Лекция 12. Демократические идеи кантианцев в ХХ в

Лекция в видеоформате: https://www.youtube.com/watch?v=eqVJoB81gCw&t=874s

Демократия сегодня является одной из основных ценностей, к которой апеллируют и политики, и политологи, и поэтому очень важно рассмотреть вопрос о том как демократия, ценность демократии, соотносится с ценностью справедливости. Здесь существует очень много точек зрения, но мы рассмотрим учения всего трех философов, которые высказывали свои точки зрения относительно данной проблемы: это Павел Новгородцев, Густав Радбрух и Юрген Хабермас. Нам они интересны тем, что каждый из них, по сути, предлагает оригинальную точку зрения относительно того, какое место демократия должна занимать в системе политических ценностей. Все три автора принадлежат к кантианской традиции в философии права и политической философии. Для этой традиции свойственно отношение к демократии как к относительно пригодному средству для достижения справедливости. Иными словами, сама по себе демократия не является абсолютной ценностью, но тем не менее она позволяет достичь справедливости, поскольку в тех случаях, когда решение обсуждаются и принимаются большинством, есть большая вероятность, что это решение окажется справедливым. В тех случаях, когда власть контролируется населением, у этой власти меньше возможностей злоупотреблять своими полномочиями, и именно поэтому демократия должна быть.
Часть 1. Демократические идеи П.И. Новгородцева.
Павел Новгородцев полагал, что демократия является относительно пригодным средством для достижения справедливости, что она очень важна для того, чтобы власть не злоупотребляла своими полномочиями, чтобы можно было контролировать решения властных лиц. Но ученый утверждал, что сама по себе абстрактная идея демократии, согласно которой принимать решения следует большинством, очень слабо воплощается в тех реальных представительных учреждениях, которые существуют даже в развитых странах (Новгородцев написал свои основные работы в начале ХХ века).
Следующие упреки Новгородцев выдвигает в отношении демократических институтов.
Во-первых, он критикует избирательный ценз. Сейчас, в ХХI веке, избирательный ценз в большинстве стран уже не существует. Каждый дееспособный совершеннолетний гражданин имеет право голосовать. Но во времена Новгородцева такой ценз существовал. Если рассматривать эту проблему уже применительно к современным политическим режимам, мы можем обратить внимание на следующее. Даже если мы предоставляем право голоса каждому совершеннолетнему гражданину, то сразу возникает вопрос: с какого возраста должно начинаться совершеннолетие? почему мы не предоставляем право голоса 17-летним гражданам, а только 18-летним, или наоборот, почему бы не предоставлять право голоса только с 21-го года? Это один из дискуссионных вопросов, аналогичных проблеме имущественного ценза. Сам имущественный ценз уже остался в прошлом, но проблема критериев, на основании которых предоставляются политические права, осталась. Второй вопрос из той же серии: если мы предоставляем право голоса только гражданам, то каковы критерии приема людей в гражданство? Если критерии приема в гражданство несправедливы, то и сама демократическая процедура будет поставлена под сомнение.
Во-вторых, говорит Новгородцев, даже в отсутствие избирательного ценза, когда все имеют право голосовать, на практике голосует, как правило, только активное меньшинство населения. Как правило, на выборы ходят далеко не все, именно поэтому получается, что когда мы выбираем парламент или президента страны, эти органы выбираются фактически меньшинством населения. Более того, далее избранный нами парламент принимает решение большинством голосов депутатов, и это большинство депутатов от общего количества депутатов, представляющих по сути меньшинство населения, представляют и того меньше людей. Грубо говоря, парламент и президент - это не те институты, которое действительно выражают волю большинства населения. Они просто не могут выражать волю большинства населения, потому что голосует на выборах, как правило, меньшинство. Более того, даже если мы представим, что большинство населения пошло на выборы, что явка на выборы очень высокая, что население обладает высоким политическим сознанием, и активно выражает свою политическую волю, мы можем обратить внимание на следующие моменты.
Так, население голосует за конкретную партию или кандидата, но возможно, что человеку, который идет на выборы, ни одна партия или ни один кандидат не нравятся, и он должен, так скажем, выбирать меньшее из нескольких зол. Если же он выбрал меньшее из нескольких зол, он на самом деле может и не быть сторонником этого меньшего зла. Выбор определяется лишь отсутствием достойных альтернатив, а не политической программой партии или кандидата, за которых мы голосуем. В этом случае тоже нет оснований говорить, что выбранные человеком партия или кандидат представляют его интересы.
