Часть 1. Принцесса Арлия и Башня Идущих Часов

I

- Ну, папа!
- Что «Папа!»? А этот тебе чем не нравится?
- Коротыш, кривоватая улыбка и одевается безвкусно. Его одеяния его толстят и слишком пестры. Он больше похож на попугая или охранника тюрьмы.
- А этот?
Китайский шелк юбки принцессы поднял прозрачный завиток пыли с пола галереи, луч солнца бесстыдно пробил насквозь белый подол с редким рисунком и высветил силуэт двух ножек, насладиться которым здесь было некому. Легкий звук каблуков вернуло эхо и король с принцессой остановились у следующего портрета. Портрет почтительно склонил голову и оставался таким, пока в его адрес не прозвучал его персональный приговор.
- Шкелет! Это просто сухостой, обернутый в замшу и присыпанный рубинами. Меня до конца жизни, надеюсь моей, надеюсь короткой и безрадостной, будет обнимать две дряхлые, сухие ветки яблони.
Портрет вернулся из поклона приветствия и почтения в первоначальное положение, посерел и растворился. В раме осталась только туманная ночная даль, клубящаяся болотными испарениями.
Король задумался и отпустил взгляд вдоль галереи дворца, где ряды колонн, окон, стражников терялись в неясности, как будущее.
Принцесса Арлия, несмотря на всю свою капризность, не растеряла в этот момент мучительной тишины своё достоинство и также оставалась неподвижной. Эти две фигуры в галерее в лучах солнца, вонзившимися через стрельчатые проёмы, были ярким зрелищем на фоне серо-зелёного камня и второстепенных персонажей, которым была отведена роль обстановки. У придворного живописца, однако, могли быть претензии к позе короля, который в отступлении от этикета закинул мантию на плечо, как гвардеец в компании друзей. А может быть, он бы и смог найти в этом особую пикантность, которая смогла бы выделить картину среди помпезных, напыщенных творений, которые скучно созерцать именно по той причине, что в них всё правильно и не к чему придраться. Черт поймёт как художников, так и зрителей. Одни творят не пойми что, выношенное в их неведомых и мутных душах, а другим непредсказуемо нравится то идеально правильное, то уродливое. Но чего не было в описываемой сцене, так это уродства. Окружение было достойным образцом замковой архитектуры Среднего Драконовского периода, король был не стар, внутренне силён, рыцарски гармоничен и немногословно мудр, а принцесса… На ней стоит задержаться в нескольких персональных строчках, а не мельком в окончании предложения, посвященного нескольким лицам и предметам.
Девятнадцати зим, на полголовы менее возвышенная, чем могучий родитель, темноволосая, не обезображенная излишками украшений и сложностями облачения, она скорее напоминала бескрылых фей, чья одежда была проста, как лепестки лотоса. Украшения были дорогие, но такие же незаметные, как капли росы до восхода солнца. Редкие мелкие алмазы, вкрапленные в пояс, местами в линию присоединения рукавов, скромный воротник, невозможно было увидеть сразу. Они изредка вспыхивали поочерёдно, заставляя взгляд переходить с одного на другое. Из деликатности и уважения к такому тонкому и ненавязчивому пониманию своей красоты не будем перечислять то, на чем именно можно было поочерёдно останавливать взгляд. Отметим только, что это восхитительное зрелище тем ярче и ценнее, чем более взгляд зрителя умственно готов к его восприятию. Рецепт её лёгкой и упоительной красоты был так же прост, как лепесток  цветка вишни, оторванный ветром и лежащий на глади спокойного темного пруда.
- Извольте взглянуть на принца Клумрийского… - мягко нарушил паузу второй длительности Его Величество.
- Па-па! - пониженным голосом выдавилось из сжатых губ. - Я не ищу и не требую себе утонченное совершенство или божество, но если с первого взгляда хочется отвернуться, то о чем можно дальше говорить?
- Неужели всё так плохо? И что же тебя так отвращает от этого нашего соседа?
- Губы.
- А что с ними не так?
Король снова, теперь уже более пристально вгляделся в портрет. Принц молча смотрел с полотна на пол перед стоящими перед ним критиками. Край шляпы скрывал его глаза, а ниже кончика носа, коричневатые усы, аккуратную бородку. Сам ли принц ждал решения, или только его изображение, но оно не выпрямлялось и в эту минуту для обсуждения была доступна только эта часть его лица.
Воздух наэлектризовался от медленного вдоха принцессы. Она быстро отвернулась и решительно подошла к ближайшему стражнику так близко, что вырез её платья почти коснулся железной перчатки на руке стража, держащей алебарду. Она приблизила своё лицо, искаженное ненавистью, к суровому лицу стража настолько близко, что увидела своё отражение в его зрачках. И тогда воздух прорезал возглас:
- Ослиная морда!
Длинные волосы стражника, спускающиеся из под шлема, качнулись от выдоха, но сам страж остался недвижим, как колонны по сторонам от него. Арлия, конечно же, знала, что стражи зачарованы и ничто не может вывести их из состояния покоя и невозмутимости  мебели, кроме явного нарушения порядка, за который им предписано охранять. Они были глухи и бесчувственны, если только не возникнет пожар или в замок не проникнет враг. Им было не ведомо чувство голода, жары, боли… Любому из них можно было отрубить руку и он бы остался на посту до смены караулов. Разумеется, это смог бы сделать только обитатель замка, а не чужак. Но ни другие слуги, ни пчёлы, ни змеи или птицы не нарушали их покоя и не вносили в их службу никаких досадных помех. Может быть эти тонкости были продуманы ещё в древности, когда могущественные маги, предки современных правителей, создали эти заклинания, или ничего лишнего не происходило по другим причинам, но мало кто соглашался на такую службу. Почему? Никто не знал, а стражи были не намного разговорчивее и в свободное от стояния на постах время.
Принцесса немного успокоилась и вернулась на половину дистанции, пройденной ей до стража от картины, но всё ещё пылала неприязнью. Мы озвучили её грубую словесную выходку, сильно рискуя испортить романтический образ, нарисованный выше, но, как можно догадаться, если хоть немного разбираться в мотивах поведения верховных, а не только возвышенных особ, достойных своего места, принцесса не хотела, чтобы её срыв был направлен ни на отца, ни на предмет обсуждения. Пламя полыхнуло в пустоту зачарованной стены, перед которой по чистой случайности оказался немой стражник, а не чаша, чучело росомахи или пустые доспехи.
- А если его побрить? - задумчиво спросил король не понятно кого, то ли дочь, то ли потрет на стене, пощипывая собственную короткую бороду.
- Нет! - снова довольно резко ответила Арлия. - Они мне не нравятся. Ни один!
- Но у нас не остаётся ни вариантов, ни времени. - возразил монарх. - Скоро истекает последний год, когда ты должна сделать выбор. Этот порядок, традиция никогда не был нарушен в прошлом, и мне бы не хотелось стать первым, кто сойдёт в могилу с пятном этого недоразумения. Жизнь состоит из шагов, когда следует поступиться с некоторыми личными взглядами, выбрать меньшее из зол, увидеть в недостатках скрытое благо, согласиться, что каждый из нас не настолько совершенен, чтобы требовать удовлетворения всех пожеланий без исключения.
И король снова умолк, теперь уже глядя в проём окна. На последнем прозвучавшем «Нет!» обсуждаемый портрет опустел и до горизонта в ночной раме протянулась лунная дорожка над спокойной водой. После горячих эмоций принимать решение на склоне, на спаде, на угасании разговора, было и неприятно и тревожно, ибо это было уже не решение, а сдача, капитуляция перед обстоятельствами, перед чужой волей.
Наклоном головы он отпустил дочь, которая столь же молча выразила почтение, смирение и удалилась, ни одним жестом, ни походкой, ни осанкой не выразив победного настроения. Поле боя опустело при равном счете. Вернее одна из сторон удалилась, но в отсутствии оппонента его можно счесть опустевшим.
- Хитриус! - произнёс король и продолжил смотреть на зелёные долины, изрезанные молниями рек, блестевшими на солнце белыми изломами.
Маг-советник, единственный, кому было дозволено приближаться к Величеству со спины, остановился в двух шагах позади. Передвижение его скрывали бесшумные туфли из лисьего меха, и король правда не слышал его приближения. Но в том, что он, как тень, возникает за спиной по первому зову, он был уверен. Иначе не случалось ни разу, и король начал разговор, не поворачиваясь к собеседнику.
- Мы в затруднении… Принцесса не сделала выбор, а позор не за горами. Заслужен ли он нами ранее или заслужим его своим бездействием сегодня? Что остаётся нам? Обратиться к Кодексу?
- Мне помнить надлежит. Считайте, что он открыт перед вами. - отозвался советник. - К какой части Кодекса вы хотели бы обратиться? 
- К наследственной, конечно. Или как он называется?
- Вопросы генеалогии, господин.
Король двинулся вдоль ряда портретов, правой рукой возвращая всех на свои места. Портреты провожали его взглядом, а он приветствовал их взглядом сквозь пышный мех, которым была оторочена невысокая ежедневная корона. Советник внимал не отставая.
- Мы были справедливы в меру нашей истории и уклада, а наш уклад нельзя назвать стесняющим. Покойная мать её не происходила из древа правителей, как и дед мой, и это веками спасало нас от вырождения и помрачения рассудка. В свою очередь сегодня, - и король снова указал рукой вдоль галереи. - выбор был достойным. И широким! До того широким, что в ряде царств при виде такого выбора пришлось бы решать не одну генеалогическую проблему, а сразу несколько. Она могла выбирать кого душе угодно, начиная с честного  хлебопашца или охотника. Время… Хватит ли нам времени, чтобы миром разрешить это? Перечтите мне советы Кодекса.
- Казнить.
- Кого?
Здесь советник пожалел, что начал эту часть беседы в своём обычном хладнокровии и лаконичности.
- Возмутителя порядка, кто бы он ни был.
- Казнить принцессу? - всё ещё не веря в услышанное, переспросил король. Ледяной град этих слов,  в одно мгновенье оцарапавший ему сердце, стих. Он вдохнул и стал прохаживаться на два-три шага вправо-влево, словно не желая быть неподвижной мишенью для новооткрытого врага. Но советник уже стоял с рукой с двумя загнутыми пальцами и намеревался продолжать, как бы показывая, что «Мы уже движемся в сторону вариантов, приемлемых для рассмотрения».
- Я лишь развёрнутый Кодекс в ваших руках. Продолжать?
- Да. Далее. Это же не может быть единственным выходом?
- Конечно. Ваше Величество или в силу своей мудрости, или по воле небес изволили упомянуть о времени, и это, надеюсь, не случайно, что бы не было тому причиной, поможет в вашем затруднении.
- А точнее?
- У нас есть шесть Башен.
- Но это тюрьма! Не казнь, так заточение! И надолго? Насколько я знаю свою дочь, мы сильно опоздали с этим.
- С вашего позволения я процитирую всё, прежде чем советовать.
- Хорошо.
- Башня Страданий, Башня Отчаяния, Башня о…
- Одиночества?
- И да, и нет. Одиночество может настигать в любой башне. Третья башня — Башня Отречения. Башня Стыда, Башня Остановленных Часов и… Башня Идущих Часов. Я рекомендую последнюю.
- Что-то меня удерживает от преждевременной радости и благодарности за ваш выбор, - выговорил король, ища продолжение своей мысли на каменном своде. - Однако выглядит наименее устрашающе. В чем же будет заключаться совет?
- Ваше Величество может положиться на меня. В наших силах и в наших традициях, чтобы приговорённый страдал не от темницы, а от приговора. И, конечно, страдал соразмерно. Далее. Груз личного переубеждения будет тяготеть в отношениях и затуманивать понимание. Башня Времени поможет принцессе передумать, принять решение самой. Пусть оно придёт как озарение и тогда она охотнее примирится с ним.  Ручаюсь, она не пострадает. Сила Башни велика и в прошлом использовалась и в наказание гнусным преступникам, но всё зависит от приговора и цели приговора. Прикажите созвать Законников, писарей, и завтра ваша воля исполнится.
Король снял свой головной убор и словно взвесил его на руке. Облегченная голова его избавилась от части груза власти и мысль стала легче и яснее. «Власть короля заканчивается там, где начинается магия. Король властен запретить и уничтожить магию. День, когда победит любая из сторон, будет последним днём обоих. Да пребудет в мире союз разума и силы.» - припомнил он слова, произносимые в его земле в день восшествия на престол. Нужна сила, чтобы принять разумное решение. Нужен разум, чтобы сила не вышла из границ разумного. Разумом или силой должен он принять своё решение? Сила или разум будут ответственны за его воплощение? Кодекс был пропитан этими понятиями и спутан, как узел, у которого нет ни одного свисающего конца. Можно только потянуть за одну петлю, и утянется другая, но никогда нельзя  распутать весь узел. Вот такой же клубок змееподобных мыслей ворочался в его сознании и он медлил с изъявлением воли. «Сила и разум — не попутчики. Они лишь следуют друг за другом и подгоняют или тормозят друг друга. Только не удаляясь слишком друг от друга они могут куда-то придти.» - почти точно припомнил он другую страницу Кодекса.
- Хорошо! - наконец сказал он. - Раз верёвка не может быть об одном конце, то решение нужно принять сегодня, и дать разуму действовать завтра. Действуй, Хитриус. В худшем случае, мы поделим два конца верёвки между нами, как гласит мудрость.
И советник удалился так же бесшумно, как и появился, тайком на ходу ощупывая свою шею.
Его Величеству ощупывать свою шею не приходилось, так как её облегал плотный воротничок, назначением которого было хранить несгибаемое величие. На это вечер воротник приобрёл новое свойство - ежеминутно напоминать о принятой на душу ответственности, поэтому король до самого отхода ко сну проходил с ощущениями заблудившегося висельника, забытого и конвоем, и палачом, и который уже сам бы рад набрести на шумную толпу, в окружении которой  всё и должно было закончиться.

