Будущее

- Нэлла, я иду домой. Если хочешь, пошли вместе.
Так я позвал новенькую первого сентября домой. Её посадили со мной за одну парту, когда представили перед классом.
– Хорошо, Лёнчик, отдам план работы с пионерской дружиной в комитете комсомола. Это у меня ещё с той школы.
- Тогда догонишь, я на выходе подожду…
Всё это естественно и просто. Дело в том, что соседние железнодорожные школы слились в одну, и наш класс пополнили новые ученики, но я знал почти всех из старших классов. Но Нэллы не видел. Чуть позже выяснилось, что её семья приехала из южного района области, а это словно с другой планеты. И во время первой же переменки оказалось, что мы живём недалеко друг от друга.
Она была симпатичной, волейболисткой и участницей хора. И этого достаточно, чтобы стать центром воздыханий одноклассников. Ходила Нэлла какой-то прыгающей походкой, словно всегда ждала мяча на передаче. И она же переделала имена всех учеников на  какие-то ласкательные за счёт суффикса «чик».
Путь со школы был достаточным по времени, чтобы поговорить о том или сём.  Мы и говорили, что было на уме - о киноартистах, певцах, космонавтах. И время от времени спрашивали друг: «А хотел ты стать Юрием Гагариным?» Или «А ты - Валентиной Терешковой?» Или певицей Ненашевой, которая недавно приезжала в наш город и билеты нельзя было купить. Но я бы достал, моя мама работала в парке культуры и отдыха, в летнем театре, где и пела приезжая певица.
Мимо своего дома, окна квартиры выходили на улицу, я проходил, как будто его не существовало, а ведь в окно могли выглянуть сестра или рано пришедшая с работы мама. Я бросил мимолетно, что здесь живу, но новенькая словно не слышала, вероятно знала или догадалась…
А у её дома уже стояла бабушка, прислонившись к старому тутовнику на берегу арыка.
- Это мой одноклассник, - сразу представила меня Нэлла.
Счастливая! А у меня бабушки не было. Её оставили где-то в далекой Гусихе, что под Саратовом во время какого-то раскулачивания: мама и её сестра приехали сюда только с отцом.  Мама говорит, что её мама сильно заболела и померла.
Весь сентябрь я провожал Нэллу, мы привыкли к этому, казалось, переговорили обо всём на свете, но одноклассница была неистощимой на новые темы и наблюдения! Как у неё так получалось, но она умела заставлять говорить, а сама слушала, особенно мои стихи и робкие рассказы, похожие на дневниковые записи. Мои записи были прямо или косвенно связаны с появлением Нэллы.
Сегодня всё как всегда, провожание, было, закончилось и я, повернувшись уже в сторону своего дома, бросил:
- Пока, до завтра…
- Ладно, Лёнчик. Если хочешь, погуляем вместе до Нового арыка. Завтра же труды!
А почему бы и нет? Мы и на трудах выбрали профессию фрезеровщика и строгальщика. И были всё время вместе.
- Давай переодевайся и даже пообедай, я подожду.
В ожидании одноклассницы я пошёл к воротам завода, что были в ста метрах от дома Нэллы. Створки были из тонкого железа с узорами из гнутых прутьев наверху и чуть приоткрыты. За ними виднелась площадка, покрытая асфальтом, который постоянно подметали из-за упавшего хлопка.
Мы ездили с пятого класса на уборку сырца в колхозы и знаем, какой он коварно лёгкий и что бы выполнить норму надо с утра до вечера нагибаться над кустами. Надо было уходить и не глазеть. На заводе боятся, что может случится пожар. А это беда! Новый человек у ворот – это опасно.
Я пошёл дальше. Оглядывался. Не выскочит ли Нэлла и будет как-то неловко, что не дождался. Но её ещё не было. Наверное, заставили кушать.
Забор вёл к Новому арыку, это такой обводной канал для полива полей и мелких уличных арыков для зелени и хоть какой-то прохлады в жаркое лето. Хотя настала осень, но было жарко. Я шёл дальше. Повстречался старый туркмен. Он внимательно посмотрел на меня, и я поспешил поздороваться, по-русски. Он ответил мне на туркменском: «Вассалам алейкум!» И добавил по-русски: «Иди туда, здесь твоя судьба». И указал на маленькую калитку в заборе, что оказалась в двух шагах от меня. Я мог бы и не заметить её, настолько она слилась с забором и была старой.