Еще один момент, который здесь можно выделить, что в партиях, как правило, существует жесткая партийная дисциплина, и поэтому депутаты от конкретной партии голосуют так, как им говорит руководство партии. Эта партийная дисциплина мешает каждому из депутатов выражать свое понимание народной воли, поэтому когда люди голосуют за конкретную партию, то они голосуют фактически за конкретных лидеров, за конкретных людей, которые стоят во главе партии, которые и определяют политику этой партии. В этом случае возникают дополнительные вопросы: можно ли доверять этим людям? откуда мы вообще знаем, какие решения они будут принимать? Это тоже является препятствием для того, чтобы торжествовала воля большинства.
Отдельного рассмотрения заслуживает мажоритарная избирательная система, то есть система, при которой в конкретном избирательном округе выдвигается несколько кандидатов, и побеждает тот из кандидатов, который получает относительное большинство голосов. В этом случае каждому из кандидатов для победы вовсе не обязательно набирать хотя бы 50% голосов избирателей, важно лишь набрать голосов больше, чем другие кандидаты. Это означает, что кандидат, который набрал 20%, 30% или 40% голосов, может стать победителем. Депутатом, мэром и т.п. становится тот, кого поддержало меньшинство населения. Здесь мы тоже не можем говорить о том, что избранные должностные лица представляют интересы большинства населения.
Наконец, П. Новгородцев обращает внимание на несовершенство системы распределения мест в парламенте. Он критикует метод О’Донта, согласно которому при распределении мест в парламенте, чисто теоретически, возможна ситуация, когда партия набирает, скажем, 45% голосов, но получает 50% места в парламенте. Кроме того, есть другие системы распределения мест парламенте, например метод Хейра-Немайера который применялся, например, для распределения мест в немецком Бундестаге. Этот метод тоже приводил к определенным парадоксам, например, чем больше голосов получает партия, тем меньше мест в парламенте она получает. Чтобы усовершенствовать систему распределения мест в парламенте, был придуман новый метод Сент-Лагю. Но несмотря на появление новых методов, мы всё же вправе обозначить распределение мест в парламенте как проблему, хотя бы потому, что до сих пор далеко не все страны применяют наиболее совершенные методы. В результате мы постоянно сталкиваемся с ситуациями, когда партия, которая набрала меньше 50% голосов избирателей, получает более 50% мест в парламенте. В российской современной истории тоже такие ситуации были.
Предположим, что все-таки нам удалось избежать всех этих трудностей, но тем не менее, мы сталкиваемся с тем, что современное общество и современная политическая система устроена таким образом, что у властной элиты имеются большие ресурсы для того, чтобы влиять на общественное мнение, заранее его формировать, влиять на него каким-либо образом, манипулировать сознанием людей. Это тоже мешает выражению воли большинства через голосование, через представительство в парламенте.
Наконец Новгородцев обращает внимание на то, что общественное мнение - вещь достаточно аморфная, неопределенная, и поэтому мы не всегда можем сказать, в чем это мнение состоит. Чаще мы можем сказать, что согласно общественному мнению является точно недопустимым. Но вот к чему нужно стремиться, что конкретно нужно делать – этого, как правило, общественное мнение не содержит. Оно не содержит конкретных программ, рецептов действия.
Если мы обратимся к программам партий, говорит Новгородцев, то мы тоже увидим, что там, как правило, формулируются какие-то общие цели, а не конкретные шаги, не конкретные действия, которые данная партия предлагает совершить. Это тоже мешает определению того, насколько конкретная партия представляет интересы населения. В результате и общественное мнение достаточно неопределенно, и программы партии весьма абстрактны. Отсюда, мы не можем сказать, действительно ли партия, за которую проголосовало большинство населения, представляет интересы или взгляды данного большинства.
На все эти недостатки Новгородцев обращает пристальное внимание. Он говорит также о том, что нет никаких гарантий, что депутат понимает волю народа лучше, чем сам народ, что он адекватно представляет эту волю, что он добросовестно относится к исполнению своей функции транслятора народной воли.