II

Принцесса Арлия вернулась в свои покои, отворила ставни и как стебель за просвистевшей косой рухнула на постель. «Влипла! Попала! Не хочу!» Но ещё немного остыв и просушив лицо и глаза от слёз, она поднялась, подошла к клетке с певчими, коснулась двумя пальцами сапфира в колье и провела ими над прутьями клетки. Через пару мгновений клетка обмякла, её верх сделал полуоборот против часовой стрелки и тонкие прутья рассыпались в воздухе на шатер оранжевых искр. Искры осыпались вниз шуршащим водопадом и птицы остались сидеть на ветвях деревца, растущего внутри клетки. На пернатых это явление и внезапное ощущение свободы особого впечатления не произвело. Они, в основном, так и остались на своих ветвях, лишь две из них, чем-то неуловимо отличающиеся в своём птичьем темпераменте, спорхнули вниз к озерцу-поилке, выложенному перламутром, промочили горло, издали по одной-две трели и вернулись к остальным. Большой белый попугай, не имевший, по всей видимости, никакого желания менять свой высокий сытый статус на возможность стать белым недоразумением в зелёных диких лесах, всегда жил свободно, не имел привычки удаляться дальше подоконника, повернул голову набок, ещё раз убедился в исчезновении клетки и разразился тирадой, соответствовавшей по звучанию его настроению: «Магический треугольник! Черт возьми! Пора-пора-пора! Ваше величество! Хи! Хи! Хитриус!»
- Не удачное сочетание, Фархад! Слетай, покричи это в коридоре и попадёшь на королевскую кухню за измену, заговор, попытку дворцового переворота, а остальных слов тебе хватит только на смягчение наказания в виде возможности самому выбрать блюдо, в какое тебе попасть.
- Аспарагус! Шашландская паштила! Шашла… Шашла… Шашландия моя! Ух!
Раскачивание на одной лапке прекратилось, как и поток эмоциональной бессмыслицы, потому что на миниатюрное деревце снизошло осознание неожиданных перемен и две канарейки совершили пробный полёт выше границы, ранее существовавшей в виде прутков. Затем, то ли чтобы поделиться ощущениями и новостями с остальными, то ли унять головокружение от непривычной высоты в полторы клетки, вернулись обратно на ветви.
- Аюшки! - прокомментировал Фархад.
Певчие наконец по-новому взглянули на привычный источник немелодичного шума и рванулись к окну, но столкнувшись с дуновением ветра, неведомым им ранее, поспешили расположиться на окне, перепрыгивая там друг друга в нерешительности и на смех воробьям.
Арлия, тем временем, пропускала вместе с дуновениями из окна и чириканием через своё огорченное сознание мысли «Ну, какая разница, 19, 20 или 24? Я бы так хотела ещё несколько зим, несколько весенних цветений и даже осенней скуки в этом безмятежном одиночестве. Да. Есть традиция. Да, меня пугали, что перезрелая волшебница становится ведьмой. Да, но ведь ещё целая вечность молодости, и ещё вчера кажется мне было 16 и я закончила курс романтической магии! Пусть завтра всё забудется и свобода продлится ещё немного! Или не вечность? Нет. Всё равно не хочу сейчас»
Рука потянулась к груди, затем выше, коснулась сапфира и облачение белой волной хлынуло вниз и второй волной сменилось на ночное. Обернувшись на своё отражение, искрящееся редкими блёстками, она медленно взмахнула широкими лёгкими рукавами и не легла, а отдала тонкое тело широкому ложу, затем сняла с шеи украшение, скрыла синий камень в ладони и закрыла глаза. Сапфир в ладони ожил ещё одним отблеском, покои заволокло тягучей тишиной ночи, молчанием звёзд и отдаленными голосами ночных птиц. Освобождённые пичуги остались спать на окне, так и не решившись примерить на свои крылышки ни высь облаков, ни даль вольных равнин, да и говорун, видевший в этой комнате всё уже много раз, давно сунул голову под крыло. День, очередной день закончился, но вместе с ним закончилось нечто большее, чем ещё одна солнечная дуга на небосводе.
Но это только казалось. Расправив два широких крыла, одно к земле, другое к звёздам, не коснувшись ни одним пером контура окна, влетел филин. Магия ночного покоя мягко остановила его в двух шагах от окна и филин увяз в ней, стараясь если не обрести привычную опору, то хотя бы сложить крылья. Это ему не вполне удалось, с большим трудом, очень медленно он сократил размах крыльев, и так и остался висеть над полом. Движения клюва его были похожи на затяжное зевание, а с голосом вообще было всё безнадёжно. Ни заявить никаким уханьем о своём вторжении, ни попросить о помощи он не мог. Арлия почувствовала тепло в руке и приоткрыла глаза. Филин выворачивал голову то так, то эдак, пока слабый лунный свет не отразился от желтых глаз.
Оставить его там до утра, - подумала она сквозь негу первого вечернего сна, - и утром не вытаскивать его из плена. Но что тогда будет утром? Невинная жертва останется пятном в душе.
Сапфир в руке ждал её решения, постепенно остывая и волнуясь слабым голубым сиянием. Она приподнялась на локте, взглянула ещё раз на камень, на филина, и улегшись поудобнее и повыше, негромко разрешила:
- Говори, Хитриус! Что тебя заставило снова так врываться сюда?
- Простите меня, но мой разговор с вашим отцом закончился несколько позже вашего ухода. Я понимаю вас, понимаю вашего отца, но не мог предложить ему ничего сверх того, что написано за сотни лет до нас. Так заведено и так сделано, что ложь и личный интерес не скрыть. Формально и я не нужен. И королевство у нас номинальное. Всё устроено до нас, всё идёт своим чередом, мало что можно изменить. Король олицетворяет правление, я и мой орден — лишь вторая рука его, обратная сторона медали. Он бы рад поступить иначе, и я тоже, но это большой риск, принцесса. Рискованно вынимать камни из основания дворца. Рано или поздно начнутся обрушения.
- Я знаю. О чем ты пришел говорить со мной?
- О том, что должно произойти завтра. Вы догадываетесь?
- Меня попытаются так или иначе переубедить. Возможно наложат наказание, в чем-то временно ограничат.
- Разговор зашел о Шести Башнях.
- Да неужели! И всё настолько серьёзно?
- Боюсь, что да. Само собой, варварство у нас не принято, но, я думаю, любая немилость, которая связана с Башнями, может вам не понравиться. Я никогда не претендовал на вас, но передавая вам знания, видя ваш талант и понимание, я не мог не оценить и не сохранить свою тайную симпатию.
- И чего же мне ожидать?
- Не знаю. Решение принимать не мне, но я знаю, как оно будет приниматься. Будет выбран один из старейшин ордена. Он будет зачарован, его лишат дневной памяти и опоят настоем времени. Затем в одну чашу сольют три напитка, и по глотку выпьете вы и отец. Мудрец увидит и взвесит ваши мысли. Никто и ничто не сможет повлиять на этот суд и решение. Проснувшись он сможет только огласить его, и никто не вправе осудить его за него, потому что старейшина будет не судьёй, а только течением реки времени и мысли. Оно не будет являться его решением. Так написано на спорных страницах Кодекса.
Значит, так или иначе, но Башни…
- Боюсь,что да. Не стоит слишком бояться этого, ибо это не конец, но стоит подумать о том, что вас всё же переубедят, и быть готовой к этому.
- Вы уже приступили к этому пере убеждению.
- Я мог избежать этого обвинения только одним способом — промолчать. Было бы это лучше?
- Выгоды — вещь хлипкая.
Филин подергался в своём вязком плену, всё также безрезультатно, но стало заметно, что невидимые путы уже порядочно его измотали. Речь, не смотря на разрешение говорить, также давалась ему всё тяжелее.
- Может, отпустишь меня? Мне больше нечего сказать. Я не могу знать, что я потерял. Мне теперь только будет немного спокойнее.
- Не будет.
- Вы и это знаете? Да. Не будет.
- Да, знаю. Мы из разных ветвей и связывать нас может только знание, и делиться мы можем только знанием. И иногда называть друг друга на «ты».
- Вы можете это делать и днём в отличие от меня. Так отпустишь?
- Конечно. Но ты поможешь мне?
- Если смогу.
- А что может случиться такого, что ты не сможешь?
- Может случиться, что я о чем-то не узнаю. Если я не дам знать о том, что не в силах придти и повлиять, не считай меня предателем. Неизвестность может быть сильнее меня.
- Лети!
Она встала, вытянула вперёд руку с украшением, медленно раскрыла ладонь, еле слышно  прошептала «освобождаю» по-гречески. Затем не опуская глаз вернула цепочку на шею, перекинула через неё узкий черный водопад распущенных волос и приблизилась к птице, зависшей над полом. Оказавшись на её руках, филин согнул шею так, что оперение с обратной стороны головы встало   дыбом, уткнул клюв в ладони и замер.
- Я знаю, что это не ты. Лишь дикая птица, принесшая мне твой голос и знак дружбы. - улыбнулась она в ответ.
- И почтения! - поспешно раздалось от филина, попытавшегося принять более привычное для него положение, топчась острыми когтями по тонким рукам и предпочитая показаться неуклюжим, чем причинить вред. Наконец он почувствовал устойчивость и замер, встретившись с Арлией прямым взглядом. Так она стояла несколько минут. Несколько минут тишины и взгляда, начинавшегося в её мыслях и струящегося через две пары черных глаз. За границей глаз филина на том конце темной бесконечности что-то эта тишина и молчание говорили её собеседнику, дотянувшемуся до её окна таким способом и сейчас ещё более неподвижным, чем его посланец в густоте защитных чар.
- Так отпусти его.
- Прощай! Думай об испытании, а не наказании.
Она донесла птицу до окна, позволила ей самостоятельно перешагнуть на деревянный  подоконник, развела руки в стороны и отступила на полшага. Фили несколько раз повернул голову и снова остановился на ней взглядом. На этот раз так, как будто впервые её видит и сам не понимает, как очутился здесь, так близко от человека, так высоко над лесами, так близко к тонким ночным облакам, через которые луна просвечивает, как через занавес. Осмотревшись ещё раз и чуть приседая, осторожно ступил на край окна, расправил широкие крылья и после пары взмахов заскользил вдаль.
Арлия снова начинала его почти ненавидеть. Так было всегда. И до, и во время обучения. Его приближение каждый раз вызывало в ней озноб и почти ужас, а стоило начать говорить, обсуждать, внимать или просто читать его письменные наставления в уединении, и спокойная мудрость наставника вызывали сначала уважение, внимание и интерес, а затем и ощущение близости душ, или, во всяком случае, такое их соприкосновение, при котором не страшно довериться, не стыдно ошибиться. Он был мудр, терпелив и спокоен, как книга. Но и неумолим и непререкаем, как её страницы. «Не расставайся с этим камнем!» - был его первый урок тринадцать лет назад. «Он не настолько ценен, чтобы его потеря означала конец пути, но его изменение. На чем-то надо учиться помнить, ценить. Он будет символом твоего спокойствия и пути. Когда-нибудь ты потеряешь его. Тогда ищи, что сможет его заменить.»
И Арлия не выпускала из рук синего сапфира ни разу. Она почему-то верила, и эта мысль пришла к ней ещё в детстве, что когда-нибудь он станет густо-алым рубином. Камень время от времени менял цвет. Привычная магия жила в нём, как и в некоторых других предметах её мира, но только он один всегда или скрывался вблизи сердца, или светло-золотистая цепочка обвивала её запястье по ночам, когда его синие грани светились в розовой ладони. Засыпая она смотрела на него сквозь пальцы, как внутрь розовой лилии. Закрывая глаза, она знала где он и что означает его тепло и блеск. Однажды он стал бледным-бледным, со слабым оттенком полуденного неба, но не радость от его почти алмазного блеска закралась в сердце молодой принцессы, а тревога. Так она осталась одна у отца. Треть души, треть закатной синевы, первого крыла ночи. С тех пор камень уже никогда не был темнее ирисов.
Луна ушла. Реки, серебрившиеся в лунном свете исчезли в темноте и дымке низкого тумана. Горизонт теперь только угадывался там, где заканчивалось звёздное небо. В царство тишины, в котором и днём было позволено звучать только ветру, дождю и обитателям лесной глуши, пришли часы, когда слышнее всего танец последних лепестков пламени в камине  и отголоски снов.

