Кофе, Маша и лабутены

(хоть и основано на реальных событиях, но имена, конечно, вымышленные)


Аромат свежего кофе наполнил кабинет и сознание Романа Палыча, согревая и умиротворяя его душу. Он хотел уже прикрыть глаза, делая очередной глоток, то тут дверь открылась, и в кабинет стала заходить молодая преподавательница Мария Владиленовна. Именно "стала заходить", ибо этот процесс значительно затянулся еще на пороге: она была в лабутенах со столь высокими каблуками, что еле удерживала равновесие.

- Роман Павлович, можно к Вам?

- О, ну, заходите-заходите! - пригласил ЭрПэ, указывая ей на стул, стоящий ближе к его столу, до которого Марии Владиленовне нужно было пройти еще метров десять.

Наивная Маша, не уловив в том никакого подвоха, пустилась в долгий и мучительный путь к стулу походкой эквилибриста, через каждые пару шагов подламывая то одну, то другую ногу, но растягивая губы в улыбке жизнерадостной манекенщицы.

Опустившись на стул, она разложила на столе перед собой рабочие документы.

- Роман Павлович, скажите, как заполнять эту графу?

В процессе объяснений Роман Палыч поднялся с кресла, чтобы заварить себе очередную порцию кофе. Проходя мимо Марии, он не смог не обратить внимание на коленки преподавательницы, нескромно выставленные из-за стола.

- Оу, красивые чулки! - одобрительно подмигнул Роман Палыч и после робкой благодарности смутившейся девушки, добавил:

- Это у Вас там затяжка или узор такой специальный, там, пониже колена?

Мария Владиленовна покраснела и стала пытаться прикрыть затяжку, но натянуть миниюбку почти до щиколотки ну никак не получалось.

Сохраняя лицо, девушка, видимо, решила перейти в атаку. Психологически обстановка этому способствовала: пока ЭрПэ возился с кофе, между ними был некий защитный барьер в виде стола.

- Роман Павлович, Вы вообще, разговаривая со мной, не должны смотреть на мои ноги!

Удивленный внезапной смелостью этого воробушка, ЭрПэ посмотрел на Марию и опять улыбнулся:

- Да я сейчас вообще не могу смотреть на Ваши ноги, пока Вы спрятались за этим столом по самую Вашу замечательную грудь!

Чуть было не захлебнувшись от возмущения, Мария Владиленовна с трудом восстанавливала дыхание, а Роман Павлович тем временем продолжил:

- Вот во мне сейчас борятся два проявления моей ужасной сути: первое - демократичное - желает предложить Вам кофе, второе - авторитарное - подсказывает, что не стоит этого делать.

Мария Владиленовна, отвлекшись, наконец, от чулок и от собственной груди, посмотрела на старшего коллегу и попыталась улыбнуться:

- А что будет, если я соглашусь?

Роман Палыч то ли слегка поперхнулся, то ли неудачно усмехнулся, что чуть не подавился:

- Мм, кхе... соглашаться пока не на что, я еще не предложил. Но если бы это произошло... я бы сказал: вот, пожалуйста, кофе здесь, чашка - там, кнопка на чайнике тут, вперед! Но при условии: чашку за собой помоете сами. И за мной.

Мария Владиленовна опешила. Желая сохранить чувство собственного достоинства, она проговорила с искоркой возмущения в голосе:

- А цветы у Вас дома не полить?

- Неееет! - рассмеявшись, обернулся к молодой преподавательнице Роман Палыч. - Всему свое время! Сначала помоете мою чашку, потом мою машину, а после уж я оценю качество Вашей работы и, может быть, тогда уж допущу до цветов, ковров и кучи немытой посуды у меня дома.

Маша старалась держаться молодцом:

- Форма одежды для мытья машины какая?

- Нууу... - Палыч на секунду задумался...- Мм, форма классическая для таких случаев... коротенькие джинсовые шортики с расстегнутой ширинкой и шнурок вместо бюстгальтера. А, еще жирно накрашенные губы и знойный загар!

Маша поджала тоненькие губки и опустила глазки. В ближайшие пару весенних месяцев мытьё авто Палыча ей - всегда бледненькой - ну никак не светило. Даже несмотря на наличие лабутенов.