 Указывая на все эти недостатки, Новгородцев, тем не менее, верит в демократию, он верит, что демократические институты можно усовершенствовать, и что демократия может стать тем средством, которое препятствует крайней несправедливости, тем средством, с помощью которого народ может контролировать власть. Если же народ контролирует власть, то гораздо меньше шансов, что власть примет какие-то несправедливые решения.
Часть 2. Демократические идеи Г. Радбруха.
Рассмотрим теперь взгляды Густава Радбруха на демократию. Эти взгляды во многом противоположны взглядам, которые высказывал Павел Новгородцев. Радбрух предложил свою собственную достаточно оригинальную идею права и формулу справедливости. Базовая формула справедливости, по Радбруху, звучит так: равным за равное, неравным за неравное. Но, говорит Радбрух, в конкретных правоотношениях мы должны определить, в чем люди равны, а в чем не равны, каковы юридически и морально значимые критерии оценки людей. Для того чтобы конкретизировать абстрактную формулу справедливости, мы должны выбирать между различными идеологиями. По всей видимости, Радбрух полагал, что именно эти идеологии подскажут нам, в чем следует проводить различия между людьми, в чем именно выявлять их неравенства, а в чем придать всем людям одинаковый правовой статус. Эти идеологии, по Радбруху, сводятся к трем направлениям: индивидуалистические, надиндивидуалистические и трансперсоналистические.
Политические партии Густав Радбрух также делит на три группы.
К индивидуалистическим партиям Радбрух относит либеральные и демократические партии. Он их различает, говоря о том, что демократические - это те партии, которые ориентируются на волю большинства, а либеральные партии - это те, кто признает, что иногда может быть право меньшинство, поэтому нужно его выслушать, и у меньшинства тоже есть какие-то свои права, на которые большинство не должно покушаться. В идеале, говорит Радбрух, нужно сочетать и либеральные и демократические ценности, нужно сделать так, чтобы интересы меньшинства учитывались, но чтобы в итоге решения принимались большинством голосов. Итак, либеральные и демократические партии относятся к индивидуалистическим.
К надиндивидуалистическим партиям Радбрух относит консервативные или авторитарные партии, для которых нация и общество важнее интересов конкретного индивида.
Наконец, трансперсоналистические идеологии Радбрух сводит к каким-то  культурным ценностям. По его мнению, нет партий, которые бы напрямую выражали эти идеологии. Он называет, в частности политический католицизм, и говорит о том, что политический католицизм может склоняться как в сторону индивидуализма, так и в сторону надиндивидуализма, но чистых трансперсоналистических партий по Радбруху не существует. Тут мыслителю, конечно, возражали его критики, говоря о том, что нацизм можно воспринимать как трансперсоналистическую идеологию, потому что для Гитлера важна была не нация немцев сама по себе, а нечто большее, а именно арийская культура. Но, так или иначе, Радбрух придерживается позиции, что трансперсоналистических партий в чистом виде нет, и государств, которые выстроены полностью по трансперсоналистической идеологии, тоже не существует.
Это не мешает его концепции, согласно которой демократия - это способ выбора идеологии, способ конкретизации справедливости для конкретных правоотношений. Все три идеологии равнозначны, то есть если они кардинально не противоречат идее «равным за равное неравным за неравное», тогда все три – допустимы. Но поскольку все три одинаково обоснованы, мы не можем отдать предпочтение одной из них, и в конечном итоге, говорит Радбрух, должно решать большинство. Для Радбруха демократия - это идеальный способ подбора политических лидеров. Когда народ голосует за конкретную партию, он голосует за принципиальное доверие какому-то абстрактному курсу действий, абстрактной идеологии, и именно для этого демократия нужна.
Легко увидеть, что такая позиция она, по сути, перекрывает многие аргументы Новгородцева против демократии, например абстрактность общественного мнения. Радбрух говорит, что ничего страшного нет в абстрактности общественного мнения, ведь мы и выбираем между абстрактными направлениями действия, между абстрактными идеологиями. Фактически абстрактное общественное мнение вполне достаточно для того, чтобы понять, какого типа партии мы хотим видеть во главе государства. Партийная дисциплина, когда руководители партии решают за всю партию, как именно нужно голосовать, по Радбруху, также не страшна, потому что в конечном итоге партия выражает определенную идеологию и важно, чтобы она этой идеологии придерживалась. Она, в принципе, и будет ее придерживается, потому что когда партия агитирует на выборах, она выступает в пользу какой-то идеологии, и если в конечном счете партия, победив на выборах, не придерживается этой диалоги, то на следующих выборах она просто не победит. Таким образом, партии не выгодно не придерживаться той идеологии, с помощью которой она привлекает к себе электорат. Кроме того, каждая партия нуждается в членах, которые будут платить членские взносы. По сути, люди, которые вступают в партию, тоже выбирают между различными идеологиями. Вступая в партию, они выбирают конкретную идеологию. Если они видят, что руководство партии не придерживается той идеологии, которая была заявлена, то партия просто лишится своих членов. Поэтому, говорит Разбрух, сама по себе партийная дисциплина - это неплохо. Главное, чтобы в деятельности партии была выражена именно та идеология, которую эта партия заявляет.