 III

Видимая независимость каждого существа в землях Союза была лишь видимостью, непонятной для случайного гостя. Неразговорчивое население, поглощенное своими занятиями, было раздроблено семейностью, соединено соседством, разъединено расстояниями и тишиной, но связано ощущением друг друга. Невидимые нити родства, мыслей и отношений витали в другом пространстве, нежели дневной свет. Каждый знал, когда и кому необходима его близость или участие. Конечно, и это естественно следует из выше сказанного, если речь о достаточно близких людях. Дворцовая жизнь протекала, по большей части, незаметно для обитателей городов и равнин, а будни магов (второй ветви власти), их деяния, смена поколений - и того незаметнее. Не каждый год случалось что-то из ряда вон выходящее, что являлось причиной гласного, публичного вынесения приговора или просто известия. Ежегодными и ожидаемыми были только несколько праздников, половина из которых были мистериями земледельцев и урожая (что не в состоянии удивить ни одного чужестранца, наслышанного о существовании пахарей и жнецов), а вторая половина — карнавалы, корни и полный глубокий смысл которых уходили в бездонное прошлое, но были они веселы и желанны для всех сословий и возрастов.
Но было и своеобразие в устройстве королевства. Если заметили, имя короля не было произнесено, и это не случайно. Не было здесь в ходу ни громких, ни высоких имён, и никто не старался их помнить, что получалось без каких бы то ни было усилий. Никто не давал к тому повода. Замок не сильно возвышался над кронами лесов, хотя и стоял на возвышенности. Смешанные леса местами подступали к самым стенам. Замок не был центром главного города. Он стоял где-то посреди страны и только птицы и старые книги знали о его очертаниях. С высоты замок был похож на подковообразное строение с расширением в средней части. Был он не сильно похож на оборонительное сооружение, без подъёмных мостов и узких бойниц. Галереи с широкими островерхими окнами служили для прогулок и были, пожалуй узки, для обороны от осаждающего неприятеля. Здесь могли расположиться лучники и другие воины, но куда тут было сложить запасы боевых принадлежностей? Не вооруженный чем-то кроме стрел (например, магическими навыками) враг не дошел бы сюда вообще, а умелый враг не стал бы тратить время на осаду и соревнование в меткости. Не было и остроконечных башен. Упомянутые башни украшали остров на озере, а высота их была лишь отчасти заслугой строителей. Островок имел вид довольно высокой скалы ещё до начала строительства. Пять кругов истории, судя по историческим записям, тому назад, старейшины, хранители справедливости и силы,покинули Башни и некоторое время скала служила местом плена и забвения. Для полной сказочной картины там не хватало только привидений. Но вернёмся к замку, к его расширенной части. Это была бы передняя часть копыта, будь замок настоящей подковой. Левое крыло занимала королевская семья, правое было частично обитаемо, потому что было местом хранения книг, исторических реликвий и местом собраний мудрецов, когда в их услугах возникала необходимость. В среднем зале, самом обширном помещении замка, никогда не было трона. Зал был огромной оранжереей, почти прозрачной во всех направлениях, широкими мощеными аллеями между 9 стволов местной разновидности дуба или очень родственной ему породы деревьев, росших очень медленно. Каменистая и слабо плодородная основа замка в сочетании со скудными источниками влаги позволяли достичь деревьям купола, в значительной степени прозрачного, за 250-400 зим и редко утруждали обитателей хлопотами по уходу за ними. У их подножия в аккуратности и порядке цвели кустарники не выше двух третей среднего роста посетителей залы. Но сегодня был не праздник, и не приём с прогулками по аллеям и разговорами. Семь фигур негромко совещались на краю залы: Эдрин Второй, советник Хитриус, секретарь дворцовых дел, смотритель Башен и трое магов из числа наиболее сведущих в содержании и толковании Кодекса. Вопрос решался минимальным количеством посвященных, а оглашение его решения предполагало и того меньше участников. Причиной затянувшегося обсуждения был казус с кандидатурой секретничать, или, как его иногда называли, проводником. Кому выпадет или будет назначена честь и тягостная обязанность выпить ритуальные напитки и отдать свой разум на дело поиска решения. Всё таинство было выработано веками и никак не могло повлиять на последующее отношение к проводнику, но непредсказуемость приговора, которому, по закону, следовало быть приведённым в исполнение, заставляла крепко задуматься и не желать себе этого доверия. В таких случаях выбор доверялся природному жребию, то есть кандидатов располагали в такой обстановке, в которой неминуемо должно в непродолжительное время произойти некое природное явление, хоть падение листа с дерева. Назначались смотрители, наблюдавшие, чтобы силы не природного, не случайного происхождения, не были замешаны и вовлечены, и оставалось только ждать.
По лицу короля то и дело пробегали судороги волнения. Казалось, он пытался заглянуть в будущее, спрятанное за лицами собеседников и предугадать его. Всем было понятно, и это единственное, что позволяло совещавшимся сохранять облик спокойствия, вердикт будет в границах человечности, но всем также была известна коварная суть магии, которая была изучена и не известны случаи, когда бы она хлестнула кого либо бичом непредсказуемости. Но то было в части её обычного применения. Сегодняшний вопрос требовал поиска ответа, который не был исчерпывающе освещен в Кодексе. Кодекс — порождение древней магии, свод советов и правил,  требовал в данном случае не сути решения. Оно было достаточно очевидно, но его внешнего оформления. Здесь магия должна была проявить свой характер туманной судьбы, явить новые события, облечь их последовательность в повесть. Со временем повесть сгладится и раскрасится, как сказка, обогатив фольклор и предохранит следующие поколения от легкомысленного отношения к тайному и сильному.
- И нашего ли круга и числа выберем проводника? - вопрошающе обвёл всех взглядом советник.
- Из круга, но не числа. - поспешил вставить король, но тут же осёкся и, сдерживая волнение, выразил свою позицию точнее. - Из числа ордена, но не из присутствующих. Вопрос не в доверии и достоинстве, а в моём желании сохранить бодрствующими наиболее знающих, в то время как кандидат может быть и второй, и даже третьей ступени Ордена.
Мудрецы безмолвно извлекли из складок одеяния правую руку и повернули каждый свою раскрытой ладонью к земле в знак согласия.
- Хитриус, у вас есть предложения?
- Я сожалею, что не могу предложить себя, но горд за свою ученицу. Осмелюсь лишь рекомендовать выбрать человека, кто близок принцессе по образу мысли.
Советник обратил взгляд на смотрителя Башен и вопросительно смолк.
- Понимаю. - отозвался смотритель. Если речь о моём младшем брате, то он треть жизни провел за изучением истории наших земель, его советы и толкования разрозненных страниц и записей внесли много ясности там, где отступили старейшины, и даже опытные практики магии.
- Его отец ещё в детстве заметил за ним живое воображение и последовательность в суждениях.
- Не он ли тот молодой книжник, кто взглянув на план замка, угадал и забытый подземный ход и   неизвестный замурованный зал библиотеки?
- Совершенно точно, Ваше Величество.
- Достаточно ли он свободен сейчас?
- Вполне свободен.
Один из старейшин Ордена показал руку ладонью вверх.
- Возражение или вопрос? - обратился к нему советник. И внимание собрания сосредоточилось на балахоне правого из трёх, как обычно немногословных представителей Ордена, ибо ему предстояло говорить.
- Ни возражение, ни вопрос. Положено и следует спросить его, не оповещая о его предназначении, не бы ли с … (он загнул несколько пальцев, считая) середины зимы чем-то озабочен или встревожен в своей жизни. Вкус тревоги и забот не желателен.
Два других балахона слегка кивнули, а окружающие их фигуры почти слышно выдохнули, почувствовав облегчение. Так удачно и просто почти решившийся вопрос на мгновение оказался под угрозой отклонения.
- Но он уже более двух зим ведёт совершенно размеренную спокойную жизнь. Прошлое в прошлом, и настоящее не торопит будущее.
Потаённая мысль  промелькнула незаметно в глазах короля, но мгновение расслабленного лица и взгляда сквозь собеседника могло бы выдать тень зависти. Ко многим причинам, по которым Эдрин II не мог бы предложить себя в проводники, добавилась ещё одна и, к тому же, принципиально непреодолимая. Его сердце было, как минимум, не спокойно.
Даже это, более чем спокойное совещание вызывало у него покалывание в ногах и холод в спине.
- Так сегодня остаётся только направить посланника к…  -
- Редвудс, господин. - напомнил смотритель Башен на острове.
Их глаза встретились. Случалось это редко, а потому тень гордости и благодарности за доверие читались в Редвудсе Старшем без скидки на привычку.
- … к Редвудсу. Раз ещё одна страница в летописи неизбежна, то будем надеяться, что она будет иметь благополучный исход. Благодарю вас!
До выхода из залы процессия прошла в том же порядке, в каком они стояли меж стволов на аллее: сначала хранители магии и Кодекса, а последними король Эдрин II и советник Хитриус на  полшага позади. Тени на полу аллеи оставили идущих при входе в колоннаду, эхо шагов проводило каждую из групп в своё крыло замка. Но ни эхо, ни застывшие стражи в галереях не смогли бы ответить, где среди стен и окон исчезла бесшумная тень короля — тень советника Хитриуса. 

