Богатырь Смекайло - 10

Иван III не стремился вступить с остатками Золотой Орды в лобовое столкновение, предпочитая обходные пути. На этом пути главную роль приобретал поиск союзников.
Москва нашла себе постоянного союзника в лице Крымского ханства. Крым соперничал как с Литвой, так и с Золотой Ордой. В нужные для Москвы моменты крымские орды разоряли Литву и не позволяли ей не только помочь Золотой Орде, но и бросить все силы против Московского государства.
Мало кто знает, что решающую роль в налаживании и укреплении московско-крымского союза сыграл постоянный агент Ивана III в Крыму, богатый купец Кафы (нынешней Феодосии), еврей Хозя Кокос. Именно через него преимущественно осуществлялись сношения Москвы с двором крымского хана. Кокос на месте знал, с кем и как нужно говорить. Одновременно он снабжал великого князя политической информацией о внутренних делах Крыма.
Понятно, что Кокос оказывал эти услуги России не бескорыстно. Иван III регулярно присылал ему богатые "поминки", то есть подарки. При этом Иван Великий "кланялся" еврейскому купцу, извинялся за скудость "поминков"! И это делал властитель, перед которым трепетала не только вся Россия, но уже и Литва и ряд соседних стран! Сам этот стиль общения свидетельствует о ценности услуг, которые Кокос оказывал Русскому государству.
Сношения с Кокосом начались в 1472 году. В 1474 году они увенчались установлением прочного союза между Иваном III и крымским ханом Менгли-Гиреем. Этот союз просуществовал до самой смерти великого князя в 1505 году. Под сенью этого союза выросла и окрепла единая Россия.
Сами же сношения Ивана III с еврейским купцом прекратились после 1486 года, по-видимому, вследствие смерти резидента. В последнем известном письме великий князь пишет Кокосу: "Как еси наперёд нам служил и добра нашего смотрел, и ты бы и ныне служил нам, а мы, аж даст Бог, хотим тебя жаловати".
Нетрудно представить, какой вред могло нанести зарождающейся России Крымское ханство, если бы было враждебным. В 1571 году, при Иване Грозном, хан Девлет-Гирей сжёг Москву. А если бы такое случилось при Иване Великом? Посредничество Хози Кокоса уберегло Россию от такой напасти.


- Шош ты делаешь?! - притворно возмутился богатырь Смекайло, когда его напарник по охоте, вогул в татарском малахае, завалил медведя. - Вы же медведей почитаете точно богов! Вы же верите, что душа убитого медведя может отомстить.
- Может, - согласился вогул. - Однако первейшая сладость для нас - медвежатина. И мы делаем вот так...
Вогул повернулся к туше убитого медведя, поклонился и произнес:
- Не я тебя убил, хозяин леса, а один татарин, ему и мсти, мне не надо, я добрый!


Великий царь Иван III ездил по стране.
В каждом городе его встречали праздничной пальбой.
И только в одной крепости салюта не было.
Царь вызвал к себе коменданта, а это был богатырь Смекайло, и спросил, почему не приветствуют.
- Отец родной, на это есть 17 причин, - ответил Смекайло.
- Перечисли, - потребовал царь.
- Причина первая: у нас нет пушек...


Колумб открывает Америку, богатырь Смекайло открывает Париж, а тем временем в Черном море начинают не по-детски шалить запорожцы...
Безопасности для своих судов на своем "озере" турки не имели даже в XV веке. До нас дошла грамота великого князя литовского Александра крымскому хану Менгли-Гирею, датированная 1492 годом. В ней говорится: "…кияне и черкасцы, пришедши Днепром под Тягинею, корабль твой разбили".


Как-то попал студиоз Трибуле в лапы прево.
Тот сказал, что отпустит его, если студиоз растолкует смысл мудрости, которой вчера озадачил король: "Извинение хуже проступка".
- Смысл этого выражения таков, - начал Трибуле, - иной раз извиниться ещё хуже, чем сделать ошибку.
Прево не понял, и студиоз начал объяснять ему:
- Положим, какой-то человек совершил оплошность, а потом пришел просить прощенье, но его извинение оказывается ещё хуже оплошности.
Прево опять не понял.
И сколько Трибуле не старался, так и не смог втолковать прево значение этих слов.
Наконец разгневанный прево поставил ему условие: за то время, которое нужно, чтобы подняться на тюремную лестницу в сорок ступеней, объяснить ему непонятное выражение. На последней ступеньке Трибуле молча ущипнул прево.
- Что ты делаешь?! - взвизгнул главный полицейский.
- Прошу прощения, мессир, - ответил Трибуле, но мне показалось, что я поднимаюсь по лестнице с вашей женой. Вспомнив старую дружбу, мне захотелось ущипнуть её.
Взбешенный прево обернулся к будущему шуту, и тот на примере спокойно объяснил ему, когда извинение бывает хуже проступка.