Конечно для Радбруха не является абсолютным идеалом мнение большинства. Например, он говорит о том, что сами по себе демократические институты всегда должны сохраняться, то есть люди не имеют право отменить демократию даже большинством голосов. Какие-то элементарные права человека также должны всегда признаваться, иначе мы просто нарушаем основную формулу справедливости «равным за равное, неравным за неравное». Должно быть разделение властей, должны быть элементы правового государства. Поэтому релятивизм идеологий, который предлагает Радбрух, не является абсолютным. Какие-то базовые ценности Радбрух ставит выше мнения большинства. Но и саму демократию Радбрух считает неизбежной в том плане, что она существовать, чтобы мы могли выбирать между различными идеологиями.
Больше внимания Радбрух уделяет именно манипуляциям общественным мнением. Это, говорит Радбрух, действительно является проблемой. Когда какие-нибудь крупные капиталисты имеют возможность так влиять на общественное мнение, что статус-кво будет в любом случае сохранен – это угроза демократии.
Недостаток позиции Радбруха, вероятно, можно увидеть в том, что политические партии далеко не всегда четко различаются идеологиями. Как правило, в современном мире партии различаются отдельными нюансами в программах действия. В области политических идеологий, в свою очередь, давно сложился некоторый либерально-социально-демократический консенсус. Большинство пунктов программ различных партий являются в сущности одинаковыми, потому что следование этим пунктам является на данный момент очевидным для большинства населения. В этом смысле человек, голосуя за конкретные партии, скорее не выбирает идеологию, а оценивает привлекательность лидеров партий, репутацию партийных функционеров. Большое значение имеет опыт управленческой работы членов партии. Избиратель пытается понять, какая партия справится со своими обязанностями лучше, а какая хуже, причем именно с точки зрения профессионализма, а не с точки зрения идеологии. Поэтому демократия, как механизм выбора идеологии, возможно, в современном мире уже давно не функционирует.
Часть 3. Демократические идеи Ю. Хабермаса.
Юрген Хабермас, современный немецкий философ, предложил оригинальную концепцию делиберативной (совещательной) демократии, суть которой заключается в следующем. Хабермас является автором т.н. этики дискурса. Согласно основной идее этики дискурса, этически верным, т.е. справедливым, будет такое решение, которое выдержало испытание практических дискурсов, то есть такое, которое было испытано путем свободного и честного обсуждения моральных и политических проблем, и получило поддержку каждого участника такого обсуждения. Правильным является то, что люди, рациональные и разумные, выбрали бы в так называемой «идеальной речевой ситуации», то есть в ситуации дискурса. Именно поэтому для Хабермаса очень важно в реальной жизни создать хотя бы что-то, приближенное к этим идеальным дискурсам. Иными словами, для Хабермаса важно создать ситуации, при которых люди могут дискутировать друг с другом в отсутствие обмана и насилия, приводить другу другу аргументы, выслушивать аргументы других людей, рефлексировать над ними, высказывать свою точку зрения, и в итоге приходить к какому-либо консенсусу.
Демократические институты - это как раз то, что способствует воплощению дискурсов на практике. Вообще, Хабермас по сути отодвигает на второй план конкретные институты представительной демократии, и сосредотачивается на самом процессе обсуждения. Если в обществе созданы все возможности для обсуждения политических проблем, если активно функционируют институты гражданского общества, если власть учитывает интересы гражданского общества, то мы можем говорить о том, что в конкретном данном государстве существует и действует делиберативная (совещательная) демократия.
Но и у этой концепции есть ряд проблем.
