Врангелевцы

   26.10.1920 г. Перекоп, правая оконечность Турецкого вала, берег Сиваша.

   Мое дежурство с трех ночи. Казалось, самая глухая пора, но Луна, словно уличный фонарь заливает землю молочным, мерцающим светом ... К рассвету заморозок выбелил все вокруг. Иней на всем ... Хрустящими, переливающимися кристаллами, изменяющими очертания предметов, покрыты колья с колючей проволокой, остатки бурьяна на бруствере и даже пулемет. Сказочная красота, только бы и любовался … если бы не ХОЛОД … Такое впечатление, что воздух, скрипит при вдохе ... В окопе по щиколотку воды, … хотя, какой воды? Ледяная жижа. Такой мороз, что рапа и то замерзла. А говорят в Крыму даже зимой тепло.

    Не спать. Не спать. Можно замерзнуть. Шинель еще с августовского наступления, прожженная, два раза простреленная. Где  полушубки, обещанные англичанами?.. Даже педантичные европейцы меняются в худшую сторону… Все идет прахом. Старая, добрая Европа умирает…

                Умирала старая  Европа,
                Постепенно превращаясь в прах…

   Смешно, прямо стихи. В такой обстановке и стихи. Как же холодно. Снова пошел снег. Сколько я на войне … пять лет … прямо с гимназии. На коня не мог сесть. А в августе, под Токмаком,  преследуя разбегающихся красных, срубил, наверное, с десяток. Аж руку отмахал.  Казачки подшучивали потом, мол, гимназист - белоручка. Да, летом все было по-другому. Под Мариуполем, спешившись, шли строевым под барабанный бой, со знаменем, в штыковую атаку… Пули выщелкивали по одному то слева, то справа. Холодок поднимался к горлу. Страшно и здорово одновременно. Красные не выдержали, побежали … лапотники. Интересно выжил, шедший справа, штабс-капитан? Большая умница … все подбадривал, шутил, мол, не дрейфь Гимназист. Пропал где-то ночью в неразберихе … Взяли Мелитополь, хотели идти на Кубань… А теперь нас загнали в Крым … Если бы не топкое дно Сиваша и узкие перешейки … Как это там сложилось:
               
                Умирала старая  Европа,
                Постепенно превращаясь в прах
                ………………………………….
                На соленых топях Перекопа,
                Под водой кровавой в Сивашах.

      Смотри-ка, складывается само собой.

      ... Ну вот, судя по всему, началось! Стрельба, ракеты. Впереди в секретах пластуны … их нахрапом не возьмешь. Сон как рукой сняло, да и холод уже не замечаешь. Долой иней с пулемета, проверить ленту. Где запасная? Руки бы согреть, а то поморожу, если долго придется стрелять.

      Стрельба то затухала, то волнами вспыхивала вновь. На рассвете, через  позицию, вынося раненых и убитых, прошли отступающие пластуны. Мы остались на острие! Теперь мерзнуть будет некогда. Побаловались стишками и хватит. Что-то я рассиропился, надо собраться... Ну, вот и артподготовка!  На дно! На дно окопа … лицом в ледяную жижу! … Кучно бьют … сейчас полезут.  Надо подниматься! Как же страшно, Господи!!! Что там говорил капитан? Гимназист, все уже предопределено, и изменить ничего нельзя. Если суждено, то и на дне окопа, как говорится … Значит встаем! Господи, спаси, сохрани и помилуй! В полный рост! Будь, что будет! Как тогда под Мариуполем! Близко подошли! Не успеем, не успеем! Огонь! Ага! Забегали … Не успеваем!!! Где же второй номер, ведь заклинит! Запасная коробка. Быстрее, быстрее! Уже почти в упор. Вроде отошли. Где же второй номер то? Вода в кожухе кипит, снегу туда. Третья коробка! Сколько же их? Клинит! Черт! Всем огонь, пулемет  заклинило! Бью шомполом по гильзе … шомпол гнется … Все … конец … заклинило насмерть! Да, наверное, теперь действительно, НАСМЕРТЬ! Ничего. Никто не знает, что там начертано, надо идти до конца. Врукопашную!  Капитан учил не смотреть на оружие противника, только в глаза! Руки сами найдут правильное решение … Вот он! В глаза! Смотреть только в глаза! Обманное движение влево, а штык в правую сторону груди! Есть! Не останавливаться. Быстрее!.. Еще один! Успеваю выстрелить первым!  За спиной загрохотало, над головой веер пуль. Пригнулся, спрыгнул назад, в окоп. Второй номер все-таки выбил гильзу, молодчина! В упор смел остатки наступающих. Все, передышка. Опять артиллерия. Бьют шрапнелью. Если не удержимся … катастрофа. Слева замолчал пулемет, бросился туда. Под ногами трупы. И свои, и чужие. Лежат в обнимку. Здесь, одна на всех, правила смерть … Катастрофа! Опять нахлынуло …