IV

Из семи певчих, которым принцесса Арлия в порыве легкого негодования даровала свободу, пять так и не воспользовались случаем. Клетка была восстановлена, но дверцу больше не закрывали. Кажется, обе стороны были довольны новой формой договора о соседстве.
Сегодня перед окном стояла высокая подставка для книг и на ней были развернуты выписки из библиотеки, которые ещё не получили современного толкования. Проникновение в смысл этих иногда коротких, а когда и довольно затянутых историй, описаний, было занятием или развлечением в различных слоях. Предки пользовались в своих повествованиях несметным количеством образных сравнений, метафор. При правильном понимании описываемые персонажи оживали в сознании до почти осязаемого образа. Но язык ещё не был совершенен, а поэтому в любом месте предложения, или рядом с именем, или вместо него могли стоять слова «кривое (треснувшее) колесо», что в конечном итоге означало колченогость, хромоту. Часть тела могла иметь сравнение с частью плуга, а тогда простой хлебороб мог быть более полезен для понимания, чем три историка. На краю подставки постукивал когтями Фархад, переминаясь с ноги на ногу, вздрагивая при особенно звучном слове или замирая с наклонённой набок головой, когда чтение становилось ровным, как ручей слов. За окном простиралась светлая даль, занавешенная где-то на горизонте облачными горами, которые трудно было отличить от настоящих. Чтение иногда ненадолго прерывалось и Арлия рассматривала облака, словно за этой завесой и скрывались прошедшие времена, в которые она стремилась мысленно проникнуть.
Попугай вспорхнул в свой угол, Арлия обернулась и сдержанно склонила голову.
- Светлого дня! Твоё увлечение так радует, но вчерашняя беседа может изменить твои взгляды на завтра.
- Какие именно взгляды?
- Да даже на занятия нашей историей, как бы мы ни ценили всё, что с ней связано и не поощряли это.
- Снова разговор о замужестве?
- Я бы относился к этому с меньшей заботой, но ты знаешь, что это не зависит только от моего мнения. Твоим секретником будет Редвордс младший и, надеюсь, некоторое время разлуки с этим видом из окна не сильно тебя расстроит. Вид из башни не хуже, если не лучше.
- Пусть так. Может быть, я и приму другую точку зрения, но не могу измениться сама.
Эдрин не нашел, как продолжить эту тему, гадая какое из поколений наградило его дочь таким, местами странным, твёрдым и, в то же время, поэтичным характером. Союз металла и горного хрусталя, воды и молнии.
- Свита старейшин проводит тебя на остров завтра на закате. Я не хочу, чтобы ты менялась вопреки своим желаниям, но прости нас, что поиск компромисса требует этого. Я сам много раз при принятии решений, как и наши предки, держал руку на Кодексе. Мы не скованы догмами намертво, но во все времена было лучше, когда будущее не творилось наугад или эмоций, навеянных эгоизмом.
- Да, отец. Не мучай себя ядом вины. Я возьму с собой Фархада. Я возьму с собой свои мысли и чувства. С чем-то из этого я вернусь назад.
Эдрин почувствовал, что взгляд его мутится. Он обнял дочь и вышел.
Один день… Что может быть короче? Не много ответов на это.

