Глава 8. Мамы моей заботы и тревоги

Из открытки от 10 октября 1976 г.

Катеринка, безответная моя читательница! Побуждаемый наплывом впечатлений, осыпаю тебя письмами и открытками, как облетающий есенинский клён. Ту, что ты держишь сейчас своими пальчиками, сочинена была  за час до отлета в Москву.
Беру курс на Рязань. В половине одиннадцатого буду ступать по знакомым, стократно обласканным ее улочкам и тротуарам. Путешествие малость притомило, оттого предвижу отрадную тихость родительского дома, сада, заветных вековых дубов и облетающих осинников.
Итак, до встречи на полюбившейся мне улице Липецкой.

Намотавшись по белу свету и завершив масштабные перемахи самолетами и поездами между городами тогдашнего Союза, я с предощущением тихой радости возвратился в отчий дом, в родные пенаты. Под его крышей всякому бывает покойно и уютно. Родители, извещенные телеграммой о моем приезде, встретив сыночка, не знали, куда меня посадить и чем угостить. К тому же мама была отменной хозяйкой, а отца я мог слушать и говорить с ним часами, - рассказчик он был редкостный. Но, оказавшись в родных стенах, я не только угощался кулинарными изысками и разводил «лататы». В их обширном хозяйстве дело для меня всегда находилось, и трудиться, пособляя им,  мне  было в радость.

Между тем проходили дни, и мне не терпелось, улучив момент, поведать мамочке о моих намерениях в отношении Катерины. Зная о горьких сокрушениях, случившимися между нами с Ритой, она душой извелась, печалясь о моей семейной неустроенности. Помню, как ласковым октябрьским деньком, сидя на припеке у омшаника, мы с ней перебирали только что собранные и пахучие яблоки «антоновки». Занятие это, само по себе умиротворяющее, побудило меня к задуманному признанию. О Катерине я начал ей говорить, что называется, с придыханием. При этом, про себя я удивлялся, что свои заветные мечты и предположения о нашем с ней будущем, я выражал так, словно между нами все было обговорено и решено. Такая вот неколебимая уверенность тогда владела мной!..

Что могла ответить моя сердобольная мамочка, намучившаяся из-за меня во все эти годы?.. «Ясное дело, Олег, уже под тридцать годков набежало, и, как видишь, тебе сызнова приходится вить свое семейное гнездышко. Только вот Катенька-то больно молода, совсем еще зеленая. Переживаю, как у них сложится-сладится с Алёнкой?.. У меня о ней, соплюшке, сердце изнылось. Пока ты в тюрьме сидел, она, услада наша, стала для нас с дедом роднее всех родных». Поле этих слов мама, смахивая слезинки, продолжала: «Мы с отцом горевали, что и жизнь нам была не в жизнь.
Представляли, какого тебе за колючей проволокой, вечно впроголодь, да и работать приходилось, судя по письмам, как на каторге. После того страшного дня, будто все разом на нас навалилось. Отца вскоре с директорской должности сняли, денежки, которые мы скопили, ушли на адвокатов и поездки в Рязань да Саратов. Пришлось ему идти сторожем МТМ, а я за туже же получку в 60 рублей уборщицей там окурки выметала и холодной водой загвазданные полы мыла. Денежек нам первое время не хватало. Приходилось одалживать у соседей… Но, по правде сказать, благодаря Богу мы не голодали – харчились от сада-огорода, кур и скотинки. Когда после Покрова, я привозила нашу внученьку в Лесную Поляну, она голосочком-колокольчиком, забавными расспросами, шумливыми играми, даже одним ангельским видом своим занимала и тешила нас с дедом. Но всякий раз, в середине апреля, хочешь - не хочешь, а надо было возвращать её в Рязань.
А там, тесная квартирка и престрогая баба Ляля. У нас-то она поживала себе и подрастала на вольной волюшке… Они с подружкой, Иринкой, и на санках с горы лётали, а по оттепели всякие там фигурки из снега лепили…  А, уж, как она, ласкуша, любила в санях на лошадке с дедушкой Мишей в лес ездить. Он ведь к тому времени лесником в совхозе устроился. Бывало вернуться, проглодавшиеся, и сразу за стол. А у нас, как ты знаешь, из еды все свое, домашнее, сытное, вкусненькое. Она, худышка, за зиму-то поправлялась, и очень даже заметно. А как стану ей говорить, что пора в Рязань собираться, она, в слёзы: «Бабушка, и не упрашивай меня, я лучше в лес убегу, но к бабе Ляле, на «лупление» ни за что не поеду». Видно та, как бывшая учительница, с привычной строгостью её за шалости воспитывала и, порой, наказывала».

Кто как ни я, повинный в семейных невзгодах, понимал обеспокоенность мамы за несладкую участь восьмилетней девочки, такой дорогой для нас обоих. Ведь на момент моего ареста ей исполнился годик с небольшим. Тогда Рите предстояло завершить учебу на последнем курсе истфака МГУ. Её родителям до пенсии было далеко. И потому Алёнкой занималась её прабабушка Елена Ивановна. По окончанию университета Риту, услали невесть куда. Её, преподавателя истории на английском языке, имевшую красный диплом, определили ассистентом на кафедру научного коммунизма в Карагандинский политех. Пять лет к ряду ей пришлось ютиться в общаге. От того при всем желании она не могла забрать к себе нашу дочурку, а снимать квартиру -  не доставало денег. К себе в деревню мои родители Алёну могли забрать лишь по осени, сельские сезонные работы, более чем на полгода повязывали их по рукам и ногам.

Мама, не переставая перебирать и раскладывать антоновку по ящикам, продолжала: «Опять же, Олег, у вас с Катериной вскорости и свои детки народятся. Ты, я знаю, не обделишь её, свою первенькую, заботой и любовью. А вот как Катя, то не ведаю с каким сердцем она примет нашу бедняжку».
Как только мог, я уверял её, что у Катерины не та натура, и вне сомнения, они глянутся друг другу и полюбятся… Так оно и сталось!..

После нашей скромной свадебки, всякий выходной, я забирал Алёну к нам на Липецкую. Там её ожидали лакомства и всякого рода сюрпризы, на которые была изобретательна моя молодая сердечно участливая жена. Мы втроем читали вслух занимательную книгу для школьников «Из жизни слов». А потом мы с ней, второклассницей, сообща рассуждали о ярких и значимых событиях из русской истории. Когда в августе 1980 года мы с беременной Екатериной и трехлетним Никоном переселились в оружейную Тулу, Алёна каждое лето по месяцу-полтора проводила у нас. Мы жили тогда в деревянном домике с садиком вблизи речки Тулицы. Она с охотой доглядывала за малолетним братиком и малюткой Настенькой и вместе с Катюшей стряпала кушанья для всей семьи. Повзрослев, дочь прилетала и на зимние каникулы. Когда бы то ни случалось, зимой или летом, мы с ней, где только не побывали - в Питере, Ярославле, Костроме, Орле и, конечно же, в Москве первопрестольной. Случалось, и Катерина и составляла нам компанию, благо, что к тому времени, они общались с доверительностью подружек. Ныне, когда Алёна с семьей много лет как обретается на чужбине, по заграницам, наша с ней связь, по духу и родству, нисколько от того не поослабла. Утешает, что каждый из нас, где бы мы не находились, имея веру в попечение Спасителя, не перестает благодарить Его и хранить нашу родственную близость.