                Катастрофа совершалась зримо,
                Смерть была единой госпожой

    Что же за напасть то! Рифма! Как можно в такой момент! Надо собраться. Господи, за что же мы тут бьемся!? С кем!? Опять атакуют. Если прорвутся … в степи уже не остановить …

   
  27 октября. Укрепленная позиция по северо-западным окраинам озер Киянское —      
Красное — Старое — Карт-Казак

   
    Утро. Мутное, холодное, грязное. Степь истоптана тысячами ног и копыт. Как сумели выскочить вчера? Видно красным крепко досталось, даже не преследовали. Нам, правда, тоже перепало. Сам дважды в штыки бросался … мат, крики … в упор два раза стреляли … пронесло … или еще просто рано … Прав был штабс-капитан, про предначертанное … видно пока не мой час. Сегодня, наверное, пойдем отбивать вчерашние позиции …

    В атаку! Навстречу бьет артиллерия. Отход. Снова в атаку. Снова огонь.  Прицепилась строчка:
                Смерть была единой госпожой…

бубнил постоянно. Солдаты очумели … остатки рот ложатся в грязь и их не поднять … Да и поднимать ... офицеров давно выбили … командуют юнкера, а где и вовсе никто … Все напрасно. Отход, отход...

            
        Вечер 27 октября. Последние укрепленные позиции у с. Юшунь


    Отошли до Юшуни. Повезло, я дежурю под утро. Спать, спать. Надо хоть помыться. Двое таких суток … черт, наверное, это нервное. Я весь покрыт какой-то сыпью. Ладно, это потом, а сейчас спать. Сухие портянки! Чудо! Капитан говорил … Опять капитан … Интересно выжил он?.. Говорил сухие ноги для солдата главное. Проваливаюсь, куда-то лечу … Только в глаза, смотреть только в глаза! Господи, кем я стал?! Руки трясутся. Замерзли или я сошел с ума? Капитан говорил, так выходит напряжение, спирта говорил надо выпить … А я до сих пор не научился. Стрелять, рубить … а пить не могу. Надо уснуть … последний наш рубеж. За нами только степь и Севастополь. Наш рубеж, наша земля … Наша ли? Как там у меня получалось:
               
                Умирала старая  Европа,
                Постепенно превращаясь в прах
                На соленых топях Перекопа,
                Под водой кровавой в Сивашах.

                Катастрофа совершалась зримо,
                Смерть была единой госпожой
                На просторах выжженного Крыма -
                На земле и нашей, и чужой.

      Записать бы ... Точно! Надо попросить бумажку, вроде как на закрутку и записать … Хотя кому это надо … Сопли все это. Трясет всего. Холодно. Что? Куда? А, мое дежурство. Да, сухие портянки красота … где ты капитан? Что-то часто я его вспоминаю, … наверное, не хватало мужской руки в воспитании. Маменька меня баловали.

      Два дня ужасных боев. Два дня под артиллерийским огнем. Вернули свои траншеи, но удержать было уже некому. Вечером опять Юшунь, но положение хуже некуда. Подошли войска, вырвавшиеся с Литовского, … говорят, конница генерала Барбовича шла к нам на помощь, но под Карповой Балкой, столкнулись с красными и не прошли. Шутка ли ... триста тачанок ... Значит, резервов больше нет. Всем понятно спать нам не дадут … многие переодеваются в чистое … последний парад! За Царя и Отечество! Капитан, старый и мудрый вояка, говорил, мол,  эмоции ни к чему, когда ты у последней черты. Учил быть холодным и расчетливым … даже на краю. Кстати, нашел в блиндаже обрывок чистой бумаги …. Все же надо записать свое странное рифмоплетство. Пока записывал, пришло на ум продолжение:
               
                И под вопли разъяренной стали,
                Под ужасный орудийный вой
                Воины, сражаясь, умирали
                За Россию н …

    Не успеваю закончить. Снаряд рвется возле блиндажа, сбрасывая меня на пол. Успеваю только спрятать листок  во внутренний карман шинели. В траншею … В темноте, волнами накатывают красные. От  пулемета валит пар. Не успеваем!  Ленту! Ленту! Казаки поднимаются в контратаку … дают возможность перезарядить ... Из полутора десятков возвращаются четверо ... Дорого, очень дорого! Снова атака … свежие идут, шинели чистенькие.