Во-первых, в демократии решение принимает большинство, а для этики дискурса Хабермаса очень важно, что этически правильным является только то, чего придерживаются абсолютно все. В реальности мы не сможем достичь ситуации, при которой все люди сошлись в каком-то одном мнении по политическому вопросу. Именно поэтому в конечном счете мы предоставляем возможность принять решение большинству. Для Хабермаса эта ситуация означает, что меньшинство в данный конкретный момент времени оказалось менее убедительным, именно поэтому оно и меньшинство. Но ведь мы не можем знать, какой была бы расстановка сил в другой момент времени. Возможно, если бы для обсуждения было предоставлено чуть больше времени, меньшинство смогло бы убедить большинство, и само бы стало большинством! Поэтому демократические институты являются крайне не совершенным методом выражения результатов дискурса. Демократия всегда предполагает прерывание политических дискурсов в какой-то конкретный произвольный момент времени. Но как определить этот момент? Как прерывание дискурса в один момент времени можно считать более справедливым, чем в другой момент времени?
Кроме того, Хабермас обращает внимание на ряд проблем, которые свойственны реальным демократическим институтам. Он говорит о том, что, с одной стороны, на практические дискурсы, которые существуют в обществе, может оказывать довольно значительное влияние государство. С другой стороны, мы не можем отказаться от идеи государства в принципе. Поэтому мы должны найти какой-то компромисс между государством (авторитаризмом) и анархизмом. Для этого Хабермас выделяет такое понятие, как общественность. Хабермас выделяет три модуса: модус власти, модус денег и модус общественности. Власть - это то, что исходит от государства. Модус денег - это символическое обозначение частных («рыночных») интересов, которые не должны полностью игнорироваться, но и не должны превалировать. Общественность - это то, что может уравновешивать модусы власти и денег, и быть своего рода золотой серединой между ними. Но и у общественности, по Хабермасу, есть свои собственные недостатки. В частности институты гражданского общества являются нестабильными, спонтанными, поэтому от них может точно так же исходить вред, как и от модусов власти и денег. И вот здесь возникает проблема. Если мы ищем золотую середину между диктатурой и анархизмом, и находим ее в существовании гражданского общества, во множестве практических дискурсов, то возникает вопрос, как мы должны все эти три модуса между собой согласовать? В этом смысле нам нужны еще дополнительные практические дискурсы, т.е. обсуждения того, какое именно соотношение всех этих модусов будет наиболее правильным. Тут мы впадаем в некоторое противоречие, потому что общественность, по сути, должна сама решить, какое место она занимает в политических процессах. Сам Хабермас говорит о том, что общественность очень важна, но тем ни менее, последнее слово должно оставаться за парламентом, потому что в конечном итоге какое-то решение должно быть принято, и потому что важна определенная стабильность в принятии решений. «Идеальная речевая ситуация» всегда отличается от тех обсуждений, которые существуют в реальности. В реальности всегда в ходе политических дебатов есть опасность, что в люди будут выражать свои частные интересы, а не общие интересы. Кроме того, есть опасность того, что в ходе политических дебатов государство будет навязывать свою волю, будет специально определять такие условия обсуждения, которые способствуют принятию решение, выгодного власти.
Выводы.
Мы рассмотрели три различных взгляда на демократию. Согласно одному из них, демократия является относительным идеалом, относительно пригодным средством для достижения справедливости, так как большинство населения должно контролировать власть для того, чтобы власть не злоупотребляла своим полномочиями, и не нарушала права индивидов. Согласно другой позиции, большинство нужно не для того, чтобы определять конкретную политику государства, а для того, чтобы просто сделать выбор между тремя видами идеологий, и на этом роль большинства населения заканчивается. Когда выбрана конкретная партия, конкретная идеология, тогда уже именно этой партии принадлежит право управления государством. Наконец, согласно третьей позиции, демократия это средство с помощью которого мы обеспечиваем создание ситуаций, которые приближены к «идеальным речевым ситуациям», к идеальным условиям дискурса, и тем самым мы способствуем принятию более справедливых решений, хотя полностью идеальные условия дискурса в конечном итоге достигнуты быть не могут. Во всех трех случаях демократия является скорее относительным средством, хотя и неизбежным. Все три рассмотренных автора придерживаются точки зрения, что демократия должна быть. И хотя это и не панацея от всех политических болезней, но тем не менее, демократия - это средство необходимое. Все три названных мыслителя придают очень большое значение демократии и верят в неё.