V

С раннего утра смотритель башен, старейшина ордена и помощники из числа дворцовой прислуги, столь малочисленной, что обычно даже невидимой, осматривали верхнюю камеру Башни Идущих Часов. Впервые за известные времена здесь должна была поселиться столь необычная особа. 
Полукруглая комната имела одно окно на запад, крепкие стены из грубого камня и потолок из мореного дуба. Деревянные ставни со щелями, целую вечность открытые вовнутрь, скрывали мох на стене, уже прораставший местами отдельными травинками меж досок. Этот маленький вертикальный мир кишел паучками и их смелыми соседями, чьи жесткие надкрылья  позволяли им порой даже прокладывать свои пути сквозь паутину и не оборачиваться на разъярённых её владельцев. На полу виднелись следы разводившегося когда-то огня. В одном углу, направо от входа, недавно что-то заметали метлой из грубых прутьев. Налево у стены было подобие каменного ложа, прикрытого деревом и куском мохнатой, всклокоченной шкуры, признать в которой какое-то определённое животное было затруднительно. Для бурого медведя она была, мягко говоря, несколько светла, а для белого слишком лохмата.
- Не стоит волноваться. - упредил смотритель, перехватив уже готовое сорваться с уст книжника возражение, недоумение или вопрос. - Сурово только на первый взгляд, а вообще сносно во всех отношениях. Я и сам… А не хотите на пробу переночевать, чтобы уже иметь полное представление?
- Благодарю. - буркнул проверяющий  и покрутил носом в разные стороны, оценивая то ли запахи, то ли влажность.
Ароматы помещения, от кострища до шкуры, за долгое время выветрились и ослабли, а больше придраться было особо не к чему.
Как можно было догадаться, по крайней мере именно этот представитель Ордена лично посещал  эту башню впервые, если не весь остров.
- Еда?
- Травяной суп, мёд, сушеные фрукты, вода.
Обернувшись на говорившего, инспектор увидел, что тот указывал рукой на нишу в стене с глиняной миской и деревянными приборами, то есть первобытной вилкой и примитивной черпалкой. 
- Доставьте хотя бы серебряный прибор, если есть желание избежать каких-нибудь… э.. волшебных неожиданностей.
- Ну, это можно.
- Найдётся у вас тут пять-шесть крепких, свободных помощников?
- Два-три, не более.
- Пригласите ещё двоих-троих. Ручаюсь, совет обоснованный.
И поиграв в руках цепочкой с мутным опалом, надвинув капюшон поглубже, магический гость башни поспешил покинуть островок. Послеполуденное солнце грело западную сторону острова и заключенные, если бы таковые содержались в это время в Башне Идущих Часов и Башне Отчаяния, смогли бы увидеть окончание дня. Одним из оттенков их участи было видеть только закаты. Но шесть башен, как шесть титанических дымоходов, торчащих из подземной кузницы, пустовали уже очень долгое время. Ныне живущие поколения смотрителей уже плохо помнили своих последних постояльцев, как и хлопоты, связанные с их содержанием.   
Солнце тем временем, медленно ощупывавшее пол через окно в башне опускалось всё ниже. Пятно света, отдав полу всё тепло, что могло, переместилось на стену, а затем и на край потолка.
За время, прошедшее с полудня, никто не входил больше в этот этаж башни, но в ней произошли некоторые изменения, которые мы заметим в своё время.
Принцесса Арлия Эдрин Ири, как её стоило бы представить ранее по именам родителей, появилась в башне без большого сопровождения. По мере подъёма в башню по пологой винтовой лестнице, прижимавшейся к круглой стене, её спутники отставали один за другим и в апартаменты под крышей она вошла одна, с белым попугаем на руке, в повседневной диадеме и с задумчивым, или даже рассеянным, а отнюдь не тревожным или испуганным выражением на лице. Шкуру на месте для сна сменила сухая, душистая солома, хранящая тот неуловимый аромат сухого солнечного дня, покрытая гобеленом. Подъём по сумрачной лестнице позволил её глазам приспособиться к недостатку света, но войдя в своё новое пристанище, она опять встретила взглядом лучи красноватого солнца. Подошла к окну, осмотрела ландшафт впереди с тем блеклым интересом, который как бы говорил «На это ещё будет сколько угодно времени», затем присела на гобелен. Солома неприлично громко хрустнула под плотными сплетениями нитей.
- А куда бы определить тебя? - обратилась она к второму мелкому, всегда по-птичьи быстрому сердцу, которое согласилось разделить с ней новое жилище на некоторое время. - Поищи сам, где тебе понравится.
И отпустила Фархада на пол. Сама же прилегла и стала рассматривать потолок, время от времени наделяя случайным вниманием другие уголки помещения.
Кроме двери, потолка и окна рассматривать было особенно нечего. В самом тёмном углу, как ей показалось, была свалена куча чего-то непонятного вроде камней или земли. Послушав посвистывание ветра в кровле, отдалённых птиц внизу, она закрыла глаза. Быстро темнело. Мысли блуждали, приближаясь и удаляясь, как листья на осеннем ветру, а когда край солнца утонул за лесным горизонтом рука привычно потянулась вверх и коснулась сапфира. Ничего видимого с помощью зрения не произошло, но её окружила тишина, а темноты уже и так было достаточно без всякого волшебства. Некоторое время она слышала царапанье небольших коготков по полу (Фархад ходил кругами и изучал окрестности), а потом уснула.
Недолгий сон был прерван беспокойным горловым бурлением попугая. В темноте Арлия оглядела, как могла оглядела пол в направлении, откуда исходил звук. Белое пятно на полу пританцовывало, двигаясь то вперёд, то назад с урчаще-булькающими звуками.
Мысль о мышах и крысах не то чтобы очень сильно её взволновала, но с первого упоминания о старом замке на острове она ни разу не подумала о возможности такого соседства. Постепенно глаза привыкли к темноте и стало ясно, что Фархад заинтересовался земляной кучей в углу.
Арлия попробовала позвать птицу, пощелкала пальцами, собиралась уже спустить ногу на пол… Лежа на гобелене, она немного согрелась, а может быть состояние неподвижности подарило ей иллюзию тепла. Теперь, начав двигаться, она почувствовала холодок, но легкий неприятный холодок вдруг окатил её ушатом ледяной неожиданности. От кучи земли в углу отделился вытянутый, заостряющийся к концу ломоть и стал совершать змеистые колебания в сторону попугая, то ли отгоняя его, то ли играя с ним. С другой стороны кучи вспыхнул оранжевый глаз с ромбовидным зрачком и начал поворачиваться, осматривая помещение и следя за маленьким белым агрессором и возмутителем спокойствия. После непродолжительного изучения обстановки глаз пару раз моргнул, вся куча зашевелилась, заколыхалась, вытянулась на треть стены, в воздухе развернулись оперенные крылья, темные снаружи и светлые, желто-зелёные снизу. Крылатая туша шагнула к окну и на его фоне которого нарисовался клюв беркута. Узкие перья, или что-то похожее на перья, торчащие из головы в сторону, противоположную клюву, засветились малахитовым светом, сбежавшим с их кончиков. Дракон медленно, по-кошачьи потянулся и, как показалось принцессе, икнул в направлении правее окна. Из клюва полыхнуло в стену, по телу дракона прокатилась волна малахитово-зеленого свечения и на стене, посередине между полом и потолком затрещал факел. На полу в свете факела стоял Фархад с широко раскрытым клювом, как будто из него только что забрали грецкий орех, и, наверное, пересматривал в своём птичьем уме картины прошедшей жизни.
- Расскажи что-нибудь. - прозвучало в её сторону. Дракон высунул шею в проем окна, покрутил влево-вправо, втянулся обратно и улегся во всю свою длину, расставив в стороны сложенные углом, как у летучей мыши крылья. Каждое крыло впереди оканчивалось кривым черным когтем и теперь эти два когтя слегка царапали пол, подыскивая подходящие углубления между камнями, чтобы закрепиться. Хищная голова осталась поднятой над полом на блестящей шее гордо, как голова кобры и смотрела на принцессу.
- Ну?.. И за какие грехи? - снова попытался он перейти от монолога к разговору.
- Этого не может быть.
- Чего не может быть? Не может быть того, до чего нельзя додуматься. А до чего можно додуматься — это зависит только от возможностей ума думающего. Или от его безумия.
Голос дракона звучал не низко, не хрипло, и без оттенков клекота, какой можно было ожидать хотя бы от его внешнего вида. Она слышала много похожих голосов. Похоже говорили и немногословные и неторопливые в речах хранители Кодекса, да и голос отца был отчасти сходен, если бы не… Если бы не оттенки иронии и превосходства. Завораживала манера говорения. Слова изливались вполне в нормальном ритме, но их произнесение никак не соответствовало движениям клюва. Дракон снова моргнул, сглотнул и повернулся к Арлии с выражением ожидания.
- У нас нет драконов.
Дракон закрыл глаза, вытянул шею, сразу же упавшую к полу и только следующее напряжение мышц не дало ей удариться о пол. Он коротко хохотнул, потом замер, глядя на потолок и гася веселье, поискал вокруг себя что-то, после чего изобразил кивание клювом в её сторону, похожее на представительский  поклон и произнёс:
- Анжио, … Анжио Изумрудный. Твоя белая птица, кажется не в состоянии взять на себя труд познакомить нас. Поэтому, на правах представителя правящей семьи в этих землях, представляюсь сам. Не сильно смутил?
Арлия уже и сама хотела каким-нибудь словом обозначить свою принадлежность к разумным существам, но последние прозвучавшие слова, завершившие его представление, комом подкатили к её горлу и первоначальный испуг, потом удивление сменились неслыханным изумлением. 
- Да? - всё, что она смогла выдавить из своего непослушного горла.
- Уф! Всегда так… Сначала никак не разговоришь, потом не заткнёшь, а как успеть насладиться коротким промежутком времени между этими двумя безднами, беседой, когда собеседник уже обрел способность мыслить, но ещё не обнаглел до неприличия и не начал придумывать, как оседлать тебе холку.
Арлия снова попыталась собраться с мыслями, рассеянными по ветру, как пух одуванчика, но другая мысль, почти инстинкт, отвлекли её и она потянулась к цепочке на шее.
- Вот только не надо это делать! - с зевающим безразличием произнёс Анжио, кладя голову на пол. - Это меня не остановит, а настроение подпортит. Вернёмся к спорным моментам. Драконов у вас нет. Это вы есть у драконов. Чувствуешь нюанс?
- Впечатляет. А история, магия, Орден хранителей? Как это всё …
- Ну, я бы мог рассказать, хотя учить… Это так скучно и бессмысленно.
- Почему?
- Потому что мне 600 зим, а тебе?
- Девятнадцать, и по связанной причине я здесь. - к Арлии вернулась способность выражаться кратко и ясно.
- Ладно, расскажу, но не много, не долго, а также по уже оглашенной причине, что в этом нет смысла, и что я скоро проголодаюсь. Ты же никому не перескажешь эту беседу.
Арлия осторожно покосилась на дверь, зная, что снаружи она закрыта на толстый деревянный засов. 
- Опасения кролика при виде слона.
Приоткрытый клюв, по всей видимости, означал ухмылку.
- Мы не едим людей. Люди не готовят нам людей. Тебе будет не до того, чтобы переписывать историю королевства.
Арлия, некоторое время стоявшая около своего ложа, памятуя о своём происхождении, а также из той мысли, что в стоящей фигуре вмещается больше смелости и достоинства, чем в сидящей или лежащей. Для воплощения сидящего достоинства нужен был если не трон, то опора подобающая, а камни, солома и тонкий коврик не претендовали на обладание нужными свойствами и минимальной представительностью. Она нащупала рукой гобелен позади себя и снова присела.
Дракон задумчиво поднял клюв вверх, выпустил ленивое колечко дыма, пробил его посередине желтой искрой, переложил крылья впереди себя крест накрест и со взглядом учителя на почти безнадёжного ученика начал:
- Почему ваш мир так хорош, беззаботен и благополучен? Многие тысячи лет туда вдаль, где люди ещё только начали обтёсывать дерево и камень, превращаясь из сумрачных, кочующих собирателей в оседлых селян, драконы уже не часто показывались при свете дня. Мы помогли не исчезнуть вам, а ваши далёкие предки начали подумывать над подчинением нас, поэтому следующие поколения людей уже не помнили этого эпизода и всего, что было до него. Мы откупились вашим достатком и забвением, а вы платите за невидимое покровительство. У вас теперь своя история, которая вам нравится, пусть вы не помните, откуда она взялась и не всё понимаете в ней, но зато обе стороны в равновесии и выгоде.
- А Орден знает всё о вас? И молчит?
- Орден знает то, что записано. Мы являемся, когда нам это кажется интересным. Уж не думаешь ли ты, что на протяжении десятков ваших поколений мы довольствуемся только едой, зелёным миром, светом звёзд и наблюдением за своим медленным изменением в размерах? Вам не на что жаловаться. У вас вполне интересная история.
Факел на стене испустил последние лепестки огня и где-то в темноте над ним сейчас клубилась серая кобра дыма, упирающаяся в потолок.
Анжио описал своей длинной шеей полукруг к факелу и обратно в сторону Арлии.
- Где там твой камушек?
- А что я могу сделать?
- Сделай то, что связывает.
Арлия поняла. Камень хорошо знал её привычки и оказавшись в руке заполнил невидимым, вязким, тягучим стеклом воздуха в центре комнаты. Анжио немного отстранился от него, отвел голову к стене затылком, и выдохнул в центр комнаты струю бело-желтого огня. Струя достигла середины, закрутилась в шарообразный медленный вихрь и так остался висеть, совершая один оборот на три-четыре неторопливых дыхания. В комнате посветлело. Оранжевые глаза смотрели на Арлию не без удовольствия от произведённого эффекта, потом кивнул на свою спину и хвост и снова вопросительно посмотрел на неё.
- Как тебе?
В свете шара пламени между полом и потолком по спине дракона текли малахитовые светящиеся блики, гасли на одних чешуйках и вновь загорались на следующих. Задние лапы заканчивались светло-зелёными когтями.
- Почему мы встретились? - спросила Арлия. - Я всего лишь хотела отложить... свою судьбу на некоторое время. Да, это против принятого порядка, но неужели это до того важно, чтобы перевернулась вся прежняя известная история? Или наши старания понять сохранённое  - тоже игра, игрушка, которую вы нам дали, чтобы не заскучали, да не поглупели?
- А увлекательное занятие! Не будь его, разговаривать с вами было бы значительно скучнее. Как с этим… Кстати, где он? - Анжио оживлённо осмотрелся.
- Фархад! - позвала Арлия.
Несколько мгновений прошло, затем из-за камня в основании ложа, осторожно выдвинулась белая голова. Хохолок попытался было подняться, но при виде того, кого невозможно было не заметить, опять исчезла. Из-за камня донеслось только приглушенное «Уррр» и пара неразборчивых слов.
- А увидим ли мы остальных?
- Не спеши. Ты одного рассмотри. Совет хорош уж тем, что поможет тебе вернуться в привычное жильё и не стеснять меня.
- А сильно я тебя стесняю и чем?
- Зачем объяснять, если можно посмотреть! Может, на сегодня довольно взаимного любования? -   поинтересовался Анжио, переводя узкий зрачок на гаснущее красное облачко над полом.
Арлия улыбнулась в сторону и ничего не ответила. Собеседник оказался не прост и пауза напрашивалась сама собой.
Было о чем подумать. Вчера она вошла в эту угрюмую башню с легким сожалением, что семейный разговор на не самую серьёзную в жизни тему привел в действие силы, могуществом которых стоило пользоваться при стихийном бедствии или вторжении, но никак не с целью устройства брака. Но и это было ещё не всё. Магия, мистерии, живой дракон — можно было ожидать чего-то и пострашнее, поскольку кроме видимых природных сил и явлений в жизни её подданных было немало похожего на сказку. И вот в углу сворачивается с сухим шелестом чешуи и пернатых крыльев змей с книжной картинки и обращается с тобой даже не как с подданным, а с разновидностью дичи, которой пренебрегают только из лени и прочих хозяйственных соображений. Может я сплю, а на самом деле и не покидала своей обычной постели, в которой меня околдовали словом или напитком?
Арлия нащупала сапфир, поперекатывала его между пальцами, не открывая глаза… Поступить ли ей как обычно перед сном, или оставить сапфир на шее? Будь, что будет. Кажется он слишком умён, чтобы так долго разговаривать со своим ужином. Орден магов не может не знать обо всём этом, и если он даже знает не всё, то ещё не было историй о растерзанных наследницах. «Фархад!» тихо позвала она и пошуршала пальцами по выступающей соломе. Тишина. Она приподняла голову и увидела снова белое пятно, гуляющее около тёмной груды в углу. Утром будет видно, чего в нем было больше, смелости или глупости.
 Дракон сворачивался просто мастерски. Наверное и днём ничего не стоило наступить на него, не подозревая на своём пути грозное существо. Однако, пылкости ему не занимать. Может ему и сейчас тепло, или он не чувствует холод. Кто его знает. А вот Арлии пришлось заворачиваться в гобелен, который не отличался большими размерами, ещё и решая, какую его часть оставить под собой, а сколько употребить на то, чтобы укрыться сверху.
- Вернусь в замок — переворошу все книги и свитки, чтобы…
Где-то на этой мысли её одолел сон и вечер, похожий на сон, стал сном, похожим на её прежние сны. Заглавный лист Кодекса, который она не могла открыть, тяжелый клюв на плече и густой голос «Всё перед тобой. Посмотри и пойми.» Она смотрела и смотрела на лист и заголовок, смотрела на рисунок плуга, набросок замка, на листы деревьев разных пород, нарисованные внизу листа вместо орнамента, снова возвращалась к заголовку. Взгляд метался по слогам и буквам, пока не остановился на первой. «К». Это была обычная рукописная буква, даже не разрисованная завитушками. Она поднесла к ней руку и провела вдоль линий буквы. Ничего необычного. Но вспомнились давние её встречи с этой рукописной копией. Во второй или третий раз увидев эту переплетённую кипу листов, она протянула ноготок к этой букве и попробовала царапнуть пятнышко под верхним крючком «К». Но пятнышко не было соринкой или случайным касанием пера. Это был короткий штрих, нанесенный сознательно. В этом она убедилась позже при виде других копий, и даже на картине, где один из королей приносил клятву перед народом. Картина была написана очень необычно, словно это был взгляд из-за плеча нового монарха. Буквы на нарисованном Кодексе были выписаны очень отчетливо и пятнышко было на месте. Но может это просто мой бред и фантазия? Верхний крючок заглавной «К» походил изгибом на силуэт клюва с дыхательным отверстием. Не забуду — спрошу. Не забыть и спросить. Но она и сама не знала, во сне или засыпая согнула один палец в надежде, что это ей что-нибудь сможет напомнить утром. Знала ли она уже в этот момент чуть больше, чем Хранители, и что ей даст это знание, если им и правда нельзя или не следует делиться?
Так и сон догорел, переходя в неподвижное беспамятство, которое ранним утром прервалось не острым, теплым лучом солнца, а дуновением утренней свежести. 