Старик ушёл, а мне осталось только посмотреть на калитку, пожать плечами и оглянуться. Но туркмена и след простыл, лишь качнулись ворота завода. А Нэллы всё не было.
Я пригляделся: дерево было под цвет кирпича и косяки калитки слились с кладкой. Само дерево калитки было старое, но крепкое. Наверное, из карагача. И калитку, явно, не открывали очень давно. Да нужна она мне! Что было на заводе я видел, лезть в калитку при дневном свете – сторожу на потеху. У него ружьё, пацаны говорили, что у них, охранников, патроны с солью. Однажды мне с Вовкой Черкасовым из моего класса досталось, когда с ним полезли за яблоками. Неделю не могли сесть! А здесь ещё Нэлла!
Я, было прошёл вперёд, но вернулся. И увидел, что калитка немного приоткрылась, словно кто-то открывал её для меня. Или дед сам прошёл. Посмотрел, одноклассницы нет, а будь что будет! Толкнул и калитка со скрипом открылась.
Сильная струя прохладного воздуха хлынула на меня, словно от огромного вентилятора! В то время я ещё видел мало кондиционеров, а если и были, то не у таких простых людей, как наша семья. И этот свежий мощный поток воздуха просто втянул меня в пространство за забором, и показалась, что оно было зеленым, как весной. Может там была лужайка и я не мог её увидеть?
Потоком воздуха отбросило далеко от забора, но не на предполагаемый асфальт завода, а на аллею среди деревьев, оставив за спиной луговую зелень из сочной и высокой травы. Я невольно вытянул перед собой руки и вовремя: они предупредили удар. На аллеее был ряд скамеек. На ближайшей ко мне сидело двое людей – мужчина и женщина.
В молодой женщине я узнал Нэллу, но незнакомую и немного чужую - с короткой прической и перекрашенными волосами. А у той девчонки, которую я ждал, были русые волосы, вплоть до пепельного с некоторым золотистым отливом. И у этой чужой красотки голова была коричневой, но, тоже, с золотом на солнце. Оно сверкало, когда ветки деревьев, раскачиваемые ветром, кидали на её волосы солнечные лучи. Живые, весенние.
При взгляде на мужчину передёрнуло: то был я собственной персоной, но в каком-то для меня недосягаемом для воображения возрасте. Лет тридцать, не меньше. Он был крупнее меня, с накаченными бицепсами рук, резким подбородком и взглядом холодных, всё видящих глаз. Правда при обращении к Нэлле стальной блеск пропадал и излучал нежность.
- Ну вот, Нэллка, и встретились! Ты быстро нашла этот пансионат?
- Да, без труда. Мне не терпелось увидеть того, кто ещё со школы пристал ко мне банным листом!
Так уж банным, подумал я. Мне было 15 лет. В любви я ничего не понимал, но чувствовал в душе какой-то праздник.
- У нас в городе тогда нельзя было найти ни одного веника для бани, исключалось! – едко ответил Леонид Макарович, то есть тот я, - Природа не та! Ну можно смотаться в Ботанический сад в Ашхабад за дубовыми листьями, но кому это в голову придёт?
- Да, ты всегда логически мыслил. Этим мне и нравился. Не зря ты попал, говорят, в контору глубокого бурения. Правда, ты служишь в КГБ?
- Говоришь так, словно -  в сатанинской секте? Вы с ума здесь посходили, поддаваясь на мифы о нашей конторе! Ладно, забудем, неужели ты так и не выскочила ни за кого замуж? С твоими-то данными!
- Мне прочили карьеру киноактрисы, но не пошла. Хватит мне строительного института!
- Ну хоть научилась целоваться?
- Попробуй, узнаешь…
Мой старший двойник притянул её к себе, и они надолго застыли в поцелуе.
Наконец тот отстранился:
- У меня такое впечатление, что за нами наблюдают…
- Ты параноик. Это издержки профессии.
- Нет, всерьёз.
Леонид Макарович, в смысле я, Лёнька, встал, обошёл аллею, посмотрел на соседние скамьи, даже нагнулся, посмотрел в мою сторону, но, видимо, ничего не увидел, вернулся к женщине.
- Ну что Пинкертон, замёл следы? Ты исчез из моей жизни на десяток лет, поздравляю, блестящая операция!
- Мы поцеловались, и у тебя появился рассудок?
- Ты думал, что я растаю? Помогало? И много было женщин, которых ты лишал воли к сопротивлению?