Поспорил как-то Панург с маркизом де Карабасом на мешочек золотых монет.
Маркиз утверждал, что он может превозмочь Природу, а в перспективе и весь Белый Свет передалать по-своему.
Панург же брался развеять это заблуждение.
А надо сказать, что этот маркиз де Карабас был большим оригиналом. В его замке творились диковинные вещи. Лошадь он научил есть мясо, собака у него жевала сено, а осёл плясал тарантеллу, колотя по бубну копытом.
Но больше всего гордился маркиз своим котом. Много труда положил он за десять лет, чтобы кот позабыл о том, что он кот.
- Приходи ко мне завтра на ужин со своими друзьями, и вы убедитесь, что, если очень постараться, можно превозмочь природу. Это докажет вам мой учёный кот, - сказал де Карабас Панургу.
На следующий день все собрались в парадном зале замка. Там был накрыт пышный стол. А посреди стола неподвижно, как деревянная статуя, стоял на задних лапах учёный кот и держал зажжённую свечу.
- Карабас-барабас, - потер руки Панург, - пообедаем сейчас...
Когда гости уселись за стол, слуги начали вносить на золочёных блюдах кушанья, приготовленные из мяса, дичи и рыбы. От блюд поднимался такой вкусный запах, что у приглашённых потекли слюнки... А кот? Кот даже усом не повёл. Не шелохнувшись, он продолжал держать горящую свечу.
Маркиз обвёл всех торжествующим взглядом.
- Ну, что я вам говорил! - воскликнул он. - Не правда ли, искусство выше природы!
-  Конечно, конечно! - закричали восхищённые гости.
Только Панург промолчал. Он положил рядом с собой берет, украшенный перьями, и незаметно пустил под неё мышку, которую припас заранее...


Войдя на кухню, французская состоятельная дама обнаружила в кухонном шкафу богатыря Смекайло.
– Что это значит, Катрин? – спрашивает она новую кухарку.
– Не знаю, мадам, очевидно, это осталось от прежней кухарки.


Однажды, когда у Смекайлы, Трибуле и Панурга настали материальные трудности, к ним подошел один студиоз-парижанин, уже заканчивающий обучение. Это был Пьер Оль. Студеозисы звали его почему-то Олем Лукойем. И сказал, что можно подзаработать.
- Вы уже знаете, что я занимаюсь разными медицинскими опытами и нахожусь в постоянном поиске новых веществ. У меня есть лаборатория в подвале, а также выход из неё в парижские катакомбы. В их глубине есть ещё одна моя потаенная лаборатория, которая находится глубоко под землей. Мне надо доставить туда кое-какое оборудование...
- Но почему ты не наймешь рабочих? - спросил Панург.
- Во-первых, секретность, во-вторых никакой рабочий не сравнится вот с этим богатырем. Там, внизу надо будет проделать кое-какую работу...
Договорились об оплате и наметили подземную экспедицию на свободный от занятий день.
- Шпажонки свои можете оставить дома, там не помахаешь... - предупредил Пьер и заставил друзей поклясться, что всё останется в тайне.
И вот идут наши герои по древним катакомбам, тащат какие-то трубы и ломы, несколько пустых бочонков, факела и масляные фонари, котомки с водой и провизией...
Треск факелов, жутковатое приключение в темноте... А ведь в те годы ещё не завалили катакомбы костьми и черепами умерших...
Спускаются всё ниже и ниже...
- Какого черта, - начинает нервничать Трибуле, - так мы скоро провалимся в Преисподнюю... Куда ведет нас этот Лукойл?
- Да уж, скоро запахнет Пеклом, - принюхивается Смекайло........
- Скоро придем, - сказал Пьер.
И пришли... Потайная лаборатория оказалась довольно просторной пещерой. В ней было силье движение воздуха и очень сухо, что, возможно, свидетельствовало об отсутствии грунтовых вод... Стояли какие-то бочки. Пахло фонарным маслом и чем-то ещё... В центре пещеры было пробуравлено круглое отверстие диаметром с ладонь небогатыря. Рядом лежал бур, позволяющий вытаскивать из скважины земляные цилиндры. Такой землей было завалена пещера, уходящая в темноту...
Пьер стал соединять принесенные трубы с буром, опуская его всё ниже и ниже в скважину. Потом продел лом в отверстия на конце последней трубы и велел Смекайле крутить.
- Лады, Петр, - сказал богатырь и начал сверлить землю.
- Как видишь, - сказал Пьер, - я пробурил сколько смог. Провернуть бур глубже мне уже неподсилу...
Так, вытаскивая по чуть-чуть цилиндры грунта и наращивая длину бура продвигались всё глубже и глубже.
Панург и Трибуле в стороне держали факелы.
Пьер вел себя странно, тщательно изучал каждую порцию грунта в свете масляного фонаря, обнюхивал, растирал пальцами, пробовал на вкус...
Вот он вдруг приказал зажечь масляные фонари, у которых пламя было прикрыто стеклом, и загасить факелы.
Через некоторое время он удовлетворенно засопел, вымазал себя под носом какой-то черной ваксой и велел Смекайле взять какую-то здоровенную железную пробку с крупной резьбой, вставить её в скважину, продеть лом и хорошенько закрутить. Запечатать скважну...
Наверху пробки, кроме отверстия для лома, был какой-то рычаговый крант. И пробка и этот крант был неплохим произведением кузнечного искусства...
- Всё, - сказал Пьер, - сворачиваемся...
Перекусив, работяги начали собираться, а Оле Лукое взял маленький бочонок, подставил его под крант и нацедил какой-то густой и черной смеси.
-Это - горное или земляное масло, - объяснил он. - Кровь земли. Я вычислил, что под Парижем его - море разливанное. Когда-нибудь его будут добывать французы, а пока везут с Востока...
Когда друзья вылезли наконец на поверхность и вышли, перемазанные как черти, на улицу, был уже вечер.
Естественно, они были тут же задержаны людьми парижского прево...