VI

Незадолго до этого, а точнее перед тем, как принцессе было сообщено, что в соответствии с традицией её предстоит посещение острова и старого замка, после чего все с нетерпением будут ожидать её решения, в подземелье правого крыла, в хранилище книг и редкостей, перед колодцем стояли три фигуры. Король Эдрин II, советник Хитриус и брат смотрителя башен. На кленовой скамье у  колодца лежал развёрнутый Кодекс, три глиняные кувшина и большие  песочные часы.
- Всё готово, Ваше Величество.
- Вы рассказали господину Эдвардсу всё, что на него возложено?
- Благодарю вас, и вас. - ответил Эдвардс с учтивым поклоном. - Мне выпала редкая честь, и хотя мне не суждено и невозможно будет оставить в своей памяти воспоминания об этом магическом таинстве, я надеюсь, что его результат послужит на благо и превзойдёт по своей ценности факт моего скромного участия в нём.
На этот раз король и советник склонились в ответ на произнесённые слова.
- Благородство мысли и дела, а не рождение и ранг пишут на страницах нашей истории имена её участников. - так же негромко, но торжественно произнёс король. - Мне пора покинуть вас. Ещё раз благодарю и вас, Хитриус. Как видите, ваши заслуги в Ордене в прошлом не вызвали возражений и церемония… то есть это таинство доверено вам.
И король вышел. В подземелье остались двое.
- Это не займёт много времени. Забвение, бездна и доля дракона — сказал Хитриус, касаясь по очереди краёв сосудов у края колодца. - Вот ложе, и прежде чем догорит эта высокая свеча, вы вновь будете свободны.
- Да продолжатся наши добрые дни!
Хитриус взял с полки чашу, налил в неё несколько глотков из первого кувшина и поднёс её Редвардсу. Ароматы трав благоухали в ней так густо, что от одного этого кружилась голова. Редвардс принял чашу, неторопливо выпил и направился к ложу.
- Когда вы уснёте, я волью вам глоток напитка из второго сосуда. Да продолжатся наши добрые дни!
Всё, что могло быть необходимого, и того, что диктовало достоинство, дань уважения традициям, было уже сказано ранее, поэтому больше слов не последовало. Редвардс спокойно лёг, закрыл глаза, погружаясь в сон, медленно прощаясь со своим дневным разумом, готовясь к встрече с древним, мудрым и непредсказуемым. Хитриус присел рядом и считал пульс на его запястье и дыхание по слабому движению ослабленного воротника. Едва пульс стал ровным и достаточно медленным, он встал, отошел к полке с кубками и взял из её глубины, от самой стены ещё один сосуд и налил в ту же чашу столько же настоя, сколько было уже выпито избранным проводником. Но вместо того, чтобы выпить его, он поставил чашу рядом со вторым кувшином и отдалился. Послышался скрип засова и теперь подземелье было заперто изнутри. Вернулся он с новой свечой, воронкой и длинной бечевкой. Остальные предметы нашлись поблизости. Каминные щипцы легли под поясницу спящего проводника, кусок бечевки был отрезан и вставлен в воронку, а воронка заняла место в клыках щипцов. Бечевка, сложенная в несколько раз, плотно закупоривала отверстие воронки и свисала вниз, не доходя до пола трёх ладоней. Затем он привязал длинную часть бечевки к полке, придвинул к полкам подставку для книг и зажег вторую свечу. Второй конец петлёй захлестнулся на шейной части рыцарских  доспехов, стоящих у одной из колонн, и протянулся далее. На этом конце, перекинутом через полку у противоположной стены, повис тяжелый двуручный меч, взятый из перчаток пустых доспехов.
- Теперь всё готово. - сам себе тихо сказал советник и вернулся к кувшинам и чаше, ещё раз закрыл глаза, что-то беззвучно повторил, шевеля только губами, потом резко расслабил напряженное лицо. Складки на лбу разгладились. Он открыл глаза, взял чашу и выпил свой настой. Оставалось сделать совсем немногое. Он снял с шеи амулет с рубином, выдавил камень из оправы в кувшин номер три, взял его двумя руками, некоторое время подержал над колодцем и наконец разжал пальцы. Единственное, чего он не знал, должен ли последовать какой-то звук или отклик на это действие. Тишину подземелья нарушали только его дыхание, биение двух опьянённых напитками сердец и шум в его ушах, переходящий в эхо, нарастающее и громкое. Хитриус наполнил воронку из второго сосуда и лёг на пол так, чтобы медленно промокающие волокна бечевки оказались у его рта, и закрыл глаза. Два сознания улетали в разные стороны из подземелья и пламени двух свеч. Два беззащитных тела лежали одно подле другого. Одно тёмное отверстие зияло неизвестностью, древностью и тайной уходило вглубь. Безоружные латы пытались отсчитывать время по бликам двух свеч в полированном металле и сдержанной позолоте.
Через некоторое время советника настиг почти такой же сон, как и его спутника, и следом за этим влага из воронки просочилась до конца бечевки. Будь её недостаточно, то ни одна капля так и не сорвалась бы с её нижнего конца, но воронка оставалась ещё наполовину заполненной настоем и он продолжал впитываться и подгонять, утяжелять капли внизу. Наконец они начали одна за другой срываться и капать на язык. После четырнадцатой или пятнадцатой капли голова советника качнулась в сторону, но это движение уже не было следствием действия мышц. Его сон пробил дно бессознательного и устремился, наверное, туда же, куда и третий кувшин.
- Что привело тебя? Проси!
Но кто может знать, что и как там происходило на самом деле? Спустя примерно полтора часа короткая толстая свеча оплыла до бечевки. Размякший воскначал медленно пропускать эту натянутую тетиву через себя и тетива встретилась с фитилём. Ещё некоторое время тетива купалась в крохотном озере расплавленного воска, но голубое снизу и прозрачное пламя неумолимо опускалось, пока его горячий, желтый лепесток не обнаружил новую добычу и стал разрастаться в стороны. Пламя стало широким, жадно высасывая воск и бечевки, пока она не загорелась и со звуком выпущенной стрелы лопнула. Меч, более ничем не удерживаемый, потянул её вниз, а за ним начали крениться и доспехи. Наконец они с грохотом обрушились.
Из уголка губ советника Хитриуса стекла струйка темной жидкости. Затем он издал шипящий звук. Это его легкие пытались втянуть воздух через пересохшее горло. Постепенно он начал вдыхать чаще и шевельнул рукой. Пробуждение давалось тяжело, и когда он наконец встал сначала на колени, потом, опираясь на лавку, попытался встать на ноги. уронил один из кувшинов, жадно схватил чашу и на коленях продолжил поиски воды. Утолив свою пустынную жажду, ему оставалось только промыть глаза и осмотреться.
Редвардс спал ровным глубоким сном. Длинная свеча сгорела едва на треть и было ещё более чем достаточно времени, чтобы привести подземелье в порядок, уничтожить лишнюю посуду с её содержимым, узлы, лишние капли воска там, где был приведён в действие механизм пробуждения. Слабость так угнетала Хитриуса, что он не стал ждать конца горения, отрезал низ высокой свечи, зарыл его среди огарков других свеч и восковой стружки, и стал вливать ложкой маленькие порции воды в рот Редвардса, покалывая иглой кончики его пальцев. Спустя ещё час они вышли из подземелья под лучи заходящего солнца. Традиция была исполнена.