- Ну Нэлла, узнаю твой ершистый характер. Ну были увлечения…
- Увлечения? Или работа была такая?
- Не язви. Ты прощаешь или отвергаешь меня?
- Дурачок, прошли годы, жизнь идёт без остановки. Хотя хорошо было бы так, вроде автобусных. Подошёл нужный маршрут и поехал. Но надо помнить, что за проезд ты отдаёшь часы, дни и годы. Мы с тобой расстались после школы и сели в разные автобусы, я звала, как в песне Аллегровой, но ты думал, что за учёбу будут платить мои родители. Вот моя плата – это одиночество.
- Я бы всё равно зависел от тебя, этого как раз и не хотел!
- Знаю. Вас воспитывала одна мать, а в военном училище все – на довольствии государства. Верно?
- Верно. Я выбрал мужскую профессию. И не жалею…
- Даже тогда, когда Крючков предал всех вас?
- Были повыше предатели… Ну о чём ты, Нэлл? Ты всегда была совестью класса. Но страна не школа, не класс…
Они встали и пошли. Вот она жизнь, которая преподаёт совершенно свои уроки! Да, нельзя было оставлять её одну, лишая любви и поддержки. Но неужели так будет?
Впервые за свою небольшую жизнь я перестал быть мальчишкой. Что-то взрослое пробудилось во мне, и я вспомнил было о нынешней Нэлке, она, наверное, ждёт меня и ругает, что я исчез. Получится ещё хуже, чем то, что я видел. Но видел ли, не приснилось ли от жары?

Я очнулся у забора. Никакой калитки. И Нэлла мне машет, выйдя на улицу, даёт понять, чтобы не шёл навстречу, сама прибежит.
Она подошла счастливая, не ведающая о будущем и мне захотелось обнять её и прижать к себе. И это стало неожиданным и очень личным желанием. Мы пошли к Новому арыку, чуть повыше стоял в небольшом палисаднике теткин дом, там мы всегда купались, и где я чуть не утонул.
Я не решался рассказать однокласснице о своём видении, но оно касалось нас обоих и молчать нельзя. Как же быть?
- Лёнчик, а кем ты хотел бы стать? – неожиданно спросила Нэлла.
- Тебе не понравится…
- Торговцем? Ловцом бездомных собак?  Это мне не понравится…
- Да нет, я хочу служить, быть офицером, если получится, стать разведчиком.
- Ой, как интересно! Неужели? Почему не понравится? Это же здорово!
- У нас сосед в КГБ работает. Он редко ходит в форме, всегда в гражданке. И никто его не боится. А его сын - мой друг. Славка Петров. И мы по пятницам ходим с его отцом в баню. Проходим иногда мимо твоего дома.
- Туда – грязные, а обратно - чистенькие?
- Я не немытый колхозник! Я чуть грязный.
- Не обижайся. Но ты какой – то не свой. Что случилось?
- Нас в будущем увидел.
- Правда? Ну расскажи.
- Мы там поссорились как раз, из-а того, что я ушёл в училище.
- А я куда делась?
- В строительный институт, в Москве.
- Я уже была замужем?
- Нет, ждала меня…
- Сочиняешь! Это тебе захотелось, султан турецкий! Ждать его! Была бы нужда!
- Там, в заборе, была калитка. Я в неё и шагнул. А там мы вдвоем, взрослые совсем!
- Однажды в учительской я слышала, как Вера Семёновна хвалила твою работу, помнишь, сочинение писали на вольную тему? Она сказала: «У Леонида Жаркова очень богатое воображение! Наверное, будет писателем!»
- Да ладно, тоже сочиняешь, - смутился я.

Через год мы закончили школу, я отправил в Литинститут мои рассказы, и мы с Нэллой поехали в Москву. Она – в строительный, я по вызову в творческий вуз. С тех пор мы не расстаёмся с ней. Да, я служил в Пограничных войсках, мне предлагали остаться. Но здесь развалился СССР.
Вчера я был в Филёвским районе, попал по дороге в круглый Магнит, под автомобильный мост, где увидел маленькую дверь, не удержался и потянул за дужку накидного запора и попал в сказочный мир будущего. Я увидел себя старого, седого, с правнучкой на руках, рядом в кресле сидела моя Нэлла, седая и по-прежнему красивая. Мы не спорили, а с нежностью посмотрели друг на друга.  Я выскочил из этого будущего со слезами на глазах. Нэллы уже нет в живых два года.