалось.
- Здорово, постоялец, - крикнул он, едва заметив меня на дороге.
- Здравствуйте…здравствуй, Микола! – я лихорадочно думал, как его разговорить, что вообще можно спрашивать у этих людей.
- Как обживаетесь? – опередил он меня.
- Потихоньку.
- Сеяться будете или так, в батраках мыкаетесь.
Вот и что отвечать?
- Что, Клим Захарыч десятинами не оделил?
- Кто такой Клим Захарович?
- Не пойму тебя, барин, вроде как заговариваешься. Клим Захарыч – управляющий барина нашего Павла Александровича. Дом его далеко видно, разве не слышал?
Так-так, значит тот дом, что я заметил в прошлый раз – жилище управляющего.
- И давно вы здесь живете?
- Не пойму тебя, вроде и правда, блаженный. Как вывезли из Марфино, так и живем, годы не считаем.
- А почему Семениху боятся?
- Коли не ведаешь, так ведьма она. Чай в одной избе живете.
- Нет в нашем доме никакой Семенихи, вселились в пустой.
- Ой, беда, вернется, забудешь и как зовут тебя. А имя-то свое и не назвал, - будто опомнился Микола.
- Егор.
- Егорий, значит. Хорошее имя, сильное. Ты сходи к Климу Захаровичу-то, - сказал и скрылся во дворе.

Продолжение следует.