VII

Утром в нише стены Арлия нашла завтрак, состоявший из тех четырёх наименований, которые были озвучены смотрителем. Дракон безмятежно спал посередине комнаты, а Фархад стоял на окне и косился на ласточек, со свистом пролетавших мимо окна. Заслышав стук серебра, он подлетел к Арлии, прошелся по краю подноса, осмотрел всё его содержимое и принялся за сухофрукты.
- Доброе утро!
Арлия оглянулась и встретилась взглядом с оранжевым глазом.
- Благодарю. 
- Что снилось?
- Ничего. - почти честно ответила она, смутно припоминая даже конец беседы.
- Если бы вы знали о снах хотя бы половину моего, вы бы совсем по другому смотрели на ваши дни.
- Как завтрак?
- Наверное,скоро изменю своё мнение о дневном времени и буду обедать и ужинать во сне. А что ешь ты?
- Скоро увидишь.
Поведение своего соседа Арлия уже успела оценить, но его манера излагать мысли и отвечать снова вызвала невидимый сквозняк, который холодком пробежался по её спине. Но она решила держаться невозмутимой, чтобы ни суждено ей было на веку. Для своего возраста она уже столько раз соприкасалась с писаниями предков, их суровой мудростью, на которую редко можно было что-то возразить, разве что в шутку. Она встала и прошла к окну, демонстративно, но аккуратно   перешагнув через кончик его хвоста. Вид из окна был свеж для всех чувств, на какие он способен был оказать воздействие. Внизу, по подернутой рябью поверхности озера тянулась тень башни.
Вернувшись к своему подносу, она отогнала Фархада от пиалы с мёдом, в которую он пробовал окунуть когти правой лапы. Она опять прилегла и занялась своими мыслями. Разговор с отцом, портреты в галерее. Было немного стыдно, немного досадно, но она не нашла в своём поведении ничего такого, что достойно строгого наказания. Она опять вернулась к мысли, что знала много, но всего не знал никто, а со вчерашнего вечера она знала ещё меньше. Её мысль никогда не пыталась далеко вырваться за пределы королевства. Любопытство порой просыпалось, но не надолго, а теперь ей сильно не доставало сведений о смежных землях, их порядках, жителях. В своей жизни она очень незаметно и быстро перескочила из детских сказок к границе того дня, когда вопрос о дальнейшей жизни встал во весь рост, как стена. Ни обхода, ни возможности отступления. Попробовать расспросить Анжио?
За тяжелой деревянной дверью послышалась возня, шарканье ног и что-то с плотным звуком плюхнулось на пол. Заскрипел засов и двое стражей заволокли тушу телёнка и поспешили удалиться. Мысли о смежных землях и и другие вопросы опали, как осенняя листва. Опершись на клюв, дракон выгнулся дугой, потом оторвал голову от пола, сложил крылья и походкой грифа подошел к туше. Осмотрел, втянул воздух, встряхнул перьями на затылке и остановил оранжевый взгляд на Арлии. Его массивная задняя часть осела, он ещё подумал и спросил:
- Ну и что мы будем делать?
- А в чем проблема?
- Я не ем сырое.
До Арлии дошла простая мысль о том, что намеревался сделать дракон. Она обвела взглядом вокруг, ища убежища. Вариант оставался один. Она потянула за угол гобелен, догнала вдоль стены Фархада и, поймав его за шею, отошла в дальний угол. Судя по озадаченности дракона, в одиночестве ему не приходилось затруднять себя выбором места готовки. Теперь ему пришлось зацепить тушу клювом и откинуть её в противоположный угол. Арлия прижала к себе Фархада и прикрылась гобеленом. Эта мера оказалась совсем не лишней, потому что по телу Анжио пошли широкие волны, бока начали раздуваться и наконец в угол ударил водопад огня. Языки пламени ударяли в камни. Загибались назад и рассыпались тысячами искр. Пламя гудело и билось, как в горне, дракон упирался когтями в пол и не собирался останавливаться. Арлия окончательно зажмурилась и закрылась полотнищем. Попугай в её руке извивался и щелкал клювом. Приходилось следить сразу за несколькими вещами: за клювом птицы, за когтистыми лапами и чтобы волной горячего воздуха не унесло гобелен. Вся башня наполнилась сначала запахом горелой шерсти, а потом жаркого. Когда всё стихло, она осторожно выглянула. Дракон переминался с ноги на ногу, перебирал крыльями и мотал головой. Под потолком волнами плавали остатки белого дыма. Он обернулся на шорох, с которым Арлия поднялась из угла посмотрел на неё.
У Арлии брызнули слёзы из глаз, дыхание прервалось судорогой, которая разразилась звонким смехом. Она не могла остановиться. Смена обстановки, перемена образа жизни, напряжение иногда взрываются вот таким заразительным смехом, который нельзя остановить, а можно только подождать, пока он выйдет весь сам. Она уже не думала про платье, про пол. Она села на пол и держась за него руками забрызгивала его слезами, уже повизгивая по-собачьи. Начав немного успокаиваться и переходя на редкие похрюкивания, Арлия поднимала влажные глаза, порозовевшее как закат лицо, снова обрушивала вперёд занавес черных прямых волос и заливалась новой волной смеха.
За время, пока она смеялась, Анжио не раз перевалился с одного бока на другой и поворачивал голову, заглядывая на неё с разных сторон.
- Свихнулась. - подвёл он итог наблюдениям.
Арлия отвела волосы рукой в сторону, отпустила Фархада и стала обмахивать лицо краем гобелена.
- С тобой с голоду не умрёшь! - быстро выговорила она, боясь соваться в смех ещё раз.
Теперь выяснилось, что драконы тоже смеются, но издав несколько пополам смеющихся и кашляющих звуков, его клюв выдал вспышку, едва не задевшую принцессу.
Наконец она поднялась, сняла с серебряного подноса все предметы и показала его дракону. Его клюв и вся голова, включая оперение сзади головы было в черной копоти, и только глаза сияли двумя спелыми апельсинами. Анжио развернулся и оттолкнувшись для сокращения разбега лапой от двери вытянулся в стрелу и вылетел из окна. Арлия не успела выглянуть в окно достаточно быстро, а потому увидела только оседающий в воду белый всплеск и белый расширяющийся круг пены. Она оглянулась в угол. Там лежала зажаренная туша и несколько тлеющих углей. Вернулся он таким же манёвром, как и вылетел, но стоит отметить, что умытый дракон выглядел уже совсем не так, как пыльный, сухой и закопченный сажей. Арлия подошла, чтобы поближе разглядеть его. Мокрые перья на голове искрились каплями воды и она подняла руку к клюву.
- Уже приручаем, значит…
- Нет! - поспешно возразила она.
- Ну, уж конечно. Нашла кому сказки рассказывать.
- Так ведь ты не рассказываешь!
- Это не моё дело. Ты сама сейчас в сказке и не только от меня зависит, как она закончится.
В этот момент Арлия не удержалась от соблазна и коснулась клюва, провела по нему в сторону, где начиналось оперение, провела по перьям, немного по шее… Рука её остановилась, взгляд осторожно метнулся на оранжевый апельсин, вблизи такой же неровный, как апельсиновая корка под слоем воды. Стараясь не утонуть в глубине вертикального зрачка она отвела взгляд и решилась повести рукой против направления роста перьев. Рука ощутила влажный жар кожи и частое биение сердца, стучащее в ритме лошадиной рыси.
- Ты тёплый.
- А ты думала, что я летающая ящерица, которая в холодное утро еле переставляет лапы?
Почувствовав, что дольше злоупотреблять благодушием не разумно, Арлия отошла к своему опустевшему ложу. Солому разметало вдоль стены и Фархад бродил по ней ,на зная, с какой соломинки начать сбор в одну кучу.
Дракон же взяв тушу за ногу, поднёс её поближе к окну и стал отделять сочные полоски мяса и шумно глотать, прищёлкивая клювом. Наевшись, он прошелся по полу, выписывая цифру «8», затем выпрямился и снова стрелой вылетел из окна.
Арлия осмотрела остатки трапезы, даже подумала, не отделить ли на пробу полоску жаркого средней прожарки, но передумала, а вернулась к своей посуде, часть воды выпила, а часть употребила на приведение себя в порядок.
Подкрепившийся дракон вёл совсем другой образ жизни, чем спящий в углу, каким она его обнаружила. Вернувшись в очередной раз он показался довольным и успокоившимся.
Не успела Арлия завести разговор, как Анжио несколько высокомерно буркнул:
- Сначала дай погладить, потом прокати…
- А это тоже можно?
- Можно. - с прежними насмешливыми интонациями откликнулся дракон. Где-то посередине между «можно» и «возможно».
- Ну, ладно! Я не хотела обидеть. Мне немного скучно. Я не умела скучать ранее, а здесь просто ограничена развлечением и деятельностью только в своих мыслях, но и мысли всё крутятся около одного.
- Дай мне заглянуть в твои мысли.
- А как?
- Подойди и открой глаза. Если глаза не закроются, то сердце откроется само.
Арлия подумала, но встала и подошла. Анжио склонил голову до её уровня и замер. Она поднесла свои глаза к его так близко, что увидела сначала отражение окна, потом себя.  А потом тёмная глубина захватила её и она оказалась снова в галерее, но одна. Снова шаги, снова лёгкое эхо, косые солнечные лучи из окон. Она прошлась вдоль картин. Портреты как и ранее склонялись при её приближении, а потом снова поднимали взгляд. Её охватил ужас. Теперь она не могла выбрать из них, потому что они нравились ей все. Тогда она решила найти тот портрет, который удостоился тогда её громкого протеста, за который ей опять стало стыдно. Она отмерила шагами галерею, поискала того стража, которому в лицо выкрикнула столь неприятные слова, адресованные портрету. Кажется это он. Это точно он, но без бороды и усов. И к губам невозможно было предъявить какие-то претензии. Она хотела коснуться портрета, но неодолимая сила потянула её назад и она почувствовала, что что-то выдернуло её из видения, оцепенения. Она стояла перед зрачком оранжевого глаза и пыталась вспомнить , что с ней только что произошло. Дракон осторожно отстранился от неё и улёгся вдоль стены. Арлия оглядела комнату. В ней было значительно чище, не было и костей у окна. Она подошла к окну и посмотрела вниз. Как это может быть? Тень башни снова дотягивалась до берега озера и сливалась с деревьями, а когда в неё погрузился Анжио, от верхушки тени до берега было ещё далеко.
- Это Башня Идущих Часов. - подсказал Анжио.
- Так уже завтра?
- Уже шестое сегодня, как ты здесь.
Изумление закружило ей голову и принцесса отправилась неуверенным шагом, чтобы прилечь. На ложе была новая копна соломы, новый гобелен и поднос с пустой посудой. Однако, сегодня было прохладнее и её начинала бить дрожь. За окном проплыло заходящее солнце и ушло за горизонт. Именно проплыло. Счет времени слетел как колесо с оси телеги и катилось как ему хотелось. Сейчас оно опять приостановилось и холодные звёзды светили в окно, словно им всем была интересно её дрожание. Анжио начал прихрапывать и этот звук стал отдаваться в её теле ещё более крупными судорогами. Фархад, Фархад! Почему ты хотя бы не кот! Со следующим всхрапом странная мысль пришла ей в голову. Она попыталась её отогнать, но в следующую минуту, или час (время уже не поддавалось никакому измерению или ощущению) она спустила на пол одну ногу, потом потянула за собой гобелен, подошла к дракону и коснулась крыла. Дракон замолк, Арлия замерла, но через несколько ударов её сердца послышался новый храп. Она осторожно приподняла край и спрятала под ним одно плечо, прижимая спину к светлому мягкому оперению на боку дракона. Блаженное тепло, почти как жар от камина, расползался по её телу. Она смотрела на звезды в окне, но можно ли устоять против тепла, темноты и тишины…
Проснулась она на гобелене напротив двери. Свет из окна перегораживал гористый горизонт. Это был силуэт спины Анжио.
- Будешь спать залпом по два дня — у меня будут синяки от твоей костлявости.
- Два дня? Я проспала два дня? У тебя под крылом, или здесь на полу?
- Я пошутил. Но, как-никак, это лишило меня утренней прогулки сегодня. Будешь угощаться?
Анжио отодвинул крыло, согнулся подковой и выпустил тонкую струю огня, проведя ей от своего когтя по полу на длину локтя. От когтя по полу тянулось что-то продолговатое, дымящееся. К предыдущему головокружению добавилось второе и принцесса едва не рухнула на пол.
- Заяц. - уточнил Анжио, оглядываясь назад. Из-за толстого хвоста вышел белый хохолок, а потом и вся фигурка Фархада, гулявшего кругами уже вокруг дракона, а может уже и по дракону.
- Разумная наглость или наглость безмозглая… Что меня бесит сильнее? - риторически уставившись в потолок в позе сфинкса, спросил Анжио. - Нет. Я просто хочу спать.
И он лёг спать и уснул. Головокружение отпустило Арлию и она взглянула в темное окно. Башня Времени стала показывать свой характер более явно и часто. Что будет завтра? Завтра или уже осень? Будь что будет. Я тоже хочу спать.
И она стала устраиваться на ночлег. Внезапная мысль сверкнула перед её глазами. Она протянула руку  к цепочке. Но всё было в порядке. Сапфир был на месте. Что мне попросить у тебя? Чем ты можешь помочь мне?
На границе сна и мучивших её вопросов она смотрела в окно, ожидая, что победит: сон или бессонница.
За окном мелькнула тень, и прежде чем она подумала, что ей это показалось, на окно присел филин. Стараясь не шуметь, она встала и пошла к окну. На полпути что-то хрустнуло у ней под ногой и она остановилась. Анжио открыл глаза. Филин, вопреки ожиданиям Арлии, ухнул, а не заговорил. Она подошла ещё чуть ближе и собиралась задать вопрос, но другая мысль остановила её. Она схватилась за тёплый сапфир и сорвала его с шеи. Вопрос почти сорвался с её губ, но Анжио оказался быстрее. Сноп пламени под острым углом врезался в ставни окна и филин исчез. Арлия разжала пальцы и рухнула на пол. Только толстый хвост Анжио, развернувшись молниеносно, как хлыст, спас её от удара головой о камни.
- Нет! - протяжно пронеслось в её сознании и всё погасло.