    Кончаются патроны. Один за другим замолкают пулеметы. Схватились в штыки … Глаза в глаза, … этот оказался не прост, … но ему уж очень хочется сегодня выжить, он почти победитель. А мне уже все равно. Я у черты. Я на краю, … поэтому спокоен и расчетлив. Время для меня будто тянется. Я в два раза быстрее врага … он еще не знает, а уже мертв … Кто-то  наваливается сзади, хватает за руки … Не могу пошевелится … бью назад головой, отмахиваюсь штыком … Сзади крик … хватка ослабла на миг … вывернулся из шинели. Вон из окопа. Обернулся, сзади набегает, держась за лицо, с наганом … Капитан?! Да, ну! Нет?! Останавливаемся оба на миг, бросаю в него штык и в темноту. Чья-то лошадь … хватаю за гриву, взлетаю в седло и:
     - Ходу милый! Ходу!

     Стрельба сзади, крики. Специально не гнусь … пусть лучше попадут в меня, чем в коня … раненого конь вынесет. Казацкий конь. На уме одно … КАПИТАН!? Да откуда … его же убили под Мариуполем … хотя этого никто не видел … Показалось. Бред. Трое суток без сна … Покажется и не такое.  Последнее время он у меня из ума не выходил, вот и привиделось.

    … Ушел. В одном кителе, ранение в голову … касательное, весь в чужой и своей крови, но ушел. Потерял сознание …

    Очнулся  от мерного покачивания … Впереди спина казака … перевязанный весь. Я в строю … десятка полтора … пехота, юнкера, казаки. Едем молча … Болит все тело … Конь красавец, вынес. Сам прибился к строю. В чугунной голове опять всплывает незаконченное в блиндаже:
               
                И под вопли разъяренной стали,
                Под ужасный орудийный вой
                Воины, сражаясь, умирали
                За Россию на передовой.

     Перед глазами маячит последняя контратака 1-го полка дроздовцев … князья шли рядовыми в цепи, рядом с солдатами … с винтовками на ремне … на пулеметы. За Бога, Царя-батюшку … за Россию.  Все там и остались … Перекоп, Сиваш, Юшунь … Само складывается:
               
                Шли вперед, исполненные веры,
                Шли на смерть под громкое «Ура»,
                И князья, и просто офицеры,
                И солдатский люд, и юнкера.

      Записать бы. Начало осталось в шинели … где-то на Перекопе, среди погибших. Как будто часть меня там осталась. Сами приходят в голову строчки:
               
                Царствовала смерть по белу свету,
                Кровью наполнялись Сиваши,
                И, конечно, там - средь павших где-то -
                Затерялась часть моей души…

      Через сутки были в Севастополе. Корабли у пристани. Эвакуация? … Бегство? Куда? Кому мы нужны? В Париж?! У меня с французским всегда было плохо … у меня маменька в Твери … я пять лет ее не видел … письма только с оказией … куда мне? А как же она одна … Зачем? … Может это мой час? Может про эту черту говорил штабс-капитан? Тогда наоборот, зажать все в кулак и пройти до самого края, а там  … Там главное не остановиться … и  до конца, пройти до конца! …………………… Стишок бы только записать…



           3 ноября. Севастополь, Корабельная сторона, 1 линия Бомбор.


        К посту, на окраине Севастополя, подъехал красный офицер и, легко спрыгнув с коня, подошел к пожилому караульному:
- Что тут у вас за стрельба? - спросил, потирая свежий шрам через всю левую щеку.
- Беляк, товарищ командир. Из города хотел утечь. При задержании оказал сопротивление, старшого застрелил.
- Где он?
- Так я ж и говорю, старшого застрелил, с нагана. Ну, Степан его того, заколол ... не сдержалси.
- Документы какие-нибудь были при нем?
- Какие-то бумажки нашли. В сторожке на столе. Я в грамоте не силен. Что за бумажки сказать не могу. А старшой помер ... застрелили его.
- Тело где? Показывай.
- Тело? За сторожкой,  тело то.  За сторожкой.  Мы  службу знаем.  Степан охраняет.

        Командир прошел за сторожку. Охранявший, лежащее ничком тело, красноармеец вытянулся.
- Рассказывай, что произошло.
Степан, перехватив винтовку, зачастил:
- Я его сразу приметил. Левой рукой при ходьбе не отмахивает, словно шашку придерживает. Я ему «Стой!». Он ходу. Мы за ним. Догнали уж, а он повернулся и в старшого, с нагана. Хлоп! Насмерть. Ну, а я штыком его значит и достал. И главное в нагане-то всего один патрон и был... Гимназер ... товарищ командир, ... аттестат в кармане нашли.
- Переверни его.

     Мельком глянув на убитого и, придерживая рукой вдруг задергавшийся, багровый шрам, спросил:
- Неужели нельзя было задержать, вдвоем то?
- Так кто ж знал, что наган пустой? Опаска сработала, товарищ командир ...
- Что-то говорил? Судя по ране, он не сразу умер?
- Бредил постоянно.  Штабс-капитана  какого-то звал.  Говорил,  что пойдет до самого конца, как тот учил. Про Мариуполь, что-то бормотал, какая-то атака ... Помер быстро.

     Командир сжал в кулак задрожавшие пальцы и, резко повернувшись, пошел в сторожку. На столе лежал аттестат об окончании Тверской мужской гимназии №1, маленькая фотография пожилой женщины в чепце и смятый листок. Командир развернул его и увидел строчки, выведенные ровным, ученическим почерком. Дрожащей рукой расстегнул шинель, вынул бумажник и достал из него обрывок бумаги, как на самокрутку. Сложив их вместе на столе, зашептал:
               
                Умирала старая  Европа,
                Постепенно превращаясь в прах
                На соленых топях Перекопа,
                Под водой кровавой в Сивашах.

                Катастрофа совершалась зримо,
                Смерть была единой госпожой
                На просторах выжженного Крыма -
                На земле и нашей, и чужой.

                И под вопли разъяренной стали,
                Под ужасный орудийный вой
                Воины, сражаясь, умирали
                За Россию на передовой.

                Шли вперед, исполненные веры,
                Шли на смерть под громкое «Ура»,
                И князья, и просто офицеры,
                И солдатский люд, и юнкера.

                Царствовала смерть по белу свету,
                Кровью наполнялись Сиваши,
                И, конечно, там - средь павших где-то -
                Затерялась часть моей души…*

    … Командир сидел, раскачиваясь из стороны в сторону, невидящие глаза смотрели в пустоту, а пальцы теребили листочки бумаги:
- Говоришь, дошел до конца, Гимназист? … А я вот не смог... сломался, … петлять начал, след путать, ... а ведь сам учил, что предначертано, то и сбудется ... судьбу то  не обманешь … Значит, пришел и мой черед, … как там у тебя:
               
                Шли вперед, исполненные веры,
                Шли на смерть под громкое «Ура» …

       Надо просто встать в полный рост, как тогда под Мариуполем, … эх, малец, малец … Прости меня грешного, Господи! - командир вынул из кобуры револьвер, перекрестился и выстрелил себе в висок.

       От выстрела взвились у коновязи лошади, запрядали ушами, захрапели, натягивая поводья. Караульные бросились в сторожку. За столом, уронив голову на аттестат Тверской мужской гимназии №1, сидел их командир ... бывший штабс-капитан. Черная кровь, из раны на голове, быстро заливала маленькое фото пожилой женщины.

- О чем  он с тобой гутарил? Што стряслось то? – дергал за рукав  Степана пожилой караульный.
- А я знаю? – отмахнулся тот. - Мертвяка увидел, затрясся весь ... С Перекопа ходит не в себе. Как морду то располосовали, так и перевернулось в нем что-то. Все молчком …
- Ты не страдай, Степа. Все они, малохольные, их благородия то. Все гложет их что-то, все гложет. Одно слово «белая кость - голубая кровь» ... Ты тут поохраняй, а я пойду, доложусь ...

    Степан, потоптавшись, уже собрался выйти из сторожки, как увидел на полу, под ногами, два листочка, исписанные ученическим подчерком:
- Видно со стола сдуло.
Поднял, повертел. Попытался прочитать по слогам:
               
                У-ми-ра-ла ста-ра-я  Ев-ро-па,
                По-сте-пен-но прев-ра-ща-ясь в прах

- Муть какая-то. Стишки буржуйские, - подумал Степан. - Ниче, на закрутку то сойдет. - и выходя из сторожки, сунул их в кисет.

      Эскадра барона Врангеля, не бросившая на берегу ни одного солдата, в это время, подходила к Босфору.

*Стихотворение Павла Иванова-Остославского «Врангелевцы».