 VIII

- Доброе утро, Ваше Высочество! - услышала сквозь сон Арлия.
Она открыла глаза. В окно светило утреннее солнце, играя отсветами на белых стенах. Она поднялась, посмотрела в лица горничных, такие знакомые, но словно она их не видела долгое время.
- Все ждут только вас.
- Куда?
- Выпейте чашку вашего любимого малинового шоколада.
Она взяла чашку и до неё донеслись волны шума из-за окна. Не допив напиток, она встала во весь рост у постели, нащупала камень в оправе и достала его. Взгляд остановился на играющих оранжевых гранях. Она закрыла ладонь и закрыла глаза, словно загадала желание, снова открыла ладонь. Оранжевый камень бриллиантовой огранки играл на её руке. Она провела большим пальцем по нему и как раньше ощутила перемену на плечах и теле. Обернувшись к зеркалу она увидела в нём свою стройную фигуру в розовом платье.
- Ваша диадема. - раздалось слева. - Вы изволили забыть её в старом замке.
В руках горничной на шелковом покрывале лежала её диадема. 
Ещё раз обернувшись на своё отражение ,она вышла в сопровождении придворных в галерею, ведущую к  центральному залу-оранжерее. В галерее её встретил отец, позади которого толпилась пестрая нарядная процессия. За левым плечом отца стоял незнакомец. Она перевела взгляд с него на своего отца и он, поняв вопрос, ответил: «Мой новый советник, секретарь Ордена, магистр Олм. Должен с прискорбием сообщить, что знакомого тебе Хитриуса, постиг несчастный случай, причину которого нам не удалось выяснить. Мы все очень сожалеем. Но идём же! Все уже собрались и помолвка будет очень яркой!»
Толпа придворных расступилась и к Арлии подошел высокий, элегантный брюнет, в берете и опрятном, явно ему удобном костюме.
- Принц Анжело! - объявил церемониймейстер. - Прошу всех следовать за мной по предписанному протоколу.
И процессия по галерее, вдоль стражей с одной стороны и хранителей Кодекса с другой, проследовала далее, затем по ступеням пышно спустилась в зал под сень вековых стволов.
Огромный зал был заполнен гостями и восторженным шумом. Арлия обернулась взглянуть на отца и увидела огромное полотно, свешивающееся с самой верхней галереи до мозаики на полу.
Полотно было бежевого оттенка, как лист самой старой копии Кодекса. Полотно было пустым. Знаменитое Полотно Истины, благодаря которому суды перестали быть необходимыми и постоянными. Перед ним вот-вот должны прозвучать слова и её счастье будет зависеть от искренности этих слов.
Несмотря на всё это действо, казавшееся сном, она чувствовала какую-то уверенность, или поддержку. Какие-то непонятные нити вели её вперёд, но она им почти с радостью покорялась.
Они вышли вперёд и стали перед ступенями шагах в десяти перед полотном под дождём цветочных лепестков, осыпавших их как тёплый снегопад счастья.
Церемониймейстер раскрыл свой свиток и при первых его словах говор вокруг стих.
- Ныне мы, правители земель…
Шум толпы снова возобновился и взгляды взлетели вверх. Арлия обернулась. На полотне стали появляться завитки букв и уже выписывалось имя жениха…
- … Анжело Рейм Рия и принцесса Арлия Веррон Ири…
Чтец запнулся и едва не выронил пергамент.
- Что? - замерла Арлия от удивления, но её удивление утонуло во взрыве недоумения залы, заполненной гостями.
- Веррон… Веррон… Веррон… Хитриус….Хитриус…  - эхом вполголоса понеслось со всех сторон.
Эдрин II покачнулся и только сопровождающие не дали ему упасть.
Наступила невозможная тишина, готовая разразиться ударом молнии или другим стихийным явлением. Но произошло то, чего не ожидал никто.
Перед полотном беззвучно возникли три светящиеся ярким белым светом колонны. Они стали расширяться, увеличиваясь в толщине, затем из средней части колонн показались сверкающие кончики крыльев. Колонны распались на три световые веера и погасли. Перед полотном восседали три дракона: Угольно-черный с бликами глубокого синего цвета,  черно-красный ,переливавшийся оранжевыми стрелками и черный с изумрудным сиянием чешуи. Клювы их были вознесены высоко вверх. Наконец они зашевелились, опустили головы  и три пары оранжевых глаз неподвижно созерцали онемевшее собрание. Расставленные в стороны крылья синхронно начали складываться, но не улеглись на спины своих владельцев, а сложились у каждого в подобие резного листа. Средний «лист» остался вертикальным, а два боковых отклонились в стороны и герб на полотне в виде короны стал лишь бледной мелкой копией, наброском короны из драконьих крыльев, по которым струился магический свет.
Змеистые  головы с клювами грифов наклонились к собравшимся и замерли в неподвижности. Загипнотизированная зала больше не шумела. Последние лепестки, оброненные с верхней галереи достигли ступеней у ног Арлии и Анжело и всё собрание превратилось в немую сцену.
Из полураскрытых клювов изливалась тишина, оранжевые глаза казались также неподвижными но время от времени совершали короткие движения и снова замирали, словно пересчитывая гостей. Наконец центральный дракон поднял голову вверх, не отводя взгляд от аллей. Два других последовали его примеру, их силуэты засветились белым светом, стали прозрачными и с хрустальным звоном рассыпались в воздухе.
Толпа отмерла и, словно ничего и не происходило, послышались один за другим возгласы:   
– Анжело Рейм Рия!
- Арлия Веррон Ири!
- Веррон Второй!
И ещё много других, слившихся в пышное торжество.
Арлия обернулась снова, на отца, на полотно с именами и наконец одарила улыбкой жениха, сжимая в руке теплый, апельсиново-оранжевый камень.

Май, 2020
Продолжение здесь http://proza.ru/2021/10/11/1811